, что тебе абсолютно не во  что верить, незачем
жить, нечего  любить. А чтобы быть хорошим солдатом,  ты  должен верить, что
твоя работа имеет ценность и смысл, любить ее, жить ею.
     На клаймерах жизнь активнее, чем  я думал. Она идет под поверхностью. В
умах и сердцах людских, как говорит старый штамп.


     Я попиваю кофе с командиром, когда раздается сигнал тревоги
     - Опять, трам-тарарам, учения?
     От этих штучек  мое самообладание износилось до дыр. Три, а то и четыре
раза в день. И только тогда, когда у меня есть чем заняться поприятнее.
     Бледность  мотнувшегося  к  люку командира красноречивее любого другого
ответа. На этот раз по-настоящему.
     По-настоящему.  Я  добираюсь  до  операционного  отсека,   прежде   чем
захлопывается люк, на один хромой прыжок позади Старика.
     В рабочем режиме это легче.
     Яневич  и  Никастро  обступили Рыболова.  Я  протискиваюсь  к  креслу у
экрана. Командир облокачивается о тахион-детектор.
     - Готовы к клаймингу, старпом?
     - Готовы, командир. Инженерный отсек готов к переходу на аннигиляцию.
     Я сгибаюсь  и протискиваюсь,  пока не  удается  увидеть хоть что-нибудь
между  локтями.  Экран  тахион-детектора ожил  впервые  с  момента  ухода от
корабля-носителя. На  нем  крошечный  яркий знак "V", острием указывающий на
три часа, оставляющий почти плоскую брюшную хвостовую волну.
     Спинная волна в  форме  бумеранга. Между этими  двумя - дюжина туманных
перьев разной длины.
     -  Наш,  -  говорю  я.  -  Крейсер  класса  "Боевой".  Скорее  всего  -
средиземноморский. "Саламин" или  "Лепанто". Может быть, "Александрия", если
ее уже переоборудовали.
     Четыре пары глаз сверлят дыры в моем черепе. Каждый думает, но не хочет
произнести вслух:
     - Откуда ты знаешь, черт тебя побери?
     Вызывает Канцонери:
     - Командир, я идентифицировал  эмиссионную картину. Наш. Крейсер. Класс
- "Боевой". Подкласс - средиземноморский. "Саламин" или  "Александрия". Если
хотите  получить   подтверждение   для   бортового   журнала,   надо   будет
приблизиться. Вблизи можно снять более точные показания.
     - Не важно. Командование может само решить, кто это.
     Он  продолжает  сверлить во мне дыры. Некоторые смотрят  на  меня  так,
будто только сейчас заметили мое присутствие.
     -  Мистер  Яневич,  поднимитесь на  минуту.  Нечего им  тратить  время,
гоняясь за нами.
     Уйти в клайминг - простейший способ сказать "я свой".
     Когда мы вернулись в кают-компанию. Старик спрашивает:
     - Как тебе это удалось?
     Почему бы не попритворяться немного? Они-то все время со мной играют.
     - Что удалось?
     - Определить этот крейсер.
     Я  был удивлен,  когда  они  уставились на меня,  но  еще  больше  меня
поразило, что Рыболов поднял тревогу.
     -  Дисплей.  Любой  хороший  оператор  умеет  читать  хвостовые  волны.
Когда-то я видал много средиземноморских.
     - Джангхауз хороший оператор. Но такого я от него не видел.
     - Следы кораблей  класса "Боевой"  ни  с  чем не спутаешь. Как правило,
смотришь  на   перья.  Но  у  "Боевых"  крутая  дуга  в   спинной  линии.  У
средиземноморских верхняя  линия  длиннее нижней. Дальше  просто арифметика.
Здесь  всего  три средиземноморских. Я  не помню их перьев, а то сказал  бы,
какой именно из них. Никакая это не магия.
     - Не думаю,  что Рыболов смог бы. Он неплох, но не вдается в детали. Он
будет  спорить о  религиозной белиберде до  скончания света,  но никогда  не
сможет отличить линкор от тягача типа "Титан". Может, ему на это плевать.
     - Я полагал, что для этого и существуют на борту операторы и экраны.
     -  На клаймерах нам нужно  только знать, есть  ли  кто-нибудь  рядом. А
Джангхауз просто путешествует, пока не получит пропуск в Землю Обетованную.
     - Строгое суждение.
     - Он действует мне на нервы... Впрочем, они все действуют мне на нервы.
Как дети. Приходится постоянно  за ними следить. Подтирать им носы и дуть на
болячки... Извини. Возможно, нам стоило подольше  отдохнуть.  Или  отдохнуть
по-другому.
     Появляется  Неустрашимый  Фред.  Я  впервые  вижу  его  за  неделю.  Он
оглядывает нас одним глазом и выбирает сиденьем мои колени.
     - Помнишь  Ивана  Грозного? -  спрашиваю я,  почесывая  кошачьи  уши  и
голову.
     -  Этот  придурочный  инструктор  рукопашной  из  космопехоты? Надеюсь,
получает пендели и летает от полюса до полюса где-нибудь в Богом забытой...
     - Нет. Другого. Кошку у нас в детском саду.
     - В  детском  саду? Я такого давнего не  помню.  -  И  после  паузы:  -
Талисман. Кошка, у которой были щенки.
     - Котята.
     - Все равно. Да. Помню.
     Первый  год  в  Академии.  Детский  сад.  Ты еще  достаточно человек  и
достаточно  ребенок, чтобы ценить живые пушистые игрушки. Иван  Грозный была
нашим талисманом,  и  еще  менее  почтенной, чем даже Неустрашимый. Сплошные
кости  и  боевые шрамы после  бесчисленных лет помета каждые четыре  месяца.
Самое лучшее, что можно  о ней сказать, - это то, что она любила нас, детей,
так же сильно, как любили ее мы, и гордо приводила к нам свое потомство, как
только  они  начинали ковылять.  Она погибла под колесами  электромотоцикла,
оставив после себя  полчища потомков. Я  думаю, что  ее  смерть  была первым
горьким опытом в молодой жизни командира.
     Для меня это долгие годы оставалось самым большим горем. В одно ужасное
мгновение  открылась безразличная жестокость мира,  в  котором  я живу.  Так
началось падение  с  высот невинности.  Долгое-долгое время  ничто  не могло
удивить  меня или  расстроить.  То же и  командир,  хотя по  шкале ценностей
взрослого человека у нас были неприятности и покрупнее.
     -  Помню,  - еще  раз повторяет командир.  -  Слышишь, Неустрашимый, мы
говорим о даме. твоей масти.
     - Неудачная шутка.
     Фред приоткрывает один глаз, рассматривает командира и зевает.
     - А ему до фени, - говорю я.
     - В том-то все и дело. Всем до фени.  Мы  тут рвем себе задницы, а всем
до фени..И тем, кого мы защищаем, и военным, и господам из той фирмы, и даже
нам самим почти  все  время до  фени. -  Где-то с полминуты он рассматривает
кота. -  Делаем  необходимые движения  и заканчиваем процедуру,  чтобы можно
было снова отправиться в отпуск.
     Он  снова подбирается к той же теме, окольно.  Я то же самое  испытал в
первом полете на действительной.  Нам в  Академии  долбили-долбили,  а потом
отправили туда, где ни у кого понятия не было, что значит задание. Туда, где
всем  наплевать.  Все,  чего  они  хотели, -  это  выслужить срок  и  уйти в
отставку. Они делали лишь то, что не могли  не делать,  ни грамма  больше. И
отказывались от любой должности, где надо делать чуть больше.
     Адмирал  Танниан,  при всех  своих  недостатках,  из своих  подчиненных
выбивал это всеми силами. Может  быть, не теми средствами, но... если бы наш
командир  перенесся  на  один  из Внутренних  Миров,  его  бы  встретили как
настоящего, дипломированного героя. Танниан даже тем людям привил правильное
отношение.
     Хотя даже  самый тихий  клаймермен оборвал бы эти  реверансы.  На войне
Танниана самые блестящие из выпускников Академии теряют лоск, как начищенные
сапоги после тяжелого похода.
     - Не чешись - расковыряешь.
     Я, оказывается,  опять расчесываю  бороду. Есть ли в его словах скрытый
смысл?
     - Поздно. Уже расковырял. Зудит постоянно.
     - Сходи к Фоссбринку. Он тебе даст чем помазать.
     - Да мне просто бритва нужна.
     Моя  собственная бритва  исчезла при невыясненных  обстоятельствах.  На
корабле без тайников она умудряется скрываться.
     - Ах ты, маменькин сынок! - На лице командира тонкая  натянутая улыбка.
- Хочешь нарушить наш имидж грубых мужиков? Могут найтись последователи.
     - А не повредило бы, верно?
     Система  регенерации воздуха не  справляется со  смрадом,  исходящим от
неделями   немытой  команды,  и   с  ароматом  пердежа,  по  которому  между
подразделениями  устраивают  олимпиады Черт возьми, мне и в  Академии это не
казалось забавным, когда нам было десять лет. Зелен виноград?  Может быть. Я
был посредственным атлетом даже в этом похабном виде спорта.
     Запах мочи постоянно исходит из ночных горшков, которыми мы пользуемся,
когда люки загерметизированы и мы не можем сходить в "адмиральскую каюту".
     В  каждом отсеке есть  дополнительный  воздухоочиститель,  но никто  не
будет включать их ради моего удобства.
     - Фу!
     Я жеманно зажал пальцами нос.
     - Подожди пару месяцев. Скоро мы не сможем остановить плесень.
     - Какую еще плесень?
     - Увидишь, если это  протянется  подольше.  Нас  впервые заставляют так
долго летать.
     То, что казалось  милыми шуточками, обернулось  голым  фактом.  Корабль
будет в полете столько, сколько придется.
     - Ну, хватит  валять дурака. Пора  мне идти делать  записи  в  бортовом
журнале. Я совсем  про него  забыл, потому  что  и  написать-то было нечего.
Мудаки  штабные. Когда ничего  не происходит, они  требуют писать в два раза
больше и объяснять почему. Настанет время, я им все скажу.
     Я видел  наш бортовой журнал. Если  судить по его скупым  строкам, наши
дни должны быть навсегда стерты со страниц истории.
     Как минимум. С первого до последнего.
     Я поплелся вслед  за Стариком  и в  результате оказался в  операционном
отсеке как раз вовремя - началось прослушивание новостей с последнего маяка.
     Перед  нами  здесь  побывал  клаймер  Джонсон.  Девчонки  оставили  нам
любовные записки.
     - Как они могли догадаться, что мы идем за ними? - спросил я.
     - При  помощи  компьютеров, - отвечает оживленный Яневич. - Если у тебя
достаточно данных, ты можешь высчитать маршрут патруля.  Абсолютно случайным
он не бывает никогда.
     - А, вот как.
     Я видел, как  этой игрой  за неимением иного занятия забавляются Роуз и
Канцонери. Еще  они  пытаются  вычислить  эйдо,  лишь  бы убить  время. Эйдо
по-прежнему неизвестен.
     Они  разрабатывают  большой  проект  по предсказанию  первого контакта.
Организовали тотализатор.  После  каждого  маяка  они  обновляют  программу,
делают  новые  ставки  и  убеждены,  что скоро  выиграют.  С  каждой неделей
призовая сумма растет. Там уже несколько тысяч конмарок.
     В отсеке воцаряется мертвая тишина. Тродаал говорит почтительно:
     - Вот оно.
     -  ...конвой в  зоне Эхо-12  идет к системе  Томпсон.  Десять  и шесть.
Продолжаю преследование. "Д-84".
     Я  быстро  прикидываю. Мы  не  так уж  далеко.  Напрячься -  доберемся.
Наверняка  это  важный  конвой.  Шестеро  в  охранении  на десяток  грузовых
кораблей -  хорошее соотношение, если за ними не идут другие боевые единицы.
Господа из той фирмы любят убивать двух зайцев одним выстрелом.
     Никаких  приказов  не поступает.  Клаймерный штаб  не станет  прерывать
обычного патрульного распорядка. Яневич пытается подбодрить меня:
     -  Наша  очередь  еще  впереди. Может  быть, раньше,  чем  тебе  самому
захочется.
     Раздается крик командира:
     -  Я  помогу  ему справиться  со  скукой, мистер  Яневич!  В  следующем
интервале наблюдения  проведем артиллерийские  стрельбы. Посмотрим,  что  он
умеет делать со своей игрушкой.
     Теперь  понятно,  зачем  Бредли  хранит  пустые  канистры,  -   из  них
получаются отличные мишени.
     Здесь  все  время  происходит  что-то  странное.  И  никто   ничего  не
объясняет, пока дело не упирается в меня.
     От  Старика  ничего не добьешься.  Я не могу понять, зачем  он до самой
последней  секунды  хранит в  тайне свои приказы.  Единственное, что  я могу
предположить, - он хочет, чтобы экипаж был каждую секунду готов ко всему.
     Возможно, таковы  директивы  командования. Процедуры секретности  имеют
мало общего с логикой.
     Не думают ли эти шуты, что на борту шпион?
     Ни в какие ворота не лезет. Есть все-таки пределы маскировки.


     Учебные артиллерийские стрельбы - это  почти что  пристрелка. Все то же
самое,  только  последний приказ  "Огонь!"  отрабатывает  компьютер.  Унылая
процедура.  Не  развлечешься.  Но  все-таки  что-то  новое  среди   одуряюще
монотонной рутины. Стрелки  лучевых орудий поражают цель вторым выстрелом. Я
разбиваю свою вдребезги третьим залпом.
     Дистанция все-таки не предельная.
     Потом,  я  думаю,  будем  тренироваться в  стрельбе с  полностью ручным
управлением  или  с  ограниченной  помощью  компьютера,  имитируя  различные
ситуации боевых повреждений.
     Я  все-таки  нахожу ошибку и  ввожу корректирующую константу.  Отличный
результат увлекательного дня.
     Странно, что раньше в расписании не было артиллерийских  стрельб. Может
быть, командир знал, что мы не будем в деле?  Ближе всех ко мне сидит техник
Кюйрат.
     - Почему Старик отложил это так надолго? - спрашиваю я его.
     -  Наверное, обычная фигня. Может быть, в  штабе заранее  знали, что мы
никого не встретим. Просто ради галочки.  Чтобы поболтались по космосу. А ты
гадаешь, почему тут боевой дух на нуле?
     Ему  много еще есть что сказать. Не  в  прославление  штабных. А насчет
Старика - ни одного дурного слова. Но теперь я учуял новый след.
     Очевидно, я проглядел невыражаемое словами взаимопонимание между самыми
опытными ветеранами.  Они как будто знали,  что боя  не будет.  Если учебные
стрельбы - это сигнал, то все может поменяться. Посмотрим.
     Все  меняется,  причем гораздо быстрее, чем  ждал кто-либо  из нас.  За
возможным исключением штаба эскадры клаймеров.
     Сообщение  ожидало нас  на  следующем  маяке,  следящем за контактами в
нашем нынешнем секторе патруля.
     На стрельбы вручную времени не будет.

Глава  6. Первый  контакт

* Удар милосердия, которым добивали смертельно ранен ного. (фр.)
     Уже два  месяца  чертей гоняем.  Те же  зигзаги.  Шаг  вперед, два шага
назад.  Но...  Наш   генеральный  курс  изменился,  теперь  мы  движемся   в
направлении  Ханаана.  Более  или менее.  Уэстхауз  подсчитал, что при такой
скорости  приближения мы вернемся примерно через двенадцать лет. Не то чтобы
одним прыжком.
     Мы  развернулись, вот в чем дело. Что-то случилось. Мы получили приказы
на охоту. Наконец.
     Как и во всем прочем в этом патруле, в этих приказах не было смысла.
     Командование  нацелило нас  на  судно, подбитое более  года назад.  Его
нашли, оно шло в  нормальном пространстве. Команда, похоже, умелая,  раз так
долго сумела прятаться.
     Старику все это не нравится.
     - Coup   de  grace [5],  -  бормочет  он
постоянно. - К чему зря время тратить? Эти бедняги заслужили лучшего.
     Никогда я не видел его в таком кислом настроении.
     Остальных тоже не назовешь жизнерадостными.
     Я чертовски нервничаю. И уже давно.
     Яневич  говорит,  что  могут  быть  сложности.  Цель  движется  к  базе
охотников,  которую  мы называли  Ратгебер, пока  конкуренты ее  не  отбили.
Скорость  цели   -   четыре  десятых  с.  Это   означает  для   нас  сложное
маневрирование в момент огневого контакта.
     И хитрую  стрельбу. Слишком большая  собственная скорость. У нас нет ни
времени, ни топлива, чтобы набрать такую же и пристроиться.
     - Как они решают проблему топлива? - спрашиваю я.
     - Черпают  водород на ходу. А может быть, у  них впереди по курсу  есть
танкеры с водородом.
     Но  все равно  этот  корабль должен был быть хорошо заправлен с  самого
старта. Может быть, он сам танкер.
     - Почему они его не бросили? Или  -  если  уж это  такое важное судно -
почему они не выслали ремонтный корабль, чтобы отремонтировать генераторы?
     Яневич пожимает плечами.
     - Может быть, наши тогда изрядно их потрепали. Может быть, они способны
двигаться только в норме.
     Прежде  всего  нам  надо обнаружить корабль. В  другой команде тоже  не
дураки. Они поймут, что их нашли. И пойдут зигзагом.
     Сначала мы проведем  поиск в направлении генерального курса, идущего от
последнего  известного  положения  корабля к  его нынешнему  предполагаемому
местоположению.  Пока мы  будем искать, Пиньяц  решит,  как нам  взяться  за
судно, двигающееся настолько быстро, что его  почти не  Г  отследить. Четыре
десятых с в норме.
     Напрашивающаяся тактика - выйти из гипера перед ним и запустить  ракету
ему в глотку. Но при этом попасть в тончайшее необходимое относительное окно
-  штука хитрая. Он так быстро движется, что не  попадешь даже под небольшим
углом. Зная об этом, он будет постоянно изменять курс.
     Запустить  ракету в  глотку  - значит  выстрелить  вслепую.  Слишком уж
быстро перемещается  цель.  (Это  постоянный  рефрен,  как  песня  из  одной
строки.)  Потратим время  на прицеливание  - он пролетит  мимо нас.  Системе
управления огнем  на  захват  цели  и выстрел  нужна  четверть секунды после
обнаружения.  За  эту  долю секунды  наша цель  пройдет более тридцати тысяч
километров.
     - Ты прав, - говорю я. - Они не болваны. Не представляю себе, как мы их
остановим. Я думал, командование требует, чтобы ракеты зря не тратились.
     Яневич улыбается.
     - По-клаймерски мыслишь.  Чертовски верно. Никогда на  трать  ракету на
подранка. -  Он переходит на серьезный тон. - Мы не можем стрелять.  В норме
нет  времени  на  то,  чтобы  прицеливаться  и  программировать  выстрел,  а
рассчитывать выход из гипера с одновременным пуском ракеты прямо ему  в рыло
-  мощности  компьютеров  не   хватит.   Танниану  придется  послать  минные
заградители. Засеять путь цели.
     - А мы тогда зачем суетимся?
     -  Так  нам сказал  Неустрашимый Фред.  Стоит  ли  суеты вся эта  фигня
вообще? Не спрашивай зачем. Для командования "зачем" не существует.
     Злой он  стал последнее время. Что у  командира на  уме, то  у  него на
языке. Если он хочет стать командиром, ему придется научиться владеть собой.
     - Его  нигде  не существует. Став. Делай, что  говорят,  а думать будет
начальство.
     - А какого  черта? Кто угодно сделает  это лучше нас. Это просто, чтобы
было чем заняться, пока не появится конвой.
     Позднее, когда старпом совещался с Уэстхаузом. Рыболов сказал:
     - Я надеюсь, что у них получится, сэр.
     - Хмм? Почему?
     -   Просто  это   мне   кажется  правильным.   Чтобы  их   усилия  были
вознаграждены. Как сказано в Библии... "да будет все по воле Господней".
     Удивительно. Сочувствие врагу...
     Оказалось, что такие настроения  здесь в ходу, хотя каждый  и  говорит,
что будет делать свою работу. Даже Кармон не проявляет ненависти или истерии
- исключительно уважение с оттенком архаичного рыцарства.
     Джентльмены  из  той  фирмы, конечно,  не  вполне реальны.  Сделать  их
реальными, правдоподобными и чужими  - задача  нашего  начальства и  королей
пропаганды. Люди не могут ненавидеть  то, чего  никогда  не  видали.  Трудно
как-то эмоционально отнестись к электронной тени в аквариуме монитора.
     Это воюющие духи, воплощающиеся  только для тех, кто попадет им в лапы.
Лишь в потерянных нами мирах люди видят своих завоевателей воочию.
     Ненавидеть их тоже трудно,  поскольку они не практикуют никаких обычных
крайностей войны.  Историй о  зверствах  слышать не  приходилось. Ни разу не
было   бессмысленной  резни.   Они  избегают  жертв  среди  гражданских.  Не
пользуются ядерным оружием в  атмосфере. Просто они действуют  как  большая,
умелая  и эффективная разоружающая  машина. С  самого начала их единственной
целью была нейтрализация, а не разрушение или порабощение.
     Нас это, естественно, сбило с толку.
     Конфедерация  не будет столь милосердна,  если представится случаи.  Мы
играем жестче, хотя до сих пор придерживались тех же негласных правил.
     Командир и  мистер Уэстхауз написали программу, которая закинет нас  на
последнюю  известную  позицию  цели.  Сержант  Никастро  все  придирается  к
компьютерщикам и их поисковой программе. Мистер Яневич носится здесь и там и
утешает всех, как родная мать.
     В этом патруле роль Яневича