Робин Кук.
   Мозг



1

     7 марта

          Кэтрин Коллинз  сошла с  пешеходной дорожки  и с хрупким чувством
решимости поднялась  на три  ступеньки. Она  подошла к  двери из  стекла  и
нержавеющей стали  и толкнула  ее. Дверь  не открывалась.  Кэтрин  откинула
голову   назад,    посмотрела   на   металлическую   перемычку   и   прочла
выгравированную надпись  "Медицинский центр  университета им.  Хобсона. Для
больных   и   немощных   города   Нью-Йорк".   Настроению   Кэтрин   больше
соответствовало бы:  "Оставь надежду, всяк сюда входящий".   Она обернулась
и зрачки  ее сузились от утреннего мартовского солнца; ее подмывало убежать
и вернуться  в свою теплую комнату. Меньше всего хотелось ей вновь пытаться
войти в госпиталь. Но она не успела пошевелиться, как несколько посетителей
поднялись по  ступенькам и  прошли мимо нее. Не останавливаясь, они открыли
двери в поликлинику и зловещая громада здания сразу поглотила их.
          Кэтрин на  мгновение прикрыла  глаза, изумляясь  своей  глупости.
Конечно же,  двери поликлиники открываются наружу! Прижимая к себе сумку из
парашютного шелка, она потянула и открыла дверь и вступила в преисподнюю.
          Первым, что  неприятно поразило  Кэтрин, был  запах. За  двадцать
один год  своей жизни она ничего подобного не испытывала. Доминировал запах
химии, смеси спирта и тошнотворно сладкого дезодоратора. Ей подумалось, что
спиртом пытаются  помешать распространению  болезней по  воздуху;  ей  было
известно, что  дезодоратором скрывают витающие вокруг болезни биологические
запахи. Последние  доводы, которые Кэтрин приводила себе, чтобы решиться на
это посещение,  растаяли под  напором этого  запаха. До  первого  посещения
госпиталя несколько  месяцев назад  она никогда  не  задумывалась  о  своей
смерти и  воспринимала здоровье  и благополучие  как  должное.  Теперь  все
изменилось, и  при входе в поликлинику с этим специфическим запахом мысли о
всех последних  недомоганиях заполняли  ее сознание.  Закусив нижнюю губу в
попытке сдержать эмоции, она стала пробираться к лифтам.
          Заполнявшие  госпиталь   толпы  доставляли   Кэтрин  мучения.  Ей
хотелось замкнуться  в себе,  как в  коконе, чтобы ее не могли касаться, не
дышали и не кашляли на нее. Ей тяжело было видеть искаженные лица, покрытую
сыпью кожу  и сочащиеся  нарывы. Еще  хуже было  в лифте,  где ее прижали к
группе людей, которая напомнила ей толпы с картины Брейгеля. Не отводя глаз
от указателя  этажей, она  пыталась отвлечься от окружения, репетируя в уме
свое обращение  к регистратору  в клинике  гинекологии.  "Хелло,  я  Кэтрин
Коллинз. Я  учусь в  университете, была  здесь  четыре  раза.  Я  собираюсь
домой - там меня  будет лечить наш семейный врач и мне бы хотелось получить
копию моей гинекологической карты."
          Все представлялось  достаточно  простым.  Кэтрин  позволила  себе
посмотреть на  лифтера. У  него было  неимоверно широкое лицо, но, когда он
повернул его  в сторону, голова оказалась сплющенной. Глаза Кэтрин невольно
остановились на  этой деформации  и, повернувшись,  чтобы  объявить  третий
этаж, лифтер  перехватил ее взгляд. Один его глаз смотрел вниз и в сторону.
Другим он  со злобой  сверлил Кэтрин.  Она  отвела  взгляд,  чувствуя,  что
краснеет. Большой  волосатый  мужчина  проталкивался  мимо  нее  к  выходу.
Опираясь одной  рукой о  стенку лифта,  она посмотрела  вниз  на  беленькую
девочку лет  пяти. Один  зеленый глаз  ответил на улыбку Кэтрин. Другой был
скрыт фиолетовыми складками большой опухоли.
          Двери закрылись  и лифт  пошел вверх.  Кэтрин  испытала  ощущение
дурноты. Это было не похоже на дурноту перед теми приступами, которые у нее
были месяц назад, но все же в замкнутом душном лифте вызывало страх. Кэтрин
закрыла глаза  и постаралась перебороть чувство клаустрофобии. За ее спиной
кто-то кашлянул и влажно дохнул ей на шею. Лифт тряхнуло, двери открылись и
Кэтрин  вступила   на  четвертый  этаж  клиники.  Она  подошла  к  стене  и
прислонилась  к   ней,  пропуская  идущих  сзади.  Дурнота  быстро  прошла.
Восстановив  нормальное   самочувствие,  она   пошла  налево  по  коридору,
покрашенному двадцать лет назад в светло-зеленые тона.
          Коридор  привел  в  зал  ожидания  клиники  гинекологии.  Он  был
заполнен  пациентками,   детьми,  сигаретным  дымом.  Кэтрин  миновала  эту
центральную часть  и  вошла  в  нишу  справа.  В  универсистетской  клинике
гинекологии, обслуживающей  все колледжи и сотрудников госпиталя, была своя
комната  ожидания,  хотя  и  не  отличающаяся  окраской  и  обстановкой  от
основного помещения.  Когда Кэтрин  вошла, на  стульях из винила и стальных
трубок там  уже сидели  семь женщин.  Все они  нервно просматривали  старые
журналы. За  столом  сидела  регистратор,  похожая  на  птицу  женщина  лет
двадцати пяти, химическая блондинка с бледной кожей и мелкими чертами лица.
Табличка, прочно  приколотая на  ее плоской  груди, сообщала,  что ее зовут
Элен Коэн. Она подняла взгляд на приближающуюся Кэтрин.
          - Хэлло, я  Кэтрин Коллинз... - Она  отметила, что  ее голосу  не
достает той  уверенности, которую  она хотела  ему придать.  Дойдя до конца
своего обращения, она почувствовала, что слова ее звучат умоляюще.
          Регистратор  бросила   на  нее   короткий   взгляд. - Вам   нужна
карта? - спросила она. В голосе ее звучала смесь презрения и недоверия.
          Кэтрин кивнула и попробовала улыбнуться.
          - Ну, поговорите  об этом с миссис Блэкмен. Садитесь, пожалуйста.
Голос Элен  Коэн стал  грубым и  повелительным. Кэтрин  обернулась и  нашла
вблизи свободный  стул. Регистратор  подошла к  картотечному шкафу и вынула
клиническую карту  Кэтрин. Потом  она исчезла  в одной из дверей, ведущих в
смотровые кабинеты.
          Кэтрин машинально  стала приглаживать  свои блестящие  каштановые
волосы, перекинув их через левое плечо. Это был ее обычный жест, особенно в
напряженные моменты.  Кэтрин была привлекательной молодой женщиной с живыми
внимательными глазами  серо-голубого цвета.  При росте  159 сантиметров она
казалась выше  благодаря проявляемой ею энергии. К ней хорошо относились ее
друзья по  колледжу, вероятно,  благодаря ее  открытости; ее  очень  любили
родители, которых  беспокоила уязвимость  их единственной дочери в джунглях
Нью-Йорка. Но  именно беспокойство  и чрезмерная  опека родителей  побудили
Кэтрин выбрать  колледж в  Нью-Йорке - она считала,  что этот город поможет
выявить ее  природную силу  и индивидуальность.  Вплоть до нынешней болезни
все складывалось  удачно и  она смеялась  над предостережениями  родителей.
Нью-Йорк стал ее городом и она полюбила пульс его жизни.
          Регистратор вернулась и села за пишущую машинку.
          Кэтрин исподтишка  окинула  взглядом  комнату  ожидания,  обратив
внимание на  склоненные головы  молодых женщин,  которые тупо  ждали  своей
очереди. Какое  счастье, что  ей самой  не нужно  было ждать осмотра. Она с
отвращением    вспоминала     эту    процедуру,     которой    подвергалась
четырежды - последний раз  всего четыре  недели назад.  Обращение в клинику
было для нее самым трудным проявлением независимости. На деле она предпочла
бы вернуться  в Вестон,  штат Массачусетс, и обратиться к своему гинекологу
доктору Вильсону.  Он был первым и единственным врачом, осматривавшим ее до
этого. Доктор  Вильсон был  старше работавших  в клинике стажеров и обладал
чувством юмора,  которое позволяло  ослабить влияние унизительных элементов
этой процедуры,  сделав их  хотя бы  терпимыми. Здесь  все  иначе.  Клиника
безлика и  холодна, и  это, в сочетании с обстановкой городского госпиталя,
превращало каждое  посещение в кошмар. Но Кэтрин упрямо следовала выбранным
путем.  Этого,   по  крайней   мере  до   болезни,  требовало   ее  чувство
независимости.
          Открылась одна  из дверей  и появилась  медсестра миссис Блэкмен.
Это была коренастая сорокапятилетняя женщина с блестящими черными волосами,
стянутыми на  затылке в  тугой узел. На ней был безукоризненно белый халат,
накрахмаленный до  хруста. Внешность  служила отражением  ее идеала  работы
клиники - строгость и  эффективность. В  медицинском центре она проработала
двенадцать лет.
          Регистратор заговорила  с миссис  Блэкмен, и Кэтрин услышала свое
имя. Сестра  кивнула и, обернувшись, коротко взглянула на Кэтрин. Наперекор
хрустящей оболочке,  темнокарие глаза  миссис Блэкмен создавали впечатление
большой теплоты. Кэтрин вдруг подумалось, что вне госпиталя миссис Блэкмен,
вероятно, намного милее.
          Но миссис Блэкмен не подошла к Кэтрин и ничего не сказала. Вместо
этого она  что-то шепнула  Элен Коэн  и возвратилась  в смотровые кабинеты.
Кэтрин  почувствовала,   что  лицо   ее  краснеет.   Она  решила,   что  ее
преднамеренно игнорируют; таким способом персонал клиники мог выразить свое
недовольство тем,  что она  хочет  показаться  своему  собственному  врачу.
Нервным движением  она дотянулась  до годичной  давности "Домашнего журнала
для леди", но не смогла сосредоточиться.
          Чтобы  убить  время,  она  попыталась  представить,  как  сегодня
вечером приедет домой и как удивятся родители. Она уже видела, как войдет в
свою прежнюю  комнату. Она  не была  там с Рождества, но знала, что комната
будет выглядеть  точно такой,  как  тогда.  Желтое  покрывало  на  постели,
занавески в  тон - все памятные  мелочи ее юности мама тщательно сохраняла.
Представив себе  успокаивающий образ матери, Кэтрин вновь засомневалась, не
стоит ли позвонить и сказать родителям о своем приезде. Тогда они встретили
бы ее  в аэропорту  Логан. Но  тогда ей,  вероятно, пришлось  бы  объяснять
причины приезда домой, а Кэтрин хотелось обсудить свою болезнь при встрече,
а не по телефону.
          Миссис Блэкмен  появилась вновь  через  двадцать  минут  и  опять
беседовала  с  регистратором  в  приглушенных  тонах.  Кэтрин  притворилась
поглощенной чтением  журнала. Наконец сестра закончила разговор и подошла к
Кэтрин.
          - Мисс Коллинз? - спросила она с едва заметным раздражением.
          Кэтрин подняла глаза.
          - Мне сказали, что вы просите свою клиническую карту?
          - Да, правда, - сказала Кэтрин, положив журнал.
          - Вы недовольны нашим лечением?
          - Нет, ничего  подобного. Я еду домой показаться нашему семейному
врачу и хочу взять с собой полную историю болезни.
          - Это довольно  необычно. Мы  привыкли высылать  историю  болезни
только по запросу врача.
          - Я уезжаю  сегодня вечером  и хочу  взять ее  с собой.  Если она
понадобится моему врачу, не хотелось бы ожидать, пока ее пришлют.
          - Здесь в Медицинском центре мы так не делаем.
          - Но я знаю, что имею право получить копию, если она мне нужна.
          Ответом на последние слова было неловкое для Кэтрин молчание. Она
не привыкла  быть такой  настойчивой. Миссис Блэкмен пристально смотрела на
нее, как  смотрят выведенные  из себя  родители  на  непослушного  ребенка.
Кэтрин не  отводила глаз,  парализованная взглядом  темных  блестящих  глаз
миссис Блэкмен.
          - Вам придется  поговорить с  доктором, - резко выговорила миссис
Блэкмен. Не  дожидаясь ответа,  она оставила  Кэтрин и  прошла  в  одну  из
соседних дверей. Замок защелкнулся за ней с механической категоричностью.
          Кэтрин  сделала   вдох  и  оглянулась  вокруг.  Другие  пациентки
смотрели на  нее сдержанно,  как будто  разделяли  презрительное  отношение
персонала клиники  к ее намерению нарушить нормальный порядок вещей. Кэтрин
силилась сохранить  самообладание,  говоря  себе,  что  это  параноидальное
видение. Ощущая на себе пристальные взгляды других женщин, она сделала вид,
что читает  журнал. Ей  хотелось спрятаться,  как черепахе, или же встать и
уйти. Ни  то ни  другое не  было возможно.  Время тянулось  мучительно. Еще
нескольких  пациенток   позвали  на   осмотр.  Теперь  было  ясно,  что  ее
преднамеренно игнорируют.
          Лишь спустя  три четверти часа врач клиники, одетый в мятую белую
куртку и  штаны,  появился  с  картой  Кэтрин.  Регистратор  кивнула  в  ее
направлении, и  доктор Харпер лениво подошел и стал прямо перед ней. Он был
лыс, если  не  считать  узкой  полоски  волос,  начинающейся  над  ушами  и
спускающейся вниз  к жесткой  кустистой заросли  на шее.  Это был тот самый
доктор,  который  осматривал  Кэтрин  в  двух  предыдущих  случаях,  и  она
отчетливо помнила  его волосатые  кисти и  пальцы, имевшие в полупрозрачных
латексных перчатках какой-то неземной вид.
          Кэтрин подняла  взгляд к  его лицу,  надеясь  обнаружить  хотя-бы
проблеск теплоты. Ничего. Вместо этого он молча резко открыл ее карту, взял
ее в  левую руку и стал читать, водя по тексту указательным пальцем правой.
Как при чтении проповеди.
          Кэтрин опустила  глаза. На  его левой штанине спереди она увидела
ряд мелких  пятен крови.  За поясом  справа заткнут кусок резиновой трубки,
слева - аппарат индивидуального вызова.
          - Зачем вам гинекологическая карта? - спросил он, не глядя.
          Кэтрин снова изложила свои планы.
          - Я думаю,  что это пустая трата времени, - сказал доктор Харпер,
продолжая быстро  переворачивать страницы. - Смотрите,  в ней  почти ничего
нет.  Пара   слегка  атипичных   мазков,  умеренные  выделения,  объяснимые
небольшой эрозией матки. Я считаю, это никому ничего не даст. Вот у вас был
приступ цистита,  но он,  без сомнения,  вызван сексом за день до появления
симптомов, вы это сами признали...
          Кэтрин почувствовала,  как лицо  ее от  унижения  вспыхнуло.  Она
знала, что это было слышно всем в комнате ожидания.
          - ...послушайте, мисс  Коллинз, ваши  припадки не  имеют никакого
отношения  к   гинекологии.  Я   бы  предложил  вам  обратиться  в  клинику
неврологии...
          - Я была в неврологии, - прервала Кэтрин. - И у меня уже есть эти
выписки. - Кэтрин подавляла слезы. Обычно она не была излишне эмоциональна,
но в тех редких случаях, когда ее подмывало заплакать, она с большим трудом
справлялась с собой.
          Доктор Дэвид  Харпер медленно  поднял глаза  от карты. Он вдохнул
воздух  и   шумно  выдохнул   его  через  неплотно  сжатые  губы.  Это  ему
надоело. - Послушайте, мисс Коллинз, здесь вас отлично лечат...
          - Я на  лечение не  жалуюсь, - проговорила Кэтрин,  не  под-нимая
головы. Слезы застилали глаза и грозили потечь по щекам. - Мне просто нужны
выписки.
          - Я   только    говорю, - продолжал   доктор    Харпер, - что   с
гинекологической стороны вам не требуется больше ничье мнение.
          - Пожалуйста, - проговорила  Кэтрин   медленно. - Вы  дадите  мне
выписки или  мне придется  пойти к  администратору? - Она медленно  подняла
глаза  на   доктора  Харпера.   Согнутым  пальцем  она  перехватила  слезу,
сорвавшуюся с нижнего века.
          Доктор  наконец   пожал  плечами,  и  Кэтрин  услышала,  как  он,
выругавшись вполголоса,  бросил карту  на стол регистратора и велел женщине
сделать копию.  Не простившись  и даже не оглянувшись, он исчез в смотровых
комнатах.
          Надев пальто,  Кэтрин поняла,  что дрожит,  и вновь почувствовала
головокружение. Она прошла к столу регистратора и, вцепилась в его наружный
край, оперлась на него.
          Птицеподобная блондинка  решила  не  обращать  на  нее  внимания,
заканчивая печатать  письмо. Когда  она вложила  в машинку  конверт, Кэтрин
напомнила о своем присутствии.
          - Хорошо, сию  минуту, - произнесла  Элен  Коэн,  с  раздражением
выделяя каждое  слово. Только  написав адрес,  запечатав конверт  и наклеив
марку, она  встала, взяла  карту Кэтрин  и скрылась за углом. Все это время
она избегала смотреть Кэтрин в глаза.
          Еще двух  пациенток успели  вызвать, пока Кэтрин вручили пакет из
плотной бумаги. У нее хватило сил поблагодарить девушку, но она не получила
и требуемого  приличиями ответа.  Ей это  было безразлично. Зажав пакет под
мышкой и  перекинув сумку через плечо, она повернулась и, наполовину шагом,
наполовину бегом, вступила в суматоху главного зала ожидания гинекологии.
          Кэтрин вдохнула спертый воздух, и душная волна дурноты навалилась
на  нее.   Хрупкое  ее   эмоциональное  равновесие   не  выдержало  резкого
физического усилия  от  быстрой  ходьбы.  Взгляд  Кэтрин  затуманился,  она
нащупала спинку  стула и  вцепилась в  нее. Пакет выскользнул из подмышки и
упал на пол. Комната пошла кругом, и колени Кэтрин подогнулись.
          Кэтрин почувствовала,  как сильные  руки схватили  ее за  плечи и
поддержали. Она слышала, как кто-то подбадривал ее и говорил, что все будет
в порядке.  Она хотела сказать, что ей нужно только на секундочку присесть,
чтобы прийти  в себя,  но язык  ее не  слушался. Смутно она ощущала, как ее
несут по коридору и ноги ее бессильно, как у марионетки, тащатся по полу.
          Потом какая-то  дверь, за  ней небольшая комната. Ужасное чувство
кружения не  проходило.  Кэтрин  боялась,  что  ее  стошнит,  лоб  покрылся
холодным потом.  Она чувствовала,  что ее  кладут на пол. Почти сразу же ее
зрение стало  проясняться, и  кружение комнаты прекратилось. С ней были два
доктора  в   белом,  они  оказывали  ей  помощь.  С  некоторым  трудом  они
высвободили одну  ее руку  из пальто  и  наложили  жгут.  Хорошо,  что  она
находится  не  в  переполненном  зале  ожидания  и  не  является  предметом
всеобщего обозрения.
          - По-моему, мне лучше, - проговорила Кэтрин, моргая.
          - Хорошо, - сказал один из докторов. - Мы тебе кое-что дадим.
          - Что?
          - Просто что-то, чтобы тебя успокоить.
          Кэтрин почувствовала,  как игла  проходит сквозь  нежную  кожу  с
внутренней стороны  локтя. Жгут  сняли,  и  она  ощутила  биение  пульса  в
кончиках пальцев.
          - Но  мне   уже  намного  лучше, - запротестовала  она.  Повернув
голову, она увидела руку, нажимающую на поршень шприца.
          - Но я хорошо себя чувствую, - сказала Кэтрин.
          Доктора не  отвечали. Они  просто смотрели  на нее,  не  позволяя
подниматься.
          - Сейчас  мне  действительно  лучше. - Она  переводила  взгляд  с
одного доктора  на другого. У одного из них были самые зеленые глаза, какие
Кэтрин когда-либо  приходилось видеть,совсем  изумрудные. Кэтрин попыталась
пошевелиться. Рука доктора напряглась.
          Внезапно зрение  Кэтрин затуманилось,  и доктор  оказался далеко.
Одновременно послышался звон в ушах, и тело стало тяжелым.
          - Мне намного... - Голос  Кэтрин звучал  хрипло и  губы двигались
медленно. Голова  ее склонилась  набок. Она  видела, что  находится на полу
кладовой. Затем темнота.

2
     14 марта

          Мистер и  миссис Вильбур  Коллинз, ожидая,  пока  откроют  двери,
поддерживали друг  друга. Сначала  ключ не  входил в  замок, и  управляющий
вынул его и осмотрел, чтобы убедиться, что он от номера 92. Поняв, что ключ
был перевернут,  он попробовал  снова. Дверь  открылась, и  он  отступил  в
сторону, пропуская внутрь заместителя декана университета.
          - Милая  квартирка, - сказала  замдекана.  Это  была  миниатюрная
женщина около  пятидесяти лет с очень нервными и быстрыми движениями. Видно
было, что она волнуется.
          Мистер и  миссис Вильбур  Коллинз и  два ньюйоркских  полисмена в
форме прошли в комнату следом.
          Это  была   маленькая  квартирка  с  одной  спальней  и,  как  ее
рекламировали, с  видом на  реку. Река  действительно была видна, но только
через крохотное  окошко в  похожей на  чулан ванной. Два полисмена стояли в
стороне, заложив  руки за  спину.  Пятидесятипятилетняя  миссис  Коллинз  в
нерешительности стояла у входа, как бы опасаясь того, что может обнаружить.
Мистер же  Коллинз заковылял  прямо к  центру комнаты. В 1952 году он болел
полиомиелитом, который ослабил его правую голень, но не его деловую хватку.