ь мне, а не мешать.
          Опустив черепной  клапан на  место, Ньюмен  стал накладывать швы.
Пользуясь пинцетом  с  шершавыми  зубчиками,  он  захватил  кромку  раны  и
частично вывернул  ее. Затем  он погрузил  иглу глубоко  в  кожу,  стараясь
захватить и  надкостницу, и  вытащил иглу из раны. Отсоединив иглодержатель
от хвостовика  иглы,  он  захватил  им  острие  и  вытащил  нить  из  раны.
Практически таким  же образом  он продел  нить через  другую кромку  раны и
вытянул ее  в подставленную  руку доктора Лоури, чтобы тот сделал узел. Эта
процедура продолжалась до тех пор, пока вся рана покрылась черными нитями и
стала похожа на большую застежку-молнию в боковой части лизиной головы.
          В течение  этой части процедуры доктор Ранад продолжал вентиляцию
легких, нажимая  на дыхательный  мешок. Как  только будет наложен последний
шов, он  планировал дать  Лизе чистый  кислород, чтобы удалить не усвоенные
телом остатки мышечного парализатора. В нужный момент его рука вновь нажала
на дыхательный  мешок, но  на этот  раз его  опытные пальцы  уловили слабое
изменение  по   сравнению  с   предыдущим  нажатием.  В  течение  последних
нескольких минут  Лиза начала  первые попытки самостоятельного дыхания. Это
создало определенное сопротивление вентиляции легких. При последнем нажатии
это сопротивление  исчезло. Следя за дыхательным мешком и прослушивая через
эзофагальный  стетоскоп,  Ранад  установил,  что  Лиза  прекратила  попытки
дыхания. Он  сверился со  стимулятором периферической  нервной системы. Тот
показывал, что  мышечный парализатор выводится, как положено. Но почему она
не дышит? У Ранада участился пульс. Для него анестезия была подобна стоянию
на прочном, но узком уступе над пропастью.
          Ранад быстро  замерил у  Лизы кровяное давление. Оно поднялось до
150 на 60. Во время операции давление устойчиво находилось на уровне 105 на
60. Что-то не так!
          - Подождите, - сказал он Ньюмену, бросая взгляд на кардиомонитор.
Сокращения  были   регулярными,   но   замедлялись - паузы   между   пиками
удлинялись.
          - Что случилось? - спросил  доктор Ньюмен,  уловив возбуждение  в
голосе Ранада.
          - Не знаю. - Ранад  замерил венозное  давление,  готовясь  ввести
нитропруссид для  снижения давления.  До этого  момента Ранад  считал,  что
изменение показателей  жизненно важных  функций отражало  реакцию  лизиного
мозга  на   хирургическое  вмешательство.  Но  теперь  он  начал  опасаться
кровотечения! От  этого  и  могло  подниматься  давление  в  черепе.  Тогда
становилась понятна последовательность признаков. Он вновь замерил кровяное
давление. 170  на 100. Он немедленно ввел нитропруссид. При этом у него все
внутри похолодело от ужаса.
          - У  нее,  возможно,  кровоизлияние, - произнес  он,  наклоняясь,
чтобы  поднять   веки  Лизы.   Он  увидел   то,  чего  так  боялся.  Зрачки
расширялись. - Я уверен, что у нее кровоизлияние! - крикнул он.
          Стажеры глядели  друг на  друга поверх  пациента. Они  думали  об
одном  и   том  же. - Маннергейм   придет   в   ярость, - произнес   доктор
Ньюмен. - Лучше позвать  его. Давай, - велел он Нэнси Донован. - Скажи ему,
что здесь экстренная ситуация.
          Нэнси Донован бросилась к интеркому и вызвала центральную.
          - Будем снова вскрывать? - спросил доктор Лоури.
          - Не знаю, - ответил  Ньюмен нервно. - Если у нее кровоизлияние в
мозге, лучше  было бы  экстренно получить  томограмму. Если  кровотечение в
месте операции, тогда нужно вскрывать.
          - Кровяное давление  все  растет, - недоверчиво  произнес  Ранад,
глядя на  свой  прибор.  Он  приготовился  вводить  новые  медикаменты  для
снижения давления.
          Два стажера оставались недвижимы.
          - Кровяное давление  все растет, - закричал Ранад. - Делайте что-
нибудь, Христа ради!
          - Ножницы, - прорычал доктор  Ньюмен. Ножницы  шлепнулись  в  его
руку, и  он стал  разрезать только что наложенные швы. Когда on добрался до
конца шва,  рана самопроизвольно  раскрылась. Стоило  ему потянуть черепную
створку, как  удаленный  для  краниотомии  участок  черепа  вытолкнуло.  Он
пульсировал.
          - Дайте мне те четыре флакона крови! - прокричал Ранад.
          Доктор Ньюмен  разрезал два основных шва, удерживавших створку на
месте. Она  вывалилась прежде чем он успел ее подхватить. Мозговая оболочка
выглядела зловещим темным вздутием.
          Дверь операционной  резко распахнулась и влетел доктор Маннергейм
в расстегнутой, если не считать двух нижних пуговиц, операционной куртке.
          - Что здесь,  черт побери, происходит? - заорал он. Тут он увидел
пульсирующую и  вздутую мозговую  оболочку. - Боже правый!  Перчатки! Дайте
мне перчатки!
          Нэнси  Донован  начала  вскрывать  новую  пару  перчаток,  но  он
выхватил их у нее и натянул без обработки.
          Как только  было  разрезано  несколько  швов,  мозговая  оболочка
раскрылась  и   ярко-красная  кровь   тонкой  струйкой  плеснула  на  грудь
Маннергейма. Он  был весь  в крови,  но вслепую  разрезал последние швы. Он
знал, что нужно отыскать место кровотечения.
          - Отсасыватель, - крикнул  Маннергейм.  Неприятно  жужжа,  машина
начала отсасывать  кровь. Сразу  же стало  ясно,  что  мозг  сместился  или
вздулся, так как Маннергейм быстро на него натолкнулся.
          - Кровяное давление падает, - сказал Ранад.
          Маннергейм заорал,  требуя  нейрохирургический  подъемник,  чтобы
попытаться увидеть основание операционного поля, но кровь вновь все залила,
как только он убрал отсасыватель.
          - Кровяное давление..., - начал  Ранад и сделал паузу. - Кровяное
давление не замеряется.
          Звук  кардиомонитора,   сопровождавший  операцию   на   всем   ее
протяжении, замедлился до болезненной пульсации и совсем умолк.
          - Остановка сердца! - прокричал Ранад.
          Стажеры сдвинули  тяжелые хирургичежкие  салфетки,  обнажив  тело
Лизы и  закрыв голову.  Ньюмен взобрался на табурет у операционного стола и
попытался  восстанавливать  сердечную  деятельность,  нажимая  на  грудину.
Доктор Ранад,  прекратив измерять  кровяное  давление,  открыл  все  трубки
внутривенного вливания, стараясь как можно быстрее подать жидкость в лизино
тело.
          - Стоп, - заорал Маннергейм,  отступивший от операционного стола,
когда доктор  Ранад крикнул  об  остановке  сердца.  С  выражением  полного
поражения Маннергейм бросил нейрохирургический подъемник на пол.
          Некоторое время  он постоял  здесь, опустив  руки по бокам; с его
пальцев    стекали     капли    крови     и    частицы     мозга. - Хватит!
Бесполезно, - произнес он. - Очевидно  повреждена крупная  артерия. Похоже,
оттого что  чертова пациентка всадила эти электроды. Вероятно, артерия была
пробита и  находилась в  спазме, которого  не заметили  из-за  припадка.  С
ослаблением спазма из нее потекло. Ее уже никак не оживить.
          Подхватив  хирургические   штаны,  чтобы   не  дать   им  упасть,
Маннергейм   повернулся    к   выходу.    От   двери    он   оглянулся   на
стажеров. - Закройте все так, как будто она еще жива. Поняли?

5
          Меня  зовут   Кристин  Линдквист, - сообщила   молодая   женщина,
ожидавшая в  университетской клинике гинекологии. Ей удалось улыбнуться, но
уголки рта  у нее  слегка дрожали. - Я записана к доктору Джону Шонфелду на
одиннадцать пятнадцать. - На настенных часах было ровно одиннадцать.
          Регистратор Элен Коэн оторвала глаза от романа в мягкой обложке и
бросила взгляд  на улыбающееся  ей сверху  миловидное лицо.  Ей сразу стало
ясно, что  Кристин Линдквист  обладает всем, чего нет у нее. У Кристин были
светлые от  природы шелковистые волосы, небольшой вздернутый носик, большие
темноголубые глаза  и длинные  стройные ноги.  Элен сразу  же возненавидела
Кристин, определив  ее в  уме как  "одну из этих калифорнийских сучек". Тот
факт, что  Кристин Линдквист  была из Мэдисона, штат Висконсин, не имел для
Элен ровно  никакого значения.  Просматривая  журнал  записи,  она  глубоко
затянулась сигаретой и выпустила дым через нос. Поставив крест против имени
Кристин и  предложив ей  сесть, Элен  добавила, что  примет  ее  не  доктор
Шонфелд, а доктор Харпер.
          - А  почему   не  доктор   Шонфелд? - спросила  Кристин.  Доктора
Шонфелда рекомендовала одна из девушек в общежитии.
          - Потому что его здесь нет. Вас устаривает такой ответ?
          Кристин кивнула,  но Элен этого не видела. Она вновь обратилась к
своему роману,  хотя, когда  Кристин отошла,  Элен стала  следить за  ней с
завистливым раздражением.
          В этот-то  момент Кристин и следовало уйти. Она подумала об этом,
понимая, что никто не заметит, если она просто проследует дальше тем путем,
которым пришла.  Кристин уже  испытывала неприязнь  к неопрятной обстановке
госпиталя, наводившей  ее на  мысли о  болезни и  увядании.  Доктор  Уолтер
Петерсон в  Висконсине принимал в чистом и свежеобставленном кабинете; хотя
осмотры каждые  полгода и  не доставляли  Кристин удовольствия,  по крайней
мере, они не действовали так угнетающе.
          Но она  не ушла.  Чтобы записаться на прием, ей пришлось проявить
большое мужество,  и теперь  она заставляла  себя довести  начатое дело  до
конца. Поэтому  она села  на пластиковый,  в грязных  разводах, стул в зале
ожидания и стала ждать.
          Стрелки настенных  часов двигались  мучительно медленно,  и через
пятнадцать минут  Кристин почувствовала,  что у  нее вспотели  ладони.  Она
ощущала все  более сильное  возбуждение и  подумала, не  заболевает  ли.  В
небольшом зале  ожидания сидели  еще  шесть  женщин,  и  все  они  казались
спокойными - это только  усиливало  беспокойство  Кристин.  Она  не  любила
думать о  своем внутреннем  устройстве,  а  посещение  гинеколога  грубо  и
неприятно погружало ее в эту сферу.
          Кристин  взяла   истрепанный  журнал   и  попыталась   отвлечься.
Безуспешно. Почти  каждое объявление  наводило на  мысль  о  приближающемся
тяжелом испытании.  Потом ей  попалось фото  мужчины и  женщины, и ее стала
терзать новая  забота: через  сколько времени  после сношения  во влагалище
можно обнаружить  сперму?  Два  дня  назад  Кристин  встречалась  со  своим
приятелем, старшекурсником  Томасом Хьюроном,  и они  провели ночь  вместе.
Кристин представила,  какое это  будет унизительное  ощущение, если  доктор
догадается.
          Именно из-за  связи с  Томасом Кристин  решила пойти  на прием  в
клинику. Они регулярно встречались с прошлой осени. Когда их связь окрепла,
Кристин стала  сознавать, что  попытки угадать,  когда "это"  безопасно, от
зачатия не  гарантируют. Томас  отказывался  от  всякой  ответственности  и
постоянно побуждал  Кристин к  более частым  контактам.  Она  обратилась  в
студенческую аптеку  за противозачаточными  таблетками, но  ей сказали, что
сначала нужно  провериться  у  гинеколога  в  Медицинском  центре.  Кристин
предпочла бы обратиться к своему прежнему врачу дома, но интимность вопроса
делала это невозможным.
          Сделав  глубокий  вдох,  Кристин  почувствовала,  как  сжался  ее
желудок, а  в кишечнике беспокойно заурчало. Не хватало только довести себя
до расстройства  желудка. Сама  эта мысль  до смерти ее напугала. Она вновь
посмотрела на часы. Только бы не пришлось долго ждать!
          Элен Коэн вызвала Кристин в один из смотровых кабинетов через час
двадцать минут.  Раздеваясь за  небольшой ширмой,  она ощущала  под  ногами
холодный линолеум.  Всю одежду  пришлось повесить на единственный имевшийся
крючок. Как  было велено,  она  надела  доходивший  ей  до  середины  бедра
больничный халат  с завязками  спереди. Взглянув  вниз, она  отметила,  что
затвердевшие от холода соски проступают сквозь изношенную ткань халата, как
две пуговицы. Может быть, они обмякнут до того как врач ее увидит.
          Выйдя  из-за   ширмы,  Кристин  увидела  сестру  миссис  Блэкмен,
раскладывавшую инструменты  на полотенце.  Кристин отвела взгляд, но все же
против  воли   успела  увидеть   массу  сверкающих   инструментов,  включая
влагалищное зеркало  и несколько  зажимов. От одного только их вида Кристин
ощутила слабость.
          - А, очень  хорошо, - сказала миссис Блэкмен. - Вы проворны, и мы
это   ценим.    Давайте! - Миссис   Блэкмен   похлопала   по   кпеслу   для
обследования. - Забирайтесь  сюда.   Доктор   сейчас   будет. - Ногой   она
пододвинула небольшой табурет к нужному месту.
          Придерживая обеими  руками тонкий  халат, Кристин  направилась  к
креслу. Благодаря  выступающим металлическим  скобам  на  одном  конце  оно
напоминало какое-то  средневековое орудие  пытки.  Встав  на  табурет,  она
уселась лицом к сестре.
          Затем миссис  Блэкмен заполнила  подробную карту,  и тщательность
этой работы  поразила Кристин.  Никто и  никогда  не  брал  на  себя  такой
капитальный труд,  включающий детальное исследование истории семьи Кристин.
Впервые увидев миссис Блэкмен, Кристин чувствовала себя скованно, опасаясь,
что сестра  окажется холодной и жесткой, как можно предположить по ее виду.
Но во  время заполнения  карты миссис  Блэкмен была так любезна и проявляла
такой интерес  к Кристин  как к  человеку,  что  та  начала  расслабляться.
Единственными  достойными   внимания  симптомами,  которые  миссис  Блэкмен
записала,  были   умеренные  выделения,   отмеченные  Кристин  в  последние
несколько месяцев,  и изредка  пятнышки в  межменструальный период, которые
случались, сколько Кристин себя помнила.
          - Ну, хорошо,  подготовимся к  приходу доктора, - сказала  миссис
Блэкмен, откладывая карту. - Теперь ложитесь, ноги - в эти скобы.
          Кристин  повиновалась,  тщетно  пытаясь  удерживать  вместе  полы
халата. Это было невозможно, и она опять стала утрачивать самообладание. От
металлических скоб  исходил ледяной  холод, вызывавший  дрожь по  всему  ее
телу.
          Миссис Блэкмен встряхнула свежевыстиранную простыню и накинула ее
на Кристин.  Приподняв край, миссис Блэкмен заглянула под простыню. Кристин
почти физически ощутила взгляд сестры на своей промежности.
          - О'кей, - проговорила миссис Блэкмен, - подвиньтесь ближе сюда.
          Опираясь тазом, Кристин в несколько приемов сдвинулась вниз.
          Миссис  Блэкмен,   все  еще   глядевшая  под  простыню,  осталась
недовольна. - Еще немного.
          Кристин  подвинулась  и  почувствовала,  что  ягодицы  наполовину
выступают за край.
          - Отлично, - отметила миссис Блэкмен, - теперь расслабьтесь, пока
не придет доктор Харпер.
          - Расслабиться! - думала Кристин. Как она может расслабиться? Она
чувствовала себя, как кусок мяса на прилавке в ожидании покупателей. Позади
нее было  расположено окно, и тот факт, что занавеска на нем была не совсем
закрыта, неимоверно ее беспокоил.
          Дверь смотрового кабинета без стука открылась и показалась голова
госпитального курьера.  Его интересовали пробы крови, которые нужно отнести
в лабораторию. Миссис Блэкмен сказала, что покажет их, и исчезла.
          Кристин была  оставлена одна  в стерильной атмосфере, заполненной
асептическим запахом  спирта. Она  прикрыла глаза  и стала  глубоко дышать.
Самое ужасное - ожидание.
          Открылась другая  дверь. Кристин  подняла голову,  ожидая увидеть
доктора, но  вместо него  увидела регистратора - та  спросила,  где  миссис
Блэкмен. Кристин только покачала головой. Регистратор ушла, хлопнув дверью.
Кристин снова опустила голову и прикрыла глаза. Так она долго не выдержит.
          В тот  самый момент,  когда Кристин  уже собиралась  подняться  и
уйти, дверь открылась и неспеша вошел доктор.
          - Привет, дорогая, я доктор Дэвид Харпер. Как мы себя чувствуем?
          - Хорошо, - проговорила Кристин нетвердо. Доктор Дэвид Харпер был
не таким, как Кристин ожидала. Для доктора он казался слишком молодым. Лицо
его выглядело  мальчишески нескладным,  что резко  контрастировало с  почти
лысой головой. Брови были столь густымы, что казались ненастоящими.
          Доктор  Харпер   прошел  к  небольшой  раковине  и  быстро  вымыл
руки. - Вы студентка университета? - поинтересовался он, читая ее карту.
          - Да, - ответила Кристин.
          - Что вы изучаете?
          - Искусство. - Она понимала, что доктор Харпер говорит это просто
для порядка,  но это  неважно. Разговор  был облегчением после бесконечного
ожидания.
          - Искусство - как   это   прекрасно, - произнес   доктор   Харпер
безразлично. Вытерев руки, он разорвал пакет с резиновыми перчатками. Перед
лицом Кристин  он всунул в них руки, громко щелкнул ими на запястьях, потом
поочередно поправил  каждый палец.  Все это  делалось тщательно, ритуальным
образом. Кристин  заметила, что  доктор  Харпер  весь  зарос  волосами,  за
исключением темени.  Сквозь прозрачную  резину шерсть  на  кистях  его  рук
выглядела вульгарно.
          Обходя кресло,  он спросил  Кристин  об  умеренных  выделениях  и
редких пятнышках.  Судя  по  всему,  симптомы  эти  не  произвели  на  него
впечатления. Не тратя больше времени, он присел на низкий табурет, исчезнув
из поля  зрения Кристин.  Она испытала паническое чувство, когда был поднят
нижний край простыни.
          - Отлично, - произнес доктор  Харпер  небрежно. - Теперь  попрошу
соскользнуть сюда ко мне.
          Пока Кристин  смещалась еще  дальше вниз, дверь смотровой комнаты
открылась и  вошла миссис  Блэкмен. Кристин  была ей рада. Она ощущала, что
ноги  ей   раздвигают  до   предела.  Это   был   предел   обнаженности   и
незащищенности.
          - Дайте зеркало Грейвза, - попросил Харпер миссис Блэкмен.
          Кристин не  могла видеть  происходящего, но  слышала звонкий стук
металла о металл, и от этого у нее все внутри замирало.
          - О'кей. Теперь расслабьтесь.
          Прежде чем  она  могла  среагировать,  одетый  в  перчатку  палец
раздвинул губы ее влагалища и мышцы ее бедер рефлекторно сократились. Затем
она почувствовала холодное вторжение металлического зеркала.
          - Ну-ну, расслабьтесь. Когда у вас последний раз брали мазок?
          Кристин  потребовалось  несколько  секунд,  чтобы  осознать,  что
вопрос обращен к ней. - Около года назад. - Было чувство распирания.
          Доктор Харпер молчал. Кристин не имела ни малейшего представления
о том,  что происходит.  Зеркало было  внутри нее,  и она  испытывала такой
ужас, что  не могла  пошевелить ни  одним мускулом.  Почему это  так долго?
Зеркало немного  подвинулось, и  она услышала  бормотание доктора. Что-то у
нее не  так? Подняв голову, Кристин увидела, что он на нее даже не смотрит.
Доктор отвернулся  и склонился  над небольшим столиком, делая что-то такое,
что требовало  участия обеих рук. Миссис Блэкмен кивала и говорила шепотом.
Опустив голову,  Кристин  желала  только,  чтобы  он  поторопился  и  вынул
зеркало. Потом  она почувствовала, что оно шевелится, а затем было странное
холодное ощущение в животе.
          - О'кей, - произнес доктор  Харпер, наконец.  Зеркало было вынуто
так же  быстро, как  и вставлено,  и лишь  с моментальным  ощущением  боли.
Кристин с облегчением вздохнула, но это был еще не весь осмотр.
          - Яичники у вас в порядке, - произнес в заключение доктор Харпер,
стягивая испачканные перчатки и бросая их в ведро с крышкой.
          - Я рада, - ответила  Кристин,  больше  имея  в  виду  завершение
процедуры.
          После недолгого  исследования грудей  доктор Харпер  сообщил, что
она может  одеваться. Он  действовал быстро и сосредоточенно. Кристин зашла
за ширму  и задвинула  занавеску. Она  старалась одеться  как можно скорее,
боясь, что  доктор уйдет  до того,  как она  с ним  поговорит. Выходя из-за
ширмы, она  еще застегивала  блузку. И  как-раз вовремя - доктор Харпер уже
кончал заполнять ее карту.
          - Доктор  Харпер, - начал