, большинство рейнджеров только посмеялись бы, узнав о том, как страстно Дивер желает вступить в ряды всадников Ройала Ааля.
     - Может быть, это произойдет, а может быть, и нет, - сказал Дивер.
     - Я надеюсь, что ваше желание исполнится, - сказала она.
     Теперь настал его черед пристально всматриваться в ее лицо, пытаясь определить, не насмехается ли она над ним. Но он увидел, что у нее и в мыслях этого не было. Она искренне желала ему добра. Он кивнул, не зная, что еще сказать.
     - Вы поскачете на край земли, чтобы помочь людям прийти сюда и оказаться в безопасности, - сказала она.
     - И будете обезвреживать ракеты, - добавил Тули.
     - Осталось уже не так много необезвреженных ракет, - сказал Дивер.
     Этой фразой он фактически поставил точку на завязавшейся было беседе. Впрочем, Дивер давно привык к тому, что именно его слова, повисшие в воздухе, заставляли его собеседников прикусить языки. Однажды он попытался извиниться и объяснить, что имел в виду, и тем самым прервать неловкую паузу. Однако в последнее время Дивер понял, что в беседах с незнакомцами он не говорит ничего лишнего. Просто они не в силах с ним долго разговаривать, вот и все. Они ничего не имели против него. Просто он не был тем человеком, с которым можно поболтать.
     Дивер пожалел о том, что не знает их дядю, иначе он мог бы рассказать им о нем. Если их отец в течение длительного времени враждует с Ройалом, то они едва ли что-нибудь знают о своем дядюшке. Странно, что родственники самого любимого героя Дезерета знают о нем ничуть не больше любого человека, который читает газеты.
     Тем временем они въехали на вершину холма.
     - Вот там Хэтчвилл, - показал рукой Тули.
     Дивер понятия не имел о том, насколько они удалились от приграничных пастбищ и углубились в зону осваиваемых земель. Но исходя из размеров Хэтчвилла, он решил, что этому городку лет двенадцать-пятнадцать. Он находился на значительном удалении от пустыни, и земли вокруг него уже давно были освоены. Здесь было многочисленное население.
     Снизив скорость, Тули включил пониженную передачу. Ухом человека, привыкшего следить за состоянием грузовика, на котором он переезжал с места на место в поисках брошенного имущества, Дивер прислушался к шуму мотора.
     - Для такого старого грузовика двигатель работает вполне прилично, - сказал он.
     - Вы так считаете? - спросил Тули. Когда речь зашла о двигателе, он сразу же оживился. От исправной работы мотора зависело то, сумеют ли эти люди заработать себе на жизнь.
     - Его надо отрегулировать.
     - Несомненно, - согласился Тули, сделав гримасу.
     - Вероятно, в карбюраторе не очень хорошая горючая смесь.
     Несколько смутившись, Тули рассмеялся:
     - Разве карбюраторы что-то смешивают? Я всегда считал, что они просто сидят там и карбюрируют.
     - За грузовиком следит Олли, - сказала Кэти.
     В этот момент проснулась маленькая девочка, сидевшая между ними.
     - Мы еще не приехали?
     Между тем они уже проезжали мимо первых домов окраин города. Было уже достаточно светло. Вот-вот должно было взойти солнце.
     - Кэти, ты не помнишь, где в Хэтчвилле находится площадка для представлений? - спросил Тули.
     - Я не могу отличить Хэтчвилла от Хебера, - сказала Кэти.
     - Хебер похож на чашу, его со всех сторон окружают горы, - сказала Дженни.
     - Значит, это Хэтчвилл, - сказала Кэти.
     - Я об этом догадывался, - заметил Тули.
     Они остановились у городской ратуши, и несмотря на то, что утро было холодным, вся труппа выстроилась вокруг грузовика. Тем временем Олли и Кэти вошли в здание, чтобы найти там кого-нибудь, кто выдал бы им бумагу с указанием места, разрешенного для проведения представлений. Дивер решил, что в столь ранний час они найдут лишь ночного сторожа, который поддерживает связь с Зарахемлой - такой был в каждом городе. Но Дивер не стал говорить им об этом. Пусть идут, в конце концов, это их дело, а не его.
     Дивер был уверен в том, что они вернутся с пустыми руками.
     - Ночной сторож не смог выдать нам разрешение, - сказал Олли, - но поле, где можно дать представление, находится восточнее Второй Северной улицы. Оно не огорожено забором.
     - Он встретил нас с подлинно христианским радушием, - сказала Кэти с озорной улыбкой. Олли хихикнул. Их ужимки развеселили Дивера.
     Тули покачал головой:
     - Захолустные тупицы.
     Кэти перешла на тягучий деревенский говор, с его характерным утробным "р". Дивер подумал, что кончиком языка она, должно быть, касается гортани.
     - И вам лучше оставаться там до девяти, а в девять вы снова пр-р-ридете сюда и получите р-р-раз-р-решение, потому что мы здесь уважаем законопор-р-рядок.
     Как и все остальные, Дивер не смог удержаться от смеха, хотя акцент, над которым она насмехалась, во многом был присущ и его речи.
     Но Маршалл не смеялся. Он приводил в порядок свои взъерошенные после сна волосы, пытаясь расчесать их пальцами.
     - Все они неблагодарные, подозрительные и безмозглые фанатики. Хотел бы я знать, что они делали бы всю осень, если бы к ним не заехала ни одна бродячая труппа. Нам ведь ничто не мешает поехать дальше.
     В столь ранний час он мог позволить себе пренебречь осторожностью. В его словах Диверу послышались фальшивые нотки, и он почувствовал облегчение, так как, хотя и случайно, но он все же убедился в том, что на самом деле Маршалл не такой уж скрытный человек.
     - Но, Маршалл, - обратилась к нему Скарлетт, - ты ведь знаешь, что наше призвание исходит от Пророка, а не от жителей этого маленького городка. Если они настолько безмозглы и ограниченны, то разве не наша обязанность расширить их кругозор? Разве не по этой причине мы здесь?
     Кэти нарочито громко вздохнула:
     - Почему ты постоянно ссылаешься на религию, мама? Мы здесь для того, чтобы заработать на жизнь.
     Ее тон не был резким и оскорбительным, но эти слова были восприняты, как пощечина. Скарлетт тотчас закрыла лицо руками и отвернулась. По ее щекам текли слезы. Маршалл, казалось, вот-вот обрушит на Кэти лавину таких отборных ругательств, что между ними начнется настоящая война. Что касается Олли, то он радостно улыбался, словно эта сцена была лучшим шоу из всех, что ему довелось увидеть в этом году.
     Тем временем Тули шагнул к Диверу и сказал:
     - Ну вот, Дивер Тиг, теперь вы видите, как это бывает у нас, лицедеев. Мы из всего должны сделать грандиозный спектакль.
     Это напомнило остальным, что среди них незнакомец. Все моментально изменилось. Скарлетт улыбнулась Диверу. Кэти непринужденно рассмеялась, как будто все это было шуткой. Маршалл, с видом мудреца, кивнул головой, и Дивер понял, что сейчас он скажет что-нибудь в своей обычной изысканной манере.
     Дивер подумал, что сейчас самое время поблагодарить их всех и, забрав седло, отправиться на поиски места, где можно, укрывшись от ветра, вздремнуть, а потом сообщить о себе в Моаб. Тогда члены семейства Аалей смогут спорить друг с другом до хрипоты. Расставание с ними вполне устраивало Дивера - для них он стал объектом благотворительности, на которую они не потратили ни цента, а для него они были способом добраться до ближайшего города. Каждый получил то, что хотел, и теперь можно было попрощаться.
     Но все эти планы рухнули, когда выяснилось, что Маршаллу пришла в голову фактически та же самая мысль: Диверу пора уходить. Но он решил, что парню не хватит ума самому это понять. Поэтому Маршалл, улыбаясь и кивая головой, положил руки на плечи Дивера и произнес:
     - Полагаю, сынок, что тебе захочется остаться здесь и подождать, пока в восемь часов откроются все учреждения.
     Его слова не обидели Дивера - ведь они намекали на то, что он сам был намерен сделать, и это его вполне устраивало. Люди имеют право скрывать от посторонних свои семейные неурядицы. Но то, что фактически прогоняя, он его обнял и назвал "сынок", так рассердило Дивера, что ему захотелось кого-нибудь ударить.
     Когда он был маленьким, мормоны всегда поступали с ним именно так. Они постоянно отдавали его на воспитание в мормонские семьи, которые заставляли его каждое воскресенье ходить в церковь, хотя и знали, что он не мормон и не хочет им становиться. Их дети, зная, что он не является одним из них, не шли ему навстречу - они не дружили с ним и даже не делали вид, что он им нравится. Им было наплевать, жив он или уже умер. Но всегда находился председатель какого-нибудь Общества Милосердия, который гладил его по головке, называя его "дорогой малыш" или "дорогуша". Проходя мимо, епископ всегда обнимал его и точно так же, как Маршалл, называл его "сынком". Делая вид, что говорят это в шутку, они спрашивали его: "Когда же ты увидишь истинный свет и станешь крещенным?"
     Все это сюсюканье продолжалось до тех пор, пока Дивер в ответ на этот вопрос однажды сказал "никогда". Он произнес это слово настолько громко и раздраженно, что они поверили ему. С тех пор, независимо от того, в какую семью его отдавали на воспитание, епископ больше никогда не прикасался к нему и не разговаривал с ним. Он лишь холодно смотрел на Дивера, сидящего среди других прихожан, и в праведном гневе приподнимался над своей кафедрой. Иногда Дивер задавал себе вопрос: что, если однажды какой-нибудь епископ не изменит своего дружелюбного отношения даже после того, как Дивер скажет ему, что никогда не будет креститься? Если бы дружелюбие мормонов оказалось подлинным, то он, возможно, стал бы по-другому относиться к ним. Но этого так и не случилось.
     И вот теперь Маршалл обращался с ним точно так же, как это делали епископы. Не в силах сдержать себя, Дивер сбросил его руку со своего плеча и пошел прочь так стремительно, что рука Маршалла еще секунду висела в воздухе. Его лицо и сжатые кулаки, должно быть, показали им, насколько сильно он рассержен, так как все присутствующие изумленно уставились на него. Все, за исключением Олли, который стоял и одобрительно кивал головой.
     Маршалл обвел взглядом зрителей этой сцены:
     - Ладно, я не знаю, что я...
     Но он не закончил фразу, а только пожал плечами.
     Как это ни странно, но гнев Дивера мгновенно куда-то улетучился. Он ни разу в жизни не позволял гневу овладеть собой, так как ни к чему хорошему это привести не могло. Хуже всего было то, что теперь они считали причиной его гнева их намерение его прогнать. Он не знал, как объяснить им, что это не так и что он будет только рад уйти. Всякий раз, когда Дивер уходил из взявшей его на воспитание семьи, он попадал в аналогичную ситуацию. Его прогоняли, поскольку он утомлял людей, и это его вполне устраивало, так как он тоже никогда не испытывал к ним особой любви. Он ничего не имел против того, чтобы уйти, а они были только рады его уходу. Но никто из них не мог подойти к нему и прямо об этом сказать.
     Вот и хорошо. Больше они его никогда не увидят.
     - Разрешите, я возьму свое седло, - обратился к ним Дивер. Он направился к борту грузовика.
     - Я помогу вам, - сказал Тули.
     - Подождите, - Скарлетт крепко сжала Дивера за локоть.
     - Этот молодой человек неизвестно сколько времени провел на пастбище, и мы не отпустим его, не накормив завтраком.
     Дивер понимал, что она это говорит только из вежливости и поэтому не стал ее благодарить. Этим все могло бы и закончиться, если бы не Кэти, которая подошла к нему и взяла его еще свободную левую руку.
     - Пожалуйста, останьтесь, - сказала она. - В этом городе все мы чужаки, и я думаю, что нам надо держаться друг друга, пока наши дороги не разойдутся.
     Ее улыбка была такой лучезарной, что он даже зажмурился. А ее взгляд был таким пристальным, что мог заставить его усомниться в истинной причине ее желания удержать его.
     Подхватив ее инициативу, Тули сказал:
     - Нам может понадобиться лишняя пара рук, а вы заработаете себе на питание.
     Даже Маршалл внес свою лепту.
     - Я и сам хотел попросить вас, - сказал он, - и надеюсь, что вы присоединитесь к нам и разделите нашу скромную трапезу.
     Дивер на самом деле был голоден. Несмотря на то, что ему хотелось высвободить свою руку, он с удовольствием рассматривал лицо Кэти. Но больше всего ему хотелось, чтобы Скарлетт отпустила наконец его локоть. Понимая, что на самом деле он никому здесь не нужен, Дивер и на этот раз не поблагодарил их и, высвободив руки, пошел за своим седлом. В этот момент Олли рассмеялся и сказал:
     - Да будет вам, Тиг, ведь вы голодны, отец чувствует себя полным ничтожеством, мать считает себя виновной, Кэти пылает к вам страстью, а Тули хочет переложить на вас половину своей работы. Неужто вы сможете взять и уйти, разочаровав их всех?
     - Олли! - строго одернула его Скарлетт.
     Но теперь смеялись уже Кэти и Тули. Глядя на них, Дивер тоже не смог удержаться от смеха.
     - Ну хватит, всем в грузовик! - скомандовал Маршалл. - Олли, ты знаешь дорогу, садись за руль.
     Маршалл, Скарлетт, Тули и Олли запрыгнули в кабину, а Диверу пришлось ехать в кузове вместе с Кэти, Дженни и младшим братом Дасти. Чета стариков, которую он видел прошлой ночью, пробиралась в заднюю часть кузова. Кэти провела Дивера вперед, и они устроились за кабиной. Дивер не мог определить, флиртует она с ним или нет. Но если она с ним флиртовала, то ему было совершенно непонятно, зачем ей это нужно. Он знал, что его грязная одежда провоняла как его собственным потом, так и потом лошади, на которой он скакал, пока она не пала. Он также понимал, что даже если его побрить, то смотреть будет особенно не на что.
     Вероятно, так уж она была устроена и не могла вести себя с ним как-то по-другому. И поэтому она улыбалась ему этой своей улыбкой и смотрела на него из-под опущенных век и всякий раз, болтая с ним, касалась рукой его руки или груди. Это его раздражало, но в то же самое время доставляло ему удовольствие. Правда, раздражало в большей степени, так как он понимал, что все это ни к чему не приведет.
     Пока они ехали к площадке для представлений, городок наконец проснулся. Дивер заметил, что они выбрали не самый короткий путь. Напротив, их грузовик с грохотом катил то в одном направлении, то в другом, проехав фактически по всем улицам городка. Впрочем, большинство из них представляли собой грязные колеи, ведь мощеные дороги в те времена были, пожалуй, лишь в Зарахемле. Услышав грохот грузовика, люди высовывались из окон, а дети выбегали из дверей домов и, перелезая через штакетники, спрыгивали на улицу.
     - Сегодня будет представление? - кричали они.
     - Да, сегодня будет представление! - кричали в ответ Кэти, Дженни и Дасти. Возможно, и старики в задней части кузова тоже что-то кричали, но Дивер их не слышал. Довольно скоро вести о прибытии труппы уже опережали сам грузовик, и жители городка, выстроившись вдоль обочины, пытались разглядеть проезжавших мимо них чужаков. Тем временем семейство Аалей снимало брезент с каких-то двух больших конструкций. Одна из них напоминала верхнюю часть ракеты, а другая скорее была похожа на башню. Такую пирамиду с крутыми боковыми гранями Дивер видел на картинке, когда учился в школе. Это была Пирамида Солнца из Мехико-Сити.
     - Человек на Луне! - завопили зеваки, увидев ракету. А когда грузовик проехал мимо, они увидели пирамиду и с хохотом заорали:
     - Ной! Ной! Ной!
     Дивер решил, что они, должно быть, уже видели эти представления.
     - Сколько всего представлений вы даете? - уточнил он.
     - Три, - ответила Кэти, которая махала толпе рукой. - Сегодня будет представление! - обратилась она к зевакам. Затем, перекрикивая грохот грузовика, крики толпы и вопли младшего брата и сестры, сказала:
     - Мы даем представление "Слава Америки", написанное нашим дедушкой. И постановку "Америка свидетельствует в пользу Христа". Это представление по древнему Писанию Мормона с Кумранских холмов - его сюжет все хорошо знают. В Рождество мы даем "Славную Ночь", которую написал папа, считавший, что обычные рождественские представления просто ужасны. Вот и весь репертуар, который мы играем в таких вот городках. Сегодня будет представление!
     - Так это же все мормонская чепуха, - сказал Дивер.
     Она удивленно посмотрела на него.
     - "Слава Америки" - это американская пьеса, а "Славная Ночь" поставлена по Библии. А вы сами разве не мормон?
     "Так вот оно что, - подумал Дивер. - Вот теперь они от меня наконец отделаются. Или попытаются обратить меня в свою веру, но довольно скоро все равно выгонят". Он совсем забыл, что еще не сказал им о том, что он не мормон, и они до сих пор считают его своим, ведь внешне он ничем от них не отличается. Вот почему эти бродячие комедианты, несмотря ни на что, являлись частью Хэтчвилла - все они были мормонами. Именно поэтому большинству конных рейнджеров нравилось бывать в городах, среди своих приятелей-мормонов. Но теперь, выяснив, что он не является одним из них, они подумают, что Дивер их просто одурачил. Ведь он полез туда, где ему нет места. Теперь он горько сожалел о том, что позволил им уговорить себя поехать с ними и позавтракать. Они бы и не подумали его уговаривать, если бы знали, что он не один из них.
     - Нет, - ответил Дивер.
     К его величайшему удивлению, она даже не сделала паузы и продолжала говорить, как ни в чем не бывало.
     - Знаете, кроме этих трех представлений, мы даем и другие. Когда я была маленькой, мы целый год прожили в Зарахемле. Тогда я играла Крошку Тима в "Рождественском гимне". А знаете, что я всегда хотела сыграть?
     Он, конечно, и понятия не имел.
     - Вы должны угадать, - сказала она.
     Он едва ли мог припомнить название хотя бы одной пьесы, уже не говоря об именах персонажей. Поэтому он ухватился за единственную полузабытую вещь, название которой он все же вспомнил.
     - Титаника?
     Она посмотрела на него, как на слабоумного.
     - В кабине вы сказали, что вы...
     - Титанию! Королеву фей из "Сна в летнюю ночь". Нет, нет. Я всегда хотела сыграть - вы так и не скажете кого?
     Он одновременно пожал плечами и отрицательно покачал головой. Да и кого он мог назвать? А если это такая уж тайна, то зачем она рассказывает ему о ней?
     - Элеонору Аквитанскую, - сказала она. Дивер никогда не слышал этого имени.
     - Это роль, которую играла Кэтрин Хепберн. Актриса, в честь которой мне дали имя. Фильм назывался "Лев зимой", - название фильма она произнесла почти шепотом. - Однажды, много лет тому назад, я видела пленку с этим фильмом. В тот день я просмотрела его пять раз. Я смотрела его снова и снова. Мы тогда жили в Сидар-Сити, у старого друга нашего дедушки. У нас был видеомагнитофон, который работал от ветряного генератора. Знаете, теперь этот фильм запрещен.
     Дивер не особенно разбирался в фильмах. Сейчас едва ли кто-нибудь мог позволить себе их смотреть. Во всяком случае, здесь, на новых землях. Электричество стоило слишком дорого, чтобы расходовать его на просмотр телепрограмм. К тому же, как бывший работник отдела спасения имущества, Дивер знал, что в Дезерете осталось совсем немного исправных телевизоров. В каждом городе едва ли можно было найти больше двух. В старые времена все было по-другому, тогда, приходя домой, люди каждый вечер допоздна смотрели свои телевизоры, засыпая перед их экранами. Теперь у них оставалось время только на то, чтобы посмотреть представление труппы бродячих актеров, приехавшей в их город.
     К этому времени дома кончились, и они уже выехали на неровное поле, отведенное под пшеницу, урожай которой был давно собран.
     Голос Кэти внезапно охрип и стал несколько дрожащим.
     - Я отлучила бы тебя от ложа, но ты ведь будешь изводить детей.
     - Что?
     - Она была великолепна. Эта женщина первой стала носить брюки. И любила Спенсера Трейси до самой его смерти. И это, несмотря на то, что он был католиком и не мог развестись со своей женой, чтобы вступить в брак с Кэтрин Хепберн.
     Грузовик подъехал к восточному краю поля и остановился. Дженни и Дасти тотчас выпрыгнули из грузовика, оставив их сидеть наедине друг с другом в закутке между декорациями и кабиной.
     - Я проскакала полпути