полу... Коробов застыл в оцепенении.
   На пороге появились странные фигуры. Примерно такого же роста,  как
и люди, они медленно, неуверенными шагами, как  бы  чего-то  опасаясь,
продвигались вперед. Они держались прямо, передвигаясь по-человечески,
на двух конечностях и неуклюже размахивали несомненно руками. Их  было
только двое.
   Молча, широко раскрыв  глаза,  Коробов  и  Азаров  всматривались  в
надвигающиеся фигуры в черных мешковатых скафандрах. В  цилиндрических
шлемах не  виднелось  ни  одного  прозрачного  окошка,  и  мрачными  и
таинственными показались эти безликие, черные существа...
   Коробов пробормотал:
   - Вот они... хозяева! Ну, погоди ты...
   Словно  подстегнутый  его  словами,  Азаров  стремительно  бросился
вперед, угрожающе подняв руку. Коробов напрасно пытался удержать  его.
Срывающимся голосом Азаров закричал:
   -  Немедленно...  немедленно  прекратите  это  безобразие!  Вы   же
разумные существа! Что вы наделали?!
   Он кричал, не думая, что хозяева спутника могут его и не услышать и
что, даже услышав, - не поймут...
   Вошедшие ускорили шаги. Они двигались - один чуть впереди  другого,
и, казалось, не собирались вступать в переговоры.  Вот  первая  черная
фигура, неуклюже переваливаясь, подбежала к  ракете,  за  ней,  точно,
только с некоторым запозданием, повторяя  все  ее  действия,  побежала
вторая...  Калве  в  оцепенении  наблюдал   за   почти   человеческими
движениями этих  представителей  неведомого  мира  -  они  торопились,
очевидно желая чем-то поживиться в полуразрушенном корабле,  завершить
работу, начатую послушными автоматами.
   Азаров вырвал из зажима универсальный инструмент, и,  когда  первая
из бегущих фигур поравнялась с ним, резко шагнул вперед, замахнулся...
Калве трагическим жестом  поднял  обе  руки,  Коробов  весь  напрягся,
рванулся вперед - то ли оттащить Азарова назад, то ли помочь ему, если
разгневанные хозяева начнут с ним расправляться.
   Столкновения не произошло - видимо хозяева  не  хотели  крови.  Они
даже не пытались защититься... Только одна из фигур  -  та,  что  была
повыше ростом, - пробегая мимо, на миг остановилась,  подняла  руку  и
вполне понятным человеческим, укоризненным жестом  постукала  себя  по
шлему. Азаров отскочил назад, нервно засмеялся...
   Чужие, цепляясь за эстакаду, лезли в ракету. Вот они уже скрылись в
люке... Тогда и люди стряхнули  оцепенение,  бросились  за  ними  -  в
тесной ракете хозяева уже не смогли бы скрыться от объяснений. Коробов
вскочил в люк первым, тяжело переводя дыхание, огляделся -  никого  не
было... Он бросился в рубку - и там было пусто. Тогда  он  побежал  по
коридору в другую сторону - за ним, громко топая,  бежали  подоспевшие
Азаров и Калве.
   Пришельцы оказались в кислородном отсеке. Они торопливо вытаскивали
из зажимов заряженные кислородные баллоны - те  самые,  служившие  для
питания скафандров. Потом завозились, помогая друг другу. Люди  стояли
неподвижно, угрожающе, загораживая выход из тесного помещения.  Азаров
все еще сжимал в руке универсальный инструмент - видимо, готовый, если
не поможет дипломатия, все  же  применить  оружие.  Калве  лихорадочно
соображал - как завязать разговор, как найти  общий  язык,  попытаться
объяснить, что произошло какое-то недоразумение,  попросить  у  хозяев
помощи, которую они, разумеется, могли оказать...
   В это время обе фигуры выпрямились. Черные скафандры  распахнулись,
упали - и под знакомым прозрачным  шлемом  Коробов  увидел  бесконечно
дорогое, разъяренное лицо Сенцова.


9

   С опаской - как бы чего не задеть, не сдвинуть  с  места  -  пятеро
космонавтов медленно пробирались по коридору чужой ракеты.
   Тот корабль, что спас людей в страшные минуты  радиационной  атаки,
был ими покинут. Временно, как они говорили, но в душе каждый понимал,
что дорогая сердцу ракета больше никогда не  взлетит.  Слишком  велики
были повреждения, причиненные взбесившимися роботами; в обшивке ракеты
прорезаны два широких  отверстия:  одно  в  носовой  части,  второе  -
недалеко от кормы корабля. Ракета разгерметизирована, а  главное  -  в
полную негодность приведены  кибернетические  устройства,  оказавшиеся
как раз на пути раскаленных струй горелок. Восстановить их, как сказал
после беглого осмотра Калве, невозможно, а лететь без них -  нечего  и
думать.
   Поэтому космонавты сделали  то  единственное,  что  им  оставалось:
сняли с ракеты  все,  что  могло  представлять  для  них  какую-нибудь
ценность, и перенесли в  чужой  корабль.  Здесь  хоть  можно  сбросить
скафандры, отдохнуть, обдумать свое положение и постараться найти хоть
какой-то выход. Случилось непоправимое,  умом  они  это  понимали,  но
сердце отказывалось верить, что исчезла всякая  надежда  вернуться  на
Землю и что долгие годы - или сколько  им  еще  осталось  жить  -  они
проведут на этом спутнике. Может быть, выражение  "долгие  годы"  было
даже чересчур оптимистичным. Из своей ракеты им  удалось  спасти  лишь
кислородный резерв. Демонтировать  регенерационные  установки  в  этих
условиях, без специальных механизмов, невозможно. Правда, пока в чужой
ракете еще  есть  свой  кислород,  но  сколько  его  в  резервуарах  -
неизвестно, подача может прекратиться в любую минуту.
   И если даже кислорода хватит надолго, все равно  их  ждут  голод  и
жажда - после того как будут исчерпаны все запасы, имевшиеся на борту.
Они ведь рассчитаны лишь на время рейса, с не очень большим резервом.
   Но, так или иначе, отсрочку космонавты получили, и сейчас  медленно
углублялись все дальше в помещения чужого корабля.
   Выйдя из шлюзовой камеры, они очутились в просторном  и  совершенно
пустом зале. Здесь уже побывали Сенцов и Раин, но дальше они не сумели
проникнуть, да и торопились к своим. Теперь же выход из  зала  нашелся
легко. Все двинулись по  коридору,  пол  его  был  выложен  странными,
неправильной  формы  плитками.  Космонавты  шли,  и   все   время   их
преследовало чувство неловкости, какое охватывает  человека,  случайно
попавшего в чужую квартиру в отсутствие хозяев, когда на  каждом  шагу
открываются какие-то неожиданные, интимные, милые для посвященных,  но
ничего не значащие для посторонних подробности.
   Вне ракеты этого чувства не было, как не  было  и  самого  ощущения
дома: слишком уж обширными, на земной взгляд, были  и  ангар,  и  весь
спутник, и слишком явным было сугубо техническое назначение  всех  его
помещений и устройств. Здесь же  были  другие  масштабы,  сравнимые  с
земными, и были те самые подробности и мелочи, какие только  и  делают
живым всякое жилье, подробности, указывающие не только на мысль, но  и
на чувство разумного  существа:  узор  пола,  какие-то  очень  чистые,
незаметно переходящие одна в другую  краски  стен  -  с  разных  точек
зрения одно и то же место воспринималось то зеленым, то золотистым,  а
то вдруг густо-синим с неясными светлыми прожилками.  Об  эстетическом
чувстве  говорили  и  осветительные  плафоны,  и  зеркальные  пластины
дверей:  неведомым  хозяевам   корабля   свойственно   было,   видимо,
стремление  к  нарядности,  к  праздничному  блеску,  -  а  ведь   для
настоящего космопроходца всегда  был  и  останется  праздником  каждый
полет. Все это делало марсиан существами гораздо более близкими,  хотя
ощущение их технического превосходства заставляло смотреть  на  каждую
смену красок, на каждую плитку пола, как на зашифрованное и непонятное
пока откровение.
   - Как это все-таки красиво сделано... - задумчиво промолвил Сенцов.
- Думаю, надо пройти в самый нос, расположиться там и сразу же...  вот
скотина!
   Переборка была прозрачной, и Сенцов с ходу налетел на нее. Несмотря
на прозрачность, преграда, похоже,  обладала  твердостью  легированной
стали, и теперь Сенцов ожесточенно тер локоть скафандра.
   - Вот тебе и на... Что же, дальше пройти нельзя?
   - Вот именно... - подтвердил подошедший Раин. Он  тщательно  ощупал
переборку - в ней не было и намека на дверь.
   - Так... - сразу помрачнев, процедил  Сенцов.  -  Опять  начинаются
загадки.  Не  слишком  ли?  У  меня  пропадает   всякое   желание   их
разгадывать. Но придется поискать, как это заграждение убирается...
   - Только без меня, - торопливо проговорил Коробов, отступая  назад.
- Я тут что-либо нажимать  или  открывать  категорически  отказываюсь.
Хватит с меня одного приключения!
   Сенцов усмехнулся, но на всякий  случай  тоже  отошел  подальше  от
перегородки.
   - Что же, - спросил сзади Азаров, - так и будем стоять в коридоре?
   Тогда Сенцов, рассердившись, решительно дернул ближайшую из боковых
дверей.  Она  плавно  укатилась  вбок,  в  стену.  Открылась  обширная
комната. Она производила странное впечатление: по двум стенам ее хитро
переплетались прозрачные и непрозрачные трубки, стояли сосуды какой-то
кактусообразной формы,  низкие  шкафчики  -  на  их  дверцах  голубели
вогнутые экраны.
   - Лаборатория, что ли? - сказал Сенцов.
   - По-моему, физическая, - отозвался Коробов. - Тут и гадать нечего,
достаточно посмотреть на эти  приборы.  Вот,  в  самом  углу  стоит  -
видите? - чем это не маленькая тороидная установка... Они  здесь  явно
занимались физическими экспериментами.
   - Но... - начал было Азаров.
   - Может быть, я не физик? - поинтересовался Коробов. - Может  быть,
ты забыл, у кого я учился?
   - Нет, я знаю, - сказал Азаров. - Но лаборатория эта, по-моему, все
же химическая. Смотрите: эта сеть трубок, эти сосуды, это же вовсе  не
физика! У нас в лаборатории - в химико-технологическом, где я проходил
практику - я ручаюсь, было такое же...
   - Ну, пусть Калве рассудит, - примирительно проговорил Коробов, уже
не раз прибегавший к этому средству во время споров:  Калве  любил  не
столько спорить, сколько находить общую точку зрения.  -  Ведь  верно,
Лаймон, это - физика?
   - Не знаю, - хмуро ответил Калве. - Я не физик. И не химик тоже. Но
обратите внимание на эти шкафчики с экранами. Даже некибернетику ясно,
что это - портативные вычислительные устройства. А все  эти  трубочки,
колбочки - эти колбочки и палочки, как я  думаю,  играют  здесь  чисто
подсобную роль. Вычислители надо, может быть, охлаждать, а может  быть
- еще что-нибудь...
   - Так... - протянул Коробов. - Вот  уж  действительно  -  рассудил.
Командир, твое мнение мы оставим напоследок. А по-твоему,  Раин,  это,
конечно, не что иное, как  обсерватория?  Ты,  конечно,  предполагаешь
именно это!
   - Я ничего не предполагаю!  -  сердито  ответил  Раин.  -  Я  почти
уверен,   что   это   лаборатория,   имеющая   к   астрономии    самое
непосредственное  отношение.  Всякий  объективный   наблюдатель,   как
например наш командир, должен будет  это  признать.  Вот  эта  толстая
труба,  уходящая  в  сторону  -  вы  можете  поручиться,  что  это  не
рефрактор? Да смотрите же, один  конец ее утоньшается, понятно  -  это
окуляр... Командир!
   - Понятно, что нам ничего здесь не понятно, - сказал Сенцов.
   - Ах, вот как! - пробормотал Раин. - Так я вам сейчас докажу!
   Он широко шагнул вперед,  намереваясь  пересечь  комнату  и  вблизи
рассмотреть непонятное оборудование. То ли он неловко  ступил,  то  ли
пол оказался слишком скользким - но Раин все же поскользнулся, потерял
равновесие,  растерянно  замахал  руками...  Падал   он   медленно   -
сказывалась небольшая, по сравнению с земной, сила тяжести -  и,  будь
Раин без скафандра, он, конечно, сумел бы извернуться и удержаться  на
ногах. Скафандр же стеснял движения, и Раин растянулся во  весь  рост.
Но только не на полу, а в воздухе...
   Четверо космонавтов  застыли  в  тех  позах,  какие  бессознательно
приняли, рванувшись на помощь к товарищу. Да, Раин повис в воздухе, на
расстоянии сантиметров  тридцати  от  пола.  Словно  упав  на  слишком
упругий матрац, он несколько раз  качнулся  вверх  и  вниз  и  наконец
замер, напряженно вытянувшись, не двигая  ни  одним  мускулом.  Только
глаза его умоляли о помощи.
   Сенцов первым сдвинулся с места, подошел -  осторожно,  при  каждом
шаге ощупывая пол носком  ботинка.  Нагнулся  над  Раиным  и  не  смог
удержать улыбки:  очень  уж  комично  выглядело  лицо  астронома  -  с
изумленно  поднятыми  бровями,   остекленелым   взглядом,   растерянно
открытым ртом...
   - Ушибся? - заботливо спросил Сенцов.
   - Нет... Только подними, пожалуйста... - Раин едва шевелил губами.
   - Боишься? - торжествовал  Сенцов.  -  Там,  наверху,  ты  на  меня
покрикивал, а здесь сам испугался?
   - Ну, боюсь, - сердито ответил Раин. - Да ты что, в  самом  деле  -
смеешься?
   - Космонавт, - поучительно начал Сенцов, - это человек, который...
   Раин внезапно хитро прищурился, повернулся на  бок,  сильно  ударил
Сенцова под колени - командир растерянно сел, и опять-таки не на  пол,
а повис, застыл в сидячем положении. Как при  невесомости...  Но  ведь
здесь была тяжесть?
   -  Вот  так,  -  произнес   Раин.   Голос   его   выдавал   мрачное
удовлетворение. Он медленно уселся на том  невидимом,  на  чем  лежал,
затем осторожно встал и протянул руку Сенцову.
   - Я не злопамятен, - милостиво сказал астроном.
   Но Сенцов поднялся сам, попытался нащупать рукой  то  "что-то",  на
чем он только что сидел. Но стоило  ему  встать,  как  "что-то"  сразу
исчезло. Руки встречали лишь пустоту...
   - Фантасмагория! - сказал Сенцов. - А ну-ка...
   Он начал сгибать ноги, словно усаживаясь. И  действительно,  как  и
перед этим  -  сел.  За  ним  опять  уселся  Раин.  Войдя  в  комнату,
разместились и другие - повисли в воздухе в сидячих позах  друг  подле
друга.
   - Такая, значит, мебель, - подвел итоги Коробов. - Где хочешь,  там
и садишься. А что такое? Газовой струи нет,  магнитному  полю  нас  не
удержать - мы же не магнитные... Вот и еще одна загадка. Не связана ли
она с рисунком пола? Узор ведь не нарисован. Это - металлическая  сеть
в полу. - Он на минуту задумался. - А зачем это  вообще?  Вижу  только
одно объяснение: экономия веса в полете. Может быть, в этой  каюте  их
десять жило. Значит - десять коек, десять  стульев  и  прочее.  А  тут
ничего. Пустота - и не пустота. Стоят где-то  какие-то  устройства,  и
все.  И  наверное  устройства  эти  компактны  и   легки.   Еще   одно
доказательство уровня техники...
   - А сколько еще будет... - откликнулся Сенцов, и непонятно  было  -
произнес он это мечтательно или предостерегающе.
   - Комфортабельная  лаборатория,  -  сказал  Раин.  Затем  лег  и  с
удовольствием произнес:
   - Удобно...
   Остальные космонавты с любопытством оглядывали странное  помещение.
Азаров встал, попробовал усесться в другом месте - сел, в третьем - то
же самое. Очевидно, сесть  и  даже  лечь  можно  было  в  любом  месте
комнаты. Сенцов подсунул под себя руку, сказал:
   - Теперь чувствую - пружинит... Знаете, что я  думаю?  Это  тот  же
воздух, но уплотненный. Не сжатый, понимаете, а как-то уплотняющийся в
нужном объеме. Интересно: сидишь на нем - веса своего  не  чувствуешь.
Даже в такой степени, как мы здесь привыкли...
   Приборов или аппаратов в этой части каюты не было,  хотя  она  была
настолько просторной, что в ней, по словам Азарова, могла танцевать не
одна пара. Против этого определения никто не возразил,  потому  что  в
танцах Азаров слыл авторитетом. На стенах виднелись какие-то  головки,
кнопки - нажимать  их  и  вообще  что-нибудь  трогать  Сенцов  тут  же
категорически запретил, хотя у самого в пальцах появился легкий зуд.
   - Нельзя, - сказал он в ответ на обиженное  возражение  Азарова.  -
Здесь происходят чудеса и без  нашего  вмешательства,  а  уж  коли  мы
начнем  вмешиваться...  Не  говоря  уже  о  том,  что  хозяева   могут
обидеться...
   Насчет хозяев он сказал с неким умыслом. Космонавты  были  утомлены
вереницей неприятных событий, и  следовало  дать  ребятам  возможность
выговориться, отвести душу... А о хозяевах спутника  и  этого  корабля
наверняка захотят поговорить все.
   Так оно и получилось. Азаров  проглотил  приманку  с  быстротой,  о
которой только мечтается заядлым рыболовам, каким и был Сенцов.
   - Насчет хозяев - это старая песня,  -  сказал  Азаров.  -  Кто  их
видел? Никто. Кто видел хотя бы их след? Тоже никто. Уж если  ни  один
из них не счел нужным показаться во время всех этих событий, значит на
всем спутнике нет ни одной живой души. Тут - только автоматы.
   - Допустим, - отозвался Коробов. - Их, действительно, сейчас  может
и не быть на спутнике. И тем не менее не исключено, что в любую минуту
они могут появиться здесь.
   - Откуда? - запальчиво спросил Азаров. - Из  твоей  головы?  Она  у
тебя такая... горячая?
   Коробов высокомерно пропустил этот выпад мимо ушей.
   - Почему из головы?  С  планеты...  От  Марса  нас  отделяют  всего
двадцать три тысячи километров. Для  такой  вот  ракеты  -  расстояние
пустяковое. Предположим, что спутник действительно автоматизирован  до
предела. Но время от времени  сюда  могут  являться  и  его  настоящие
хозяева - ну, для  контроля,  что  ли,  для  наладки...  А  кто  может
поручиться, что те же автоматы не  сообщили  им  о  нашем  прибытии  и
сейчас их ракета не находится где-нибудь поблизости?
   - Поручиться, конечно, трудно... - сказал Раин. -  Но  все  же  это
кажется маловероятным.
   - Почему?
   - Потому, что это не дает ответа на один вопрос: почему  в  течение
всех этих лет никто из  них,  обладая  такой  первоклассной  стартовой
площадкой для космических путешествий,  как  этот  спутник,  и  такими
кораблями, как тот, в котором мы находимся  (он  похлопал  ладонью  по
невидимому ложу), - почему они до сих пор не посетили Земли?
   - Мы тут с Калве походили по спутнику... - продолжал Коробов. - То,
что мы видели, наводит на мысль, что культура производства таких машин
у них была высока...
   - Правильно, - подтвердил Раин. -  Мы  в  этом  убедились,  идя  по
ракете. Всякое  изобретение,  предназначенное  для  использования  его
людьми, вначале - только голый  механизм.  Потом,  чем  дальше  растет
культура,  вернее  -  традиция  производства,  тем  более   становится
усовершенствований не только чисто технических, но,  я  бы  сказал,  и
бытовых.   Так   возникают    приемники,    холодильники,    установки
кондиционированного воздуха в автомобилях.  Так  станок  красят  не  в
какую попало, а в самую приятную для взгляда,  не  мешающую  работать,
краску.  Так  рукоятка  рычага  приобретает   постепенно   единственно
правильную форму...
   - Здесь это именно на таком уровне, - кивнул Сенцов.
   - Да. А что следует вслед за этим?
   Сенцов ответил:
   -  Следует  принципиально  новое  изобретение,  и  все   начинается
сначала...
   - Но куда их увело это новое изобретение?
   - Вопрос не новый, - сказал Сенцов.
   - Тем не менее, закономерный.  Ответ  может  быть,  как  я  считаю,
только один: они не посетили нас потому, что их здесь давно нет.
   - Как давно? - спросил Азаров.
   - Нельзя даже гадать. Этот слой пыли здесь, где ей браться,  строго
говоря, неоткуда, мог откладываться годы - или тысячелетия...
   - Но что же могло произойти на планете?
   - А почему обязательно на планете?
   - Ну, знаешь ли, - сказал Коробов, - это уже несерьезный  разговор.
Что же, по-твоему...
   Сенцов  с   удовольствием   слушал,   как   три   голоса   звучали,
переплетаясь... Кстати, почему только три?
   Сенцов перевел взгляд на Калве. Кибернетик как вошел в каюту, так и
стоял возле двери, даже не присел, только положил на пол свой мешок  с
водой (мешок лег прямо на пол, под ним ничего не образовалось).  Калве
даже не открыл, как другие теперь, шлема  скафандра,  и  лицо  его  за
отблескивавшей пластмассой было плохо различимо. Может  быть,  он  уже
видел новые, надвигающиеся опасности? Или его все еще  мучило  чувство
вины за неразгаданную вовремя серую массу?
   - Лаймон, а ты как думаешь? - спросил Сенцов. - Слышишь, Лаймон?..
   Калве не пошевелился. Тогда Сенцов встал, подошел  к  нему,  крепко
тряхн