Скотти.
     - Я об этом догадывался, - сказал мистер Тиг, - и очень сожалею.
     - Мы ведь не едим людей, - сказал Мик, обращаясь к Скотти.
     - Я и сам знаю, - сказал Скотти вызывающе. Мик вновь сосредоточил внимание на мистере Тиге.
     - Что вы там делали?
     - Сидел.
     - Я это и сам видел.
     - И думал.
     - Само собой, вы думали, - сказал Мик, - каждый человек постоянно думает. От этого никуда не денешься.
     - И мне было чертовски стыдно, - сказал мистер Тиг.
     У Скотти отвисла челюсть от изумления, и он прикрыл рот рукой.
     - Простите, - сказал мистер Тиг, - но я вырос в семье, где слово "чертовски" считалось вполне подходящим для того, чтобы вставлять его там и сям.
     - Я знаю слово и похуже этого, - заявил Скотти.
     - Нет, не знаешь, - сказал Мик.
     - А может, он знает, - возразил мистер Тиг, - почему бы и нет?
     - Это слово означает то же самое, что и слово какать, - пояснил Скотти.
     - Да оно же совсем безобидное, - сказал мистер Тиг. - Можешь даже не называть его, Скотти. Я вполне мог бы употребить его в присутствии приличной компании.
     Мик сел на землю подле ног мистера Тига и пристально посмотрел ему в глаза.
     - Сестра Монк говорит, что на самом деле вы не убивали своих родителей.
     - Да, она так говорит.
     - Я тоже слышал, - подтвердил Скотти.
     - Она права? - спросил Мик.
     - Иногда мне очень хотелось их убить. Но после того, как нас разлучили, никто так и не сказал мне, где их можно найти. Думаю, что они попали в тюрьму. После того, как мне исполнилось восемнадцать и я уже мог уйти от своих так называемых приемных родителей, я просто горел желанием разыскать их и убить. Но катастрофа не позволила мне приступить к серьезным поискам. Ну вот, теперь вы понимаете, что я хотел, это сделать и не моя вина в том, что я этого не сделал. В общем, в своих помыслах я это давно сделал и поэтому считаю себя убийцей.
     - Нет, сэр, - сказал Мик, - вы этого не сделали, а для того, чтобы стать убийцей, надо кого-нибудь убить.
     - Может, оно и так, - согласился Тиг.
     - Так, значит, вы пойдете с нами?
     Мистер Тиг громко расхохотался. Он вытянул ноги и сжал ими тело мальчика. Таких длинных ног Мик еще не видел. Они были даже длиннее, чем ноги его покойного отца.
     - Как вы думаете, мой папа уже стал скелетом? - спросил Мик.
     Улыбка исчезла с лица мистера Тига.
     - Возможно, - ответил он. - Хотя трудно сказать.
     - Воины Христовы убили его, - сказал Мик.
     - И маму, - добавил Скотти.
     - Вот это сделали настоящие убийцы, - сказал Мик.
     - Я знаю, - согласился мистер Тиг.
     - Брат Дивер говорит, что они убили маму и папу из-за того, что мы верим в живого пророка и в то, что Бог-Отец и Иисус это не одно и то же.
     - Да, я так и думал.
     - А во что верили ваши мама и папа?
     Мистер Тиг глубоко вздохнул. Обхватив колени руками, он положил на них подбородок. Его взгляд устремился в пространство, разделявшее Мика и Скотти. Он так долго молчал, что Скотти стал от нечего делать ломать собранные ими ветки, а Мик подумал, что мистер Тиг просто не хочет отвечать, а может быть, он даже рассердился.
     - Не ломай хворост, Скотти, - сказал Мик, - если ты весь его переломаешь, то у нас ничего не останется на растопку.
     Скотти перестал ломать ветки. Он не стал кривляться и показывать язык, как обязательно сделал бы раньше. Теперь все было по-другому.
     - Мои родители верили в то, что им все сойдет с рук, - сказал мистер Тиг.
     - Что сойдет с рук? - спросил Скотти.
     - Просто сойдет с рук.
     - И поэтому вы их хотели убить? - спросил Мик. Мистер Тиг покачал головой.
     - Но ведь в этом нет никакого смысла, - сказал Мик. Мистер Тиг улыбнулся.
     - Наверное, нет, - протянув свою длинную руку к Мику, он пальцем приподнял его подбородок.
     Вообще-то Мик не любил, когда взрослые к нему прикасались, ему, например, не нравилось, когда они хватали его за руку, как будто он был какой-то марионеткой. Но на этот раз он не почувствовал отвращения, и в значительной степени потому, что мистер Тиг повел себя совсем не так, как ожидал Мик. Он не стал принуждать Мика к каким-то действиям и не стал на него орать.
     - Ты ведь любишь своего младшего брата, правда? Мик пожал плечами.
     Скотти посмотрел на него.
     - Конечно, - сказал Мик.
     - Когда ты на меня не сердишься, - уточнил Скотти.
     - Теперь я никогда не буду на тебя сердиться.
     - Да, - согласился Скотти, как будто только сейчас это понял.
     - У меня тоже был младший брат, - сказал мистер Тиг.
     - Вы его любили? - спросил Мик.
     - Да, - ответил мистер Тиг.
     - Где он сейчас?
     - Думаю, что он умер, - ответил мистер Тиг.
     - Неужели вы не знаете точно?
     - Моих родителей посадили в тюрьму, а его, как и мою младшую сестру, положили в больницу для умалишенных. Меня и моего старшего брата отдали на попечение чужих людей. Никого из них я больше так и не увидел, но думаю, что мой младший брат, который сошел с ума, вряд ли долго протянул после катастрофы.
     Мистер Тиг как-то очень быстро задышал и отвел глаза. Мик даже испугался, что Джейми и сам немного свихнулся.
     - А как он сошел с ума? - спросил мальчик. Он хотел выяснить, уж не происходит ли то же самое с мистером Тигом.
     - Он кричал? - спросил Скотти. - Ведь сумасшедшие всегда кричат.
     - Иногда он кричал. Но чаще всего он просто сидел и смотрел куда-то в сторону. Он никогда не смотрел людям в глаза. Как будто их для него просто не существовало. Как будто он стер их всех из своей памяти. Но на меня он смотрел.
     - А почему?
     - Потому что я приносил ему поесть.
     - Разве это делали вы, а не ваша мама?
     Мистер Тиг покачал головой.
     - Когда это случилось, мне было пять лет. Столько же, сколько и тебе, Скотти. А моему младшему брату было три года.
     - Мне пять с половиной, - поправил его Скотти.
     - А моей младшей сестре было всего два года.
     - Она тоже была сумасшедшая? - спросил Мик.
     - Тогда еще нет. Но она была больна. И мой младший брат тоже. Они оба все время болели. С того дня, как родились. Мой брат заболел пневмонией и постоянно плакал. У семьи было слишком много долгов. Моя младшая сестра тоже постоянно кричала. Я все время слышал, как мама и папа ругались из-за денег и из-за того, что у них чертовски много детей. Они дрались и орали друг на друга. Мама кричала, что ей уже невмоготу и что она не выдержит, если мы, дети, не заткнемся хотя бы на пару часов. Она кричала, требуя, чтобы ей дали всего пару часов тишины и что, если она их не получит, то наложит на себя руки. "Вот увидите, - говорила она, - если вы не заткнетесь, я перережу себе вены и умру". И я молчал, я не раскрывал рта. Старшие дети находились в школе, но мой младший брат был болен, он плохо себя чувствовал и продолжал кричать и хныкать. И чем больше она орала, тем больше он хныкал, а потом проснулась и моя сестра, которая стала реветь еще громче, чем брат. Они орали не переставая, но мама кричала еще громче. Ее лицо стало ужасным, она схватила сестру, и я подумал, что сейчас она швырнет ее на пол, но она этого не сделала. Она просто взяла ее и, схватив брата за руку, потащила их наверх, в деревянный чулан, дверь которого запиралась на замок. Она затащила их внутрь и заперла дверь. "Орите и скулите, делайте что хотите, но я не намерена вас больше слышать, понятно? Я не могу это больше выносить, я хочу хоть немного покоя".
     - Однажды, когда я себя плохо вел, папа запер меня в ванной, - сказал Мик.
     - А у них там был свет? - спросил Скотти.
     Да, у них был свет. Там был выключатель, и мой брат мог, встав на ящик, дотянуться до него и включить свет, что он и делал. Но им там не нравилось. Они кричали, ревели и рыдали так, словно это было самое худшее место на свете. Мой брат стучал в дверь, гремел дверной ручкой и пинал дверь ногами. Но мама спускалась вниз, включала посудомоечную машину и уходила в гостиную. Там она включала музыкальный центр, ложилась на диван и слушала радио, пока не засыпала. Время от времени брат и сестра прекращали свои вопли, но потом все снова повторялось. Когда старшие дети приходили домой из школы, они старались держаться от мамы подальше и поэтому даже не спрашивали ее, где младшие. Они знали, что когда мама в таком настроении, то к ней лучше не приставать. Но все же мама вставала и готовила обед, а когда папа возвращался домой, мы садились за стол и ели. А когда папа спрашивал, куда делись младшие, мама говорила, что они учатся не шуметь. И когда она так говорила, то папа понимал, что к ней не стоит приставать с расспросами. Только когда обед подходил к концу, он спрашивал: "А что, они не будут обедать?". И тогда мама, взяв пару тарелок, вываливала в них оставшуюся еду и бросала две ложки. Потом она давала мне ключ и говорила: "Отнеси им обед, Джейми. Но если ты их выпустишь, я наложу на себя руки, ты понял?".
     - Сдается мне, они попали в настоящую беду, - сказал Скотти.
     - Когда я открыл дверь, мой брат попытался вырваться наружу, но я оттолкнул его назад. Он кричал и рыдал еще громче, чем раньше, хотя к этому времени уже охрип. Сестра сидела, забившись в угол. Все ее красное лицо было в соплях. Брат пинал меня ногами и отталкивал, пытаясь пробиться к двери. Тогда я сбил его с ног и, втолкнув тарелки внутрь чулана ногой, захлопнул дверь и запер ее на замок. Некоторое время брат пинал дверь ногами и вопил, но потом он затих, и я подумал, что они приступили к обеду. Позже они снова стали орать. На этот раз они кричали, что им надо в ванную, но мама сделала вид, что ничего не слышит. Она только мотала головой, говоря, что их вопли не помогут им выйти.
     - Они остались там на всю ночь? - спросил Мик.
     - На следующее утро она дала мне ключ, миску с овсянкой и две ложки. На этот раз они оба находились в дальнем углу чулана. Из старого тряпья, которое мы хранили в чулане, они сделали подушки и нечто вроде постелей. Сестра выглядела так, как будто боялась, что ее начнут бить. В чулане стояла жуткая вонь, так как сестра сходила по большому в коробку из-под обуви. А что ей было делать, если мама не разрешала ей выйти в туалет?
     Когда я рассказал об этом маме, она лишь сказала: "Вынеси и поставь обратно". Мне не хотелось это делать, но разве будешь спорить, когда мама в таком состоянии.
     - Паршиво, - сказал Мик.
     Скотти смотрел на мистера Тига во все глаза. Мик знал, что это такое, ведь совсем недавно, после того, как Воины Христовы убили его родителей, он пару раз сам испачкал штаны. Поэтому его смутил рассказ о том, как сестра мистера Тига справила большую нужду в обувную коробку.
     - Я по-прежнему думал, что мама довольно скоро их выпустит. Так я тогда думал. Но каждое утро я приносил им завтрак, а забирал коробку из-под обуви и склянку, в которую они мочились. Каждый вечер я приносил им тарелки с обедом. Иногда я слышал, как они разговаривали, а иногда они даже играли. Но это продолжалось совсем недолго. Через некоторое время все это закончилось, и за дверью установилась полная тишина. Лишь когда кто-нибудь из них болел, я слышал частый кашель. Когда перегорела лампочка, я сказал об этом маме, но она не обратила на мои слова никакого внимания. Она лишь посмотрела на меня так, словно впервые услышала о чулане. В конце концов, я уговорил старшего брата заменить лампочку, и пока он этим занимался, я следил за тем, чтобы они не выбежали. Но так было только в тот раз, а потом я сам это делал. Но чтобы заменить лампочку, мне приходилось связывать брату руки и ноги. Когда я пошел в первый класс, то каждое утро перед тем, как идти в школу, я, как и прежде, их кормил и выносил коробку, а вечером приносил им обед. Так продолжалось день за днем, неделю за неделей. Когда я открывал дверь, то чаще всего видел, что брат и сестра просто сидят и не обращают на меня никакого внимания. Они либо смотрели друг на друга, либо вообще ни на что не смотрели. Но время от времени мой брат с криком набрасывался на меня, словно хотел убить. Я сбивал его с ног, захлопывал дверь и запирал замок. Я плохо с ним обращался и злился на него и боялся, что кто-нибудь узнает о том, что я делаю со своим собственным братом и сестрой, что я держу их взаперти в чулане. После того, как старший брат заменил лампочку, никто в нашей семье ни разу их даже не видел. Мама не мыла их тарелки, этим приходилось заниматься мне, после того как все выходили из кухни. Когда они выросли из своей одежды, я попытался тайком принести им кое-что из своей старой одежды. Но мама это заметила. Она стала спрашивать меня: "Куда это делись твои старые штаны? Куда подевалась твоя голубая рубашка?". Я отвечал ей, что все это в чулане. Она строго смотрела на меня и говорила: "Это еще очень хорошая одежда, и если она тебе мала, то мы отдадим ее неимущим". Представляете себе?
     - Мы часто отдавали старую одежду на благотворительный базар, - сказал Скотти.
     - В общем, они были голые и их кожа стала такой бледной, что они больше походили на призраков. У них были пустые глаза, и они никогда на меня не смотрели, за исключением тех случаев, когда мой брат с воплями бросался на меня. Но всякий раз я захлопывал дверь и запирал ее на замок. Я хотел убить их, я хотел сам умереть, мне все это опротивело. В школе я смотрел на своих одноклассников и понимал, что я хуже любого из них, потому что я держу в чулане своих голых брата и сестру. Но никто из них даже не знал, что у меня есть младший брат и сестра. А я никогда об этом не рассказывал. Я так и не подошел ни к одному из своих учителей. А ведь я мог обратиться к мисс Эрбиссон или миссис Райан и сказать, что у меня дома в чулане сидят взаперти младший брат и сестра и что им было три и два года, когда их туда посадили. Если бы я так поступил, то, может быть, мой брат не стал бы таким безумным, а сестра не разучилась бы ходить. Может быть, их еще успели бы спасти. Но я слишком боялся своей мамы и мне было стыдно рассказывать, какой я ужасный человек, ведь все считали меня отличным парнем.
     На некоторое время он умолк.
     - Они так и не выбрались оттуда? - спросил Скотти.
     - Выбрались, когда я учился в седьмом классе. Тогда я готовил сообщение о нацистской Германии и концентрационных лагерях. Я прочитал о пытках, которые там применялись. И я подумал, что сам занимаюсь тем же самым. Я понял, что я нацист. А еще я прочитал, что все эти нацисты потом говорили одно и то же: мол, они только выполняли чужие приказы. Но ведь и я делал то же самое: я тоже выполнял чужие приказы. А потом я узнал, что после войны их судили, всех этих нацистов, за их дела, приговорили к смертной казни. И тогда я понял, что все это относится и ко мне. Я понял, что заслуживаю смерти и что мои родители тоже заслуживают смерти, а младший брат и сестра заслуживают свободы. Они заслуживали того, чтобы и к ним, наконец, пришел день освобождения. И вот однажды днем, когда мой младший брат с ненавистью в глазах набросился на меня, я не стал сбивать его с ног. Я лишь отошел в сторону, и он пронесся мимо меня. Выбежав из чулана, он стал озираться по сторонам, словно впервые увидел прихожую. И тогда я догадался, что он просто все забыл. Потом он сел на верхнюю ступеньку и съехал по лестнице вниз, точь-в-точь, как это делал, когда был маленьким. И я понял, что он разучился спускаться по лестнице. И тогда я вдруг подумал, что он наверняка пойдет на кухню, а мама обязательно увидит его и рассердится. Я очень испугался и решил его поймать и отвести обратно в чулан. Я боялся, что иначе мама меня просто убьет. И я побежал за ним вниз. Но он не пошел на кухню, а выбежал прямо на улицу. Он был совершенно голый, и мне в голову не приходило, что он это сделает. Но его не смущала нагота, потому что он семь лет обходился без одежды. Словно какой-то пришелец из космоса, брат с дикими воплями бежал по улице, а я бежал вслед за ним. Мне нужно было позвать его, крикнуть ему, чтобы он остановился, но я не мог это сделать.
     - А почему? - спросил Мик.
     - Я забыл, как его зовут, - сказал брат Тиг и зарыдал. - Я не смог вспомнить его имени.
     Лишь когда брат Тиг разрыдался, закрывая лицо руками, словно маленький ребенок, Мик заметил сестру Монк и брата Дивера, которые, видимо, уже давно подошли к ним и слушали брата Тига. Наверное, они слышали всю историю. Сестра Монк подошла поближе, опустилась на колени и обняла брата Тига, так, чтобы он мог выплакаться у нее на груди. Брат Дивер склонил голову, как делал, когда молился, но на этот раз он молился мысленно. Скотти это заметил и тоже склонил голову, но не услышав молитвы, поднял голову и посмотрел на Мика.
     Мик находился в полном замешательстве, настолько его потрясла эта ужасная история, весь этот кошмар, что случился с потерявшими рассудок братом и сестрой брата Тига. Мик никогда не слышал, чтобы кто-нибудь разучился ходить или спускаться по лестнице, или забыл имя собственного брата. Когда Мик попытался представить себе, что кто-то запер Скотти в чулане и не выпускает его оттуда, он подумал, что убил бы того, кто это сделал. Но потом он попытался представить себе, что он сделал бы, если бы его собственная мать держала бы Скотти взаперти. Как бы он тогда поступил? Его мама никогда не делала ничего подобного, но что, если бы она это сделала?
     На этот вопрос ему было очень сложно ответить. Но брат Тиг рыдал, и Мик еще ни разу в жизни не слышал, чтобы так рыдали. В конце концов, он подвинулся к брату Тигу и ухватился за его лодыжку. Но рука Мика была такой маленькой, а лодыжка такой большой, что мальчик не сумел ее толком сжать, и со стороны казалось, что он просто прижимает ногу брата Тига к земле.
     - Вам не следует так расстраиваться, брат Тиг, - сказал Мик. - Ведь именно вы его выпустили.
     Брат Тиг лишь мотнул головой, не переставая рыдать.
     - Как жаль, что дети услышали эту историю, - сказал брат Дивер.
     - Есть вещи, которые можно рассказать лишь детям, - заметила сестра Монк. - Им это не повредит.
     Брат Тиг высвободил лицо из объятий сестры Монк.
     - Я заметил, как вы пришли. Я рассказывал это вам. Ведь вы именно так делаете, когда свидетельствуете о своих грехах?
     - Именно так, Джейми, - сказала сестра Монк, - именно так ты и сделал.
     - Теперь вы понимаете, почему я никогда не стану достойным человеком, неважно, мормон я или нет, - проговорил брат Тиг. - Для меня нет места на западе.
     - Вас заставляла это делать ваша мама, - сказал Мик.
     - Именно я снова и снова заталкивал его в чулан, когда он пытался вырваться, - возразил брат Тиг. Его голос заставил всех содрогнуться. - Именно я поворачивал ключ, - засунув руку себе под рубашку, он вытащил ключ на кожаном ремешке. Это был обычный дверной ключ.
     - Вот этот ключ, - сказал он. - Я постоянно ношу его с собой.
     - Но, брат Тиг, вам ведь не было восьми лет, когда все это началось, - промолвил Мик. - Вы еще не были крещены. Разве вы не знаете, что Иисус прощает детям все грехи, совершенные ими до восьми лет? На следующей неделе мне исполнится восемь и меня будут крестить. А когда это случится, я как бы заново появлюсь на свет и стану чистым и безгрешным, разве не так, брат Дивер?
     Брат Дивер утвердительно кивнул головой.
     - Да-а-а, - пробормотал он. Теперь, к полному изумлению Мика, рыдал и брат Дивер. Да-да, рыдал сам брат Дивер, который еще совсем недавно проверял, что Мик знает о таинстве крещения и который сразу после сегодняшнего собрания научил его многому из того, что надо будет делать во время крещения.
     Теперь, когда история была рассказана до конца, Скотти, судя по всему, уже начинал скучать. Он встал и, подойдя к брату Тигу, хлопнул его по плечу, чтобы привлечь к себе внимание.
     - Брат Тиг, - обратился он к нему.
     - Сейчас же оставь его в покое, ты слышишь? - запротестовала сестра Монк.
     Сидевший на земле брат Тиг поднял голову и посмотрел на мальчика.
     - Что ты хочешь, Скотти? - спросил он.
     - Теперь, когда мы называем вас "брат Тиг", вы пойдете с нами на запад, в