ракеты потому, что  они
стреляют  из гипера? Неожиданная материализация и взрыв ракет  разносили  бы
мантию в щебень, если бы массированный обстрел из лучевого оружия не обратил
ее в море лавы. Водяной лед уже давно испарился в космос.
     Зачем  им нужно мучить  именно  этого котенка?  Я ничего плохого  им не
сделал.
     Все кончается. Вдруг, будто выключили электричество. Что за черт?  Боже
мой, я думал, я с ума сойду. Эльюэл на минуту забылся, схватился за голову и
кричит:
     - Прекратите! Прекратите!
     Пиньяцу пришлось дать ему транквилизатор.
     Тишина. Ширится, шуршит. Ширится, ширится. Становится хуже бомбежки.
     Они ушли? Или затаились и ждут, когда мы высунем нос?  Говорят, Палач -
мастер психологической войны.
     Я  расстегиваю ремни  безопасности  и  ползу к параше.  Принеся жертву,
брожу,  пытаясь  успокоиться, по  отсеку. Пиньяц терпит пять минут,  а потом
резко говорит:
     - Сядьте. Вы генерируете тепло.
     - Да ладно тебе. Задница устала. И намокла.
     -  Сядьте. Вы на клаймере, лейтенант. Не  один я  не могу  успокоиться.
Воцарившаяся тишина - прекрасная питательная среда для тревоги. Никто никому
не глядит в глаза.


     Десять часов. В операционном отсеке кто-то плачет. Удивительно. Мы  уже
бывали в таком долгом клайминге. Почему же на этот  раз так тяжело? Близость
Палача? Плачущему дают транквилизатор. Он замолкает.
     Методичное  помешательство  командира  оказалось эффективным. Повышение
внутренней температуры отстает от обычного графика, хотя у нас мало топлива,
чтобы использовать его для  теплоотвода. Вскоре после того как стихает плач,
командир дает команду о полной смене атмосферы, а потом добавляет:
     - Санитар, дать снотворное первой группе.
     Вокруг тепло,  но  меня  все равно  колотит дрожь.  Снотворное. Крайнее
средство увеличить  переносимость  клайминга, замедлив  метаболизм  и снизив
реакцию на среду  у  членов экипажа не на критических постах. Мера отчаяния.
Обычно применяемая гораздо позже.
     - Фосс,  почему  бы  тебе просто  не  раздать  капсулы? -  спрашиваю  я
фельдшера, проходящего  по отсеку  со  шприцем в руках,  похожим  на тяжелый
лазер с насадкой от душа на конце.
     - Некоторые попытаются их припрятать.
     Я закатываю рукав, но Фоссбринк игнорирует меня, поворачивается к Бату,
который мне кажется более необходимым человеком  для выживания корабля. Бат,
кажется, не собирается проснуться никогда.
     - А почему не я? Каким образом вы выбирали?
     -  Психологический профиль, профиль выносливости,  указания  командира,
критические рейтинги. Почти  всегда можно  найти человека для любой  работы.
Далеко не всегда можно найти того, кто выдержит напряжение и жару.
     - Что будет, когда мы выйдем?
     Он пожимает плечами.
     - Их там не будет. Или будут. Если будут, то дальше все не важно.
     Я  загораживаю ему путь, протягивая руку. Снотворное  -  лучший  выход.
Никаких тревог. Если проснешься - значит, мы справились.
     - Нет. Вам не будем, сэр.
     - Но я же самый бесполезный.
     - Приказ командира, сэр.
     - Проклятие!
     Сейчас  мне  ничего  не  хочется  больше,  чем полного  снятия  с  себя
какой-либо ответственности за собственную судьбу.


     Четырнадцать часов. У меня жар. Не  могу  спокойно  сидеть.  Промок  от
испарины. Дыхание  частое  и  поверхностное из-за  жары,  вони  и недостатка
кислорода в воздухе. Чистый кислород. Воздух должен быть чистым кислородом.
     Каков,  черт  возьми,  рекорд  продолжительности  клайминга?   Не  могу
вспомнить. Похоже, что  командир решил его побить. И для этого идет  на все,
даже корректирует кривые разогрева, сбрасывая со счетов погибших.
     На  переборки  не смотрю. На них  одеяло плесени. Я почти вижу, как она
разрастается, разбрасывает споры, наполняет  воздух  сухим, спертым запахом.
Господи! Пятно плесени уже на рубашке Бата! Я почти непрерывно кашляю, споры
раздражают горло. Еще спасибо, что аллергии нет.
     Сок  кончился,  остается  вода, бульон и таблетки. Йо-хо-хо!  Голод  на
клаймерах.
     Где тот бесстрашный бывалый космический пес, веселивший парней с маяка?
Ха! Охотники сорвали с него маску.
     Час назад  Фоссбринк  снова  всех  обошел  и, как  в прошлый  раз, меня
миновал.  Я  беспощадно  его обматерил.  Он дал мне таблетку, которую я имею
право проглотить только по приказу командира.
     Те из нас,  кто  еще в сознании,  немного  спятили.  Мне  очень хочется
отключиться,  но...  Не хватает внутренних сил бросить  вызов  и  проглотить
таблетку. Все думаю об этом, но руку ко рту поднести не могу.
     Господи, как же тут тоскливо!
     Последнюю слабую связь с реальностью  поддерживает ненависть к Старику.
Старинный друг.  Одноклассник. И так поступил со мной. Перерезая ему глотку,
я бы улыбался от снастья.
     А эти сволочи наверху? Какого хрена они не убираются? Хватит уже.
     В операционном отсеке  вахту стоят лишь двое -  командир и Уэстхауз. Из
инженерного  ничего  не  слышно,  но  там  кто-то  тоже   еще   держится.  В
эксплуатационном  на  ногах  один только Бредли. Упрямый парень  наш младший
лейтенант.  А  здесь,  в  оружейном, глаза  открыты у  двоих  - у Кюйрата  и
Пиньяца.
     Ни с  того ни с  сего  Кюйрат  бросается к люку в  операционный  отсек.
Что-то невнятно бормоча, он царапается наружу. Что за черт?
     Ага.  Вот  и   еще  один  повод   для   того,  чтобы  пустить   в  дело
успокоительные. Это заразительно. Безумие подбирается  и ко мне, оно  уже  у
самых границ моего рассудка.  Я заставляю  себя встать  и крадусь к Кюйрату,
вооруженный  шприцем, который  оставил  мне  Фоссбринк  как  раз  для  таких
случаев.
     Кюйрат меня  видит.  Прыгает на меня.  Глаза  дикие, зубы  оскалены.  Я
втыкаю шприц ему в живот и нажимаю на курок.
     Секунд  десять  мне  приходится  прикрывать  себе руками  глаза и яйца,
уворачиваться от его зубов, отцеплять от себя его руки  и думать,  почему не
действует снадобье. Отчего он не падает?
     Наконец он готов.
     - Что у вас там?
     Я неверным  шагом иди к интеркому и  что-то бубню. Командир как-то меня
понял. Я смотрю на Пиньяца. Почему он не помог мне?
     Его глаза  открыты, но он  ничего не видит. Он в ауте. Подонок. Как ему
это удалось?
     - Все в порядке. - Голос командира из соседней галактики достигает моих
ушей. - Займи место Эльюэла.
     - А?
     В голове туман.  Хочу  все  бросить.  Я  выдохся.  Не  понимаю, что  он
говорит.
     - Садись на место Эльюэла. На ракетах нужен человек. Где Пиньяц?
     - На ракетах. Кто-то на ракетах.
     Шатаясь,  я  перебираюсь на место  Эльюэла. Ракетчик  лежит на  барьере
приборной доски, дышит тяжело и неровно. Состояние тяжелое.
     - Я устал. Проглочу капсулу. Спать буду.
     - Нет. Нет! Держись!  Не поддавайся! Мы же  уже почти дома. Тебе только
включить пульт управления ракетами.
     - Включить пульт управления ракетами.
     Пальцы что-то делают сами. Руки похожи на истощенных коричневых пауков,
они танцуют  на липкой, зеленой от  плесени приборной доске, ласкают скопище
просыпающихся кнопок. Я постоянно хихикаю.
     - Где Пиньяц?
     На этот раз сигнал доходит.
     - Спит. Уснул.
     Эльюэл издает тоненький, ноющий писк.
     - Проклятие! Будь готов к пуску после перехода в норму.
     - Готов... Пуск ракет!
     Один  из пауков  начинает  вытанцовывать  последовательность заряжания.
Другой исследует тайны предохранителей.
     - Нет! Нет! Убери руки с панели! Уолдо, не сейчас!
     Что-то отдаленно напоминающее рассудок возвращается ко  мне. Я медленно
убираю руки и рассматриваю их. Наконец я произношу:
     -   Ракеты  подготовлены  к  пуску.  Управление  запуском  в  состоянии
готовности.
     - Отлично!  Отлично.  Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Уже скоро.
Потерпи еще.
     Потерпи.  Потерпи. Всего  пять человек  в сознании  на целом корабле, и
один из них талдычит: "Потерпи".  И долго еще  ждать? Пока мы не останемся с
командиром вдвоем? А если за нами до сих пор гоняются? Остальным это уже все
равно, а мне что делать? Изогнуться и поцеловаться на прощание с собственной
задницей?
     Эльюэл затих. Даже дышать перестал. Я смотрю на него и не понимаю.
     Думаю, не он один. Здесь очень плохо.
     Я возвращаюсь к  ритуалу злобы и ярости, придумываю пытки  для Старика.
Брань  и угрозы сыплются из моей глотки в бесовском подражании грегорианским
песнопениям. Это помогает скоротать время и как-то продержаться.
     Притаившись у  границ умопомешательства, я становлюсь  жертвой одной из
релятивистских шуток времени. Совершенно неожиданно проходит еще два часа.
     - Эй, там, внизу! Готовность! Выходим на счет "пять".
     Это хриплый голос Уэстхауза.
     Я бросаю взгляд на часы. Это рекорд длительности, сомнений нет. Ура.
     - Хмм! - Это командир. - Черт возьми,  Уолдо! Не сейчас. Проснись.  Уже
почти все закончилось. А, мать твою!
     Кажется, что говорить - это для него мука мученическая.
     А мне дико  неохота  покидать мир  духов.  Ощущение  безопасности  дает
человеку даже ад.
     А что, если еще до перехода  в норму на  борту  не останется ни  одного
человека   в   сознании?   Клаимер  будет   нагреваться,  пока  не   откажут
сверхпроводники,  магнитная защита  рухнет,  и  корабль  вспыхнет  внезапным
аннигиляционным взрывом.
     Интересно,  почему  мне  сейчас лучше, чем  два часа назад? Температура
даже еще поднялась. Мы варимся в буквальном смысле этого слова.
     -  Все, что  мне  от тебя  нужно, - запинаясь, говорит командир, -  это
чтобы ты нажал на спуск быстрее, чем тот, кто нас ждет.
     - Постараюсь.
     - Десять секунд. Девять... Восемь...
     Ударный  вход  в  ноль  Гэв.   Все  вокруг   конкретизируется,   эффект
оглушительный.
     Насмерть  перепуганная   старая  древесная  обезьяна  в  глубине  моего
сознания  начеку  -  хочет жить.  Я заканчиваю  процедуру  пуска прежде, чем
начинают гудеть вентиляционные устройства. Фактически я начал, когда корабль
еще  не  вышел окончательно  в  норму, и ракеты вылетели раньше,  чем  любой
прибор мог дать указание цели.
     Танниан так визжит о недопущении напрасного расхода ракет, что  я  могу
попасть под следствие...
     Но цель есть. Старик с Уэстхаузом предположили точно.
     Мы  вырываемся из  укрытия  менее  чем в  десяти  тысячах километров от
останков уничтоженной луны. Судьба к нам благосклонна. Наблюдатель  оказался
в захвате прибора, меньше сотни километров от нашей точки выхода. Я вижу его
через  артиллерийскую оптику.  Вот оно, значит, как. Они  решили, что с нами
все кончено, но на всякий случай оставили кого-то. Они всегда так поступают.
     - Иногда получается и по-нашему, - бормочу я.
     Ракета в пути. Системе управления огнем едва хватило времени  на захват
цели.  Мы остаемся в норме всего четыре секунды. За  это время температуру и
на микроградус не сбросить. Сматываемся.
     Ракета  с ускорением  в сотню g бьет  в цель,  пока джентльмены  из той
фирмы не успели пальцев вытащить из ушей.
     В сущности, классическая клаймерная атака. Просто с большим везением.
     Командир снова выходит  в норму  в пяти  световых секундах  в  сторону.
Сбрасывает тепло и наблюдает.
     Истребитель гибнет. И ни радио, ни тахионные детекторы не ловят ничего,
кроме  шума  взрывов.  Сигналов не  было.  Командир  пошел  с  нужной карты.
Пересидел охотника. Палач ушел охотиться в другие места.
     Пламя  огненного  шара  стихает.  Я смотрю  на  термометр.  Температура
понижается  медленно.  Может  быть,  градус  в минуту. Минуты топают мимо со
скоростью улиток.
     Истребитель   никаких  сигналов   не  подал,  но   остается   еще   эта
предательская станция.
     Человек  десять достаточно  оклемались,  чтобы  продолжать работу.  Еще
нескольких уже нет... Командир приступает к  выполнению следующего обманного
маневра. Он звонит мне и говорит:
     - Программируй  одиннадцатую  птичку  для прямого полета  в  гипере  на
максимальной скорости.
     Пиньяц еще не пришел в себя. Пока что я здесь старший.
     Новый корабль  противника движется  в сторону от  нас,  к  нижнему краю
планетной системы. Уэстхауз переходит  в гипер  и гонит вовсю. Проходит пять
минут.
     - Он разворачивается, командир, - докладывает Рыболов.
     -  Отлично.  Оружейный  отсек,  готовность  к  пуску.  Мистер Уэстхауз,
готовность к клаймингу.
     Идет минута за минутой. Охотник медленно приближается.
     - Он уже достаточно близко, командир, - говорит Канцонери.
     - Спасибо. Оружейный! Готовы?
     - Так точно, командир. - Я быстро отстукиваю приказы ракете.
     - Мистер Уэстхауз. Готовы? Огонь!
     Я  стреляю. Все вокруг  становится  призрачным. Командир дает Уэстхаузу
новый курс. Должно сработать. Уловка новая.
     Ракеты способны лететь в гипере  часами. Я  ей запрограммировал высокое
отношение сдвига. Надеюсь, мы успели стартовать, пока истребитель не подошел
достаточно близко, чтобы раскусить наш маневр.
     Неустрашимый  Фред  будет орать как резаный, когда  узнает, что мы  тут
вытворяем.
     Командиру теперь  уже  плевать,  что  подумают  в штабе.  Его  задача -
привести людей домой живыми.
     Мы возвращаемся в норму, как  только истребитель,  по  нашим  расчетам,
вылетел за границу зоны обнаружения. Несколько часов дрейфуем на минимальной
мощности  и вентилируем тепло.  Это трудоемкий процесс. Лучевое оружие мы не
можем использовать, чтобы себя не обнаружить. Ведь  где-то  снова собираются
охотники.
     Нормальная температура полета кажется непереносимым  холодом. Когда она
доходит до предклаймингового уровня, мне уже просто больно.
     Когда через три часа командир снова входит  в клайминг,  на борту всего
двадцать три человека в строю.
     Троих  мы оставили  позади,  похоронили в открытом космосе.  Надгробные
речи и оплакивание  были позже,  уже в безопасности клайминга. Пикро и Браун
из операционного отсека и Эльюэл. Тем, кто был внизу, повезло больше.
     -  Это преступление,  - бормочет  Рыболов.  -  Через мусорный люк.  Это
преступление.
     - А ты бы хотел оставить их на борту? - спрашивает Яневич.
     Рыболов не отвечает. Страшно подумать,  что  сделали бы  с ними тепло и
бактерии в длительном клайминге. Тела и так уже прилично тронулись.
     Я  вспоминаю  историю  о  командире,  который  настоял  на  том,  чтобы
доставить погибших домой.
     Забавно.  Чем  большее зловоние распространяется  по кораблю, тем  выше
становится мой порог восприятия  запахов.  Наша  атмосфера  мне лишь  слегка
неприятна, хотя пастух с Ханаана тут бы задохнулся.


     Лейтенант  Дикераид  командует в  инженерном  отсеке, пока  его  босс в
отрубе. Вейрес внезапно оживает. С диким воплем:
     - Дикераид, убирайся с дороги к чертовой матери! Командир, какого хрена
вы сделали с моим запасом АВ? Вы осел...
     -  Закройте  пасть,  Вейрес.  Скажите  мне  спасибо,  что  у  вас  есть
возможность ругаться.
     Вейрес продержался недолго.  Более разумный Дикераид  остался  в строю,
натянув последний оставшийся скафандр и используя его охлаждение.
     Перебранка продолжается. Чистое воздействие стресса. Станет ли командир
ее прерывать?  У  него  есть  свидетельство  на  магнитофонной ленте. Вейрес
нарушил субординацию. Я ничего  не  записываю, чтобы не оставить  после себя
чего-то такого, из-за чего меня потом могут вызвать в суд.
     -  У нас запаса  на волосок!.. - надсаживается  Вейрес.  -  С ним, если
повезет, нам задницы не поджарят, а взорвут!
     - Радуйтесь, что в живых остались, - заступается  за  Старика Яневич. -
Займитесь своим вязанием. А свое дерьмо держите при себе. Вам ясно, мистер?
     У Вейреса хватает ума заткнуться. Хоть и надувшись.
     Пора поспать.


     Я  просыпаюсь  с  возрастающим  фатализмом, и  в  этом я не одинок.  АВ
практически  нет. Ракеты  улетели.  Гамма-лазера  хватит на один выстрел, не
больше. Прочее лучевое оружие ненадежно. Магнитная пушка - единственное, чем
можно пользоваться сколько угодно. В бою мы особо не блеснем.
     Я выполнил свой долг. Я продержался. Я  работал, когда  другие сдались.
Могу собой гордиться. Может быть, и медаль дадут.
     Путь  домой по-прежнему далек.  И  будет  он тяжелым  и голодным. Кроме
того, нам  надо  пробиться сквозь железный занавес вокруг Ханаана. Хватит ли
на это АВ?
     В оружейном отсеке все воюют с плесенью.
     -  Похоже,  что  плесень победила,  -  говорю  я  слегка  сконфуженному
Кюйрату.
     - На этот раз она неплохо  устроилась, сэр. Краска  облетела, кое-где и
пластик.
     Он срывает обертку с мотка изоляционной ленты.
     - Хотя пришлось дать ей волю.
     - Ага. Но что делать теперь?
     -  Не  обидно  ли будет,  если  нас  доконает  эта дрянь?  То есть  они
постарались изо всех сил - спустили на нас Палача. Но командир нас  вытащил.
И тут эта плесень. И что с ней делать? Ее же не перехитрить.
     - Да, смешной был бы конец, - соглашаюсь я.
     Но и конкурентов со счетов сбрасывать рано.  Они все еще ищут  нас, мои
друг.
     Подплывает Пиньяц.
     - Признаю, что вы сделали выстрел высшего класса, лейтенант.
     - Хмм, - отвечаю я. Он, кажется, несколько  смягчился. -  Это на  самом
деле было? Кажется сном.
     - Вы все время что-то записывали. Интересно. Я  пока сложил ваши бумаги
в койку Бата.
     - Не  помню,  чтобы  что-нибудь  записывал. Когда-нибудь прочту,  будто
кто-то другой писал.
     Потом я фыркаю.
     -  Ракетчики  -  как  ковбои.  Уважают только того, кто первым выхватит
пистолет.
     Пиньяц недоуменно хмурится.
     - Я протянул оливковую ветвь, лейтенант. Не думал, что вы будете кусать
руку.
     -  Прошу   прощения.  Спасибо.  Мне  просто  повезло.  Что  у  вас  там
происходит?
     -  Мы  их  потеряли.  Или они нас  отпустили.  Если вас интересует  мое
мнение, это любопытно. Не может быть, что все так просто.
     - Может быть, все не так и просто.
     - Они должны были знать, что у нас АВ на исходе. Это их подстегивает. -
Он пожимает плечами. - Но они дают нам шансы, и Старик использует их все.
     - Например?
     - Для начала найдем маяк с инстелом. Дадим знать в штаб, что мы живы.
     - Угу. Полагаете, Танниан будет разочарован?
     Порой мне кажется, что он хочет нашей смерти. Но у Пиньяца есть на этот
счет и собственные параноидальные соображения:
     -  Я догадываюсь, что за игру  затеял Старик. Пусть люди узнают, что мы
живы, прежде чем новости дойдут до самого верха.
     Неужели  это правда?..  Нет. Даже  Танниан  не  способен... Сумасшедшая
мысль. Я слишком долго болтался в тылу.
     - Вы полагаете,  что Фреду придется  нажать на  все тормоза и  оставить
героев в живых?
     - Именно.
     Смуглое маленькое лицо выдает его. Он верит в заговор. Надо бы грядущий
отпуск  подлиннее, а  то  все уже с ума посходили. Не хотелось бы  мне вновь
оказаться в космосе с этими людьми.
     Я улыбаюсь про себя  - и  не придется.  Один патруль - вот все, что мне
надо пережить.
     Привези меня домой, командир. Привези меня домой.


     Маяк  мы   нашли.  Командир  доложил  о  вчерашнем.  Промаявшись  дурью
несколько часов, штаб дал команду: придерживаясь  обычной процедуры патруля,
то есть от  маяка  к  маяку,  возвращаться  домой.  Трепаться  они были не в
настроении.
     Мы  наскребли  немного  воды  и провизии. АВ, к  сожалению,  достать не
удалось. Попадем в зону неприятеля - будет туго.
     Ленч  с  командиром. Он на грани срыва, но все так  же неприступен. Как
его разговорить? Чем его успокоить? Пожалуй, сейчас это не выйдет.
     О погоне он говорит так, будто это обычное в патруле дело.

x x x

     Прошло  шесть  дней. Еще  на шесть  дней ближе к дому. Старик старается
скорее  избегать  обычной процедуры патруля, нежели  ей  следовать. Не хочет
давать  никакой  информации возможным наблюдателям.  На короткие  промежутки
времени мы переходим  в  гипер,  постоянно  слушаем. Парано