что ему восемьдесят пять лет?
   Со временем Антон Григорьевич понял  сам  (да  и  Другие  подсказали,
когда время дошло до большей  откровенности),  что  на  коммунистическое
будущее  "Асгарду"  начхать,  а   вот   создания   мощного   и   реально
функционирующего  государственного  контроля  действительно  над  каждым
рублем и каждым человеком - он опасается.
   Потому что в этом случае деться ему будет некуда...
   Но все это происходило за кулисами жизни, а на виду - Зоечка  Яценко,
отучившаяся в Москве  и  проработавшая  пару  лет  в  каком-то  "ящике",
вернулась в родной тамбовский дом, да не одна, а с мужем, заметно старше
ее, но крепким, представительным мужчиной, похожим по  виду  на  лектора
новомодного общества "Знание". Жили они не то чтобы на широкую ногу,  но
со столичным шиком, заводили знакомства, часто принимали  гостей  -  при
том, что ни он, ни она на работу так и не  устраивались;  на  вопрос  же
управдома муж молча показал ему некую красную книжечку,  подержал  перед
носом и спрятал.
   От книжечки отчетливо пахло минимум "червонцем"...
   Никто ничего не знал, но  его  стали  считать  секретным  физиком  на
пенсии.
   Малочисленные давние подружки Зоечки именно на счет секретной  физики
отнесли  тихую  секретную  жалобу  бедняги:  муж  ее  был  полнейшим   и
законченнейшим импотентом...
   А в остальном, как пел Утесов, все хорошо, все хорошо. И  даже  более
чем.
   Через год Антон  Григорьевич  с  благословения  первого  секретаря  и
председателя облисполкома  затеял  строительство  охотничьего  домика  -
километрах в двадцати пяти от города, вниз по  реке  Цна.  Домик  больше
напоминал поместье конца прошлого - начала нынешнего  века  (оно  тут  и
стояло, чего уж... вон какой фундамент остался...): с  прудом,  мостиком
через пруд, раскидистыми ивами по берегам, немыслимыми дубами  вокруг...
беседки на берегу, мраморные статуи среди деревьев, дом с бельведером...
   Колхозники уверены были, что воссоздается дом-музей  то  ли  великого
химика Бутлерова, изобретателя дешевого гидролизного  спирта-денатурата,
то ли помещика Селифанова, что был предшественником великого Мичурина на
посту основателя новой мичуринской науки: росли у  Селифанова  на  полях
виноград и ананасы, дыни вызревали маленькие, но сладкие, - а главное, в
кадке выращивал он американское колючее дерево, которому ежели надрезать
кору, то начинала капать водка. Вроде и не крепок был тот древесный сок,
а с ног валил  получше  пулемета...  Деды,  помнившие  те  времена,  при
рассказах этих крутили усы и подмигивали друг другу.
   Так что экспедиции Антона  Григорьевича,  предпринятые  по  окрестным
деревням, находили в сердцах колхозников какой-то смутный отклик.  Никто
не смел возразить, когда он входил в избу,  наметанным  глазом  окидывал
обстановку и показывал пальцем:  "Из  усадьбы  стул?  К  завтрему  чтобы
вернул..." Но нет, не все он забирал, не  Мамай  ведь.  Так,  мелочи,  в
колхозном быту излишние. Бронзовые статуэтки купидончиков,  подсвечники,
напольные часы, мраморные статуи, обряженные в лохмотья  и  выставленные
на огороды.
   Везли, возвращали. Угодное дело - музей. Никто,  конечно,  не  связал
постройку этого дома и тот факт, что в Тамбове время  от  времени  стали
пропадать вполне  благополучные,  по  местным  меркам,  люди:  городские
служащие,  врачи,  учителя,  офицеры.  Исчезновений  было  немного,  для
каждого тут же возникала правдоподобная легенда. Тем  более  что  вскоре
грянули перемены: смерть Сталина, амнистия, арест Берии...

Из записок доктора Ивана Стрельцова

   Я назвал бы это песчаной воронкой - только была она громадная, больше
стадиона. Дно - более или менее ровную площадку - украшал собой какой-то
полузнакомый сложный символ, а в центре этого символа стояла, напружинив
ноги и приподняв руки для защиты и для удара, Ираида.  Сверху  мне  было
видно, что песок то по  сторонам  от  нее,  то  позади  -  пересыпается,
вздувается длинными стремительными валиками и опадает.
   Будто  кто-то  подземный  двигался  вокруг  нее,  опутывая  паутинной
нитью...
   Я бросился вниз, и песок  позади  меня  заворчал  и  скрипуче  запел,
трогаясь с места. Я бежал, летел, тонул, переворачивался...  это  меньше
всего было похоже на сон, но не было  и  явью.  Скорее  -  воспоминание.
Событие пережито сейчас, сию секунду  -  но  никакого  непосредственного
восприятия нет, все пришло из памяти. И я совсем не уверен, правильно ли
запомнил то, что пережил.
   Я видел, как Ираида погружается в песок. По колени, по пояс-Я схватил
ее за руку в тот момент, когда над песком оставались только ее голова  и
плечи. Она увидела меня и успела улыбнуться.
   В тот же миг Все из-под ног исчезло, и  вместе  с  лавиной  песка  мы
полетели куда-то вниз.
   Здесь нас подхватил ветер и понес, не  давая  коснуться  земли.  Было
полутемно и влажно - как накануне большой грозы. Земля только  что  была
рядом и вдруг круто оборвалась... извилистая нить реки внизу  и  россыпь
угольков. Небо - клубилось.
   Кто-то летел, так же держась за руки, ниже и впереди нас.
   Я подтянул Ираиду к себе,  обнял.  Она  чуть  отстранилась  от  меня,
посмотрела в глаза. От нее самой  не  осталось  ничего,  кроме  огромных
бездонных зрачков.
   Та бездна или  эта?  -  спросил  кто-то  сзади.  Эта,  сказал  я.  Ты
выбрал...

Тема:
ЧУЖОЙ
Исполняет Сережа Довгелло:

   Индейцы совершенно правы, когда говорят  про  себя  в  третьем  лице,
словно речь идет о чужом человеке: "Седая Черепаха  сам  покарает  воина
ирокезов. Седая Черепаха  не  боится  смерти".  Сережа  тоже  ничего  не
боится, потому что говорит о себе словно со стороны. Племя Панкратовых и
племя Довгелло заключили между собой священный союз. Но когда поблизости
не бродят гуроны, можно подраться  и  между  собой,  чтобы  не  утратить
боевых навыков.
   Но  у  союза  племен  нет  Верховного  Вождя.  Предводитель   гуронов
Пучеглазая Собака изгнал его  в  дальние  земли.  Вообще-то  так  нельзя
говорить о покойном Государе, но на совет не допускают болтливых женщин.
А бабушка Александра не болтливая, но все равно не участвует в  советах.
Она только читает вслух газеты и письма Верховного Вождя.
   Сережа и другие  воины  священного  союза  племен  садятся  кругом  и
слушают.
   26 августа 1856 года,  в  день  своей  коронации,  Государь  подписал
высочайший Манифест о возвращении всем осужденным по делу  "декабристов"
дворянства, прав состояния и возможности проживать в  пределах  Империи,
"исключая двух столиц".
   "Я намерен выехать по первому зимнему пути, - пишет  Верховный  Вождь
Большая Сабля, - дорога предстоит мне дальняя, и надобно успеть  доехать
до первой весенней распутицы... Ездившие  по  этой  дороге  гонят  меня,
утверждая, что в середине зимы слишком путь  сделается  тяжелым.  Сергей
Григорьевич не хотел ждать зимы, и рассказывают, что промучился  дорогой
и кончил тем, что отправил вперед сына. Теперь никто, кроме меня, отсюда
не собирается, и, по нашим сведениям, никто еще,  кроме  Батенькова,  не
тронулся..."
   К Рождеству все племена съехались в Сабуровку. Дядя Петр  приехал  не
один, а с тетей Элен. Она из племени данайцев, и  он  ее  украл.  Сережа
спросил, не приплывут ли теперь  данайцы  и  не  станут  ли  десять  лет
держать Сабуровку в осаде.
   Дядя Петр засмеялся и сказал,  что  против  всего  данайского  войска
можно выставить старого Филиппушку с оглоблей,  и  все  эти  Кастраки  и
Пропадаки разбегутся. Дядя Петр на самом деле вождь Громовая  Пушка,  но
он об этом. еще не знает, как  и  дядя  Платон  -  вождь  Четыре  Глаза.
Папенька тоже вождь Древний Свиток. Тете Элен  еще  не  дали  настоящего
имени, только кухарка Татьяна сказала про нее тихонько:
   "Залетела  ворона  в  барские  хоромы".  Но  мнения  сквау  воины  не
спрашивают.
   На Рождество по всей земле стоит одна и та же погода  -  сперва  идет
мягкий снег, а потом к вечеру небо делается чистое  и  видно  сразу  все
звезды. Так было и в Литве на фольварке у бабушки Ядзи, и  в  Малороссии
на Полтавщине у деда Сигурда,  и  здесь  в  Сабуровке.  Только  в  Литве
Рождество встречают раньше чуть не на две недели, потому что католики. А
мы схизматики, говорит бабця Ядзя. В Литве этот вечер называют сыльвестр
(или нет, это Новый год), в Малороссии -  щедрик,  а  здесь  коляда  или
кутейник. Но везде можно наряжаться  в  вывернутые  тулупчики,  надевать
маски и ходить по домам со звездой.  Сережу  старший  брат  и  кузены  в
прошлом году наряжали царем Иродом, а потом дразнились: "Ирод ты,  Ирод,
на что ты родился, на что не крестился?" - и понарошку отрубали  голову.
Маменька говорит, что детям полезно играть с простонародьем.
   Здесь, в Сабуровке, можно даже не ходить на  улицу,  потому  что  дом
очень большой, и Сережа обошел до сих пор едва ли половину комнат. Кузен
Денис врал, что в одном зале стоит на коне целый  тевтонский  рыцарь  и,
если дотронуться до стремени,  конь  заржет,  а  рыцарь  сделает  копьем
артикул. Братцы Панкратовы вообще хотят показать, что  они  здесь  самые
главные, но Сережа и Зиновий вдвоем всегда их побеждают -  и  в  снежной
крепости, и на поясах. Как и полагается князьям Гедиминовичам.
   Интересно, а в Вифлееме тогда тоже шел снег? Сережа  видел  картинку,
как волхвы путешествуют за звездой  верхом  на  верблюдах.  Картинка  не
раскрашенная, называется  гравюра,  и  непонятно,  что  под  копытами  у
верблюдов: песок или все-таки снег? Дядя Петр говорит, что верблюд и  по
снегу идет за милую душу. И волхвы закутаны  по-зимнему.  Смешно;  когда
Сережа был совсем маленький, он говорил "Волки со звездою путешествуют".
Волхвы были волшебники, они узнали, что родится Христос, и разболтали об
этом царю Ироду. Хороши волшебники! Дедушка Кронид хоть и не  волшебник,
да ничего не сказал царю Николаю, а бабця Ядзя говорит, что царь Николай
почище любого Ирода был. Она и назвала царя Пучеглазой Собакой.  Дедушка
Кронид Большая Сабля едет из Сибири, он смелый, как Костюшко.
   Бабця Ядзя, когда была совсем маленькая, видела  живого  Костюшко,  а
Мицкевич написал ей в. альбом фрашку,  но  Сережа  прочитает  ее,  когда
вырастет. Однажды Сережа сказал за  столом,  что  теперь  Польска  будет
вольна, так дядя Петр даже рассердился и они с папенькой долго  спорили.
Дядя Илья - вождь Спящий Медведь - их мирил, а  дядя  Платон  хохотал  и
говорил, что в Сосенках собрался то ли фаланстер, то ли  вся  империя  в
миниатюре и не хватает только  калмыка.  На  маскарад  можно  нарядиться
калмыком. Надо бы, конечно, сделать татуировки  и  покрыть  тело  боевой
раскраской, как полагается, но у  бабушки  Александры  всего  лишь  одна
шляпа с павлиньими перьями, и на всех не  хватит.  Индеец  и  в  мундире
индеец, говорит папенька. Раскраску придется отложить  до  лета.  Кузены
Платоновичи нарядятся испанцами, хотя  у  них  один  боливар  на  троих.
Боливар иначе называется сомбреро. Кузены проникли в дедушкин кабинет  и
растащили весь арсенал. Сережа никому не сказал об этом, потому что  это
будет не по-менски. Они сами себя выдали, когда проверяли, не испортился
ли порох. Доктор Гаккель сказал, что у Петра-младшего  теперь  порошинки
застряли во лбу на всю жизнь, и чудо, что остались целы глаза.  А  потом
на совете вождей Петьке присвоили новое почетное имя - Копченый  Лосось.
И весь порох они старшим не выдали, припрятав его для грядущих  сражений
в неизвестном месте. Все-таки хорошо, что все сейчас  собрались  вместе,
хоть кузены и вредные и всегда говорят, что  их  побили  нечестно.  Зато
когда двое Довгелло и трое Панкратовых - Петр-младший, Платон-младший  и
Денис - идут кататься на горку в Сабуровку, никто не дразнится.
   А у Петра-старшего и тети Элен детей пока нет. И у дяди Ильи  нет,  а
то было бы еще веселее. Вот когда приедет дедушка, надо уговорить его на
покорение Калифорнии. Хотя американцы ее уже давно присоединили, но  это
ничего не значит.
   Можно поднять индейцев на повстан-не. Дедушка  Большая  Сабля  пишет,
что Сибирь интересней  всякой  Калифорнии.  Отчего  же  тогда  в  Сибирь
ссылают, а в Калифорнию нет?
   И когда же приедет  Великий  Вождь  Большая  Сабля?  Не  устроили  ли
бледнолицые собаки засаду на дороге?
   Бабушка Александра говорит, что Сережа - вылитый дедушка в детстве. У
нее в секретере лежит медальон из черного серебра, а в медальоне портрет
маленького дедушки. Дедушка там больше похож на кудрявую  девчонку,  чем
на Сережу, но все равно все находят сходство. Значит,  Сережа  и  должен
быть старшим на совете вождей. А ты не Панкратов, возражают Петр, Платон
и Денис. Ничего. Посмотрим летом, чья  возьмет  у  Столба  Пыток.  Столб
вожди вроют рядом с муравейником.
   Сережа часто останавливается у большого портрета дедушки  в  нарядном
мундире и с саблей. За спиной у дедушки  взрывается  фугас,  но  Великий
Вождь Большая Сабля спокоен и закручивает ус  левой  рукой.  Правая  его
рука указывает воинам на вражеские укрепления, которые сейчас, наверное,
будут  взяты.  Нарисовал  картину  свой,  сабуровский  художник  Лукашка
Пьяный, За  это  прапрадед  Зиновий  послал  Лукашку  в  Италию  учиться
рисовать. Лука из Италии возвращаться не захотел, ушел в бандиты,  скоро
стал атаманом разбойников, награбил золота и прислал в Сабуровку  письмо
и выкуп за себя. Теперь  его  зовут  Люка  Пьяно  -  если,  конечно,  не
схватили его папские сбиры. Так итальянцы называют своих гуронов.
   Есть и третий портрет. Он маленький, с бабушкину ладонь, и называется
дагерротип.  В  Иркутске,  оказывается,  уже  есть  дагерротипия.  Такие
портреты делает не художник, а солнечный луч на серебре. Так сказал дядя
Платон. Дедушку Кронида можно узнать по глазам -  они  одинаковые  и  на
медальоне, и на картине, и тут. У дедушки  борода  до  пояса,  а  взгляд
такой, что любая засада разбежится.
   Настоящий Великий Вождь!
   Стекла в зимнем саду завешаны простынями, и детей  туда  не  пускают,
оскорбляя вождей недоверием. Сказали,  что  пустят  в  самый  Сочельник.
Перед этим Илья Спящий Медведь на целый день увозил  Сережу,  Зиновия  и
кузенов кататься на санях, а обедали у его друга отца  Георгия  -  вождя
Золотое Кадило. Можно было даже сосать обломки от мороженого молока, что
дома настрого запрещается. Что там старшие мастерят в зимнем саду? Денис
хвалился пробраться туда вечером и подсмотреть, но уснул, как все,  едва
добравшись до постели. Это катание, конечно, было подстроено нарочно.  И
слугам настрого запретили  говорить.  Молчал  не  только  Ефим-дворецкий
(папенька говорил, что по манерам  Ефим  -  больший  дворянин,  чем  все
Панкратовы и Довгелло, вместе взятые), но и кухарка  Татьяна,  известная
болтунья. "Нечаянная радость!" - говорила она и прижимала палец к губам.
Потом всех разбудили и опять повезли в Сабуровку ко Всенощной.
   Бабушка Александра Сергеевна  моложе  и  красивей,  чем  литовская  и
полтавская бабушки. Только она все время грустная  оттого,  что  дедушка
Кронид не поспел из  Сибири  к  Рождеству.  И  еще  оттого,  что  вокруг
Сабуровки еще  с  осени  стало  неспокойно,  -  то  на  путника  нападут
разбойники, то даже волки, а еще один неведомый человек, переходя  через
реку, угодил в промоину и ушел под лед, а тело так и не нашли. Все  это,
конечно, происки гуронов и бледнолицых собак.
   В сабуровской церкви очень красиво, еще лучше, чем в костеле, и голос
у  отца  Георгия  не  чета  писку  ксендза  Ступки.  Оттого   святой   и
равноапостольный князь Владимир и выбрал православие. И папенька,  чтобы
жениться на маменьке, тоже перешел в православие, поэтому бабця Ядзя  не
хочет его видеть. Она когда добрая, а когда очень суровая.
   Сережа спрашивал у дяди Платона, откуда взялась разница  в  календаре
на целых двенадцать дней. Дядя Платон долго  объяснял  про  юлианское  и
григорианское счисление, а потом махнул рукой и  сказал,  что  католики,
видно, на Страшный Суд торопятся,  хотят  и  там  быть  первыми,  но  их
Господь в чем застанет, в том и будет судить, зато у нас,  русаков,  еще
останется время как следует прибраться и подготовиться. Но Страшный  Суд
объявят еще нескоро. А пока - мир на земле и во человецех  благоволение.
Раньше Сережа думал, что человецы - это такие добрые гномики, но  теперь
знает, что это обычные люди, только на старинном языке.
   А когда вернулись из церкви в усадьбу, открылась тайна зимнего  сада,
и Сереже даже стало обидно, что он не догадался  вперед  всех,  что  там
сооружают.
   Ведь бабушка Ядзя как раз на Рождество ставила  на  стол  малюсенькую
елочку и зажигала на ней малюсенькие  свечки!  И  малюсенький  ангел  из
серебряной бумаги висел над елочкой! Тогда с соседнего фольварка  к  ней
приезжал в гости пан Хелмицкий, он еще поджигал в  стаканах  аквавиту  и
говорил, что это в память о героях повстання.
   Но про литовскую елочку Сережа вспомнил не сразу, потому что в зимнем
саду стояла не елочка, а высокая и могучая лесная ель, и деое-э покрытая
снегом. Снег оказался ненастоящим, но  сначала  было  очень  похоже.  На
ветках горели свечи, их пламя отражалось в зеркальных стеклянных  шарах.
Серебряный  ангел  был  не  в  одиночестве  -  десятки  их   подрагивали
крылышками, свисая на едва заметных нитях.
   На таких же  нитях  висели  длинные  пестрые  конфекты,  позолоченные
грецкие  орехи,  игрушечные  паяцы  в  островерхих  колпачках,  бумажные
китайские фонарики и даже шахматные фигурки - дядя Платон не пожалел.  А
если  запрокинуть  голову,  то  на  верхушке  можно  увидеть  и  золотую
путеводную звезду. От нее по ветвям  спускаются  вниз  длинные  и  узкие
бумажные ленты. Из них можно потом сплести замечательный вампум.
   Но самое интересное не на елочных ветках, а  у  подножия.  Там  лежат
подарки.
   Папенька сказал, чтобы подходили по одному, но Вождь  Громовая  Пушка
скомандовал:
   "На приступ!" - и воины пошли на приступ.  Каждому  достался  пестрый
вязаный кошелек, а в нем -  полуимпериал.  Каждому  досталась  настоящая
турецкая феска.
   Одна феска пробита русской пулей, из-за фески, скорее всего, придется
драться.
   Как  из-за  бескозырки  матроса  Кошки.  У  нее  так  и  написано  на
подкладке: "Матрос Кошка". Каждому досталось  по  гренадерской  бляхе  -
кому французская, кому английская. Был среди  подарков  даже  янычарский
ятаган, но все сквау  подняли  крик,  и  ятаган  повесили  на  стену.  И
правильно, чтобы никому не было обидно. А снять ятаган  со  стены  можно
при помощи стремянки, когда красные мундиры окружат Сосенки.
   От новых книг всегда вкусно пахнет - не пылью, как  в  библиотеке,  а
шоколадом или сургучом. Жаль, что Атлас мира один на всех. Но ведь  и  в
Калифорнию поедем все  вместе.  А  вот  "Робинзон  в  русских  лесах"  с
картинками - папенька давно рассказывал Сереже про эту книжку. Вот  "Моя
жизнь среди индейцев"
   - эту книгу похвалил сам Пушкин.  Вот  совсем  тоненькая  тетрадка  с
индейцем на обложке - "Гуак, или Непреоборимая верность". Сереже  больше
всего понравился том под названием "Шекспир" - там на  картинке  человек
со шпагой держит в руке череп.
   Наверное, про мертвецов и  покойников.  Полтавский  дедушка  читал  в
прошлом году вслух сказку про Вия и мертвую панночку, и Дениска прятался
под кресло, а  Сережа  только  один  раз  зажмурился,  когда  Вию  стали
поднимать веки. Сказку написал Гоголь, он и сам с Полтавщины, только  он
умер. А перед смертью сочинил книгу "Мертвые души" - такую страшную, что
сам испугался и сжег, но не всю. Дядя Платон  иногда  дразнит  Сережу  и
Зиновия Алкидом и Фемистоклюсом, это два мальчика из "Мертвых душ".
   Но книжки можно разобрать и днем, а  вот  почему  этот  сундук  такой
тяжелый?
   Впятером  вожди  еле-еле  сдвинули  его  с  места.  Может  быть,  там
трофейные английские штуцеры?
   Штуцеров, к сожалению, в сундуке не оказалось, зато... Нет, наверное,
во всей России никому нынче  не  досталось  такого  подарка,  разве  что
цесаревичу.