черного бархата. Никаких следов
разрушений, повторяю, обнаружить не удалось. Невольно начинаешь
сомневаться, была ли вообще здесь катастрофа. Во всяком случае, если бы не
таинственное исчезновение Лосевой и Лошанци, можно было бы говорить лишь о
"странной шутке с пустым кругом", как выразился один из сотрудников
лаборатории. Я не люблю загадок и поэтому больше всех настаивал на самом
тщательном обследовании всего помещения. Это обследование закончили только
сейчас. Оно всех весьма разочаровало.

На северо-восточной стене здания обнаружили зону с небольшой
радиоактивностью. Точные замеры показали, что зона представляет собой круг
радиусом около двух метров. Весьма странное, но необъяснимое совпадение.
Интересно также, что радиоактивность распространяется на всю толщу стены.
Точно сквозь нее просочился радиоактивный газ. Еще удалось установить, что
на потолке зала Ц есть едва заметное отверстие, которое проходит через все
здание и заканчивается на крыше. Края отверстия не оплавлены огнем и вообще
не хранят никаких следов того, чем и как оно было сделано. Никто из
работников не берется утверждать, существовало это отверстие до катастрофы
или нет.

Больше никакими данными мы пока, к сожалению, не располагаем.

3. ПИСЬМО СТУДЕНТА ХАМРАКУЛА С. М. СМИРНОВУ

Уважаемый Сергей Митрофанович. Беседа с вами - помните, это было назавтра
после таинственной гибели моих овец - произвела на меня неизгладимое
впечатление. Ваши слова, что всякое странное явление, даже на первый взгляд
пустячное, может иметь большое значение, я запомнил на всю жизнь. Поэтому я
и решился побеспокоить вас этим письмом.

Случай, о котором я хочу вам рассказать, может быть, совсем не интересный,
но все же, мне кажется, он имеет какое-то отношение к событиям той ночи.
Заключается он в следующем.

За несколько часов до памятных вам событий я готовился к экзаменам по
общему землеведению. У меня есть магнитофон, где на иридиевой проволоке
записан весь курс лекций. Как сейчас помню, я прослушивал тогда лекцию о
происхождении айсбергов и об их использовании в народном хозяйстве для
орошения пустынь. Очень интересная лекция. Но дело не в этом. То есть не
только в этом. Уже в городе, куда я поехал сдавать экзамены, я вдруг
почувствовал, что забыл то место, где говорится о таянии айсбергов в
условиях пустынь. Естественно, что мне захотелось еще раз прослушать эту
лекцию. Но в том и заключается мой странный случай; магнитофон молчал. Вы
не думайте, что он был испорчен. Я все тщательно проверил. Просто все, что
было записано на проволоке, каким-то образом стерлось.

Может быть, я сам нечаянно включил не ту кнопку и стер запись? Эта мысль
пришла мне сразу же. Вероятно, я на том бы и успокоился, если бы не мой
сосед по комнате в нашем общежитии Олег Муркалов. Он геофизик и учится уже
на четвертом курсе.

Олег как раз чинил информационный блок моего разведчика новых пастбищ.
Оказывается, те странные позитронно-нейтринные флуктуации, испортившие
лучевую защиту на пастбище, повредили и мой кибер. Это установил Олег,
который внимательно выслушал мой рассказ. А чинить кибер он принялся
потому, что РНП - это его курсовой проект. Сначала Олег не знал, за что
взяться, так как не мог установить следы поломки. Может быть, он и до сих
пор бы возился, если б случайно не поменял полюса аккумулятора постоянного
тока. Просто он очень устал и перепутал электроды, заменив минус на плюс.
Вот эта-то "ошибка" и починила блок. Олег клялся, что это просто странное
совпадение, которое совершенно необъяснимо, но я держался на этот счет
другого мнения.

После того как я сдал экзамен - кстати, профессор поставил мне самый
высокий балл, - я пошел к заведующему кафедрой космических лучей. Вас,
конечно, заинтересует, почему именно к нему. На это я могу ответить, что
Вацлав Люцианович единственный физик во всем нашем палеоклиматическом.
Кому, как не ему, разобраться в загадках электронных приборов? Он тоже
сначала сказал, что не видит связи между размагниченной проволокой и
испорченным блоком. Я уже собрался было уходить, как вдруг он заговорил:

"А знаете что? Давайте протащим вашу проволоку не через электронные
головки, а через позитронные".

Я ему на это говорю, что никогда о таких не слышал. А он только смеется.
Взяли мы тогда мощный источник гамма-лучей и начали бомбардировать ими
свинцовую мишень. Специальный кольцевой электромагнит отводил выбитые
позитроны в вакуумную камеру, откуда они собирались в конденсатор. Так мы
получили источник "антитока". И что вы думаете? Онемевшая проволока
заговорила, и я снова услышал уже ненужную мне лекцию про айсберги. Вацлав
Люцианович сказал, что он даст сообщение об этом эффекте в "Вестник
Академии наук" и что мы с Олегом можем гордиться первой самостоятельной
научной работой. Может быть, все это вам и не интересно, но я счел своим
долгом написать об этом. Вчера я получил письмо от директора нашего
хозяйства. Он пишет, что соседи нам помогли, и я после сдачи экзаменов
опять поведу на пастбища отары овец. Так что, как видите, мы с вами скоро
опять встретимся.

Ваш Хамракул, техник-чабан коммунистического хозяйства "Руно", студент
второго курса Института палеоклиматологии, действительный член Общества
экологии фитоцинозов.

4. ВНОВЬ С. М. СМИРНОВ

Не нужно говорить, как я обрадовался письму Хамракула. Объединенными
стараниями сотрудников лаборатории диктофон заговорил уже через два часа.
На всякий случай, все, что мы услышали, было еще раз записано. Теперь мы
располагаем двумя катушками проволоки, хранящими эту ценную информацию.

Сначала слышно было лишь шипение и потрескивание. Некоторые даже начали
сомневаться в "способе Хамракула". Но вот раздалось легкое покашливание и
послышалось чье-то усталое дыхание.

- Спасибо, милый. Поставь это сюда. - Это был голос Ирины Лосевой.

Что-то загремело, будто опускали на пол какую-то тяжелую металлическую
штуковину.

- Ну, и что теперь будет?

Мужской, с легким акцентом голос скорей всего принадлежал доктору Лошанци.
Лосева не ответила.

- Так в чем же суть, Ирочка? - вновь спросил Лошанци.

- В философии. Все вертится только вокруг философии, а физика играет здесь
лишь второстепенную роль.

- Никогда не думал, что в философии может скрываться нечто невероятное, а
ведь ты обещала меня удивить.

- И удивлю! Ответь мне сначала на один вопрос. Заранее предупреждаю, что
над ним ты никогда не задумывался. Я тебя знаю. - Лосева засмеялась.

После некоторой паузы Лошанци сказал:

- Ну, где твой вопрос?

- До чего же ты нетерпеливый! Я просто ищу для него наилучшую формулировку.
Дай мне немного подумать.

Минут пять ничего не было слышно. Потом Лосева спросила:

- Ты никогда не задумывался о том, что было до атомов?

- То есть как это - до атомов? - с недоумением произнес Лошанци.

- Ну, в доатомном состоянии материи... Почему мы считаем, что атомы были
всегда? Ведь материя вечна. Она развивается и никогда не повторяет самое
себя. Все процессы во Вселенной необратимы. Так вот, что было до того, как
образовались атомы, и что будет потом?..

- Какие у тебя есть основания для подобных вопросов

- А разве для вопросов обязательны какие-то особые основания? Ты не
уклоняйся от ответа. Вот смотри. Астрофизические данные тесно сплетаются с
чисто геологическими. Красное смещение говорит о том, что галактики
разбегаются и наш участок Вселенной претерпевает расширение, геологические
наблюдения свидетельствуют о расширении, даже о растрескивании Земли, что
можно объяснить уменьшением гравитационной постоянной. Так?

- Ну, и что из этого?

- Значит, когда-то гравитация была максимальной. Отсюда вопрос: какое
состояние материи отвечало этому максимуму? И второе: какое состояние
материи будет отвечать минимуму гравитации, когда он наступит? Наконец, что
сопровождает эти минимумы и максимумы: взрывы вещества или выворачивание
пространства-времени наизнанку?.. Что же ты молчишь?

- Честно говоря, Ирина, я просто не знаю, что тебе ответить. Я
действительно никогда не задумывался над этим. Ты права. Теперь мне ясна
цель этого эксперимента. Но не кажется ли тебе, что он может быть опасным?

- Ты боишься?

- Нет. Просто я хочу разумно все взвесить и рассчитать. Нужно предусмотреть
возможные последствия.

- Сколько тебе понадобится для этого времени?

- Точно не знаю. Может быть, довольно много, если вообще подобный
эксперимент можно оценить теоретически.

- Тогда я проведу его одна и сегодня. А ты можешь идти домой. Мама нас
заждалась. Скажи ей, что я задержусь.

- Это твое твердое решение?

- Да!

- Погоди немного, я сниму пиджак и подгоню высоту пульта у кресла под свой
рост.

Тут раздался какой-то звук. Вероятно... они поцеловались Несколько минут
стояла полная тишина. Потом послышалось все нарастающее гудение.

- Что это, милый? - Голос Лосевой был еле слышен.

- Не знаю. Вокруг нас появился какой-то круг. Ты видишь? Все заполнил
странный багровый свет. Он тяжелый и клубящийся, точно эманации радона.

- Дьердь! Я вижу вверху сияющую точку!

- Странно! Что бы это могло быть? Я почти ничего не слышу и как-то...
трудно дышать.

- Ты совсем не туда смотришь. Вот, вот это! Что оно? О, какой прекрасный
мир... и океан... А это золотое сияние! Смотри, расплавленное золото
окружает нас. Наша кабина точно лодка в золотом море! Как это прекрасно!

- Это смерть, Ирен.

- Что ты сказал?.. Что же нам делать? Почему ты медлишь? Что же нам делать?

- Спокойствие, девочка. Реостат - до отказа! Дай самый максимум гравитации,
и пространство свернется вокруг нас. Мы окажемся точно в пузыре. Ясно?

- И что будет с нами в этом пузыре?

- Не знаю, но другого выхода нет. Если сбросить напряжение, то вот это
взорвется... Быстрее, Ирен, быстрее. И эту кноп...

Сколько мы ни прокручивали проволоку, больше нам ничего не удалось услышать.

* * *

Шли годы. Люди нет-нет да и возвращались к загадке этого исчезновения.
Когда в ходе многочисленных дискуссий все аргументы бывали исчерпаны,
некоторые пускали в дело такие, казалось, давно уже обветшавшие термины,
как "четвертое измерение" или "дематериализация"; встретив энергичный
отпор, они начинали что-то смущенно лепетать о "пределах познания".

Но, как бы там ни было, этот случай, подобно загадке тунгусского метеорита,
дал журналам добрую пищу для всякого рода споров и предположений.

Ему суждено было тысячекратно возрождаться на журнальных страницах под
неизменным заголовком "Неразгадан-...

(Окончание текста отсутствует.)



   Михаил Емцев, Еремей Парнов.
   Лоцман Кид.



Вы, конечно, знаете об эррахуэсском лоцмане? Не знаете? Его чаще называют
белым лоцманом. Но вовсе он не белый. Это уже матросская байка, легенда
вроде Моби Дика. О нем много писали в разных журналах. Есть даже повесть,
которая так и называется "Белый лоцман". Хорошая повесть, но автор целиком
высосал ее из пальца, сочинил. И про Линдаля и про Кида. Он им даже имена
другие дал, вымышленные. Уж кто-кто, я-то знаю! Я ведь учился в Оксфорде
вместе с Персивалем Линдалем. И это путешествие на Черепашьи острова мы
задумали вместе. Даже идея ультрагидрофона, который впоследствии построил
Линдаль, - моя идея. Но ничего из нашего совместного путешествия не
получилось.

Так уж вышло, что мы - Линдаль и я - одновременно влюбились в одну молодую
особу. Не то чтобы между нами было какое-то ожесточенное соперничество,
просто я отошел па задний план. И для той молодой особы и для Персиваля.
Они вскоре поженились, а я уехал в Мельбурн и занял там место ординарного
сотрудника Главной океанологической лаборатории. Но не обо мне речь.

Линдаль все-таки осуществил свою затею. Хотел бы сказать - нашу затею, по
не могу... Скопив достаточно денег и оставив молодую жену у своих родителей
в Глазго, он пересек океан и обосновался в Эквадоре. Конечно, у него была
куча рекомендательных писем, конечно, он пустил в ход все свое личное
обаяние и, использовав разные там светские связи, снарядил экспедицию.
Впрочем, что это была за экспедиция? Маленький катерок с тесной, как
ореховая скорлупа, каютой, несколько ящиков с консервами к пивом, два ружья
и японские очки с комплектом ластов - вот и все, если не считать гидрофона,
изрядного запаса сухих батарей и еще кое-какой мелочи. Катерок назывался
"Галапагос". На утлом суденышке, под шикарным желто-сине-красным
эквадорским флагом Линдаль вышел в Тихий океан.

Вы спрашиваете, поехал ли он один? Ну, конечно, один. С ним должен был
отправиться какой-то местный учителишка, но в последнюю минуту он заболел
или сделал вид, что заболел, и Линдаль отправился один.

Днем он управлял своим убогим "Галапагосом", а ночью, если не предвиделось
непогоды, бросал якорь и укладывался спать. Прямо на палубе, накрывшись
простыней и Южным Крестом.

В одну такую ночь Линдаль проснулся от яркого света. Белый луч прожектора
пригвоздил "Галапагос" к поверхности океана, точно насекомое к доске
гербария. Когда Линдаль поднялся, луч дрогнул и ушел чуть в сторону. Метрах
в сорока от судна Линдаль увидел черный силуэт подводной лодки. Она
ощетинилась пушкой и двумя тяжелыми пулеметами. На мостике стоял человек в
поблескивающей зюйдвестке с рупором в руках.

- Что за судно? - спросил он по-английски, с едва заметным акцентом.

- Исследовательский корабль... Приписан к порту Гуаякиль... А кто вы,
собственно, такие?

- Экипаж? - человек с рупором словно не расслышал вопроса.

- Кто вы такой и на каком основании устраиваете мне допрос в
экстерриториальных водах?

- Отвечайте, или я потоплю вас!

Линдаль пожал плечами, пошарил в карманах и, найдя сигарету, закурил.

- Так сколько человек на вашем судне?

- Я один.

- Один?! - человек в зюйдвестке склонился над люком и что-то сказал.
Посовещавшись с кем-то несколько минут, он вновь поднял рупор и крикнул:

- Сейчас мы навестим вас! Только не вздумайте брыкаться, иначе пойдете на
дно,

От лодки отделилась шлюпка. Три пары весел ритмично ложились на воду.
Шлюпка скользила по маслянистой световой дорожке легко и бесшумно. На
задней банке чернел силуэт человека в зюйдвестке, рядом с ним сидел еще
кто-то в фуражке с высокой вогнутой тульей

Когда шлюпка стукнулась о борт "Галапагоса" и эти двое поднялись на палубу,
Линдаль жестом пригласил их в каюту. Но там было слишком тесно, и они
расположились под открытым небом. Тем более что палуба была освещена
прожектором. Линдаль сразу понял, что это боши.

- Принесите судовые документы, - потребовал офицер в зюйдвестке.

Линдаль принес.

Боши начали внимательно просматривать судовой журнал. Взяв удостоверение
личности Линдаля, они отошли на корму, где было посветлее, и стали о чем-то
совещаться. До Линдаля долетали обрывки фраз, да к тому же он плохо говорил
по-немецки. Все же он понял, что разговор шел о нем. Офицер в зюйдвестке в
чем-то горячо убеждал другого, высокого худощавого блондина, но тот
почему-то не соглашался.

Когда они вернулись к Линдалю, блондин спросил его:

- Вы англичанин?

Совершенно инстинктивно Линдаль понял, что не должен говорить правду. Шел
1939 год, и он понимал, что близка война.

- Американец. Мой дед покинул Германию и обосновался в Бостоне

- Он был немец?

- Да.

Немцы переглянулись.

- У вас есть шлюпка? - спросил блондин. Линдаль кивнул и указал рукой на
правый борт.

- Отлично. Мы даем вам, - он взглянул на светящийся циферблат часов, -
сорок минут. Погрузите в шлюпку все самое необходимое и плывите к берегу.

- Как это - к берегу?.. - не понял Линдаль. - Ведь до материка свыше
шестисот миль...

- А зачем вам материк? - рассмеялся офицер в зюйдвестке. - В судовом
журнале значится, что вы держите курс на Галапагосские острова. Ну и
плывите себе на здоровье. Каких-нибудь сто миль.

- Но... ведь это же просто убийство! - Линдаль все еще не мог понять, чего
от него хотят.

- Ну! Поговори мне еще, свинья! Ты должен быть счастлив, что фатерлянду
потребовалось такое жалкое корыто. Собирайся живо! Если через сорок минут
ты не будешь в море...

Линдаль начал переносить провизию в шлюпку.

- Что там? - спросил офицер в зюйдвестке, указывая на ящик с пивом.

- Имбирное пиво.

- Оставь его здесь. Хватит с тебя бочонка воды. От пива в открытом море
легко заболеть животом.

- Ружья можно взять? - спросил Линдаль.

- А зачем они тебе? - офицер протянул руку к бельгийской двустволке.

- Пусть берет, - сказал блондин.

- Ладно, бери, - махнул рукой офицер.

- Что это? - спросил блондин, когда Линдаль вытаскивал из каюты
ультрагидрофон.

- Прибор для улавливания звуков, которые издают морские животные.

- Нашел о чем думать! - крикнул офицер в зюйдвестке. - Боишься не найти с
рыбами общего языка?

- Оставь его, Манфред. Пусть делает, что хочет, - сказал блондин.

- Судовой журнал и документы я могу взять с собой? - спросил Линдаль,
закрывая прибор брезентом.

- Нет. Они нам понадобятся, - ответил блондин. - Вы готовы?

Линдаль кивнул и полез в шлюпку. Она висела на теневой стороне. И когда
скрипнули тали и Линдаль закачался на легкой зыби, ему показалось, что он
находится в черном колодце. Он взглянул вверх. Эквадорский флаг узкой
серебряной полоской застыл в черном небе. Большие тропические звезды
казались близкими, как никогда. Линдаль оттолкнулся, сел за весла.

- Счастливого плавания, приятель! - крикнул офицер в зюйдвестке.

Линдаль молча начал грести прочь от "Галапагоса", прямо на Южный Крест.

...Линдалю повезло. Отклонившись сначала к югу, он попал в струю
Перуанского течения, и его понесло на север. По его расчетам, он должен был
на девятый день увидеть вулканические конусы Черепашьих островов. Он
надеялся пристать к берегу либо на Эспаньоле, либо на Санта-Марии. Но на
беду утром девятого дня пал густой туман. Линдалю казалось, что он слышит
даже, как бьется о скалы прибой.

Но разглядеть ничего не удавалось. Он взял немного к западу, шум слева от
него не стал слабее, а справа не усилился. Тогда он направил шлюпку на
восток. Туман стоял такой, что даже корма выглядела размытой и призрачной.
Линдаль не думал о том, что шлюпку может разбить. Он боялся промахнуться. И
когда шум прибоя начал стихать, он понял, что случилось самое страшное -
его уносит в открытый океан. О том, чтобы попытаться выгрести против
течения, нечего было и думать. Впереди оставался, правда, еще один
небольшой островок - Эррахуэс, но шансы случайно наскочить на него в тумане
были ничтожны. И все же Линдаль решил попытаться. Он развернул шлюпку и
начал грести против течения. Теперь его продвижение на север сильно
замедлилось, и он мог надеяться, что у него хватит времени по каким-нибудь
признакам определить свое положение относительно острова. Прошло часов
шесть-семь. Линдаль страшно устал и готов был поручить себя господу,
бросить весла и лечь на дно шлюпки. Но тут ему почудилось, что он слышит
характерный гортанный крик корморанов. У этих больших птиц куцые
недоразвитые крылья. Поэтому не могло быть сомнения, что земля где-то
рядом. Линдаль прислушался. Ему показалось, что кормораны стали кричать
сильнее. Он бросил весла и сел за руль. Взошло солнце. За плотной серой
пеленой оно казалось светлым расплывчатым пятном. Постепенно туман стал
таять.

Встав во весь рост, Линдаль увидел серые гребни и острые вершины лавового
хребта. Они как бы висели в воздухе, отсеченные горизонтальной линией
тумана. Эта линия медленно понижалась, туман уходил, как вода из шлюза. От
нетерпения Линдаль кусал губы. Ему казалось, что серая завеса почти не
рассеивается. Птичий гомон делался все оглушительней. И Линдаль понял, что
линия тумана опускается вовсе не медленно. Просто шлюпку несло к берегу.

Из лоции Линдаль знал, что подходы к маленькому необитаемому островку очень
опасны. Он весь окружен прерывистым кольцом острых подводных рифов. Но
выбора не было. К тому же Линдаль надеялся, что легкая шлюпка невредимой
сумеет проскочить над рифами. На этот раз ему посчастлив