а смотрела скорее на папу, чем на треножник: спустя какое-то время она сказала мягче, чем обычно:
     - Ильза с Швейцдедом - он себя не очень хорошо сегодня чувствует. Пойди посиди с ней.

***

     В последующие дни мужчины начали возвращаться в Фернор. Пострадавших было немного, потому что война длилась очень недолго. А потом, однажды утром, придя за ежедневной порцией хлеба, мы увидели, что жители деревни носят шапки.
     - Что делать - быстро уходить? - прошептал я Энди.
     - Это может привлечь внимание. Слушай, там Руди. Он не в шапке.
     На Гернси мы узнали, что шапки одевают в четырнадцатилетнем возрасте, может, потому, что дети не представляют угрозы. Казалось, то же правило существует и здесь. Руди на год моложе нас, значит Анжела в безопасности, но Энди и я рискуем. Мы пошли дальше, стараясь вести себя как обычно. В булочной герр Штайзенбар как раз принес поднос со свежим хлебом из пекарни, и фрау Штайзенбар за прилавком приветствовала нас обычным "Gruss Gott". Все было как всегда, кроме одного: черные шапки покрывали ее заплетенные седые волосы и его лысую голову.
     Фрау Штайзенбар расспросила нас о Швейцдеде и продолжала болтать, а я стремился побыстрее уйти. Наконец мы получили хлеб и сдачу и могли идти. Мы пошли по деревенской улице, но через пятьдесят метров встретили группу мужчин. Одним из них был отец Руди.
     Он не похож был на полицейского: маленького роста, с нездоровым видом и телосложением. Но манеры у него были полицейские. Он встал перед нами, преградив нам дорогу.
     - So, die Englischen Kinder... - Он внимательно посмотрел на меня. - Wie alt? Vierzehn doch? - И с трудом перевел: - Сколько тебе лет, мальчик? Тебе исполнилось четырнадцать?
     Значит, действительно в четырнадцать. Я искренне сказал:
     - Нет, сэр. В следующем году.
     - Ты должен принести свидетельство о рождении. - Он нахмурился. - Оно должно прийти из Англии. Это нехорошо.
     Нехорошо для него, может быть. Воспрянув духом, я подумал, что на этом можно играть несколько месяцев. Все еще хмурясь, он повернулся к Энди.
     - Но тебе уже четырнадцать. Это точно.
     - Нет, сэр, - сказал Энди. - Тринадцать с половиной.
     На самом деле он был лишь на два месяца старше меня, но выше на два дюйма, а его взрослый вид позволял дать ему и пятнадцать. Отец Руди покачал головой.
     - Не верю. Тебе необходимо одеть шапку. Сегодня все шапки кончились но завтра почтовый фургон привезет еще. Тебе немедленно оденут одну.
     Энди кивнул.
     - Хорошо, сэр. Я приду утром.
     - Нет. Ты останешься здесь. Встречаются глупцы, которые не хотят надевать шапки. Ты останешься здесь, мальчик, пока не прибудут новые шапки.
     Энди потянул себя за волосы: так он поступал, принимая решение. Один из мужчин - местный чемпион по борьбе - придвинулся ближе. Энди вздохнул.
     - Как скажете. - Он взглянул на меня - Расскажи всем, что меня задержало.
     - Да. Я скажу папе. - Я сделал условный знак большим пальцем. - - Не волнуйся. Все будет хорошо.
     Мы с Анжелой смотрели ему вслед, когда его уводили к дому полицейского. Я пытался уверить себя, что он сможет убежать, но в то же время не верил этому. Ему нужна помощь; прежде всего нужно добраться до папы и рассказать ему.
     На краю деревни мы встретили Руди. К моему удивлению, он остановился и спросил:
     - Почему с вами нет Энди?
     Я не видел причины не говорить ему и понял, что для него это не удивительно. Очевидно, отец его говорил об англичанах и о шапках. Но Руди не выглядел довольным, как я ожидал. Он скорее походил на мать, чем на отца, будучи рослым и светловолосым, и, как и она, постоянно широко улыбался. На этот раз он не улыбался.
     - Его оставили, чтобы одеть шапку? - Я кивнул. - А он хочет?
     - Не знаю, - я стал осторожен. - Но ведь это должно произойти... со всеми?
     - Говорят, да, - медленно ответил он.

***

     Папа и Марта сидели на террасе перед гостиницей и пили кофе. Они разговаривали, но когда мы появились, замолчали.
     Анжела выложила им новость, а я не мешал ей.
     Когда она кончила, Марта сказала:
     - Ужасно. - Она помолчала. - Но ведь до завтра шапки не появятся? Я уверена, он сумеет убежать. Энди изобретателен.
     Я ответил:
     - В доме полицейского есть комната, похожая на камеру. Нам говорил Йон. В двери наружная задвижка и два замка, а единственное окно в трех метрах и забрано решеткой. Тут никакая изобретательность не поможет. Без помощи он не сможет уйти.
     Она покачала головой.
     - Хотелось бы что-нибудь сделать.
     - Мы должны.
     - Ты не понимаешь. - Она выглядела усталой и сердитой, а на лице ее было то упрямое выражение, которое появляется у взрослых, когда они тебя не слушают. - Мы не можем.
     Я повторил, стараясь быть терпеливым:
     - Но мы должны.
     Марта сказала:
     - Йон рассказал нам о шапках, когда вас не было: он встретил знакомого в шапке. Мы решали, что делать. Здесь оставаться нельзя. Через несколько дней придут и сюда с шапками.
     - Что касается Энди, вопрос не дней, - ему оденут завтра утром.
     Она не обратила на это внимания.
     - Твой отец и Йон выработали план. Ты знаешь железнодорожный туннель вверх к Юнгфрау?
     Я кивнул. Я был там, когда в первый раз приезжал в Швейцарию. Колея проходит по дальней стороне глубокой долины, отделяющей Фернор от склонов Айгера. Поезд по туннелю поднимается внутри горы, ему требуется почти три часа, чтобы достичь конечной станции, где расположены отель, лыжная база и астрономическая обсерватория.
     - Отель и дорога закрыты из-за чрезвычайного положения, - продолжала Марта. - Йон говорит, что мы можем скрываться внутри туннеля. Он защитит от непогоды, а в отеле может быть пища. По крайней мере убежище на время. Лучше, чем оставаться здесь и позволить одеть на себя шапку.
     - Звучит прекрасно, - сказал я. - Я целиком за. Как только вернем Энди.
     Лицо ее приобрело гневное выражение, это значило, что она чувствует себя виноватой.
     - Мы не можем. Во-первых, необходимо время. Йон хочет сходить на разведку, прежде чем мы все туда переберемся. Но есть еще кое-что. Швейцдед умирает. Он может протянуть несколько часов или дней, но не больше.
     - Не вижу, в чем разница. Если он умирает, значит умирает.
     Она хрипло сказала:
     - Может, и не видишь. В твоем возрасте, - это уже подавление. - Но Швейцба и Ильза - для них разница есть. Мы не можем взять его с собой, а они не пойдут, пока он жив. Нам нужно продержаться еще несколько дней. Если попытаемся освободить Энди, расшевелим осиное гнездо, чем бы эта попытка ни кончилась. Они придут сразу.
     Она посмотрела на меня и негромко добавила:
     - Мне жаль. Энди мне нравится.
     - А если бы это был я? - спросил я. Марта не ответила. - Или Анжела?
     Я повернулся к отцу, который все время молчал.
     - Мы ведь не оставим его? Он просил рассказать тебе, что случилось. А я ответил:
     - Все будет в порядке - я расскажу папе.
     Он не смотрел мне в глаза. Сказал:
     - Мне тоже жаль. Но Марта права. У нас нет выбора.

***

     На полпути к деревне я остановился. Чувство собственной глупости придавило меня почти физической тяжестью. Глупости и неблагодарности. Я подумал обо всем, что сделал папа, чтобы увести нас от триподов, - поездка на Гернси, угон самолета, приезд сюда. И теперь у него новый план, как сохранить нашу безопасность. Что заставляет меня считать, что я знаю, что делать, лучше, чем он?
     Марта права: неудавшаяся попытка освобождения всех подвергает риску, даже если я проделаю ее в одиночку. И даже если папа сделает вид, что отказывается от меня, чтобы спасти Ильзу и остальных, все равно я привлеку опасное внимание к гостинице.
     Я все обдумал хладнокровно, спокойно, рационально. Был ранний вечер, неожиданно холодный; горы четко вырисовывались на фоне темно-голубого неба; на западе, где село солнце, небо было желтым. Где-то, невидимая, прокричала сойка, должно быть, ищет корм.
     Но я ощущал еще кое-что - за холодной рациональной мыслью. На этот раз не холодное - чувство облегчения, такое сильное, что мне хотелось крикнуть навстречу молчаливым горам. Я знал, что боюсь идти в деревню, но не понимал, насколько боюсь. Ужас, еще более сильный, чем на самолете, летевшем в Женеву.
     Я стоял, глядя на крыши деревни и на поднимающийся почти вертикально дым из труб. Красочная и в то же время обычная сцена, только люди под крышами утратили нечто делавшее их людьми - свою индивидуальность и волю действовать как свободные мужчины и женщины. Но их индивидуальность была отнята у них насильно; я отдавал свою из трусости.
     Я вспомнил, что говорил папа о Марте и полицейской машине. Бывают времена, когда все, что ты можешь сделать, - это нажать на акселератор и рисковать. Я знал ответ на вопрос, который задавал себе в самолете: не лучше ли позволить одеть на себя шапку, но оставаться живым. Глубоко вдохнув морозный горный воздух, я двинулся дальше по склону.

9

     Было уже темно, когда я достиг деревни: ночь в горах наступает быстро. Первой моей целью было узнать, где держат Энди, и я решил действовать напрямую. Я сказал Марте, что иду в свою комнату читать, и прихватил с собой несколько книг как доказательство. Они были в моих руках, когда я нажал звонок у дома полицейского.
     Внутри тяжело прозвучали шаги, и я приготовился к встрече с отцом Руди. Но дверь открыла его мать. Она удивленно посмотрела на меня.
     - Ach, so. Der Englander... Was willst du?
     - Почитать. - Я показал ей книги. - Для моего друга Энди.
     Она сказала что-то, чего я не понял. Я покачал головой, и она заговорила по-английски:
     - Ты дать книги мне, чтобы я дать их твоему другу?
     Это не поможет. Я спросил:
     - Я могу повидаться с ним?
     Она с сомнением покачала головой. Я услышал голос Руди. Они о чем-то быстро поговорили, и она знаком пригласила меня войти.
     Руди сказал мне:
     - Тебе нельзя видеться с Энди без позволения моего отца. Он пошел в деревенскую гостиницу, но скоро вернется. Подождешь?
     По крайней мере я в доме, хотя дальнейшее не очень обнадеживает. Почему я просто не оставляю книги, чтобы их передали Энди; я был уверен, что отец Руди именно так и скажет.
     Фрау Грац, хоть и сомневалась, впускать ли меня в дом, принесла бутыль домашнего лимонада и шоколадное пирожное. Она дала и Руди. На столе лежала его тетрадь для уроков. Я кивком указал на нее и сказал:
     - Продолжай. Я не хочу мешать.
     Он пожал плечами.
     - Это Naturwissenschaft. Наука, по-вашему. Скоро мы кончим ее изучать.
     - Кончите? Почему?
     - Старший учитель сказал, что Naturwissenschaft больше не нужна. Теперь, когда правят триподы, наука не нужна.
     Я понимал причину этого. Наука - часть независимого мышления, а оно для человечества в прошлом.
     Я посмотрел на Руди. Я практически ничего не знал о нем, но он не выглядел довольным, когда я говорил о том, что Энди ожидает шапка. Мать его была в кухне, напевая что-то под радио.
     Я негромко сказал:
     - Говорят, триподы - наши друзья, все, что они делают, - к лучшему. А ты как считаешь?
     Он молчал. Если я ошибся, он, вероятно, расскажет отцу, и это все кончит.
     Но он наконец ответил:
     - Энди не хочет носить шапку?
     Я зашел слишком далеко, чтобы отступать.
     - Нет. И я не хочу. А ты?
     Он перевел дыхание.
     - Не хочу. Я ненавижу шапку!

***

     Руди сказал, что выпустить Энди нетрудно: в кабинете отца есть дубликаты всех ключей. Он вышел из комнаты и вернулся с ключом, который протянул мне.
     Он сказал:
     - Налево и через заднюю дверь. Я пока буду отвлекать маму.
     Энди находился в чем-то вроде сарая, но очень прочном. Я открыл дверь и обнаружил комнату с единственной раскладушкой. Когда дверь открылась, Энди был на ногах.
     Я быстро сказал:
     - Некогда разговаривать. Руди отвлекает мать. Пошли.
     - Иду, - ответил он без колебаний. Было приятно чувствовать, как он идет сзади. Папа сказал, что мы ничего не можем сделать. Я никому не повредил, и все же Энди идет за мной.
     Из кухни показался Руди, что-то успокоительное говоря в дверь. Мы на цыпочках прошли через комнату. У входа стояло чучело медведя, использовавшееся как вешалка; хотя и побитый молью, медведь выглядел грозно. Я ткнул его кулаком в ребра, поднялась пыль.
     Руди немного приоткрыл наружную дверь и осторожно выглянул. Я хотел, чтобы он побыстрее выпустил нас. Вместо этого он отступил и беспомощно взглянул на меня.
     Дверь растворилась с противоположной стороны, и вошел отец Руди. Он был в форме. Я подумал, как она гармонирует с шапкой.
     Он осмотрел сцену и резко спросил:
     - Was heisst das?
     Руди стоял молча. Я тоже не знал, что сказать.
     - Беги. Быстро! - сказал Энди.
     Он бросился на отца Руди и чуть не опрокинул его. Грац закричал, а я побежал мимо, но, оглянувшись, увидел, что он держит Руди. Он снова закричал, и я увидел на улице фигуры бегущих к нам людей. Энди боролся с Грацем, пытаясь освободить Руди. Я побежал на помощь, но тут подоспели подкрепления Граца. Через несколько мгновений нас втолкнули в дом.

***

     Руди позже объяснил, что нам не повезло. Обычно его отец пропускал в гостинице несколько кружек пива с приятелями и возвращался домой один. На этот раз он рассказал об английском мальчишке, приятели обсудили это и решили, что нельзя допускать риска, особенно с иностранцем. Английскому мальчику нужно одеть шапку немедленно; один из тех, у кого уже есть шапка, на время отдаст ее. И они пошли вместе с Грацем к его дому.
     Их было пятеро, включая отца Руди. Они возобновили обсуждение, но скоро стало ясно, что возникла проблема. Все согласны были, что очень важно, чтобы Энди немедленно одели шапку, но кто ее отдаст? Выяснилось, что никто не хочет. Как и люди в аэропорту, они находили саму мысль о том, чтобы остаться без шапки, невыносимой - даже временно и даже для того, чтобы послужить интересам триподов. В конце концов они неохотно решили, что Грац с самого начала был прав и что придется подождать до утра, когда привезут новые шапки. Было решено, что вместе с Энди оденут шапку на меня и на Руди.
     Нам дали матрацы и одеяла. Появилась фрау Грац и стала суетиться вокруг Руди, но мысль о том, что его запрут, ее нисколько не беспокоила. Я подумал, каково это быть швейцаркой и женой полицейского. Когда она вышла, я принялся бродить по комнате, отыскивая возможность убежать.
     Энди сказал:
     - Я проверял. Выхода нет.
     - Ты не мог добраться до окна, - сказал я, - но если я встану тебе на спину, то смогу.
     Руди покачал головой.
     - Ничего не выйдет. Все окна дома имеют электрическую... как это по-вашему... тревогу?
     - Сигнализация, - сказал Энди. - Похоже, мы ничего не добьемся. Ты говоришь, что шапки на нас оденут в церкви?
     - Да. Это Zeremоnie. Большое шоу.
     - Может, тогда удастся сбежать. Тем временем лучше поспать. Я здесь первый, поэтому занимаю раскладушку.
     Энди лег и, насколько я мог судить, сразу уснул. Я лежал на своем матраце, размышляя. Я не знал, есть ли у Энди какой-нибудь план, когда он говорит о бегстве. Я не видел никаких шансов: ведь против нас вся деревня.

***

     Почтовый фургон из Интерлейкена должен был прибыть в девять, и сразу вслед за этим на нас должны были одеть шапки. Фрау Грац приготовила сытный завтрак, и хотя я подумал, что не в состоянии буду есть, запах яичницы с ветчиной убедил меня в обратном. Фрау Грац было очень довольна, что Руди наденет шапку перед самым своим днем рождения, и говорила нам, как хорошо ему после этого будет. Ее сестра Хедвиг, страдавшая от депрессии, выздоровела, как только надела шапку; да и ее собственный ревматизм чувствуется гораздо меньше.
     Постучали в дверь, и она пошла открывать. На кухонной стене часы с маятником, темного дерева, раскрашенного цветами, показывали 8:30. В комнате с нами были Грац и еще один мужчина. Я сознавал, что у нас нет никаких шансов. И вдруг узнал голос говорившего с фрау Грац. Я быстро встал, когда она вошла. За ней шел папа.
     На нем была одна из шапок, которые мы использовали при угоне.
     Он строго взглянул на меня и сказал Грацу:
     - Мне жаль, что мой сын плохо себя вел. Я возьму его домой и накажу.
     Герр Грац поудобнее устроился в кресле.
     - Не нужно. Сегодня на него оденут шапку. После этого он не будет поступать нехорошо.
     - Он должен быть наказан. Это мое право как его отца.
     - Отец имеет право, это верно, - сказал Грац после паузы. - Можете наказать его, если хотите.
     Папа взглянул на Энди.
     - Этот тоже мой. Я накажу и его.
     - Разрешается, - Грац кивнул.
     - Значит, я забираю их обоих.
     Грац поднял руку.
     - Нет. Побейте их здесь. Во дворе. У меня есть ремень. Хотите?
     Я не удивился, что план папы не сработал: подобно моей уловке с книгами, слишком было наивно. Но я был уверен, что у папы есть кое-что еще. Я сидел почти самодовольно, ожидая, что вот он выложит неопровержимый довод, и глупый швейцарский полицейский отступит. Но когда он наконец заговорил, я почувствовал отчаяние.
     - Хорошо. Но я принесу собственный ремень.
     Он повернулся, не глядя на меня. Я не мог поверить, что он оставляет нас.
     Я крикнул ему вслед:
     - На нас сегодня оденут шапки... скоро...
     Он вышел, не отвечая, и я услышал, как закрылась входная дверь. Вошла фрау Грац, предлагая нам булочки, вишневое варенье и кофе, а ее муж закурил отвратительно пахнущую трубку. Другой мужчина зевнул и принялся ковырять в зубах. Я не мог смотреть на Энди.
     Если бы папа вообще не приходил, было бы не так плохо. Я сам влез в это дело и должен расплачиваться. Но он пришел, с этим смехотворным объяснением, что хочет наказать нас, и сразу сдался, оставил нас, когда Грац раскусил его. Он вернулся в гостиницу к Ильзе и Анжеле. Их он защитит. Я почувствовал себя так же, как в тот раз, когда он пообещал поиграть со мной в футбол и забыл, а я пинал его. Только еще хуже: на этот раз я его ненавидел.
     Я дошел до того, что подумал, как бы отплатить ему - на этот раз не пинками. Мне нужно только рассказать Грацу о фальшивых шапках. Триподы заберут его, и Ильзу, и Анжелу - всех. Я уже начал:
     - Герр Грац...
     Он поднял голову.
     - Что, мальчик?
     Я покачал головой, чувствуя отвращение к себе.
     - Ничего.
     Прошло, казалось, очень много времени, когда опять зазвонил дверной звонок. На самом деле - всего несколько минут. Фрау Грац пошла открывать, раздраженно ворча. Услышав голос папы и даже увидев его в кухне, я не мог сказать ни слова. Я не хотел снова надеяться. Я даже не смотрел на него, пока Грац удивленно не вскрикнул и со стуком уронил свою трубку на стол.
     Фрау Грац в ужасе стояла у двери в кухню. Здесь был и Йон; и папа держал дробовик Йона.

***

     Как полагается хорошей швейцарской хозяйке, фрау Грац держала в шкафу у раковины пачку чистых полотенец, и они как раз подошли в качестве кляпов. Она думала, что это ограбление, - ей казалось бессмылицей, кто-то хочет с помощью силы избежать шапки, - и начала бормотать о том, где хранятся семейные ценности. Я заткнул ей рот, избегая ее укоризненного взгляда. Папа и Йон управлялись с мужчинами, потом папа приблизился к Руди.
     - Нет, - сказал я. - Он помогал нам. Он тоже не хочет надевать шапку.
     - Мы не можем рисковать. Если поднимут тревогу...
     - Руди, - сказал я, - скажи ему, что ты хочешь идти с нами.
     - Да, - он кивнул. - Пожалуйста. Я ненавижу шапку.
     - Слишком рискованно.
     Я не хотел спорить. Я и так чувствовал себя виноватым за то, что подумал, когда он пошел за Йоном. Но это решение я не мог принять, как и в тот раз с Энди.
     Я ровно сказал:
     - Придется взять его с собой.
     Папа посмотрел на меня. Пожал плечами и слегка улыбнулся.
     - Хорошо. Присматривай за ним.
     Когда мы выходили из дома, прохожий обменялся приветствиями с Йоном. Я подумал, долго ли еще до того, как поднимут тревогу