к с ним обошелся Эллис.
   - Как вам это понравилось? - спросила она.
   - По-своему было интересно.
   - В каком смысле?
   - Ну, дискуссия проходила в сугубо медицинском плане. Мне  думалось,  что
она будет больше выдержана в философском ключе.
   - Мы же практикующие врачи, - сказала она, улыбаясь, - и  нас  интересуют
практические проблемы.
   Бенсон тоже улыбнулся.
   - Как и Ньютона. Что может быть более практичным, чем  ответ  на  вопрос,
отчего яблоко падает с дерева.
   - Вы и впрямь усматриваете в этом философский смысл?
   Бенсон кивнул и посерьезнел.
   - Да - и вы тоже. Вы только притворяетесь, будто это не так.
   Она остановилась посреди коридора, глядя вслед Бенсону, которого покатили
к  лифту.  Бенсон,  Моррис  и  полицейский  стали  ждать  у  дверей.  Моррис
нетерпеливо, даже свирепо, нажимал кнопку вызова. Наконец лифт  подъехал,  и
они вошли внутрь. Бенсон махнул ей на прощанье рукой, и двери закрылись.
   Она пошла обратно в аудиторию.
   - ..продолжались более десяти лет, - говорил Эллис. -  Вначале  мы  имели
дело с кардиостимуляторами, когда для замены батареек требовалось  небольшое
хирургическое вмешательство почти каждый год. Эта процедура малоприятна  как
для хирурга, так и для пациента.  Ядерная  энергетическая  установка  вполне
надежна и  может  быть  использована  в  течение  длительного  времени.  Мы,
вероятно, заменим установку не ранее 1990 года - если мистер Бенсон  к  тому
времени будет все еще жив.
   Джанет Росс проскользнула в зал и села, когда был задан следующий вопрос:
   - Но как вы определите, какой из сорока электродов  должен  предотвратить
приступ?
   - Мы имплантируем все электроды, - ответил  Эллис,  -  и  замкнем  их  на
компьютер. Все электроды будут в рабочем режиме круглосуточно.  Через  сутки
после операции мы стимулируем электроды по радио и определим, какой  из  них
функционирует наиболее эффективно. Впоследствии мы будем активизировать их с
помощью дистанционного управления.
   Откуда-то из средних рядов раздался кашель и знакомый голос произнес:
   - Эти  технические  детали  представляют  определенный  интерес,  но  мне
кажется, они уводят от главной проблемы. - Росс посмотрела на  выступающего:
Мэнон. Мэнону было лет семьдесят пять - он давно занимал должность почетного
профессора и редко появлялся в клинике. Когда же  он  все-таки  приходил,  к
нему относились как к старому чудаку, давно растратившему  весь  свой  былой
талант и безнадежно  отставшему  от  современного  уровня  развития  научной
мысли. - Мне представляется, что этот пациент является психотиком.
   - Это преувеличение, - возразил Эллис.
   - Возможно.  Но,  во  всяком  случае,  у  него  явно  проявляется  острое
расстройство личностных ориентаций. Мне представляется тревожным то,  что  в
его сознании отождествляются люди и машины.
   - Расстройство личности - составляющая его заболевания, - сказал Эллис. -
В недавней статье Харлея, сотрудника Йельского университета, отмечалось, что
у пятидесяти процентов эпилептиков с пораженной височной  долей  наблюдаются
симптомы распада личности, что никак не связано с припадками как таковыми.
   - Верно, - сказал Мэнон с едва заметным  раздражением  в  голосе.  -  Это
симптом его заболевания, не зависящий от приступов. Но будет ли предлагаемая
вами операция способствовать излечению и этого заболевания?
   Джанет Росс была удовлетворена. Мэнон в точности повторил ее доводы.
   - Нет, - сказал Эллис. - Вероятно, нет.
   - Другими словами, операция положит конец приступам, но не  его  бредовым
идеям?
   - Да, скорее всего, так и случится.
   - Позвольте мне  немного  еще  занять  ваше  время,  -  продолжал  Мэнон.
Нахмурившись, он обвел глазами аудиторию.  -  Именно  такой  образ  мышления
более всего меня и пугает в исследованиях, проводимых Центром.  Я  вовсе  не
имею в  виду  конкретно  вас,  доктор.  Это  общая  проблема  всей  нынешней
медицины. Например, если мы сталкиваемся с попыткой самоубийства или случаем
употребления смертельной дозы наркотиков, то как мы поступаем? Мы  прочищаем
пострадавшему желудок, читаем ему душещипательную лекцию и отправляем домой.
Вот и все лечение - но едва ли так мы излечим  больного.  Пациент  рано  или
поздно вновь вернется к нам. Прочистка  желудка  не  лечит  депрессию.  Этим
можно только устранить единичный случай отравления наркотиками.
   - Я понимаю, что вы хотите сказать, но тем не менее...
   - Я бы также хотел вам напомнить случай с пациентом Л.  Вы  помните  этот
случай?
   - Вряд ли случай с мистером Л,  в  данном  случае  применим,  -  возразил
Эллис. Говорил он уже запальчиво и раздраженно.
   - Я в этом отнюдь не уверен. - И, видя обращенные к нему озадаченные лица
слушателей, Мэнон продолжал:
   - Несколько лет назад история с мистером Л, наделала много шума. Это  был
мужчина тридцати  девяти  лет,  страдающий  двусторонней  болезнью  почек  в
последней стадии. Хронический гломерулонефрит.  Ему  предполагалось  сделать
операцию по пересадке почек. Но поскольку оборудования для трансплантации  у
нас не хватает, специальная комиссия отбирает кандидатов  на  операцию.  Так
вот, психиатры - члены отборочной комиссии резко возражали против назначения
мистера Л, на операцию по трансплантации почек на том основании, что  мистер
Л, страдал психозом. Он верил, например, что  Солнце  правит  Землей,  и  не
выходил  на  улицу  в  течение  светового  дня.  По  нашему  убеждению,  его
психическое состояние было таково, что операция по пересадке почек не  могла
принести ему никакой пользы. Но в конце концов его прооперировали. А полгода
спустя он покончил с собой. Это  была  трагедия.  Но  вопрос  в  другом:  не
принесли бы пользы кому-то другому затраты многих тысяч  долларов  и  многих
часов труднейшей работы, которые потребовала та операция?
   Эллис шагал взад и вперед перед кафедрой, чуть подволакивая больную ногу.
Росс знала,  что  это  означает:  он  ощущает  угрозу  извне.  Обычно  Эллис
старательно скрывал свое увечье, так  что  его  хромоту  мог  заметить  лишь
наметанный глаз. Но когда он был уставшим, или обозленным,  или  испуганным,
хромота  становилась  очень  заметной.   Можно   было   подумать,   что   он
бессознательно требовал от окружающих  сочувствия:  мол,  не  надо  на  меня
нападать, я же калека! Но, разумеется, он этого даже не подозревал.
   - Я понимаю суть вашего возражения, - сказал Эллис. - Однако в том  виде,
в каком вы сформулировали свою позицию, я не могу ответить  на  ваш  вопрос.
Ваш аргумент невозможно опровергнуть. Но мне бы хотелось подойти к  проблеме
с несколько иной точки зрения.  Безусловно,  Бенсон  страдает  расстройством
психики, и наша операция, возможно, не изменит его состояния. Но  подумайте,
что может произойти, если мы  его  не  прооперируем?  Мы  разве  окажем  ему
большую услугу? Не думаю. Нам известно, что его припадки опасны для жизни  -
и его жизни, и  жизни  окружающих.  Эти  припадки  уже  стали  причиной  его
конфликта с законом, и  они  с  каждым  разом  становятся  все  интенсивнее.
Операция поможет предотвратить их, и нам представляется, что именно в этом и
заключается ее польза для пациента.
   Мэнон передернул плечами. Джанет Росс  знала,  что  означает  этот  жест:
признак неразрешимых противоречий, тупика.
   - Так, - продолжал Эллис. - Другие вопросы есть?
   Других вопросов не было.

3

   - Черт бы его побрал! - воскликнул Эллис, отирая пот со  лба.  -  Он  все
никак не угомонится!
   Джанет   Росс   шла   рядом   с   ним.   Они   направлялись   к   корпусу
научно-исследовательских  лабораторий.  Близился  вечер.   Солнце   желтело,
становясь постепенно серым и бледным.
   - Он сделал обоснованные замечания, - сказала она мягко.
   - Ах да, я все время забываю, что ты на его стороне.
   - А почему ты все время забываешь? - Она улыбнулась. Будучи  единственным
психиатром в штате Центра нейропсихиатрических исследований,  она  с  самого
начала выступала противницей операции Бенсона.
   - Послушай, - сказал Эллис. - Мы же делаем все, что в наших  силах.  Если
бы его можно было полностью вылечить - замечательно! Но нам это не под силу.
Мы можем только помочь ему. Вот мы и поможем.
   Она молчала. Сказать ей было нечего. Она уже не  раз  высказывала  Эллису
свое мнение. Эта операция больному ничем  не  поможет  -  более  того,  есть
вероятность, что после нее Бенсону станет хуже. Она не  сомневалась,  что  и
Эллис учитывал такую вероятность, но упрямо ее игнорировал. Или, по  крайней
мере, так ей казалось.
   Вообще-то Эллис ей нравился - так же, как и другие хирурги. Она видела  в
хирургах склонных к самым решительным действиям мужчин (да  в  основном  все
они были мужчинами, что  она  считала  весьма  знаменательным),  стремящихся
что-то сделать, предпринять что-то радикальное. В этом смысле Эллис был куда
лучше многих из них.  Он  мудро  поступил,  отвергнув  нескольких  пациентов
третьей стадии, стоявших в очереди до Бенсона. Она знала, сколь трудным  для
него было это решение, потому что в глубине души он только и горел  желанием
сделать новую операцию.
   - Как же я все это ненавижу! - пробурчал Эллис.
   - Ненавидишь - что?
   - Политику. Приятно оперировать обезьянок. Никакой политики.
   - Но ты же хочешь прооперировать Бенсона...
   - Я готов. Мы все готовы. Нам просто необходимо  наконец-то  решиться  на
этот важный шаг. Настало время его сделать, - он взглянул на нее. - А почему
ты так неуверенна?
   - Потому.
   Они подошли к научно-исследовательскому корпусу. Эллис отправился на ужин
с Макферсоном - "политический ужин", как раздраженно пояснил  он,  -  а  она
поднялась на четвертый этаж.
   После  десяти  лет  непрерывного  расширения  Центр  нейропсихиатрических
исследований занял полностью весь четвертый этаж. В  этом  здании  стены  на
всех этажах были выкрашены в унылый белый цвет, а  стены  ЦНПИ  сияли  всеми
цветами радуги. Цель этой веселой  раскраски  была  одна  -  дать  пациентам
возможность испытывать здесь спокойствие и оптимизм, но на  Росс  эти  яркие
стены четвертого этажа всегда оказывали прямо  противоположное  воздействие.
Она считала эти попугайские цвета фальшивыми и искусственно веселыми - точно
в яслях для умственно отсталых малышей.
   Она вышла из лифта и бросила взгляд  в  сторону  справочной:  одна  стена
голубая,  другая   красная.   Как   и   почти   все   остальное   в   Центре
нейропсихиатрических  исследований,  идея   такой   расцветки   принадлежала
Макферсону.  Странно,  подумала  она,  как  точно  в  структуре  организации
отражаются  особенности  личности  начальника.  Макферсон,   казалось,   был
воплощением веселого духа детского сада - безграничного оптимизма.
   Ну  уж  конечно  -  можно   быть   оптимистом,   когда   тебе   предстоит
прооперировать Гарри Бенсона!
   В Центре было тихо: почти весь  персонал  уже  разошелся  по  домам.  Она
прошла по коридору мимо ярких  дверей  с  табличками:  "СОНОЭНЦЕФАЛОГРАФИЯ",
"КОРКОВЫЕ ФУНКЦИИ", "ЭЭГ", "ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ  ДИАГНОСТИКА"  и  в  самом  конце
коридора - "ТЕЛЕКОМП". Работа, кипящая  за  этими  дверьми,  была  столь  же
сложной для понимания, как и надписи на табличках, а ведь  это  было  только
отделение ухода за  больными  -  "Прикладные  процедуры",  как  называл  его
Макферсон.
   В  отделении  занимались,  можно  сказать,  вещами  ординарными  -   если
сравнивать  с  "Развитием",  отделением  исследовательских  проектов  с  его
химитродами, компсимами и вероятностными сценариями. Не говоря уж о  крупных
проектах вроде "Джорджа" и "Марты", "Формы Кью", "Развитие"  лет  на  десять
опережало  "Прикладные  процедуры",  а  "прикладники"   в   своих   областях
продвинулись очень и очень далеко.
   Год  назад  Макферсон  попросил   Росс   провести   группу   журналистов,
специализирующихся на вопросах  науки,  по  ЦНПИ.  Он  выбрал  именно  ее  в
качестве гида, по его словам, из-за ее "аппетитной попки"! Забавно  было  от
него такое услышать. Но она также была и шокирована. Обычно  он  держался  с
ней вежливо и по-отечески.
   Но что говорить о ней - шокированы  были  и  репортеры.  Росс  собиралась
показать им и  "Прикладные",  и  "Развитие",  но,  увидев,  что  делается  у
"прикладников", гости явно получили чрезмерную порцию острых ощущений, и она
прервала экскурсию.
   Потом  это  ее  долго  беспокоило.  Репортеры   же   не   были   наивными
неискушенными  дурачками.  Это  были   люди,   которые   курсировали   между
крупнейшими научными центрами всю свою жизнь. Но, ознакомившись с опытами  и
исследованиями, которые велись в ЦНПИ, они буквально потеряли дар речи. Сама
она  давно  уже  утратила   способность   абстрагироваться,   взглянуть   на
происходящее в  Центре  как  бы  со  стороны  -  ведь  к  тому  времени  она
проработала здесь уже три года и постепенно привыкла ко всему, что творилось
в этих стенах. Взаимодействие  человека  и  машины,  человеческого  мозга  и
электронного мозга - все это уже давно не представлялось ей чем-то  странным
и шокирующим. Она воспринимала это как нормальный путь движения науки вперед
к новым достижениям.
   С другой же стороны, она выступала  против  операции  третьей  стадии  на
Бенсоне. С самого начала она возражала.  Она  была  уверена,  что  Бенсон  -
неподходящий   человеческий   материал,   и   теперь   у    нее    оставался
один-единственный, последний шанс это доказать.
   В конце  коридора  она  на  мгновение  замерла  у  дверей  "Телекомпа"  и
прислушалась к тихому зудению принтеров. Из-за двери донеслись  голоса  -  и
она открыла дверь. "Телекомп" был в  полном  смысле  сердцем  всего  Центра:
просторное помещение, уставленное разнообразным  электронным  оборудованием.
Стены и потолки были обиты звуконепроницаемыми накладками  -  напоминание  о
тех давнишних временах, когда здесь стояли стрекочущие телетайпы. Теперь  же
использовались либо бесшумные КЛТ - катодно-лучевые тубы,  -  либо  струйные
принтеры, которые не шумно печатали, а выливали на бумагу ряды букв точно из
шланга. Макферсон настоял на замене печатных аппаратов на бесшумные  машины,
потому что, как ему казалось, стрекот  телетайпов  раздражал  поступивших  в
ЦНПИ пациентов. >>>В комнате находились Герхард и его ассистент Ричардс.  Их
называли близнецами-вундеркиндами: Герхарду  было  только  двадцать  четыре,
Ричардсу - и того меньше. Они были самыми  юными  сотрудниками  Центра:  оба
рассматривали "Телекомп" как площадку для игр.  Они  работали  допоздна,  но
урывками  и  беспорядочно:  начинали  вечером,  а  уходили  из   лаборатории
засветло. Они редко появлялись на научных советах Центра и общих собраниях -
к вящему неудовольствию Макферсона. Но чего нельзя было отрицать, так это их
таланта. В таланте им невозможно было отказать.
   Герхард носил ковбойские сапоги, полотняные штаны и  атласные  рубашки  с
жемчужными пуговицами.  В  возрасте  тринадцати  лет  он  обрел  всенародную
известность,  построив  двадцатифутовую  твердотопливную  ракету  во   дворе
родительского дома в Финиксе. У ракеты была чрезвычайно сложная  электронная
система наведения, и Герхард не сомневался, что сумеет вывести ее на орбиту.
Соседи, заметившие за гаражом устремленный в небо нос ракеты, забеспокоились
и вызвали  полицию.  После  чего  в  известность  поставили  даже  армейское
командование.
   Армейская комиссия изучила ракету Герхарда  и  отправила  ее  на  полигон
Уайт-Сэндз для запуска.  После  запуска  вторая  ступень  воспламенилась  до
момента отделения, и ракета взорвалась на высоте две мили. Но к тому времени
Герхард получил  четыре  патента  на  свою  систему  наведения  и  несколько
заманчивых предложений из ряда колледжей и  промышленных  фирм.  Он  их  все
отверг и поручил своему дяде инвестировать гонорары за патенты, а  достигнув
шестнадцатилетия, купил себе "Мазерати". Он нанялся  на  работу  в  компанию
"Локхид" в Палмдейле, в Калифорнии, но через год  уволился,  потому  что  не
имел возможности должностного роста - из-за отсутствия инженерного  диплома.
К  тому  же  сослуживцы  открыто  недолюбливали  семнадцатилетнего  коллегу,
разъезжавшего  на  "Мазерати"  и  предпочитавшего  приходить  на  работу   в
лабораторию  около  полуночи.  Считалось,  что  в   нем   отсутствует   "дух
коллективизма".
   Вот  тогда-то  Макферсон  и  взял  его   в   Центр   нейропсихиатрических
исследований  для  разработки   электронных   компонентов,   совместимых   с
человеческим  мозгом.  Макферсон  как  глава  ЦНПИ  провел  собеседования  с
десятками  кандидатов,  которые  считали  эту  работу  "научным  вызовом"  и
"интересной  возможностью  для   прикладного   использования   теоретических
разработок", но только Герхард  сказал,  что  ему  все  это  кажется  ужасно
занятной игрой - и его немедленно взяли в штат.
   У Ричардса был приблизительно аналогичный жизненный опыт.
   Он закончил среднюю  школу  и  полгода  проучился  в  колледже,  а  потом
загремел в армию. Уже  попав  было  в  полк  для  отправки  во  Вьетнам,  он
предложил некоторые улучшения в армейских системах электронной разведки. Его
предложения оказались удачными, и Ричардс отправился не на поля сражений,  а
в военные лаборатории в Санта-Монике. После демобилизации он тоже  пришел  в
ЦНПИ.
   Близнецы-вундеркинды! Росс улыбнулась.
   - Привет, Джан! - сказал Герхард.
   - Как дела, Джан? - сказал Ричардс.
   Они обменялись рукопожатием. Эти двое были единственными  в  Центре,  кто
осмеливался обращаться к Макферсону просто "Род".  И  Макферсон  смирился  с
этим.
   - Все отлично, - ответила она. - Мы представляли нашего пациента  третьей
стадии на конференции. Я хочу на него взглянуть.
   - А мы как раз заканчиваем проверку его компьютера, - сказал  Герхард.  -
Все в норме, - он  указал  на  стол  с  микроскопом,  окруженным  множеством
электронных датчиков и дисплеев.
   - А где компьютер?
   - Под стеклом.
   Она присмотрелась повнимательнее. Пластиковый пакетик размером с почтовую
марку лежал под окуляром микроскопа. Сквозь прозрачную оболочку она  увидела
плотную паутину миниатюрных электронных компонентов и проводков. Из пакетика
торчали  сорок  контактов.  С  помощью  микроскопа  ребята  исследовали  все
электроды - один за другим.
   - Осталось проверить логическую цепь, - сказал Ричардс. - У нас на всякий
случай есть страховочный блок поддержки.
   Джанет подошла к полкам  с  картотекой  и  стала  просматривать  карточки
тестов. Просмотрев несколько карточек, она спросила:
   - А нет ли у вас психодексных карточек?
   - Есть. Вон там, - сказал Герхард. - Тебе нужны пятипространственные  или
"н" - пространственные?
   - "Н" - пространственные.
   Герхард выдвинул ящик и вытащил лист картона.
   Еще он вынул плоскую планшетку.  К  планшетке  на  цепочке  был  привязан
заостренный металлический штырек, похожий на карандаш.
   - Но это же не для вашего пациента третьей стадии? - спросил он.
   - Для него, - ответила Росс.
   - Вы уж и так использовали на него много психодексов...
   - Нужна еще одна - для истории болезни.
   Герхард отдал ей карточку и планшетку.
   - Ваш пациент понимает, что с ним делают?
   - Он понимает почти все.
   Герхард покачал головой.
   - Он, наверно, совсем спятил.
   - Да, - сказала Росс. - В том-то все и дело.
   На седьмом этаже она зашла  в  кабинет  дежурных  медсестер  и  попросила
историю болезни Бенсона. В кабинете сидела новенькая.
   - Извините, но родственникам не разрешается  знакомиться  с  медицинскими
записями.
   - Я доктор Росс.
   Сестра смутилась.
   - Извините, доктор. Я не обратила внимания на  ваш  значок.  Ваш  пациент
находится в палате семьсот четыре.
   - Какой пациент?
   - Малыш Джерри Питерс.
   Доктор Росс подняла брови.
   - Разве вы не педиатр? - спросила сестра.
   -  Нет,  я  психиатр  Центра  нейропсихиатрических  исследований.  -  Она
услышала гневные нотки в собственном голосе и расстроилась.  Впрочем,  разве