дного  быка.  Хотя  он  мало  похож  на  быка,  скорей
шестиногая антилопа.
   - Шестиногая? Ты ошибаешься, Антон, - сказал Макс. - В природе  все  по
большей части целесообразно. Шесть ног просто не нужны такому не  особенно
крупному животному, да еще на планете с незначительной силой  тяжести.  Ты
все ноги на фреске отнес к одному "быку",  пожалуй,  он  больше  похож  на
быка, чем на антилопу. Ну-ка сотри пыль с нижней части. Осторожней. Эх...
   Фреска сползла и раскололась на множество кусков.
   - Не прикасайтесь больше к ней, - сказал Вашата, -  может,  долежит  до
следующего раза.
   Макс попросил:
   - Ребята, посмотрите, нет ли на стене чего-либо похожего на плесень или
лишайники?
   - Запрещаю! - сказал Вашата. - Хватит с нас кактусят. Можем  подхватить
такой экземпляр марсианской жизни,  что  он  за  кислород  только  спасибо
скажет. Теперь у нас главное - археология.  Семян  микрофлоры,  думаю,  мы
захватили достаточно.
   Когда мы очутились на улице города, впечатление у нас было  такое,  что
здесь  давным-давно,  не  один  десяток  лет,  работают   археологи,   они
расчистили и даже подмели улицы, только  кое-что  оставили  для  колорита,
обломки камней на мостовой. Вблизи строения казались, как и с карниза  над
пропастью, такими  же  хрупкими,  с  тонкими  стенами,  широкими  оконными
проемами. Здания тянулись на целые кварталы, в два и три  этажа,  но  были
многогранные сооружения непонятного назначения без окон, в  один  этаж.  В
планировке ощущалась целесообразность, гармоничное сочетание с ландшафтом.
Даже сейчас, источенные временем, развалины украшали берег мертвого  моря.
Вначале мы шли очень осторожно, боясь прикоснуться к стенам, казалось, что
руины только и ждут, чтобы рассыпаться в прах - до того они устали  стоять
над погруженным в тишину морем. Я  поднял  обломок  и  поразился,  как  он
легок, что-то вроде пенобетона, только несравненно прочней.
   - Алмазный бетон, - сказал Антон. - Смотри, Туарег прошел  вон  по  той
тоненькой плитке, и она целехонька. Дома, видно, отливали  целиком,  нигде
нет швов.
   Мы вышли на круглую площадь с возвышением посредине.
   - Здесь стояла скульптура, - сказал Макс.
   - Возможно. - Вашата вздохнул и добавил: - Пора, ребята,  возвращаться.
Снимки получились. Больше здесь делать нечего.
   - Сейчас уходим, - сказал Антон. - Только пусть Туарег немного покопает
в этом доме.
   - Даю десять минут, - неохотно согласился Вашата.
   Как  хорошо,  что  мы  оставили  Туарегу  лопату.  Он  выкопал   амфору
незнакомой формы, тяжелую,  покрытую  липкой  пылью,  кусок  стекловидного
вещества, матового от времени, множество черепков из  материала,  похожего
на пластмассу,  и  несколько  странного  вида  прямоугольных  пластинок  с
множеством отверстий разного диаметра,  как  потом  определил  Макс  -  от
микрона и до трех миллиметров. Пыли на них не было, отверстия не засорены,
когда Антон взял одну из пластин, она стала  менять  цвета,  как  шелковое
полотно под разными углами к источнику света.
   - Судя по вибрации, она как будто звучит!  -  сказал  Антон  и  опустил
пластину в сумку Туарега.
   - Хватит на сегодня, - сказал Вашата, - возвращайтесь той же дорогой.
   Прежде чем  уйти,  я  заставил  Туарега  расчистить  от  щебня  кусочек
мостовой на площади. Она оказалась выстланной фиолетовыми плитами.
   Наш обратный путь Макс использовал для съемки фильма.
   - Теперь идите вы вперед. Туарег -  позади.  Вот  так!  Отлично!  Какое
освещение! Ив нагибается, поднимает... Да поднимай что угодно! Не забывай,
что мы открыли марсианский город и здесь каждый камень -  ценность.  Стоп!
Антон, возьмись за остатки стены. Прекрасно! Пошли дальше... - И  так  всю
дорогу до  самого  корабля  Макс  заставлял  нас  задерживаться,  брать  в
пригоршню  песок,  рассматривать  камни,  делать  величественные  жесты  в
сторону гор, глядеть на небо,  усеянное  звездами  при  ярком  солнце.  Мы
безропотно подчинялись, зная, что Макс работает для истории.
   Когда мы подрулили к лифту, возле него нас нетерпеливо  ожидал  Зингер,
чтобы уложить всю нашу добычу в грузовой отсек.
   Мы сидели в столовой, стерильные после обработки под серией душей.
   Антон сказал:
   - Мы могли еще часика два порыться в пыли веков. Вот куда бы  забросить
настоящую археологическую экспедицию со всем оборудованием.
   - Так и будет  в  следующий  раз,  -  улыбнулся  Вашата.  -  Пока  Макс
занимался съемками, я принял ролик из Космоцентра. Сплошные поздравления и
рукопожатия. Судя по всему, ученые набросились  на  снимок  нашей  рыбы  и
пейзажи развалин. Представляете, что творится сейчас, когда  они  получили
записи сегодняшнего дня! Ох,  попадет  нам  по  первое  число  за  фреску,
особенно мне достанется. Ведь у нас уйма инструкций на все случаи жизни на
Марсе, даже, как вы  знаете,  разработаны  системы  контактов  с  местными
обитателями. Сегодня Андреев выступил с повторением лекции, что читал  нам
перед отлетом.
   - Насчет "враждебной жизни"? - спросил Антон.
   - Точь-в-точь в тех же выражениях. Повторил для прессы и  телезрителей.
Ему еще раз хочется убедить всех и себя самого,  что  он  сделал  все  для
успешного полета "туда и обратно". Надо и  его  понять  -  необыкновенная,
мучительная ответственность. И все же...
   - Мне это непонятно, - сказал Антон. - Надо всегда  быть  тем,  кто  ты
есть.
   - Да, но он теперь Главком Космоцентра.  Должности  всегда  накладывали
отпечаток. Вот я, например... Как, ребята?
   Мы с Антоном переглянулись.
   - Бывает, - сказал Антон.
   - Да-а? Серьезно?
   - Не часто, ты умеешь сдерживаться.
   - Стараюсь. Вы тоже не сахар. Вот сегодня, говорю - кончайте  раскопки,
а вы еще стали площадь разметать.
   - Но фиолетовые плитки! - сказал я.
   - Плитки плитками... - поморщился Вашата.
   - А престиж! - сказал Антон, толкая меня в бок.
   Вашата улыбнулся:
   - Бывает. Иногда  обволакивает  чувство  собственной  необыкновенности.
Кажется, что ты теперь "сам не свой", принадлежишь истории! Вот с этого  и
проникает в нас вирус исключительности.
   - Какая там исключительность,  -  Антон  махнул  рукой.  -  Из  пятисот
кандидатов мог лететь каждый, просто нам повезло.
   - Я тоже так думаю... И все-таки прошу выполнять мои указания  все  без
исключения.
   - Ну это ясно, - сказал Антон.
   - Извини, - сказал я, - за плитки.
   - Все. Не будем забывать, что мы попали в необычную  среду.  Надо  быть
собранней. Контролировать каждую мысль, каждый шаг. Я все не могу  понять,
каким путем пробрались  к  нам  кактусята.  Значит,  что-то  нарушено.  Вы
сегодня, наверное, ругали меня за добавочную дезинфекцию.
   - Ругали, - признался Антон. - Ругали и понимали, что надо.
   - Надо, ребята!.. Но где же Макс? - Он не выключил видеофон. - Макс, ты
не упаковал себя в  контейнер  с  огорчения,  что  я  лишил  тебя  свободы
передвижения по планете Марс?
   На экране появилась  стена  нашего  хранилища  со  множеством  гнезд  с
контейнерами. Потом показался  шлем  и  за  его  стеклом  оторопелое  лицо
Зингера.
   - Вот, - сказал он, подняв амфору. На ее теперь  чистом  боку  появился
красочный морской пейзаж. - Видали? - спросил  Макс  звонким  мальчишеским
голосом. - Я слегка протер - и появились краски, и все время меняются,  он
живой. Смотрите, какой цвет воды и на нем  множество  яхт.  Ребята!  -  Он
повернул амфору, и там знакомая  уже  мне  девочка  сыпала  из  прозрачных
ладоней оранжевый песок. И мы  встали  и  почти  вплотную  придвинулись  к
экрану, пораженные больше, чем  вчера,  когда  увидели  развалины.  У  нас
всегда теплилась надежда обнаружить следы ушедшей жизни. Сейчас же мы были
не подготовлены к  необыкновенному  явлению,  у  нас  не  было  объяснений
увиденному. Макс  позволял  нам  поочередно  любоваться  изображениями  на
стенках сосуда, и мы не могли оторваться от них.
   - А теперь послушайте, как звучит эта вазочка! -  Он  поднял  амфору  к
мембране шлема. - Странная музыка, не правда ли? Вы не находите? Наверное,
корпусу амфоры передается малейшая вибрация, хотя непохоже.  Будто  в  ней
самой источник звучания.
   - Скорее всего  разболталась  какая-то  техническая  деталь,  -  сказал
Антон, - хотя, что мы знаем об их технике! На каком принципе основаны  эти
"живые" гравюры? Уму непостижимо! Пролежали столько тысячелетий, а  может,
и столетий - и никаких изменений. Мне  становится  не  по  себе,  когда  я
вспоминаю про фреску с антилопами.
   - Что-нибудь еще случилось? - спросил настороженно Вашата.
   - Да я их видел до этого!
   - Час от часу не легче.



СВАЛКА МУСОРА

   В этот вечер мы долго не ложились  спать,  в  нарушение  "Инструкции  о
суточном распорядке в длительных полетах  в  космическом  пространстве,  а
также на планетах  Солнечной  системы,  исключая  Землю".  Пришел  Макс  в
совершенно невменяемом состоянии, посолил сладкий кофе, положил  в  кружку
масла и, обведя нас взглядом, спросил:
   - Что я делаю?
   - Кофе по-марсиански, - ответил Антон.
   - Ты еще можешь шутить, а у меня в глазах та девочка. Если смотреть  на
изображение пристально, оно  увеличивается,  полное  впечатление  реальной
картины. Я все думаю, что с ними случилось? Судя по тем  крохам,  что  нам
посчастливилось найти, мы в стране великой цивилизации.  Я  теперь  твердо
уверен, что каким-то непостижимым путем они воздействуют на нашу  психику.
Стремятся передать нам информацию о себе.
   Вашата молчал, не перебивая, хотя утверждения Макса носили  по  меньшей
мере рискованный характер.
   - Как, почему они погибли? - продолжал Макс. - Даже мы смогли бы  здесь
существовать, построив город под  куполом.  Они  обладали  и  техникой,  и
знаниями более высокого порядка, раз смогли создать такое  чудо,  как  эта
амфора, а потом мы не знаем, что это  за  звучащие  пластины,  о  чем  они
звучат! Может быть, когда-то узнаем! Здесь работы на века, я в этом твердо
уверен. Если мы до сих пор у себя дома роемся на  Востоке  и  находим  все
новые и новые загадки. До сих пор не можем расшифровать  письмена  критян,
этрусков, народов древней Индии, то как мы подойдем к  языку  марсиан,  их
письменности?
   - Их гибель загадка, - сказал Антон, - все же я думаю, что они  погибли
от того, чего мы избежали чудом.
   - От атомной войны? - спросил Вашата.
   -  Да.  Здесь  и  без  того  трудно  удерживать  атмосферу,   несколько
водородных взрывов могли почти начисто унести всю  воздушную  оболочку.  С
тех пор накапливалась только углекислота, поступающая из недр планеты.
   - Люди погибли от радиации, - в раздумье  сказал  Вашата,  -  хотя  при
облете приборы не зарегистрировали повышенной радиации. Но время все могло
сгладить.
   Я тоже внес свою лепту в эти мрачные предположения, сказав, что к  тому
времени атмосфера, видимо, была и так бедна кислородом и влагой,  марсиане
ушли  под  землю,  создали  купола  над  городами  на  ее  поверхности.  С
понижением атмосферного давления купола разрушились, и  население  погибло
от удушья, а оставшиеся в подземных убежищах постепенно вымерли вследствие
непривычных условий.
   - Все очень по-земному, - сказал Вашата, - мы не  можем  отделаться  от
своих представлений, от своей логики. Не будем пока гадать. Может,  найдем
еще что-нибудь.
   Макс сказал:
   - Они вполне могли оставить  "живые  книги",  фильмы.  Вы,  ребята,  не
гонитесь за пустяками, ищите самое существенное...
   Проснувшись утром, я не припомнил ни одного сна, то же самое  сказал  и
Антон.
   Когда я после душа заглянул  в  оранжерею,  Феня  встретил  меня  новой
версией о гибели марсиан:
   - Поверь мне, дружище, все дело в вирусе! Эпидемия! Вот так-то, дорогой
пернатый друг!
   - Все это домыслы, - отозвался из-за банановых листьев Макс. -  Ты  его
не слушай, он все врет последнее время и меня сбивает с пути истинного.
   Феня захохотал басом, подражая Вашате, и в заключение свистнул тонко  и
протяжно, как запись завываний марсианского ветра.
   С вечера я вложил в Туарега программу ночного поиска, он должен был  не
спеша обойти  окрестности  космодрома  и  через  каждые  пятьдесят  метров
выкопать яму. На каждую станцию  ему  давалось  десять  минут.  Сейчас  на
экране робот стоял как изваяние на красном поле и,  казалось,  внимательно
рассматривал наш корабль своими магнитными глазами, у его ног  лежал  труп
марсианина, так, по крайней мере, нам показалось: длинные ноги,  тонкий  в
талии торс, головы и правой руки у него не было, тело облегал костюм,  как
на арлекине: желтый в черную широкую полоску.
   Первой нашей мыслью было, что Туарег наткнулся на кладбище.
   - Как он сохранился! - воскликнул Зингер. - Но что  за  костюм!  Как  у
наших дорожников, ремонтирующих  шоссе.  Тогда  почему  его  похоронили  в
рабочем платье? Нет, товарищи, он погиб  при  обвале,  и  никакое  там  не
кладбище, а парня засыпало  камнями,  поэтому  нет  ни  головы,  ни  руки.
Все-таки вы их поищите. Привезти домой марсианина!..
   - Погоди, Макс, - остановил Вашата. - Кто бы он ни был, домой брать  не
будем. Рискованно. И вы к нему не прикасайтесь. Может, у них действительно
была эпидемия. Только, Макс, ты его сними во всех ракурсах,  пусть  Туарег
повертит. Свет сейчас великолепный. Ив, дай команду!
   Туарег поднял свою находку, повернул, и мы увидели, как спина отошла на
шарнирах в сторону, в корпусе виднелись различные узлы, скрытые в  твердых
чехлах, болтались провода.
   В этот день мы видели  останки  еще  множества  роботов  на  гигантской
свалке мусора. Она заполняла двухсотметровую выемку, которая начиналась за
каменной грядой к северу от космодрома и терялась  за  горизонтом.  Туарег
ночью наткнулся на нее в той ее части,  где  отбросы  покрывал  песок,  он
добросовестно копал там ямы и выбрасывал горы рухляди. Робота он  захватил
потому, что в его "память" ввели новую запись: "Брать только предметы,  по
форме не похожие на камни", камней он натаскал целую гору, и из нее только
килограммов двести попали в хранилище корабля.
   Снимки этой первой свалки хорошо  известны,  видны  на  ней  и  роботы,
торчащие  из  груды  пластмассовых  вещей,  летательные  аппараты   разных
конструкций, и все это среди невообразимого  множества  вещей  непонятного
нам назначения и незнакомых конфигураций. Мы проехали вдоль свалки  десять
километров, а ей все не  было  конца,  в  одном  месте  по  склону  оврага
оползень обнажил на триста метров хаотическое нагромождение  отбросов,  но
основания выемки не было видно.
   Вашата спросил:
   - Сколько же столетий все это копилось? Больше половины вещей  выглядит
вполне годными. Наверное, выходили из  моды,  заводы  работали  на  полную
мощность, людям все это доставалось без особого труда, и они потеряли цену
вещам.
   - Ты обрати внимание, что почти все из пластмассы, - сказал  Зингер.  -
Стой, ребята, мы запечатлеем вот этот склон  с  машиной,  похожей  на  наш
грузовик...
   Антон заставил Туарега принести большой шар с пробитым  боком,  на  нем
появлялись и исчезали яркие блики...
   - Да это глобус! - сказал Макс. - Школьный глобус. Только не потеряйте!
   Минут  десять  мы  рассматривали  поверхность  планеты,  с   колдовским
мастерством нанесенную на глобус. Впоследствии нам  посчастливилось  найти
еще одно такое учебное пособие.  На  первом  глобусе  картина  планеты  не
менялась. На втором по желанию можно было увидеть не только географию,  но
экономику,  животный  мир,  геологию  планеты,  к  несчастью,   на   Земле
изображения пропали, и не только на глобусах, но и на амфоре.
   Прошло  два  часа,  как  мы  покинули  корабль,  но  мы  не  думали   о
возвращении, молчал об этом и Вашата, слушая Зингера: Макс нашел еще  одну
из возможных причин гибели марсиан.
   - Здесь миллионы, а может быть, миллиарды тонн полимеров! - говорил он.
- Полимерам скормили кислород и азот. Мы хоть и мельком видели на глобусе,
что здесь были лесные массивы, особенно вокруг водоемов, на экваторе  и  в
здешних субтропиках. Леса уничтожили, все пошло на пластмассы. И в  то  же
время шло безудержное строительство машин, наземных  и  воздушных.  Машины
тоже сжигали драгоценный  кислород,  отравляя  воздух  производными  окиси
углерода.
   - Мы еле ушли от этой угрозы, - сказал Вашата. - Но и Землю не сравнить
с Марсом - у нас могучая атмосфера, океан, леса!
   Зингер мрачно сказал:
   - Пятнадцать тысяч  водородных  бомб,  взорванных  одновременно,  могли
унести атмосферу в космос, и Земля могла  превратиться  в  нечто  похожее,
правда, с обилием отравленной воды, мертвыми городами.
   - Неужели у всех живых существ, обладающих разумом, один путь развития?
- вслух подумал Антон.
   Никто не ответил. "Черепашка" поднялась  на  пригорок.  Впереди  скупое
марсианское солнце освещало купол, спрятавший под себя город.
   Антон схватил меня за руку. Я не помню, как остановил  "Черепашку".  Не
проронив ни звука,  словно  боясь,  что  спугнем  видение,  мы  с  Антоном
смотрели  на  возникшую  перед  нами  картину.  Мы  понимали,  что  сейчас
невозможно существование подобного оазиса среди безжизненной  пустыни,  на
планете, почти лишенной воздуха, и все же нас не покидала мысль,  что  все
это реально и мы действительно открыли последнее прибежище марсиан.
   Туарег, не получая команды, продолжал шагать по направлению к городу, к
нему вела дорога - она начиналась недалеко от нас,  -  вымощенная  желтыми
плитами, обсаженная бордовыми кустарниками, все пространство вокруг города
занимала растительность с  бурыми,  красными,  голубоватыми  листьями.  По
дорогам  бесшумно  мчались  крытые  машины.  В  воздухе  бесшумно   парили
несколько летательных машин, одни из них напоминали наши  музейные  теперь
аэропланы-этажерки, другие в виде дисков, шаров, цилиндров.
   - Что вы стали? - спросил Вашата. - Случилось что-нибудь?
   - Остановите Туарега! - сказал Зингер. - Он шагает к северному полюсу.
   Виденье ушло в песок оранжевой пустыни.
   - Вы ничего не видели? - спросил Антон.
   - Что опять? - с тревогой в голосе спросил Вашата. - Возвращайтесь.  Да
верните Туарега.



ЖЕЛТОЕ ПЯТНО

   Началась вторая неделя, как мы опустились на  пески  Марса.  Семь  дней
стоили многих лет по количеству впечатлений, обрушивавшихся на  нас  почти
беспрестанно, особенно последние дни. Мы находили необыкновенные памятники
культуры, идеальной организации быта, видели  на  "живых  фресках"  людей,
почти землян, занятых трудом, углубленных в размышления. В районе, где  мы
с Антоном видели иллюзорный город во всем его величии,  находились  сейчас
его развалины, там Туарег раскопал вход в подземные  заводы.  Специалистам
надо еще разобраться в принципах марсианской техники, судя по архитектуре,
люди здесь не присутствовали, только механизмы и имитации людей  -  роботы
различных назначений. Удалось нам заглянуть за все время марсианской жизни
еще в три подземелья - и нигде следов постоянного пребывания там человека:
голые стены, облицованные яркими плитками без единой фрески, орнамента,  и
машины, машины, казалось, заполнившие залы бесконечной длины. Марсиане  не
хотели, не могли, не любили жить в давящих душу  помещениях,  под  толщами
скал. Они больше всего любили просторы пустынь, свои леса, моря и особенно
небо. Фиолетовое небо Марса! Как  оно  прекрасно!  Почти  так  же,  как  и
земное. Наша атмосфера создает иллюзию тепла, звезды у нас  лучистые,  там
небо  было  жестче,  холоднее,  но   от   того   оно   не   теряет   своей
величественности, вечной тайны. Любимой темой марсианских художников  было
небо, выполненное в стиле "живой техники", и почти на каждой картине среди
искорок созвездий горела голубым светом наша Земля.
   Гордый  народ,  осознавший  свою  силу,  могущество,  воспитывался  как
"светоч жизни", равный звездам, и он жил, мыслил, любил,  чувствуя  всегда
их благословенный свет: звезды на Марсе видны и днем. Спрятаться от  света
Млечного Пути - дороги в вечность, от  бог