ойным, пристальным взглядом. Он коротко кивнул Абониту, соглашаясь с назначением и как бы обещая преданность. Абониту сделал самый лучший, даже единственно возможный выбор. Не забыл он и об ибо: двое из них были назначены командирами экипажей - как раз те, от которых следовало бы ожидать больше всего беспокойства, останься они вместе.
     - Теперь порядок действий, - продолжил Абониту. - На время привала от каждого экипажа выделяется по одному караульному. Никто не покидает судна, пока не последует команда капитана, а тот дожидается моего распоряжения. Экипажи подчиняются своим капитанам без пререканий. Любая жалоба на капитана адресуется полковнику Зиггури. Однако главное требование - подчинение приказам непосредственного командира.
     Он обвел свое войско пристальным взглядом.
     - Пока все. Позднее я вызову капитанов.
     Абониту махнул рукой, распуская людей, и спустился на снег. Африканцы расступились. Он оглянулся:
     - Эндрю, пошли со мной!
     Они протиснулись сквозь толпу и побрели в сторону от круга, образованного замершими "ховеркрафтами". У подножия холма, поднимающегося рядом не то с замерзшей рекой, не то с дорогой, они замедлили шаг. Вокруг высились заиндевелые скелеты деревьев; по тому, как они уходили вдаль, следуя прихотливой траектории, можно было заключить, что между ними вьется речное русло - дорожный комитет графств, окружающих Лондон, ни за что не позволил бы строить такую извилистую дорогу. В отдалении тянулось нечто напоминающее железнодорожное полотно.
     Абониту поправил очки; над его правым ухом красовался теперь глубокий шрам, и пластырь не давал правильно пристроить дужку.
     - Эти очки надо беречь как зеницу ока, - пояснил он. - Единственная запасная пара.
     - Ты считаешь, что это правильный ход - уйти и беседовать со мной наедине? Я старался держаться от тебя подальше.
     - Спасибо, что ты обо мне позаботился, но в этом не было необходимости. Теперь я держу их в руках, и было бы ошибкой хоть в чем-то идти на компромисс. Они не поднимутся против меня, увидев, что я говорю с тобой наедине.
     Другое дело - если бы они решили, что я боюсь это делать.
     - Возможно, ты и прав. Я молился за тебя все это утро. - Эндрю посмотрел на приятеля. - Я не думал, что ты добьешься успеха, Або.
     - Я тоже в какой-то момент утратил надежду. Но моим родичам всегда везло в бою. Рассказывают, что один мой предок уже лежал простертый на земле, ожидая, когда в него вонзится копье, но в этот момент человека, стоявшего над ним, поразило молнией.
     Он сопроводил свои слова улыбкой. Перед Эндрю стоял совершенно спокойный, учтивый человек. Было трудно поверить, что он еще сегодня утром пинал Муталли в лицо и, задыхаясь, всаживал в него раз за разом окровавленный кинжал.
     - Что же ты сообщишь в Лагос?
     Они поддерживали связь с Нигерией с помощью мощного коротковолнового передатчика, находившегося раньше на борту судна, которым командовал Муталли. Абониту уже успел пересадить оператора вместе с передатчиком в свой "ховеркрафт". Каждый вечер им полагалось передавать в Лагос закодированное послание.
     - Скажу, что он погиб в результате несчастного случая и что члены экспедиции избрали меня его преемником. Это руководству понравится: они гордятся своей демократичностью.
     - А что будет после возвращения?
     Абониту пожал плечами:
     - Если нам удастся вернуться невредимыми, это уже не будет иметь значения.
     - Что ты за человек? - не удержался от вопроса Эндрю.
     Абониту окинул его взглядом.
     - Черный человек. Несколько лет назад один из ваших лидеров заявил в парламенте, что все африканцы - лгуны. - Он улыбнулся. - Пусть это звучит как парадокс Эпименида , но я могу присоединиться к этому заявлению: африканец Абониту называет всех африканцев лгунами. На самом деле это, конечно, никакой не парадокс. Быть лгуном - не значит не говорить ни единого слова правды. Кроме того, мы убийцы, мошенники и тираны. Иногда. Именно этого ты, Эндрю, и не можешь в нас понять.
     - Зачем ты меня спас?
     - Я спасал не тебя, а себя. - Он оглядел белую пустыню. - Хотел бы я знать, где сейчас Карлоу и Прентис - если они еще живы.
     - Должно быть, жалеют о содеянном. Им, наверное, сейчас очень одиноко.
     - Значит, ты не последуешь их примеру, Эндрю?
     - Разве ты не клялся в моей надежности еще сегодня утром? Не из-за этого ли возник весь сыр-бор?
     - Частично. Ты не последуешь за ними?
     - Нет. К чему подвергать себя опасности замерзнуть, умереть от голода или погибнуть от руки выжившего, но одичавшего соплеменника?
     - Это не ответ.
     - Тогда давай так: я сделал свой выбор. В отличие от них.
     И каждый мой поступок только подтверждает это. С каждым днем решение становится все более непоколебимым.
     - Хорошо, - резко произнес Абониту. - Завтра мы будем в Лондоне. Ты понадобишься мне в качестве проводника. - Он усмехнулся. - Кстати, теперь будешь управляться с камерами самостоятельно. Лидеру это не к лицу.
     - Жаль, что у меня не оказалось камеры сегодня утром.
     - И мне жаль. Осталось бы хоть что-то для потомков - если мне суждено пасть от удара молнии.
     - Лондон, - молвил Эндрю, - уже завтра... Как ты думаешь туда въезжать? По реке?
     - Единственный разумный путь. И единственно возможный. Как по-твоему?
     - Верно.
     - Что ты скажешь о таком возвращении в свой город?
     - Не знаю...
     - Ты растроган? Возбужден?
     - Нет. Скорее ошеломлен. Мне хотелось бы побыстрее покончить со всем этим.
     - А я чувствую воодушевление, - признался Абониту. - И сам себе противен из-за этого. Принцессы и фараонши Древнего Египта требовали, чтобы их тела переодевали после смерти для бальзамирования только разложившимися. Они полагали, что в противном случае бальзамировщик не сможет удержаться и надругается над ними. Лондон - это мертвая фараонша...
     - Но не разложившаяся. Она заморожена. Ты сможешь беспрепятственно предаваться некрофилии, Або. Но у египтян были более простые и куда более приятные возможности - например, оскопить бальзамировщиков.
     - Дело в том, что страсть знакома даже евнухам. Кроме того, у них могли трудиться и полноценные мужчины. Бывают случаи, когда единственным выходом может служить только неприятное решение. Ты не согласен?
     - Полностью согласен, - ответил Эндрю.
     Абониту взял Эндрю за руку; это был прямой, откровенный жест. Стоя в стороне от остальных, они были видны как на ладони.
     - Ты мне нужен, Эндрю, - сказал он. - Не как проводник и не как оператор. Нужен как друг. Если ты бросишь меня одного с моими соплеменниками, мне конец.
     Так ты остаешься?
     - Да, - сказал Эндрю. - Остаюсь.

***

     Шлюзы в верховьях Темзы заставили снизить скорость; кое-где приходилось делать крюк, чтобы преодолеть препятствие. В районе Тедцингтона, совершая очередной объезд, они очутились на поле сражения или расправы. Повсюду возвышались снеговые курганы, из которых торчали замороженные руки и ноги, неестественно скрюченные в смертельной агонии.
     - Видишь? - спросил Абониту у Эндрю, когда они медленно продвигались по этому жуткому полю. Ближайший курган был усеян следами недавней деятельности - скорее всего раскопок. Выдранные из мерзлоты трупы еще не успело замести снегом. У одного не хватало руки, у другого - ноги. Эндрю поймал себя на том, что представшее глазам зрелище не вызывает у него ничего, кроме легкого приступа тошноты.
     - Да, - отозвался он. - Я этого и ожидал.
     - Я тоже. Но видеть все самому - другое дело. Погляди-ка туда.
     Эндрю повиновался.
     - Что-то застигло его - или ее - врасплох.
     На снегу валялась отрубленная от туловища рука. Она определенно принадлежала молодой, изнеженной женщине. На запястье оставались золотые часики.
     - Должно быть, здорово перепугался, раз бросил добычу. Мы можем возвращаться к реке?
     - Думаю, да. Сворачиваем на северо-восток - туда, между деревьев.
     - Хорошо, - согласился Абониту. - Здесь слишком гадко.
     В Чисвике их встретило некое подобие жизни. Сперва на берегу замерзшей реки мелькнули странные фигуры, некоторые из которых при приближении "ховеркрафтов" отступили к домам, другие - посмелее или полюбопытнее - остались поглазеть и даже размахивали руками. Рев турбин заглушал любые звуки, какие могли бы доноситься с их стороны, однако один мужчина определенно взывал о помощи. Видя, что "ховеркрафты", не останавливаясь, мчатся по льду, он побежал, стараясь не отстать от них. Команда наблюдала за ним с интересом и подбадривала криками, когда же он растянулся на снегу, окончательно выдохнувшись, осыпала его глумливыми насмешками.
     В районе Чисвикского моста копошение людей имело более осмысленный характер. На левом берегу Темзы и на самом мосту собралась толпа. Эндрю насчитал примерно тридцать - сорок душ; в основном это были мужчины, но среди них затесалось несколько молодых женщин самого непреклонного вида. Их определенно собрала здесь новость о приближении "ховеркрафтов", однако в отличие от оставшейся позади группы эти люди были настроены враждебно: они потрясали кулаками и выкрикивали угрозы. Некоторые нагибались и, нащупав предметы потверже, швыряли их в сторону "ховеркрафтов".
     - Местное население как будто настроено не слишком дружелюбно, - с улыбкой прокомментировал Абониту.
     Над их головами пронесся свист.
     - Кто-то из них вооружен, - сказал Эндрю.
     Али, мусульманин из племени хауса, исполнявший обязанности капитана на судне Абониту, предложил:
     - Надо бы притормозить, сэр, и произвести по ним пару залпов.
     - Хочешь преподать им урок, Али? Чтобы бросились врассыпную, попрятались за деревьями, где их все равно отыщет пуля? Добрая старая традиция, только здесь она не сработает. У них есть где прятаться, и они быстро отступят.
     Лучше не рисковать. Будем надеяться, что нас минует шальная пуля. Не думаю, чтобы они открыли сплошной огонь.
     Патроны - слишком большая ценность, чтобы расходовать их просто так, сдуру.
     Река сделалась шире; впереди взметнулись ввысь трубы Баттерсийской электростанции, однако над ними не вилось даже подобия дымка.
     - Сбавь скорость до пяти узлов, - приказал Абониту штурману и посмотрел на Эндрю. - Гляди, вдоль реки идет заграждение. - Он поднял бинокль. - Явно не новое.
     - Мы достигли оконечности Пейла, - объяснил Эндрю. - Однако ко времени моего отъезда никаких заграждений еще не построили. Наверное, они появились позже.
     Банды совершали налеты через реку и раньше; видимо, потом дело приняло совсем печальный оборот.
     - Не вижу ни малейших признаков жизни.
     - Я тоже, - подтвердил Эндрю.
     Сказав это, он почувствовал, что у него защемило сердце, - совсем как раньше. Сколько еще раз ему доведется испытать это мучительное чувство безнадежности?
     Они медленно продвигались между безмолвных белых возвышений по обеим сторонам Темзы. Позади полыхало вечернее небо с грозно нависшими тяжелыми облаками, подсвечиваемыми клонящимся к закату солнцем. Эндрю установил треногу с камерой и снял сперва панораму вмерзшего в лед города, а потом зловещий закат. Будет эффектно смотреться как в цвете, так и на черно-белом экране телевизора, подумал он, стараясь не поддаваться горечи.
     Взору предстала галерея Тейт. Здание показалось бы такими же безликими руинами, покрытыми белым саваном, как и окружающие строения, если бы не следы сильного пожара; через разбитые окна было видно царившее внутри запустение. Самые ценные полотна исчезли из этих стен еще до окончательного краха, чтобы выплыть по смехотворным ценам на аукционах в южных странах и принести хоть какую-то иностранную валюту. Эндрю вспомнил бум вокруг картин из собрания Чантри , пришедшихся по вкусу африканским ценителям живописи своей монументальностью; их собрали на чердаке, отряхнули от пыли и продали по ценам, пусть и не выдерживавшим сравнения с суммами, которые могли бы быть уплачены за них в благословенные времена королевы Виктории и короля Эдуарда, но все же оказавшимся достаточно высокими в сравнении с пренебрежительно встреченными Пикассо, Браком и Матиссом. Это были хоть и небольшие, но все-таки деньги; от абстракционистов же покупатели дружно воротили нос. Их пришлось вешать обратно на стены на обозрение оставшимся в живых, замерзающим обитателям Пейла. Видимо, после того, как все пошло вразнос, кто-то развел из них костер, который превратился в пожар. Эндрю попытался вспомнить, какая судьба постигла скульптуры. На аукционах пробовали выставлять маленькие бронзовые статуэтки, однако за них удавалось выручить так мало, что это не окупало даже их доставку по воздуху. Крупные изваяния, естественно, так и остались стоять. Скорее всего они высятся на прежних местах по сию пору, усыпанные пеплом пожарища и снегом, залетающим в разбитые окна, - все эти шедевры Хэпуорта, Эпштейна и Мура. Ожидает ли их новая жизнь? Даже если проект колонизации увенчается успехом, у африканцев имеется свой, более глубокий и не такой искусственный примитивизм, тем более что за его образцами не надо отправляться за тридевять земель.
     Русло реки вильнуло в сторону, и их взглядам предстала новая линия горизонта, в которой безошибочно узнавались башни и ажурные детали крыш парламента.
     - Биг-Бен, - сказал Абониту. - Ты должен усматривать в этом горчайшую иронию, Эндрю. "Под часами ровно в три..." Или около того...
     - Только ночи, а не дня. И не летом, а зимой. Часы остановились в февральскую метель: от холода лопнул основной вал, и никто уже не смог запустить механизм.
     - "Мед для чая не бери..." Да, дела обстоят еще хуже, чем я ожидал. - Абониту повернулся к штурману. - Причаливаем к левому берегу. У самого моста.
     - Прямо здесь? Хочешь устроить привал? - поразился Эндрю.
     - Где же еще?
     - Есть места, где гораздо удобнее держать оборону. Тауэр, например.
     - Здесь билось сердце Англии. Чему ты улыбаешься?
     - Цитате из стихотворения. У тебя слишком живое воображение.
     - Наоборот, недостаточно живое, - покачал головой Абониту. - Ведь это Лондон! Рим для нас - ничто по сравнению с ним, а даже крушение Рима не было таким стремительным, как гибель этого города.
     Экспедиция по-прежнему страдала от отсутствия связи между отдельными "ховеркрафтами", но еще до выхода Абониту распорядился, чтобы два замыкающих судна прикрывали во время швартовки остальных. Суда встали под прикрытием Вестминстерского дворца, и группа, заранее приготовившаяся к высадке, устремилась к ступенькам. Люди, возглавляемые капитанами, двигались легко и целеустремленно.
     - Ты на удивление быстро добился поразительных перемен, - сказал Эндрю. - Их теперь просто не узнать!
     - Я здесь ни при чем, - ответил Абониту. - Во всяком случае, почти. Дело не в том, что с ними сделали, а кем они сами себя считают. Ты ведь слышал истории о шаманах, которым достаточно ткнуть косточкой в сторону больного и предречь ему смерть, чтобы больной вскоре скончался? Я сам был в детстве свидетелем этого. Британцы твердили нам, что мы просто простодушные, невежественные ниггеры, и мы на протяжении многих поколений верили им. Потом вы стали возить африканскую молодежь в Англию, где ваши либералы внушали молодым людям, что они ничем не хуже белых. Мы поверили и в это.
     - Так ли все просто? - Эндрю покачал головой и улыбнулся. - Что же происходит с твоими людьми?
     - Муталли был высок ростом, но мягкотел: он боялся создать себе врагов, боялся соперничества. Беспорядок и анархия льстили его тщеславию, порядок и дисциплина сулили ему угрозу. Поэтому он не назначал ни заместителей, ни капитанов судов. Ему требовалось, чтобы его окружала толпа, вот люди и были просто толпой.
     - И все-таки их внезапное перерождение напоминает чудо.
     - Как любые наши перерождения.
     - Но они краткосрочны.
     - Не обязательно.
     - Значит, все зависит от тебя, - заявил Эндрю.
     - В каком-то смысле - да. - Абониту повернулся и в упор посмотрел на Эндрю через стекла очков. - Или от тебя.
     - Каким же образом?
     - Муталли боялся этой страны, льда, снега, безлюдья - всего, что ждало его здесь. Я знаю, что это за страх. Наш брат африканец тут не помощник. Человек испытывает здесь соблазн вновь превратиться в невежественного дикаря, содрогающегося при мысли о привидениях и белых дьяволах. - Он улыбнулся. - Надеюсь с твоей помощью избежать этого соблазна; остальные тоже выстоят, если выстою я.
     - Если бы сейчас с тобой что-нибудь стряслось, какой была бы судьба экспедиции?
     - Кто знает? - В его голосе звучало доверие к собеседнику и безразличие к собственной участи.
     Над парапетом набережной показалась голова. Зиггури помахал им рукой.
     - Все в порядке! - крикнул он.
     - Хорошо! Мы поднимаемся! - прокричал Абониту в ответ.

Глава 3

     Быстро сгустились зимние сумерки. Дозорные стали докладывать об увиденном. На другой стороне Парламентской площади был замечен человек; еще одного видели в отдалении, на набережной Виктории. Трое не спеша переходили реку в направлении Чаринг-Кросс. По крайней мере эта троица не могла не заметить "ховеркрафтов", стоящих полукругом, однако они ничем этого не выдали. Посмотрев в бинокль Абониту, Эндрю заметил, что один из них хромает.
     Двое были вооружены подобиями грубых деревянных дубинок; у третьего висел на спине лук, а на боку - колчан со стрелами.
     В эту ночь Абониту выставил усиленную охрану - как у здания парламента, так и на "ховеркрафтах". Эндрю тоже пришлось заступить в караул. Он неотрывно глядел в восточном направлении, где серебрились в лунном свете городские крыши. Ему и раньше приходилось созерцать ту же картину, причем именно в эти ночные часы; разница казалась не слишком заметной: улицы и тогда были тихими и пустынными, а блики фонарей меркли во всепроникающем свете высоко вскарабкавшейся луны. Нет, разница была, и огромная: ничто не могло скрыть гибельного запустения.
     Искрящийся свет, отражаемый снегом и льдом, напоминал сияние прожектора на вышке лагеря смерти.
     Утро выдалось мирным. Абониту затратил день на укрепление позиций, возведение там, где необходимо, баррикад, а также послал два "ховеркрафта" в разведку вниз по реке. Они сообщили о кое-каких признаках жизни в районе пристаней в Заводи, где в лед вмерзли три-четыре корабля, один из которых был сильно поврежден пожаром, а также о дыме, поднимающемся над крышами в разных местах, как к югу, так и к северу от реки. Время от времени в поле видимости наблюдателей, стоящих на часах в лагере, появлялись люди, однако их перемещения казались лишенными малейшего смысла. Хотя царила вполне мирная атмосфера, Абониту не стал отменять чрезвычайных мер безопасности и на следующую ночь выставил такую же усиленную охрану.
     Первая неприятность произошла на третий день. Абониту выслал на улицы города пеший патруль, поручив ему пройти по основным магистралям до Оксфорд-стрит. Патруль состоял из шести человек под предводительством африканца из племени ибо. Примерно в час дня патруль исчез за домами, а уже в два часа в отдалении зазвучали выстрелы. После нескольких минут стрельбы наступила тишина.
     Эндрю, не отходивший от Абониту ни на шаг, сказал:
     - Что-то стряслось. Ты не собираешься выслать подкрепление?
     Абониту взглянул в сторону угла Уайтхолла:
     - Нет. Подкрепления не будет.
     - Разве они не ждут от тебя этого?
     - Ты имеешь в виду моих людей? Ждут. Но подкрепление может понадобиться и остальным. Что бы там ни произошло, теперь все кончено. Возможно, патруль натолкнулся на небольшую банду хулиганов и обратил их в бегство. В таком случае они скоро вернутся и сами расскажут нам обо всем. Однако итог, вполне вероятно, оказался не столь успешным; тогда противник может сидеть в засаде, готовясь разгромить ожидаемое подкрепление. - Он указал на оцепеневший город. - Устроить там засаду - простейшее дело.
     Патрулю положено было вернуться в четыре часа; однако и после пяти никто не появился. Надежды на возвращение больше не было. В лагере возникло небольшо