тым штыком. Надпись на плакате гласила: "ЗАЩИТИМ ЛЮБИМУЮ СТРАНУ!" На другом плакате был изображен поднимающий тучи пыли танк, перечеркнутый надписью: "КРЕСТОВЫЙ ПОХОД В ЗАЩИТУ АФРИКИ!" Над доской значилось красными буквами: "Вербовочный центр нигерийской армии".
     - Неужели наше положение столь отчаянно? - удивилась Мадлен.
     - Думаю, да.
     - Ведь мы белые, - упрекнула она его. - Надо сохранить верность хоть чему-то в жизни!
     - Я только сейчас начинаю понимать, насколько относительным оказалось это "надо" лично для меня. - Он сжал ее руку. - Подожди меня здесь. Постараюсь не задерживаться.
     - Еще не время! - взмолилась Мадлен.
     - Кажется, за вступление в ряды полагается вознаграждение. Вдруг удастся провести ночь в приличных условиях?
     Чернокожий сержант в бюро справок направил его наверх. На двери комнаты под номером "17" висела табличка:
     "Бюро вербовки. Только для белых". За столом сидел еще один сержант, ничем не примечательный толстяк, во время разговора беспрерывно что-то жующий. У него были мясистые, неестественно красные губы.
     - Чем могу вам помочь, босс?
     - Я раздумываю, не вступить ли мне в нигерийскую армию. У меня есть кое-какой опыт службы в бронетанковых войсках.
     Сержант некоторое время молча жевал свою жвачку, прежде чем спросить:
     - Сколько вам лет, босс?
     - Тридцать семь.
     - Меньше вам и не дашь. А мы не принимаем никого старше тридцати. За исключением инструкторов.
     - Именно это я и имел в виду.
     - Тогда вам лучше обратиться к капитану Лашиду, босс.
     Двадцать второй кабинет - по коридору прямо.
     - Спасибо.
     - О'кей, босс.
     В отличие от сержанта капитан оказался худощавым и подвижным, с прямыми бровями и высоким лбом. Он походил скорее на индуса, чем на негра. Эндрю подумал, что среди его предков затесалось несколько белых. У него был приятный, почти лишенный акцента голос.
     - Ваше имя?
     - Эндрю Лидон.
     - Возраст?
     - Тридцать семь.
     - Откуда вы?
     - Из Лондона. Родился в Кенте.
     - Воинская служба?
     - По призыву, в Королевском танковом полку.
     Лашиду кивнул. Он занес ответы Эндрю в блокнот и отложил карандаш. Это был простой карандаш с изрядно обгрызенным кончиком. Видимо, за спокойствием капитана скрывалось предельное напряжение нервов.
     - Вы желали бы принять участие в крестовом походе, мистер Лидон?
     - Да, если это так называется. Я хотел бы вступить в нигерийскую армию в качестве инструктора.
     - Зачем?
     - Здесь не так уж много привлекательных возможностей для белого человека...
     - Верно. Вас не огорчает то обстоятельство, что вы станете учить армию, которая пойдет войной на белых в Южной Африке?
     - Разве война уже объявлена?
     - Пока нет. Но такая возможность вас не огорчает?
     Возможность, перерастающая в неотвратимость?
     - Меня огорчает только то, что у меня нет работы, что я вынужден жить в трущобах и не способен содержать.., человека, за которого я несу ответственность. Вот что меня тревожит.
     - Без подобных вопросов не обойтись, - пояснил Лашиду. - У вас верный подход, мистер Лидон. Эгоцентризм - естественное состояние любого человека, однако жизнь в одиночестве нестерпима. Мне легче принять Троицу, нежели чисто монотеистическую концепцию божества. Человеку свойственно распространять свое эго на жену, детей, друзей, родню. Правда, было бы ошибочно предоставлять этому процессу полную свободу, иначе окажутся захваченными деревни, провинции, целые страны... И конечно, расы.
     - Возможно, вы правы, - сказал Эндрю. - Не стану спорить.
     - Теперь насчет вашего опыта воинской службы. Видимо, вам нечем его подтвердить?
     - Для этого пришлось бы запрашивать службу воинского учета в Англии.
     Лашиду улыбнулся:
     - Боюсь, что теперь их досье покрывает снег, а не пыль.
     Так что вряд ли имеет смысл к ним обращаться.
     - Не знаю... Вдруг вы случайно уже завербовали кого-нибудь, кто служил со мной в одном полку? Правда, это маловероятно.
     - Скорее, просто невероятно. Но я думаю, что мы сможем преодолеть это затруднение. Вам придется поклясться в том, что ваше воинское прошлое именно таково, как вы заявляете. Если в дальнейшем окажется, что вы ввели нас в заблуждение, вами займется военный трибунал. Понятно?
     - Да.
     - Тогда препятствие устранено. Все, что мы требуем, - это сто двадцать пять фунтов. - Лашиду улыбнулся. - Разумеется, наличными.
     - С какой стати?
     - "Деш".
     - За добровольное вступление в армию?
     - За то, что мы принимаем вас в качестве рекрута, перед которым открывается выгодная и многообещающая карьера. - Он взял в руки карандаш. - "Деш" - часть нашего образа жизни. Если вы еще не усвоили этого, то вам нельзя мешкать дальше, мистер Лидон. Попадая под опеку новой страны, вы обязаны принять ее образ жизни. Альтернативы не существует.
     - С "дешем" все ясно. Но мне кажется, что покупка должности в армии - дело несколько иного сорта.
     - Ну, тут прецедентов хоть отбавляй. В вашей английской армии в свое время продавались на корню не только должности, но и целые полки.
     - Это было очень давно.
     - Да, - согласился Лашиду, - в дни славы старой доброй Англии. Быть может, мир сделал шаг назад. Или даже не один. Думаете, это так уж плохо? Я слышал, что у американцев и у русских все еще сохранились ученые, пытающиеся, сидя в самых отдаленных уголках, придумать способы применения ядерной энергии для обогрева своих замерзших континентов. Во всяком случае, им теперь недосуг думать о том, как бы сбросить на голову противника водородную бомбу.
     - Избавьте меня от философского вздора. В армии всегда можно обратиться к старшему по званию.
     - И донести на меня за вымогательство? - Лашиду усмехнулся. - Думаете, ему не полагается доля? Слушайте, мистер Лидон. Предположим, я сплю и вижу, как бы отмахнуться от причитающейся мне доли. Однако вам все равно придется расстаться с семьюдесятью пятью фунтами, чтобы ваше заявление не затерялось. Тут уж исключений не бывает.
     - А если я поделюсь этой информацией с оппозиционной прессой?
     - Клевета на вооруженные силы - преступление, которое карается весьма сурово. Пожалуйста, можете попытаться. - Он помолчал. - Бросьте, мистер Лидон! Вы - разумный человек, к чему эти эмоции? "Деш" вполне скромный.
     Белому стоит раскошелиться, чтобы стать в Африке офицером и джентльменом.
     - Я уже освоился с этой мыслью.
     - Вот видите! Тогда к чему все эти увертки?
     - У меня просто нет денег.
     Лашиду поднял брови:
     - Сколько у вас есть?
     - Вообще ничего.
     Лашиду выдержал паузу и ответил:
     - Наверное, вы угодили под мораторий? Мне следовало уточнить это обстоятельство раньше. Сожалею, что отнял у вас столько времени, мистер Лидон.
     Эндрю поднялся:
     - А я - у вас.
     - Это не так важно. Мое время оплачено правительством. Остается посочувствовать вашему горю. Бедняку у нас живется непросто.
     - Это я уже успел понять, - кивнул Эндрю.
     - Мне никогда не приходилось терпеть унижения от англичан, - признался Лашиду, - поэтому я не держу против них никакого зла. Сейчас они оказались в довольно интересной ситуации. Любопытно, как пойдет дело дальше.
     - Спасибо, - сказал Лидон. - Всегда приятно, когда к тебе проявляют интерес. Обязательно пошлю вам открыточку.
     - У англичан есть чувство юмора. - Лашиду проводил его улыбкой. - Это огромная поддержка в жизни.

***

     Несмотря на откровенность, с которой Бейтс описал ожидающее их пристанище, вид хижины вызвал у Мадлен и Эндрю легкое потрясение. Старуха из племени йоруба в латаном голубом балахоне и новом шелковом платке на голове показала им помещение. Видимо, на нее были возложены функции смотрительницы. Она вручила им клочок бумаги под названием "Опись", на котором при некотором старании можно было разглядеть названия предметов меблировки. В частности, там значилась "кровать", однако это слово оказалось зачеркнутым. Внутренний вид жилья произвел на них настолько сильное впечатление, что они не стали спорить из-за такой мелочи.
     Взору предстала одна-единственная комната, отделенная досками от следующей хибары аналогичного уровня комфорта, откуда проникали ничем не заглушаемые звуки голосов и джазовые ритмы. Слева от двери имелось незастекленное окошко. Дощатые стены когда-то были выкрашены желтой краской, облупившейся много лет назад. Комнату украшали приколотые к стене странички из старого швейцарского календаря - вряд ли можно было придумать что-либо более неуместное, чем до боли знакомые изображения заснеженных гор и альпийских лугов. К стене привалился древний шкаф с выломанным ящиком. Кроме того, к мебели относились два деревянных табурета, выкрашенных веселенькой голубой краской, и разломанное кресло-качалка. Пол был выстлан грубо оструганными досками, заляпанными грязью. В углу валялась циновка, призванная, видимо, заменить отсутствующую кровать; поверх нее громоздилась стопка из четырех-пяти одеял казарменного образца. Был еще деревянный стол с кастрюлями, сковородками, щербатой глиняной посудой, керосиновой лампой и примусом. Из-под стола выглядывал большой металлический кувшин и красный пластмассовый таз со свернувшимся от нагревания краем. Старуха подвела Эндрю к канистре, залитой, по всей видимости, керосином, едкий запах которого перекрывал все прочие ароматы, хотя и не полностью устранял их.
     - Я налила ее для вас, босс, - прошамкала она. - Теперь у вас полно керосина. Двенадцать шиллингов.
     Им удалось продать за смехотворную сумму кое-что из личного имущества. Эндрю отсчитал старухе деньги. Он не сомневался, что она запрашивает по крайней мере вдвое больше нормальной цены, но спорить не хотел. Ему не терпелось выставить ее вон и взглянуть в лицо новой действительности. Однако у старухи были иные намерения.
     - Что за славный дом! - кудахтала она. - Отличное соседство! Рядом живет мой двоюродный брат со своим семейством. Когда вам что-нибудь понадобится, достаточно постучаться. Они за вами присмотрят.
     - Да... - промямлил Эндрю. - Спасибо.
     - Они даже могут одолжить радио, а то вам будет скучно на пару. Всего-то пять шиллингов в неделю. Или шесть.
     Хотите, я спрошу?
     - Это нам не по карману, - покачал головой Эндрю.
     - Или четыре. Даже три. Они только на прошлой неделе вставили новую батарейку.
     Предложение было заманчивым: по крайней мере появлялся шанс прекратить доносящийся из-за стены грохот, который, судя по всему, вряд ли утихнет до конца передачи.
     Однако соседи скорее всего используют вырученные деньги, чтобы купить новое радио, возможно, еще более горластое.
     - Мы вообще не можем себе позволить радио, - объяснил Эндрю.
     На жирном черном лице расцвела улыбка.
     - А-а, вы просто будете слушать их радио, правда, босс?
     Что ж, тогда вы сможете помочь, когда им потребуется новая батарейка. Ладно, договаривайтесь сами.
     Впервые с тех пор, как они зашли в эту развалюху, Мадлен решилась подать голос.
     - А где брать воду?
     - Из крана в конце улицы, дитя мое, - всего-то ярдов пятьдесят, от силы семьдесят пять.
     - Понятно, - кивнула она.
     - Славный домик! - повторила старуха. - Подойдите-ка сюда.
     Они подошли к столу, заменявшему собой кухню. Негритянка нагнулась и вытащила из пола доску.
     - Вам не придется даже выносить помои, - провозгласила она. - Иногда это бывает очень кстати.
     Эндрю присмотрелся. Несмотря на темень, он сумел разглядеть открытую сточную канаву, проходившую как раз под их комнатой. Ему показалось, что среди отбросов мелькнул крысиный хвост. Отвратительное зловоние проникло ему в горло и в нос, и его едва не стошнило. Он выхватил у старухи доску и закрыл дыру. Она наблюдала за его действиями с благожелательной улыбкой.
     - Теперь вы поняли, о чем я говорю? Никаких хлопот!
     Мадлен ушла в противоположный угол комнаты и стояла там, всматриваясь в темное окошко.
     - Хорошо, - проговорил Эндрю. - Спасибо вам за то, что вы все нам показали. Теперь мы управимся сами.
     - Леди захочется узнать про магазины. Некоторые здешние лавочники - отпетые жулики, но мой племянник...
     - В другой раз! - не выдержал Эндрю. - Не сейчас!
     Она усмехнулась:
     - О'кей, босс. Тогда давайте "деш", и я оставлю вас в покое.
     - "Деш"? Это за что же?
     - За уборку, босс. Всего-то один фунт или шиллингов двадцать пять, если у вас доброе сердце, - и я исчезаю.
     - За это вам платит владелец. Вы присматриваете за его собственностью.
     - Видит Бог, босс...
     В конце концов пришлось сунуть ей пять шиллингов, иначе они никогда бы не обрели покоя. Прежде чем удалиться, старуха успела напугать Мадлен обещанием свести ее со своим племянником. Из-за перегородки неутомимо громыхал джаз, беспрерывно раздавались голоса - там то ссорились, то пели, - и все-таки Мадлен с Эндрю наконец остались вдвоем. Эндрю подошел к Мадлен и прикоснулся губами к ее шее.
     - Мы выкарабкаемся отсюда, - заверил он. - Сможешь немного потерпеть?
     Мадлен повернулась и посмотрела на него.
     - Ты - мое утешение, Энди, - прошептала она.
     Голос был сухим и напряженным, и ему показалось сперва, что она смеется над ним: ведь это благодаря ему они оказались в клоаке. Однако ее лицо было мокрым не только от пота, выступающего от зловонной жары, но и от слез.
     Для нее наступил тот момент отчаяния, который Эндрю пережил раньше, на пляже. Он поцеловал Мадлен и почувствовал, что она едва держится на ногах. Обхватил ее за талию, подвел к матрасу и расстелил на нем одеяло. Она могла бы запротестовать, ужаснувшись окружающему убожеству, но все-таки послушно легла и уставилась в потолок.
     Это был покоробившийся, изъеденный ржавчиной лист железа, опирающийся на прогнувшиеся балки. Ближе к углу в крыше зияла дыра, через которую виднелось синее раскаленное небо.
     Сжимая узенькую ладошку Мадлен, Эндрю сказал:
     - Я напишу Кэрол. Бывают моменты, когда приходится забыть о гордости.
     Она помолчала, потом прошептала:
     - Да, бывают.
     - Вдруг она сможет чем-нибудь нам помочь - или попросить о помощи сэра Адекему.
     - Так и будет.
     - В конце концов, разве не в этом состоит ее долг?
     Деньги за дом, весь банковский счет...
     - Прекрати! - неожиданно крикнула Мадлен. - Зачем ты оправдываешься? Мы будем просто умолять ее, если возникнет такая необходимость. Разве ты не понимаешь? Несколько недель тут - и я поползу к Бейтсу на коленях, чтобы он пристроил меня в бар за лагуной!
     Они примолкли, изнемогая от грохота соседского радио.
     С улицы раздался заливистый женский смех. Бинг Кросби и Фрэнк Синатра запели знаменитый дуэт из "Высшего общества". Где-то неподалеку заунывно выла собака. Нагретый воздух был переполнен зловонием.
     Мадлен перевела взгляд на ближнюю стену. Эндрю посмотрел туда же. Ее внимание привлек старый швейцарский календарь. На картинке цвели великолепные альпийские цветы, за ними на фоне шелкового голубого воздуха тянулись вверх заснеженные склоны.
     - Мы там бывали... - прошептала она.
     Его рука застыла. Но Мадлен повернулась к нему и посмотрела в глаза. Почти касаясь губами его лица, она прошептала:
     - Я рада, что у меня есть ты, Энди. Как я рада!
     Он поцеловал ее, и она с готовностью ответила на поцелуй.
     - Дверь, - спохватилась она. - Там есть замок или задвижка?
     Эндрю встал и подошел к двери. В замке не было ключа.
     Задвижка держалась на одном гвозде и не устояла бы даже перед ребенком. Однако он запер дверь и вернулся к Мадлен. Она лежала на драном сером одеяле, в помятом платье, с растрепанными волосами и с залитым потом лицом, но Эндрю был счастлив, ибо это была его любовь.

Глава 3

     Когда через неделю по крыше забарабанили первые капли дождя, Мадлен и Эндрю застыли на матрасе, боясь спугнуть нежданное счастье. Однако оно оказалось мимолетным.
     Очень скоро выяснилось, что крыша во многих местах протекает, на полу образовалась лужа, грозившая подмыть матрас. Пришлось встать, зажечь лампу и подставить под самые зловредные струи таз и кувшин. Уснуть было уже немыслимо.
     Дождь хлестал всю ночь и большую часть следующего дня. Когда он прекратился, в комнате залило весь пол. Мадлен ушла в больницу, и Эндрю принялся ползать по полу с тряпкой, воспользовавшись стихийным бедствием, чтобы убраться в их убогом жилище. Они занялись этим уже на второй день после вселения, однако чистотой пока и не пахло. К счастью, Эндрю ухитрился спасти от намокания матрас и одеяла, водрузив их на стол. Ко времени возвращения Мадлен ему удалось навести относительный порядок. Кроме того, он успел приготовить ужин: хлопья, фрукты, жиденький кофе, хлеб и сыр из козьего молока.
     Мадлен падала с ног от усталости, как всегда под конец рабочего дня. Она предпочитала не распространяться о своих обязанностях, однако Эндрю и сам видел, что работа вытягивает из нее последние силы. Войдя, она обреченно сбросила туфли, облепленные грязью; грязными оказались и ее лодыжки.
     - На улице настоящая трясина, - пожаловалась Мадлен. - Как долго продолжается здесь сезон дождей?
     - Месяца три, кажется. Присядь, я вымою тебе ноги, полегчает.
     Она показала Эндрю пакет:
     - Кое-что с кухни.
     В пакете оказался рис в пластмассовой коробочке. Эндрю положил его к остальным запасам провизии, висевшим в сетке под потолком. Мадлен со вздохом села.
     - Так и не стало прохладнее? Я-то надеялась, что дождь принесет прохладу, но куда там!
     Эндрю принес таз, опустился на колени и не спеша обмыл ее ноги.
     - Тебе удалось заглянуть в офис? - спросил он, не поднимая головы.
     Мадлен кивнула, не в силах вымолвить слова от усталости.
     - Писем нет?
     Бейтс позволил им пользоваться своим адресом.
     - Есть, но не от Кэрол. От Дэвида.
     Она расстегнула сумочку и протянула ему письмо. Эндрю показал Мадлен свои мокрые руки, и она взяла листок так, чтобы он мог прочесть текст. Письмо оказалось недлинным и не слишком содержательным. Дела шли не блестяще, но улучшение вот-вот должно было наступить. В Лондоне все было по-прежнему; в данный момент Дэвид ничем не мог им помочь: действовало строжайшее эмбарго на экспорт драгоценных камней и других заменителей валюты, которые, кстати, все равно невозможно было раздобыть. Все ресурсы драгоценностей Пейла были упрятаны в сейфы на Чансери-Лейн . Мадлен предлагалось сохранять оптимизм в ожидании лучших времен. Дэвид передавал также пламенный привет Энди.
     - И ничего о своем переезде, - заметила Мадлен.
     - Кажется, ситуация под контролем. Возможно, это нам придется возвращаться.
     - Королевское семейство улетело на Ямайку, - сообщила она усталым голосом. - Об этом говорили в новостях.
     - Навсегда?
     - С длительным государственным визитом.
     - Это еще не значит, что в Лондоне все рухнуло.
     - Не значит. Но он все равно не может писать откровенно. Все письма подвергаются цензуре.
     - Странно, что до сих пор нет вестей от Кэрол, - проговорил Эндрю.
     - Вдруг что-нибудь будет завтра...
     - У Бейтса никаких новостей насчет работы для меня?
     - Нет. Пока. - Она погладила его по голове. - Не волнуйся, милый. Завтра мы получим письмо от Кэрол.
     Однако шли дни, а вестей от Кэрол все не было. Через две недели они оставили всякую надежду, ибо надежда отвлекала от суровой повседневности. Эндрю удалось получить работу на сносе домов, но уже через несколько дней он ее потерял. Мадлен все так же трудилась в больнице и время от времени приносила кое-какую провизию с больничной кухни. Тратить они старались как можно меньше, чтобы создать резерв наличности. На третью неделю Эндрю слег с лихорадкой. Мадлен вызвала врача и нашла для Эндрю чернокожую сиделку, чтобы не пропускать работу. Через четыре дня он снова был на ногах, однако на лечение ушли все накопленные деньги.
     Эндрю еще некоторое время чувствовал сильную слабость, так что не могло быть и речи о тяжелом физ