. Менее получаса - это точно: если Грац не встретит почтовый фургон, его начнут разыскивать.
     Мы втиснулись в "Судзуки", и папа повел, резко добавляя скорость. Ильза уже была снаружи дома, она боролась с тяжестью большого рюкзака, а Марта вышла с другим. Лицо Ильзы было покрыто пятнами, как будто она плакала.
     Марта сказала:
     - Ты их освободил.
     Она старалась, чтобы это звучало обычно, но голос ее дрожал. Она всегда покровительственно относилась к папе, но он был ее сыном, как я - его. Рукавом платья она обтерла лицо.
     - Мы готовы.
     Я вспомнил одну из причин, почему нужно было ждать, и спросил:
     - А как Швейцдед?
     Папа взял у Ильзы рюкзак и надел на себя. Через плечо он сказал:
     - Он умер сегодня ночью.
     Я взглянул вниз, в долину. Люди по-прежнему умирают: триподы и шапки не изменили этого. А другие продолжают жить. Мне видна была часть дороги, поднимавшейся от Интерлейкена. По ней двигалась желтая точка: приближалась почтовая машина.

***

     Первая часть пути пролегала вверх в горы по неровной тропе, которая постепенно исчезла. Идти было нелегко, местами очень трудно. Марта и Ильза переносили это свободно, но Швейцба скоро начала задыхаться, и мы вынуждены были идти медленно. Скоро гостиницу не стало видно, и единственное, что окружало нас, были крутые горные склоны и зловещее серое неба за ними. Ветер северо-восточный, холодный и резкий. Йон сказал, что, вероятно, ночью выпадет снег.
     На участке ровной земли мы остановились. Теперь снова стала видна наша гостиница, и Йон указал вниз. Кроме "Судзуки", у дома стояли три машины. Папа посмотрел в бинокль, который принадлежал Швейцдеду.
     Когда он дал мне бинокль, я почувствовал, какой он тяжелый. Держать его нелегко, но он давал прекрасное увеличение. Я узнал Граца. С ним было семь или восемь мужчин.
     Из трубы гостиницы понимался дым, как круглый год - даже летом большой камин, который топили поленьями, использовался для приготовления пищи. Но дым был гуще обычного и выходил не только из трубы, но и из окна спальни.
     Огонь недолго разгорался в деревянном здании, и через несколько секунд оно все запылало. Я слышал, как застонала Швейцба, когда сквозь черноту дыма пробилось пламя.
     Обнимая мать, Ильза спросила папу:
     - Но почему? Уничтожить такой дом только за то... что мы отказались одевать шапки?
     - Не знаю, - ответил папа. - Чтобы не дать нам вернуться, может быть. Устрашить других, кто будет сопротивляться триподам. В одном мы можем быть уверены: ни жалости, ни милосердия больше не существует. Они верят во все, что им говорят триподы, а мы для триподов - помеха. Как крысы.
     Энди сказал:
     - Я читал как-то, что, стараясь уничтожить крыс, люди на самом деле усилили их интеллект.
     - Да, я тоже читал об этом, - согласился папа. - Крысы тысячелетия живут рядом с людьми. Каждая убитая нами крыса улучшает поголовье, потому что остаются и дают потомство самые умные. Может, нам кое-чему придется у них поучиться.
     Ильза сказала:
     - Они должны были найти его тело. - Она говорила о Швейцдеде. - Но не вынесли, чтобы похоронить.
     - Да, - Ильза по-прежнему поддерживала мать, и папа обнял их обеих. - Не ведь это не имеет значения. Это был его дом шестьдесят лет. Лучшего погребального костра не может быть.
     Мы пошли дальше. Крутой утомительный подъем сменился еще более изматывающим спуском. Местность была дикая и неровная; ни следа пребывания человека, ничего, с ним связанного. Мы видели стадо шамуа, местной разновидности горного оленя; животные перепрыгивали с утеса на утес; орел парил над самыми вершинами утесов.
     Швейцба часто нуждалась в отдыхе. Папа и Йон, а потом мы с Энди по очереди поддерживали ее. Она извинялась за то, что причиняет нам хлопоты, и просила оставить ее.
     Папа сказал:
     - Только не торопитесь, мама. У нас достаточно времени. И никто вас не оставит. Мы не можем вас потерять. Никого вообще нельзя терять. Нас слишком мало.
     Наконец мы достигли более пологого склона и увидели железнодорожную станцию Кляйне Шайдег - последнюю остановку поездочка перед входом в туннель. Как и предсказывал Йон, она была покинута - туризм остался в прошлом вместе с парламентом и телевидением, с университетами и церковью, с человеческим беспорядком и человеческой свободой. Станционный магазин, торговавший шоколадом, картами и глупыми сувенирами, был закрыт, а последний поезд стоял на пути, безлюдный и покрытый снегом.
     На этой высоте снег не тает, а рядом с входом в туннель лежит язык ледника. День уже шел к концу, небо темнело, меланхолично серое; весь ландшафт казался пустынным и жалким. На протяжении последних сотен метров пути до туннеля пошел снег, большими безжалостными хлопьями. Я чувствовал холод, отчаяние и безнадежность.

10

     Я нашел блокнот, в котором пишу это, в отеле. Такие блокноты использовал управляющий ресторана, отчасти они заполнены: 20 kg Blumenkohl, 1 Kiste Kaffe, 45 kg Kartoffeln - цветная капуста, кофе и картошка... такие записи.
     Это произошло спустя неделю после нашего прихода сюда. Я считал путешествие в поезде по туннелю скучным, но насколько скучнее идти пешком. Прошло не менее пяти часов, прежде чем фонарик папы осветил название платформы: Юнгерфрауйоч. Еще несколько минут - и мы вышли в ослепительное сияние среди снега и льда, в туманную даль уходила неподвижная ледяная река, окруженная высокими белыми пиками. Все пусто и безжизненно, ни птиц, ни даже насекомых. И ни людей - кроме нас - и ни триподов. Мы стояли на холодной крыше мира, правители всего, что могли видеть.
     Целью нашего путешествия через туннель было проверить, не осталась ли тут провизия, и нам повезло. Отель всегда держал большие запасы, очевидно, на тот случай, если зимой железнодорожная линия не будет действовать. Полки, забитые консервами, ящики с мукой и сахаром, бобами, сушеными фруктами, рисом. Были даже мощные холодильники, содержимое которых не растаяло, когда прекратилась подача электроэнергии: на этой высоте температура всегда ниже нуля.
     Важной находкой оказались фонарики и батарейки. Мы из гостиницы прихватили только два фонаря, и приходилось их включать редко, чтобы беречь батарейки, а тут их было множество, в герметически запечатанных пакетах, и хватит их на годы.
     В тупике станции стоял дизельный вагон с заряженными батареями, папа проверил его управление, и мы нагрузили его для обратного путешествия. Пока он и Йон делали последние проверки, я показал Энди то, что видел здесь в предыдущее посещение, включая пещеру, полную ледяных статуй. Он был очарован машиной в натуральную величину и сказал, что ее вырезали не менее семидесяти лет назад, потому что это модель раннего "Форда". Я подумал о том, как изменилось за эти семьдесят лет многое - машины, самолеты. Как будто человечество - спортсмен, летящий на волне изобретений. И какие чудеса ждали нас впереди? Но теперь из-за триподов все это кончилось.

***

     За зиму мы постепенно приспособились к новой жизни. Хотя ближайший дом находился в десяти милях от нас и далеко внизу, а от входа в туннель открывался хороший вид на окрестности, мы старались не оставлять следов и не делали троп, когда приходили и уходили. Йон научил нас этому и тщательно за этим следил.
     Он также учил нас пользоваться лыжами, которые мы взяли в лыжной школе отеля. Хотя я с нетерпением ждал лыжных уроков, оказалось, что пользоваться ими не так легко - я много раз падал и провел десять дней неподвижно с растянутой мышцей ноги. Энди научился быстрее, а Руди, конечно, был опытный лыжник. Я с восхищением и раздражением смотрел, как он скатывается по склону ниже туннеля. Но постепенно и у меня стало получаться, а потом я решил, что более восхитительного занятия никогда не знал.
     Вначале мы выходили только для отвлечения - постоянное пребывание в туннеле действовало угнетающе, но с приходом весны наши походы преследовали определенную цель. Нас всегда окружал снег, поэтому вода не была проблемой, но папа решил, что нужно беречь запасы пищи.
     - Но ведь в отеле хватит на годы, - сказал я.
     - На сколько лет? - спросила Марта.
     При свете лампы я увидел, какое у нее изможденное лицо, и впервые полностью осознал, что для нее это не временное убежище - она надеется кончить здесь свои дни.
     Швейцба умерла перед весной - не от какой-то определенной болезни, может, от отсутствия Швейцдеда. Мы завернули ее тело в одеяло и поместили в щель ледника, покрыв снегом. Могилу мы не могли обозначить, но тело ее будет лежать здесь вечно, не изменяющееся в вечном холоде. Другой конец, чем у Швейцдеда, чье тело превратилось в пепел в огне, уничтожившем дом, в котором они жили вместе; но для тел какая разница? Они оба умерли свободными.
     И вот мы начали экспедиции за продовольствием. Целью нашей были изолированные дома, и мы уходили далеко, прежде чем выбирали цель. В некоторых случаях нам удавалось очистить погреб или унести кур и яйца, пока в доме спали; но иногда владельцы просыпались, и их приходилось усмирять видом ружья Йона. К счастью, использовать его ни разу не пришлось.
     Конечно, это воровство - у нас не было денег, чтобы оставить, если бы мы захотели, но люди, у которых мы крали, все были в шапках, и мы находились в состоянии войны с ними, как и с их хозяевами. В третьей экспедиции мы обнаружили девушку без шапки и взяли ее с собой. Вначале она колебалась, но потом согласилась идти с нами. Ее зовут Ханна. Она несколькими месяцами моложе меня, и волосы у нее рыжие, но начинают темнеть. Глаза уже потемнели, они темно-карие. Говорит она по-английски с немецким акцентом, но меня это не раздражает, как раздражал когда-то акцент Ильзы.
     Я обнаружил, что и с Ильзой отношения стали гораздо лучше. Трудно даже вспомнить, как она сводила меня с ума в Англии. (Я хотел написать "дома", но вспомнил, что теперь наш единственный дом здесь, и вряд ли будет другой). Она стала готовить, и хотя готовит не так хорошо, как Швейцба, но с каждым разом все лучше. И, конечно, Швейцба готовила не из ограниченных ресурсов и не на примитивной нефтяной печи в туннеле.
     В одной из экспедиций мы нашли одиноко живущего человека, и папа решил попробовать снять его шапку. Нам пришлось связать его, и он жалобно кричал. Но когда мы уходили, он последовал за нами, и папа позволил ему присоединиться к нам. Его зовут Карл, и ему около двадцати пяти лет. Хотя физически он силен, но может делать только простые вещи и под наблюдением. Иногда он плачет без всякой очевидной причины. Мы не знаем, всегда ли он был умственно отсталым, или это произошло, потому что мы сняли шапку. Но мы решили больше этого не делать.
     Да и не смогли бы, даже если бы захотели. Поздним летом в долину пришел трипод и остановился возле деревни Караман. С наблюдательного пункта мы следили за происходящим. Целый день процессия людей в шапках двигалась к триподу. Щупальце поднимало их одного за другим в капсулу и через несколько минут опускало на землю. В бинокль мы видели, что вместо черных шлемов на их головах теперь блестело серебро.
     Энди догадался, что триподы заменяют временные шапки постоянными. Он оказался прав: в следующей экспедиции мы нашли мужчину и женщину, обоих с серебряными шлемами. Ужасно было то, что серебряная часть оказалась сеткой, вживленной в тело. Отныне шапка оставалась на всю жизнь; по-видимому, со временем она останется и на черепе.
     Именно тогда папа сознательно выработал политику набора молодых людей, на которых в этот год должны одеть шапки. Мы никого не заставляли силой, хотя в таких обстоятельствах это было бы оправдано; для собственной безопасности мы не могли принимать колеблющихся. Пока из пяти, кому мы это предложили, согласился только один - мальчик, по имени Ханс. Очевидно, нелегко оставить родителей, удобный дом и присоединиться к банде грабителей, но все же нас угнетает, что так мало соглашаются.
     Мне кажется, что мальчики рискуют охотнее, чем девочки. Двое из отказавшихся были мальчики, и оба колебались, в то время как девочки отказывались наотрез. Я сказал нечто в этом роде Анжеле и тут же получил. Она не менее любого мальчишки готова на риск, и нечестно, что папа отказывается брать ее с собой в экспедиции. И как насчет Ханны, которая первой присоединилась к нам? И вообще, сказала Анжела, счет мальчиков и девочек, присоединившихся к нам, равный.
     - Ханна - совсем другое дело, - сказал я.
     - Неужели? - презрительно спросила Анжела. - Потому что она тебе нравится? Но от этого она говорит не лучше. - Чтобы закончить разговор, я отошел в свой угол туннеля, думая, что временами Анжела становится невыносимой. Конечно, она растет, у нее был восьмой день рождения перед самым нашим отъездом из Англии, а девятый уже скоро. Я должен был согласиться, что она умна - если быть честным, немного умнее, чем я в ее возрасте. И хотя временами ее дерзости доводили меня до бешенства, остынув, я сознавал, что в целом с ней сейчас все же легче. Я решил отправиться в отель и найти подарок к ее дню рождения - я вспомнил, что в одной из комнат видел зеркало, оно должно ей понравиться.

***

     Осенью снова пошел снег, и кончились дни лежания на солнце, которое на этих высотах светит так яростно. Снова мы встали на лыжи и устремились по нетронутым склонам. Однажды, над Караманом, мы видели, как внизу проходит трипод. На этот раз он не остановился у деревни, а пошел дальше и исчез среди холмов на востоке. Через неделю мы опять увидели его, и папа взглянул на часы.
     - То же время, с точностью до минуты. Обычный патруль?
     Все последующие недели мы изучали трипода. Это на самом деле был патрульный обход, и совершался он с монотонной регулярностью. Каждый четвертый день трипод проходил в пределах нашей видимости незадолго до одиннадцати утра, и путь его никогда не изменялся.
     Когда мы увидели его в пятый раз, папа сказал:
     - Интересно, какая у него цель. Вероятно, просто общий надзор.
     Он вытер слезы перчаткой: дул резкий северо-восточный ветер, и глаза его слезились.
     Энди сказал:
     - На своем пути он может вызвать лавину.
     Об этом недавно нас предупреждал Йон. Горные склоны покрылись снегом, и неосторожное движение может вызвать катастрофу. Йон молодым человеком пережил лавину - его откопали через несколько дней, он находился в хижине. Он нам описывал этот ужас: тысячи тонн снега и камней несутся вниз со скоростью экспресса и с шумом десяти поездов.
     - Жаль, что не вызвал, - сказал папа.
     Мне кое-что пришло в голову.
     - Я вот думаю...
     Папа опять вытер слезы.
     - О чем?
     - Мы знаем, что он проходит в определенное время, каждый четвертый день. - Я взглянул на склоны непосредственно под нами, покрытые толстым слоем свежевыпавшего снега. - Что случится, если кто-нибудь выстрелит из ружья, как раз когда внизу проходит трипод?

***

     Йона с нами в это утро не было: он страдал ревматизмом и иногда целыми днями не мог пошевелиться. Выслушав папу, он закрыл глаза.
     - Это возможно. Но трудно сказать, когда лавина... готова. И трудно предсказать ее путь.
     - Но стоит попытаться?
     Йон помолчал, прежде чем ответить.
     - Мы стараемся, чтобы нас никто не заметил, не оставляем следов. Но если мы попытаемся и не получится, возможно, придут нас искать.
     Это стоило обдумать. Сами триподы, неуклюжие и на ровной местности, не могут вторгнуться в наши горы, но в их распоряжении буквально бесчисленное количество среброголовых рабов. Если мы выдадим себя, триподы используют рабов, чтобы выследить нас. И хоть мы какое-то время сможем защищать вход в туннель, как только нас обнаружат, судьба наша будет решена.
     Целыми днями мы обсуждали этот вопрос. Марта и Ильза яростно возражали. Йон тоже, но спокойнее. Большинство молодых были за, с разной степенью энтузиазма. Анжела потребовала, чтобы ей разрешили быть в отряде, который осуществит нападение.
     Что касается меня, то я считал, что предупреждение Йона имеет смысл: я представлял себе, каково быть обнаруженными и осажденными в туннеле. Наша нынешняя жизнь не так плоха, и она улучшается. Весной мы снова начнем набор добровольцев. Разумно не делать рискованных шагов, которые могут нас уничтожить.
     Но быть разумным недостаточно. Слишком велика ненависть, которую мы ощущали к триподам за все, что они с нами сделали. Не мог я и перенести мысль о том, что мы всегда будем тут прятаться, как кроты, а враг высокомерно шествует по долине. Я хотел напасть на него!
     На следующее утро папа созвал нас в ту часть туннеля, которая служила местом собраний. Масляная лампа висела на крюке, вбитом Йоном, а печь давала тепло.
     Папа принес радиоприемник, найденный в отеле, мощный, на батарейках, с шестью диапазонами. Вначале удавалось поймать голоса, но такие слабые, что даже язык трудно было разобрать. Один за другим голоса смолкли. Уже несколько месяцев никто из нас не слушал радио.
     Папа сказал:
     - Прошлым вечером я обыскал все волны. Ничего, кроме жужжания триподов.
     Он имел в виду звуки, которые, как мы считали, исходят от триподов, - осциллирующий шум, не имевший, казалось, никакого смысла.
     - Это не значит, что нигде не осталось свободных людей. Могут существовать группы без передатчиков, или они боятся их использовать, чтобы их не обнаружили. Но мы должны действовать так, будто, кроме нас, никого нет - теперь и на все предвидимое будущее. Действовать, как последняя надежда человечества.
     Он остановился и вытер лоб; я видел, что он вспотел, но не от жары. Я взглянул на лица Марты, Ильзы, Йона. Йон один, казалось, не изменился, но он всегда выглядел очень старым. Остальные проявляли явные признаки усталости и напряжения. Я понял, что людям моего возраста легче приспособиться к трудностям и отсутствию комфорта, чем старшим.
     - Это означает, - продолжал папа, - что все, что мы делаем, является решающим. Нашей первой целью было самосохранение, но этого недостаточно. Добиваясь только этого, мы привыкнем к сверхосторожности, постепенно будем слабеть, и это со временем уничтожит нас так же полно, как триподы уничтожили наши города. Поэтому наша вторая цель - бороться с триподами, без особой надежды на ближайшее будущее, но как средство оставаться живыми.
     Вот почему мы набираем добровольцев, вот почему мы приняли Ханну и Ханса и, Бог даст, найдем и других. - Он снова вытер лицо. - И вот почему я считаю, что мы должны напасть на этого трипода, даже если это означает для нас риск. Мой личный инстинкт говорит мне - не нужно, лучше осторожность. Марта, Ильза и Йон тоже так считают. Но мы стары и слишком осторожны. Молодые за нападение, и молодые правы.
     Ильза сказала:
     - Нет! Мартин, послушай...
     Папа строго посмотрел на нее.
     - Я предводитель этой группы. Я никогда не видел себя в роли лидера, но так получилось; в подобной ситуации кто-то должен им стать. А лидер должен распоряжаться и сохранять согласие с остальными. Я надеюсь на ваше согласие, но если вы не согласны с моими предложениями, значит вам нужен другой предводитель.
     Наступило молчание. Все знали, что никто не может занять его место. Со временем, когда он состарится, кто-то займет, но до этого еще далеко. Может быть, Энди, подумал я, глядя на него через пещеру. Я взглянул на Ханну, свет лампы отражался в ее волосах. Или я. Многое изменилось, не только мир вне нас, но и сами мы, и в такое тоже можно поверить.
     - Послезавтра, - сказал папа. - В этот день снова должен пройти трипод.

***

     Отряд состоял из папы, Энди и меня. Йон дал нам последние наставления: наша цель - вызвать лавину ниже нас, но над нами склоны, тоже покрытые снегом. Волна может вызвать лавину и над нами, и эта лавина похоронит нас. Выступая, папа предупредил, что если мы не вернемся, остальные выполняют распоряжения Марты. Он поцеловал Ильзу, держа ее долгое время.
     Она подошла ко мне и сказала:
     - Будь осторожен, Лаври.
     Она смотрела на меня, а на щеках у нее были слезы. Она хотела придвинуться ко мне, но я сам это сделал и поцелов