м заставил Эндрю проснуться среди ночи. Он посмотрел на соседнюю кровать и увидел Мадлен стоящей на ногах - белую как снег фигурку в лунном свете, просачивающемся сквозь сетчатую занавеску.
     - Что случилось? - пробормотал он.
     - Ничего, - ответила она и подошла ближе. - Просто не спится.
     - Ложись.
     - Я лучше схожу на кухню и налью себе чего-нибудь. Спи!
     - Я пойду с тобой.
     Мадлен легонько толкнула его обратно на подушки.
     - Что толку не спать вдвоем? - Ее губы коснулись его щеки. - Будь умницей, спи.
     - Те же слова мне говорила моя мать.
     - Я знаю. Ты мне рассказывал.
     Засыпая, Эндрю видел, как она выходит из спальни.
     Когда он проснулся во второй раз, было уже утро. Кровать Мадлен была пуста. Он посмотрел на часы. Стрелки показывали половину восьмого; тут же, с ясностью, от которой у него сдавило сердце, он понял, что произошло. Было слишком поздно что-либо предпринимать.
     На столике в гостиной его ждала записка, придавленная статуэткой гориллы из слоновой кости, которую они купили вместе на рынке Идумагбо. Почерк был четкий, уверенный, совершенно не выдававший чувств.

     Милый,
     Я все время смотрела на тебя. Ты так мирно спал! Ты спишь до сих пор. Сейчас половина седьмого. Я напишу это письмо и уеду в аэропорт. Даже если ты проснешься раньше обычного и найдешь письмо, то, наверное, не успеешь меня остановить. Прошу, прошу тебя, не пытайся этого сделать! Я оставлю машину в аэропорту, ты сможешь забрать ее, когда захочешь.
     Не думай дурно о Питере Торбоке. Он сопротивлялся, сколько было сил, и сдался лишь в самом конце. Боюсь, я давила на него недопустимо сильно, запугивала и прочее. Сюда он все равно не вернется. Он возьмет меня на борт в последнюю минуту как стюардессу.
     Поймешь ли ты меня? Надеюсь, что поймешь. Я не могла бросить его там одного, пока оставался малейший шанс к нему вернуться.
     Дорогой мой Энди, мне больно от мысли, что я не успела сказать, как я благодарна тебе за все, как я люблю тебя, как буду по тебе скучать! Мне бы очень хотелось сказать все это самой, а не просто бросить записку и исчезнуть. Но тогда ты нашел бы способ меня остановить - ведь нашел бы, правда? - для моего же блага.
     У меня не лежит душа к тому, как я это делаю, неприятно было и обманывать тебя, когда ты проснулся ночью.
     Мне так хотелось вернуться! Мне очень этого хотелось.
     Прошу тебя, прости! Желаю счастья!
     Любящая тебя Мадлен.

***

     Он залпом прочел письмо, стреляя глазами по страничке и стремясь быстрее дочитать до конца, где его поджидал страшный итог. Потом он побрел на кухню. Стол был накрыт для завтрака: в вазе лежали фрукты, на краю возвышалась машина для варки кофе, в тостере румянился хлеб. На скатерти лежали приборы на одну персону.
     Эндрю какое-то время молча созерцал все это, а потом направился назад в гостиную. Там он еще раз прочел письмо - теперь уже обстоятельно, не спеша.

Глава 5

     Перед входом в недавно открывшееся кабаре "Молодая луна" мигающая неоновая вывеска бросала разноцветные блики на лес велосипедов и новеньких автомобилей, понаехавших сюда, несмотря на то что стрелки показывали уже два часа ночи. На другой стороне лагуны пылало зарево огней, заливающих набережную. Состоятельные люди предпочитали развлекаться там, на острове, или в загородных клубах, выросших как грибы вдоль дороги на Ибадан. Здесь же было попроще - более шумно и людно, чаще вспыхивали потасовки, не было прохода от проституток, а преступники чувствовали себя как дома. Оппозиционные газеты не прекращали кампанию за закрытие подобных заведений, однако публика смотрела на это сквозь пальцы, как на ритуальные упражнения в благочестии.
     Эндрю, уже успевший принять немало горячительных напитков, с чрезмерной осторожностью припарковал машину у тротуара и дожидался теперь Абониту, чтобы попросить его открыть дверцу. Машина называлась "Нигра Мастер" - меньшая из двух моделей, производившихся нигерийскими заводами, и на удивление непрочная. Несколько дней назад Эндрю оторвал ручку дверцы со стороны салона и до сих пор не удосужился заехать в мастерскую. Можно было бы, конечно, опустить стекло и попытаться дотянуться до наружной ручки самостоятельно, но проще было дождаться Абониту.
     Внутри грохотал традиционный диксиленд "Пылкая четверка". Вооружившись барабанами, двумя трубами и электрическим пианино, музыканты учинили такой шум, от которого в небольшом помещении у посетителей вполне могли бы лопнуть барабанные перепонки, даже не будь у исполнителей микрофонов. Однако микрофоны функционировали безупречно. Эндрю и Абониту устремились к самому дальнему столику, подальше от оркестра. Там их уже поджидал официант, голландец с перечеркнутым шрамом лицом.
     - Два бренди, - сказал Эндрю. - Большие порции.
     Стоило официанту удалиться, как к их столику ринулись две девицы. Блондинка нацелилась на Абониту, негритянка - на Эндрю. Эндрю знал, кто она такая. Она откликалась на кличку "Сьюзи" и была родом с Севера - мусульманка из племени хауса, из очень достойной семьи, изгнавшей ее за аморальное поведение. Девушка была сообразительна, и Эндрю ничего не имел против ее компании, хотя оставался безразличен к ее чарам. Однако сейчас ему было не до того.
     - Угостите меня чем-нибудь, босс, - обратилась к нему Сьюзи.
     Эндрю бросил на столик купюру:
     - Пойди угостись сама. Мы сегодня здорово устали.
     - Тогда вам тем более нужно женское внимание.
     Он покачал головой:
     - Может быть, завтра.
     Сьюзи осклабилась и поплыла прочь, прихватив с собой блондинку. Официант не заставил себя долго ждать: обслуживание здесь было поставлено образцово. Эндрю набросал в свой бокал побольше льда.
     - За Альберт-Холл, Або! - провозгласил он. - Плюс памятник Альберту .
     Абониту торжественно поднял бокал. Они уже успели выпить за здание парламента, Дом со львами на Тоттенхэм-Корт-Роуд, колонну Нельсона, Челсийскую цветочную выставку, читальный зал Британского музея, Кингз-Роуд, арку Адмиралтейства, Сэмюэла Уитбреда , статую Питера Пэна, Императорский военный музей и "Селфриджез" . Шутка явно затянулась, однако Эндрю все не унимался:
     - Музыкальный фонтан с мелодиями Генделя превратился в лед! Пальцы принца-супруга примерзли к выставочному каталогу!
     - Помнится, я как-то был на променад-концерте, - подхватил Абониту.
     - В моем кругу это считалось дурным тоном.
     - И потом брел по Гайд-парку как во сне. Музыка, воодушевление...
     - Соучастие в искусстве, - объяснил Эндрю. - Плюс отсутствие расового барьера.
     - Я тоже так думал, - улыбнулся Абониту. - Но не слишком обманывался.
     - А вот это напрасно. Привыкай к самообману! Иначе тебе не видать счастья.
     - "Врач, исцелился сам".
     - У меня получается, - сказал Эндрю. - Бывают, конечно, провалы, но в целом получается.
     - Просто потому, что ты слишком много пьешь. И мучишь друзей. Что же, мне надо заработать цирроз, чтобы помочь тебе справиться с твоими чувствами?
     - Знаешь более доступное решение?
     Немного помолчав, Абониту ответил с серьезным видом:
     - Есть одно. In vino solvandum est.  Как тебе моя латынь?
     - Для меня - в самый раз. Давай свое решение. Мы выпустим его в прохладный воздух ночи.
     Из-за грохота, издаваемого оркестром, им приходилось кричать. Музыканты сыграли кульминацию джазовой пьесы, после чего установилась относительная тишина. Голос Абониту прозвучал неприлично громко:
     - Ты слыхал о...
     Он осекся и смущенно огляделся.
     - О чем? - спросил Эндрю.
     - Об экспедиции, - закончил Абониту почти шепотом.
     - Нет, - отозвался Эндрю и отхлебнул бренди. - Что-то не припоминаю.
     - Мне известно о ней от Тессили. - Так звали дядю Абониту, министра финансов в теперешнем правительстве Нигерии. - Только это большой секрет.
     - Как всегда.
     - Этот особенно. Если кто-то пронюхает о наших планах, разразится скандал. - Он улыбнулся. - По крайней мере все члены нашего семейства лишатся работы. Их друзья - тоже.
     - Своевременное замечание. Тогда тебе лучше держать тайну при себе.
     - Нет. Должен же я объяснить тебе, в чем состоит решение. Мы рискуем одинаково, только твоя расплата будет тяжелее моей. Тебе известно, что в Европе к северу от Средиземного моря не существует никакой власти?
     - Известно.
     - Однако Совет африканских государств держит гарнизоны в двух портах.
     - В Генуе и Сен-Назере. Мне еще понятно, зачем им понадобилась Генуя, но...
     - Сен-Назер - самый северный порт, почти не замерзающий зимой. Единственный пункт, через который можно в любое время года попытаться проникнуть в Северную Европу.
     Эндрю плохо соображал после выпитого и уже ощущал головную боль от спертого воздуха. Пианино зазвучало снова, но на этот раз вкрадчиво, без помощи электронного усилителя. Раздались аплодисменты и одобрительные выкрики. На сцену вышло "Челтенхэмское трио" - три рыжеволосые европейские девушки, которым предстояло заняться томительно долгим раздеванием друг друга, прерываемым потасовками и приступами нежности. Несмотря на название трио, англичанкой была только одна из них; подлинный цвет волос тоже был только у одной исполнительницы - остальные красились.
     - Почему Северная Европа? - не понял Эндрю. - Боже, ну зачем вам Северная Европа? Кому понадобилось забираться на кладбище?
     - Кое-какие соображения имеются. База должна существовать. Может быть, потом, поднакопив силенок, мы что-нибудь предпримем.
     - Первым делом - война. Не забывай о войне.
     - Надо заглядывать и в будущее, - серьезно ответил Абониту. - Но вернемся к портам. Они контролируются Советом, и через них открывается путь в Европу. Отдельным странам будет трудно заявлять права на Европу в обход Совета. Все действия и вся ответственность делятся поровну, так будет и впредь.
     - Пока вы не пойдете напролом.
     - Не вы - мы, - поправил его Абониту. - Помни, что ты теперь африканец, Эндрю. Не думаю, чтобы мы набросились на Европу, даже когда будет решена проблема с Южной Африкой. Какой в этом смысл? Европа останется под совместным управлением. Но вот Британские острова - разве они часть Европы?
     - Мы так и не разобрались с этим. Прошу прощения - они. Это казалось не таким уж важным делом. А теперь уже поздно.
     - Нет, это важно, - не унимался Абониту. - Мы уже заявили претензии на континентальную Европу, закрепившись в ее портах, однако у нас нет опорных пунктов в Британии. С тех пор, как сбежало ее правительство, никто не посмел объявить о своем суверенитете над ней.
     - Там все побережье обросло льдами - тянутся на пять миль в открытое море...
     - Несомненно. Но я же говорю: надо заглядывать в будущее. Что и делается, причем во многих местах одновременно.
     - То есть?
     - Гана намечает послать экспедицию в Англию в будущем году. Они надеются обнаружить в конце апреля - начале мая свободный ото льдов порт на южном берегу. Скорее всего одновременно туда направит экспедицию и Египет. Ходят слухи даже о южноафриканской экспедиции, но в это не очень верится.
     - Но вам не удастся держать там постоянную базу!
     - Посмотрим. Мы почти не осведомлены о тамошних условиях. Можно найти способы, чтобы избежать трудностей.
     - Заставить местных жителей убивать друг друга? Что ж, возможно, ты и прав. Насколько я понимаю, ты клонишь к тому, что Нигерия хочет принять участие в соревновании за первенство в водружении флага. Остается надеяться, что все эти экспедиции не передерутся между собой.
     - Разница в том, - молвил Абониту, - что остальные готовятся отплыть в конце весны. Мы же отчаливаем сейчас, зимой.
     - Невзирая на паковый лед? По воздуху, что ли? Вы не можете рассчитывать приземлиться на тамошние полосы на обычных самолетах. Значит, вертолеты?
     - Воздушный путь накладывает слишком много ограничений. Нет. У нас есть иная возможность.
     Самая низкорослая из рыженьких исполнительниц, вырываясь из объятий второй партнерши, зубами срывала с третьей предметы туалета. Африканцы, сгрудившиеся у сцены, подбадривали их громкими криками, в которых тонули аккорды пианино. Эндрю поморщился от головной боли.
     - Британия располагала единственной в мире эскадрой "ховеркрафтов" , - произнес Абониту.
     Эндрю припомнил заголовки: эскадра была расквартирована на южном побережье, вне Пейла, и командующий вывел ее в открытое море, не дожидаясь полного краха государства. Они взяли курс на Гану, однако там было неспокойно, так что корабли свернули и оказались в Нигерии.
     Героический переход какое-то время был излюбленной темой газет, но потом забылся.
     - Ничего не получится, - бросил Эндрю. - Одному Богу известно, как им удалось дотянуть до ваших берегов.
     Это немыслимо - отправиться в поход протяженностью в пять тысяч миль на двенадцати "ховеркрафтах"...
     - На одиннадцати, - поправил его Абониту. - Один так и не удалось восстановить. И не пять тысяч миль. Всего несколько сотен. Их доставят в Сен-Назер. Останется пройти только Бретань и Ла-Манш.
     Эндрю начал усматривать в его словах проблески смысла.
     - Сен-Назер находится под совместным контролем.
     Разве вы не столкнетесь с протестами представителей остальных государств?
     - Протесты начнутся в случае, если они будут предупреждены заранее. Однако к тому времени, когда у них появится повод протестовать, экспедиция уже покинет зону совместного контроля. Пусть пререкаются сколько угодно - сделать что-либо будет уже не в их власти.
     - А горючее? Еда? Сомневаюсь, чтобы можно было взять с собой столько запасов.
     - Потребуется не так уж много горючего - только на путь до Саутгемптона. У нас имеется информация о том, что там остались большие склады горючего, до которых ни у кого не дошли руки - в тех краях все рухнуло молниеносно. "Ховеркрафты" могут взять на борт достаточно еды, чтобы протянуть месяца два. После этого попробуем пополнять запасы, посылая отряды к судам, которые смогут пройти по свободным ото льда водам как можно дальше к северу.
     - Рискованно...
     - Да, рискованно. Ты поплывешь, Эндрю?
     - В каком качестве?
     - Всякую экспедицию нужно запечатлевать на пленку.
     Я - неплохой оператор. Ты тоже сойдешь за оператора - я тебе в этом поспособствую. Мой дядя - министр финансов. Думаю, мы все уладим.
     Эндрю примолк. Хмель сняло как рукой, и радостное возбуждение вступило у него в душе в борьбу с отчаянием: предложение, при всей фантастичности, было вполне осуществимым, однако результат мог оказаться совершенно нулевым. Он почувствовал резь в глазах. В центре круга, очерченного прожекторами, две девушки вели шуточное сражение с третьей: одна из них распростерлась на полу, обхватив жертву за ноги, другая цеплялась за ее руки и одновременно срывала последние остатки одежды.
     - Мы снимем документальный фильм, - говорил Абониту. - Ты только подумай! Черно-белые кадры обледеневших улиц, заваленных снегом. И в цвете - багровый закат на застывшей Темзе... Может быть, нам повезет с сюжетом.
     Вдруг тебе удастся обрести в стране вечной зимы утраченную любовь?
     Эндрю уставился на него, часто мигая слезящимися глазами:
     - Думаешь, получится?
     - Получится, - кивнул Абониту.
     - Тогда выпьем за успех. - Эндрю поднял бокал. - Правда, у нас кончилась выпивка.
     - Можем помочь и этой беде, - утешил его Абониту.
     Он поднял палец, и к ним со всех ног бросился бдительный официант.

***

     На следующее утро Эндрю поднялся в состоянии сильного похмелья - не самого тяжелого на его памяти, но достаточно обременительного. Он проглотил четыре таблетки кодеина, сварил себе крепкий кофе и приготовился выпить его, когда зазвонил телефон. Это был Абониту.
     - Помнишь мое ночное предложение? Что ты о нем скажешь на свежую голову?
     - Начнем с того, - буркнул Эндрю, - что любые планы, предлагаемые нигерийцами, никогда не воплощаются в реальность. Если этот начнет претворяться в жизнь, я могу указать на добрую дюжину звеньев, в которых начнутся сбои, способные обречь на провал всю затею. Замысел подстерегает полное фиаско. Мы рискуем свернуть себе шею, не имея никакой четко обозначенной цели. Город твоей мечты мертв, пойми, Або! Возможно, такая же судьба постигла и Мадлен.
     Даже если она жива, разве можно надеяться отыскать ее посреди пустыни?
     - Да, - отозвался Абониту, - я тоже размышлял обо всем этом. - Он помолчал. - А потом повидался с дядюшкой, и все быстро утряслось. Мы отбываем в Сен-Назер через две недели. Годится?
     - Да, - устало ответил Эндрю. - Годится.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

     "Диадема Йоруба" подошла к причалу в полдень. Уже через два часа все одиннадцать "ховеркрафтов" выстроились в ряд на берегу. Дикое завывание турбин, запущенных для проверки готовности, вспороло морозный воздух порта, заставив офицеров контрольной службы высыпать на улицу.
     Эндрю стоял в сторонке, наблюдая, как они спорят между собой и с генералом Муталли, командиром экспедиции. Судя по бурной жестикуляции и гневным крикам, страсти разгорелись не на шутку, хотя без крика все равно нельзя было обойтись, ибо от воя турбин в пору было оглохнуть. Египетские и алжирские офицеры настаивали на конфискации "ховеркрафтов", как того требовало решение Совета. Муталли отражал наскоки с вежливой улыбкой. По прошествии часа, невзирая на шумные протесты береговых служб, первый из "ховеркрафтов", вызвав на причале сильную вьюгу, двинулся к контрольно-пропускному пункту. Шлагбаум дрогнул и пополз вверх. К четырем часам по лагосскому времени эскадра в полном составе вышла из города и понеслась по заснеженным просторам Бретани в северном направлении.
     В составе экспедиции было еще двое белых, не считая Эндрю, - инженеры-механики, с самого начала служившие в эскадре "ховеркрафтов". Их звали Карлоу и Прентис. Карлоу был худощавым молодым человеком с короткими усиками и застывшей на лице усмешкой. Прентис был ниже его ростом и помассивнее; ему можно было дать на вид лет тридцать, он выглядел глуповатым и больше помалкивал.
     Держались механики вместе и на Эндрю внимания почти не обращали. Пока продолжался морской переход, они ни разу не были замечены трезвыми - видимо, им пришелся по вкусу нигерийский эрзац-джин. На суше Карлоу и Прентис были немедленно лишены этой радости, и Эндрю недоумевал, как они смогут мириться с подобным произволом.
     Инженеры-механики не вызывали у него ни симпатии, ни доверия.
     Общее количество нигерийцев приближалось к сотне - по большей части офицеры и сержанты нигерийской армии. Все они были моложе Эндрю; самому Муталли, настоящему воину из племени ибо, широкоплечему гиганту, едва исполнилось тридцать пять лет. Экипаж не донимали строгой дисциплиной, и на судне царила непринужденная атмосфера оптимизма. Даже когда вокруг заклубился туман остывающих морей, люди не утратили жизнерадостности: они без устали хохотали, разглядывая друг друга в непривычной теплой одежде, и азартно выкрикивали свои предложения при обсуждении плана кампании, хотя окончательное решение оставалось за генералом Муталли.
     По поводу маршрута, который должен был привести экспедицию в Англию, мнения разделились. Одна группа, в которую вошло, по подсчетам Эндрю, большинство экипажа, стремилась свести морской-отрезок маршрута "ховеркрафтов" к минимуму и предлагала проследовать по суше до Кале, а уже оттуда пересечь Ла-Манш. Оппозиции не давали покоя опасения насчет банд оголодавших французов, державших в страхе всю округу и время от времени атаковавших укрепления Сен-Назера. Ее предложения сводились к тому, чтобы как можно скорее выйти в открытое море и устраивать ночевки на пустынных участках берега.
     Сформировалась и небольшая фракция экстремистов, предлагавших прорываться к Лондону по руслу Темзы. Муталли, убедившись, что споры заводят дискуссию в тупик, предложил компромиссный вариант; взять курс прямо на север, достигнуть моря в районе Сен-Брис и Динара, оттуда двигаться прямиком на Англию. Такой маршрут позволил бы им избеж