лки желтую коробочку из  пластмассы  и  пакетик  с
таблетками под номерам На.  Франсуа,  ты  так  долго  спал,  что  я  начал
беспокоиться. Тебе давно пора получать  питание.  Жозеф,  вода  в  чайнике
кипяченая. Включите чайник, пусть  немного  подогреется.  Сейчас  мы  тебя
покормим. И прибавим в раствор средство от головной боли.
   Через несколько минут чайник издал короткий тихий свисток.
   - Отключите, Жозеф, - сказал профессор. - Это значит,  что  температура
воды тридцать семь градусов по Реомюру. То, что нам нужно  сейчас.  Теперь
возьмите вон ту большую мензурку... Ах, вы не знаете, что такое  мензурка,
серьезно? Вон она, видите: на ней нанесены деления. Налейте воды  до  этой
черточки. Опустите в воду эти две таблетки. - Он протянул Раймону  большую
коричневую таблетку и маленькую белую. - Размешайте  стеклянной  палочкой,
пока они не растворятся. Не удивляйтесь, что я вас заставляю это делать: я
пока стараюсь избегать лишних движений, у меня с сердцем хуже, чем я думал
вначале... и потом, вам все равно нужно этому научиться... это надо делать
каждый день, но обычно все делает Мишель.
   Мишель поднял голову от машинки.
   - Себе и Пьеру я дал обычную порцию, Полю несколько увеличил, - сообщил
он. - С Франсуа я решил подождать, пока он проснется.
   Он снова принялся печатать.
   - Хорошо, - сказал профессор Лоран. - Теперь смотрите.
   Он подошел к Франсуа, достал у него из-за воротника  просторной  темной
блузы уже знакомую Раймону гибкую  трубку,  вытянул  из  нее  сбоку  почти
незаметную  плоскую  и  широкую  пробку-присосок  и   осторожно   влил   в
образовавшееся отверстие желтовато-коричневый раствор из  мензурки.  Потом
он опять закрепил пробку, сунул трубку обратно и  сел,  слегка  задыхаясь.
Вскоре глаза Франсуа прояснились, лицо ожило, стало почти веселым.
   - Все в порядке? - спросил  профессор  Лоран.  -  Ну,  вот  и  чудесно.
Принимайся за расчеты, если чувствуешь себя в силах.
   Франсуа кивнул и своей неуклюжей, качающейся походкой пошел к  столику,
где лежали кое-как собранные листки с расчетами.
   - Он помнит, что с ним было? - тихо спросил Раймон.
   - Помнит, но смутно,  насколько  мне  удалось  установить.  Впрочем,  я
больше опираюсь на слова Поля: ведь Франсуа не может говорить, а пишет  он
тоже неохотно... Я удивился, когда узнал, что он переписывается с Мишелем.
   Раймон еще раз подумал, что Мишель имеет, пожалуй,  больше  влияния  на
своих товарищей, чем профессор, и что это неправильно и нехорошо.  "Уж  не
нарочно ли Мишель добивается этого? Да нет, вздор, просто они считают  его
своим, таким же, как они, в этом все дело..."
   Поль все время  лежал  спокойно;  Альбер  и  Раймон,  сменивший  его  в
двенадцать часов ночи, думали, что он спит.  Но  около  часу  ночи  Раймон
неожиданно  поймал  его  косой  взгляд  из-под  полуоткрытых  век,  и  ему
почудились в этом взгляде злоба и коварство. Раймон притворился  спящим  и
исподтишка наблюдал за  Полем.  Вскоре  он  заметил,  что  все  тело  Поля
напряглось, руки сжались в кулаки. Раймон вскочил как раз вовремя: Поль  с
протяжным глухим воем сорвался с кушетки и бросился на него, оскалив  зубы
и закатив глаза. Раймон крепко схватил его за руки, сжал их. Ему  противно
было видеть это дегенеративное пятнистое лицо, ощущать вялые  мускулы  под
холодной влажной кожей; ему хотелось отвернуться, но Поль глухо завывал  и
бился, и надо было все крепче сжимать эти жалкие руки. Прибежал Альбер, на
ходу надевая очки. Вдвоем они уложили Поля на кушетку; он продолжал выть и
вырываться.
   - Серпазил, - сказал профессор Лоран. - Готовьте, Дюкло.
   Они сделали вливание, и Поль вскоре затих. Лицо его стало спокойным.
   - Поль, что с тобой? Как ты себя чувствуешь? - спросил профессор Лоран.
   - Не знаю, - еле слышно проскрипел Поль. - Я устал. Я хочу спать.
   - Вот и хорошо. Спи, - сказал профессор Лоран. - Ну, он,  наверное,  до
утра пролежит спокойно. Однако дежурить надо.
   Остаток ночи и в самом деле прошел спокойно. В восемь часов утра Альбер
ушел вниз, чтоб поспать часок до завтрака. Раймон,  тоже  не  выспавшийся,
позевывая, сел за ширмой. Поль лежал вялый, безразличный ко  всему,  но  в
нем не было уже вчерашней напряженности. Профессор Лоран сделал ему  новое
вливание риталина, дал глюкозу с витаминами, и он оживился, стал выглядеть
бодрее, даже улыбнулся Пьеру, когда тот подошел к кушетке.
   - Результаты примерно те же,  что  при  лечении  шизофрении,  -  сказал
профессор Лоран, понаблюдав  за  ним,  -  и  все-таки  это,  по-моему,  не
шизофрения.
   Он дышал тяжело и двигался с трудом.
   - Ложитесь, - сказал Раймон. - Роже принесет вам  завтрак  сюда.  Может
быть, нужно сделать вам укол? Я позову Альбера...
   - Не надо. Укол может сделать и Мишель. Но я пока приму свой Сиаль-5. Я
его сегодня еще не принимал.
   Он глотнул желтую крупинку и посидел минуты  две-три.  Потом  лицо  его
прояснилось.
   - Вот! - торжествующе сказал он.  -  Все  в  порядке.  Просто  я  вчера
злоупотребил этим. Неплохой урок... Я думаю, вы можете тоже часок поспать.
Ложитесь на мой диван, я посижу здесь.  Ничего,  ничего,  все  в  порядке,
говорю вам.
   Раймон поколебался, но ему очень хотелось спать.  Он  лег  на  диван  и
немедленно заснул. Проснулся от, обливаясь холодным потом: ему приснилось,
что Франсуа схватил его за горло. Он  с  усилием  открыл  глаза.  Над  ним
наклонился бледный, всклокоченный Альбер и тряс его за плечо.
   - Вы что, с ума сошли? Как вы могли спать?
   Раймон вскочил, протирая глаза:
   - Да что случилось? Профессор сам настоял, чтоб я  лег.  Он  чувствовал
себя хорошо.
   - Как он мог чувствовать себя хорошо, что за вздора - крикнул Альбер. -
Он без сознания.
   - Что? - в ужасе вскрикнул Раймон.
   Альбер досадливо махнул рукой и  отошел.  Раймон  вскочил,  метнулся  в
угол, за ширму. Профессор Лоран лежал на полу,  бессильно  раскинув  руки.
Лицо его было  совсем  белым,  даже  губы  ничуть  не  выделялись,  словно
стерлись. Пьер глядел на него своим темным, ничего не выражающим взглядом.
Поль лежал спокойно, с открытыми глазами, но, по-видимому,  совершенно  не
замечал, что делается вокруг.
   После укола профессор Лоран открыл глаза, слабо вздохнул.
   - Что это? Что случилось? - прошептал он. - Поль?..
   - С Полем все по-прежнему, - поспешил успокоить его Альбер. - А вот вам
стало плохо.
   Они перенесли профессора Лорана  на  диван.  Мишель  поднял  голову  от
машинки, проводил их взглядом.
   - Вам нужно полежать, ни о чем не думая. Лучше всего уснуть,  -  сказал
Альбер наставительно и немного смущенно.
   - Хорошо... Следите за Полем...
   Профессор  Лоран  закрыл  глаза.  Лицо  его  было  мертвенным;  Раймону
показалось, что он опять потерял сознание.
   - Пойдемте, - прошептал Альбер. - Профессору нужен покой.
   Они вышли из-за ширмы. Мишель все стучал на машинке.
   - Неужели его это ничуть не трогает? - шепотом спросил Раймон, кивнув в
его сторону.
   - У Мишеля деловые способности, в  частности  умение  сосредоточиваться
целиком на одном деле, развиты почти как у робота Шамфора, - тоже  шепотом
ответил Альбер. - Но Мишель все же не робот, хоть и кажется подчас, что он
не человек. Если б не было нас, он помогал бы профессору, бросив работу.
   - Ну да! Я что-то в этом сомневаюсь.
   - И напрасно. Мишель видит и слышит все, но умеет не отвлекаться.  Ведь
это он разбудил меня. Вышел на площадку лестницы и  позвал  меня.  Я  спал
внизу, у лестницы.
   - Странно. Почему же он не разбудил меня? -  Раймон  почувствовал  себя
обиженным. - Это же было проще!
   Он сказал это уже не шепотом. Мишель поднял голову от машинки.
   - Вас не было  смысла  будить,  вы  не  медик,  -  сказал  он  и  снова
забарабанил по клавишам.
   - Вот, пожалуйста! - Альбер засмеялся. - Он прав. Вы не можете  сделать
укол, вообще не знали бы, как поступить. А он занят.
   - Ну и тип!  -  сказал  Раймон,  позевывая:  теперь,  после  всего,  он
чувствовал еще большую усталость.
   - Сейчас уже не стоит ложиться. - Альбер  посмотрел  на  часы.  -  Роже
скоро накормит вас завтраком, а потом посидит около Поля, вот тогда  мы  и
отоспимся. Но я все же буду спать здесь, на кушетке Мишеля.
   Раймон посмотрел на узкую жесткую кушетку, обитую  красным  дерматином,
на плоскую блинообразную подушку, еще хранившую отпечаток головы Мишеля, и
брезгливо поежился: нет, он-то не стал бы ложиться туда, уж лучше спать на
голом полу... А этому Альберу, видно, все нипочем...
   - Вы лучше вот что, - сказал  Альбер,  не  заметив  этой  пантомимы,  -
проведайте мадам Лоран. Она, по-моему, очень  испугалась,  когда  услышала
голос Мишеля.


   Глаза Луизы были такими же трагически безнадежными, как в первый  день,
когда ее увидел Раймон.
   - Я даже не знаю, почему мне сделалось так страшно, -  устало  говорила
она. - Я ведь знаю, над чем работает Анри... и вообще  кое-что  слышала...
догадывалась... Но такой обыкновенный,  совсем  человеческий  голос...  Он
крикнул: "Альбер, идите сюда, профессору плохо!"
   - Но вы, может  быть,  взволновались  из-за  болезни  мужа?  -  Раймону
хотелось перевести разговор. - Профессор, я думаю, просто устал, и  сердце
у него стало слабеть. Ему необходим отдых.  Альбер  сделал  ему  укол,  он
теперь  отлеживается.  Ничего  угрожающего,  уверяю  вас.  Вам  туда  идти
незачем.
   Луиза вздохнула.
   - Нет, я не собираюсь подниматься наверх,  -  сказала  она.  -  Я...  я
просто не смогла бы. Я не знаю, как вы все это можете...
   - Ну-ну, - Раймон успокаивающе погладил ее по  руке.  -  Луиза,  милая,
будьте умницей, не волнуйтесь. Вам вовсе незачем ходить туда. Все будет  в
порядке.
   Луиза покачала головой:
   - Нет, я чувствую, что надвигается катастрофа... и  я  ничего  не  могу
сделать... боже мой!
   Она сказала это с таким отчаянием, что у Раймона сердце сжалось.
   - Луиза, вы не должны так говорить, - сказал он, обнимая  ее  худенькие
плечи. - Просто вы устали,  нервы  не  выдерживают,  вот  и  все.  Никакой
катастрофы не будет, профессор теперь не один.
   Но он не очень верил тому, что говорил. И Луиза почувствовала это.  Она
взглянула ему прямо в глаза и безнадежно покачала головой.  Раймону  стало
так жаль ее, что он не выдержал и сказал то, чего решил было не говорить:
   - А если вам уехать отсюда? Ну, просто сослаться на болезнь, на  советы
врачей и уехать? Хотя бы на другую квартиру? Ведь это и в самом деле  было
бы лучше...
   - Что вы! - сказала Луиза, широко раскрыв глаза. - Разве я имею право?
   Теперь Раймон рассердился.
   - А почему, собственно, вы не имеете права? - запальчиво сказал  он.  -
Чем  вы  обязаны  профессору  Лорану?  В  конце   концов,   он   преступно
пренебрегает вами, он довел вас до такого состояния...
   Луиза опять посмотрела ему в глаза; на этот раз ее взгляд был  ясным  и
твердым.
   - Не надо так, - спокойно, без упрека сказала она. - Анри  не  виноват.
Он предупредил меня, что его жизнь принадлежит науке. И вы видите, что это
так и есть. Я могу страдать от этого, но не могу обвинять Анри...
   Раймон порывисто поцеловал ее руку: он был тронут.
   - Почему это  самым  хорошим  людям  почти  наверняка  достается  самая
трудная судьба? - сказал он, помолчав. - Вы мне кажетесь святой, Луиза. Из
таких женщин, как вы, наверное, и получались христианские мученицы...  или
революционерки...
   - Вот как? - с легким оттенком иронии ответила Луиза.  -  Пока  что  из
меня получилась всего  только  женщина  с  неудавшейся  личной  жизнью.  И
вообще, Раймон, я ничтожество. Я даже не  решаюсь  спросить  вас:  что  же
делается там у вас, наверху? Мне  страшно  слушать  об  этом.  А  ведь  вы
проводите  там  целые  дни...  Хорошая  была  бы  революционерка,   нечего
сказать...
   - Ваше мужество не в этом, Луиза, - сказал Раймон. -  И  я  знаю:  если
надо будет, вы и этот страх преодолеете. Но вам это не понадобится.
   Роже стукнул в дверь и сейчас же вошел, подозрительно глядя на  Раймона
поверх подноса, который держал на приподнятой кверху растопыренной ладони.
   - Пора завтракать, - сказал он ворчливо. - Вы  идите  на  кухню,  потом
пойдете сменить Альбера, пока он поест. А это вам, Луиза. Чашка  шоколаду,
яйца всмятку и ванильное печенье...
   - Вы запомнили, что я  люблю  ванильное  печенье?  -  Щеки  Луизы  чуть
порозовели. - Боже, до чего вы милы, Роже!
   Раймон  еле  удержался,  чтоб  не  хлопнуть  дверью.  Его  бесил   этот
черномазый проныра. Луиза почему-то позволяет этому нахалу  называть  себя
по имени... черт знает что!
   Он машинально поглощал завтрак.  Значит,  этот  план  вообще  отпадает:
Луиза  не  оставит  мужа.  Ну  что  ж,  придется  сообщить  шефу  об  этом
разговоре... План все равно был опасным. Но и оставаться здесь Луизе  тоже
очень опасно... Кто знает, как повернутся тут дела...
   Он налил себе еще кофе, сделал бутерброд  с  сыром.  "Этот  Роже  умеет
заваривать кофе, ничего не скажешь... Надо предупредить ребят, чтоб они не
рассказывали ничего Луизе, даже если она начнет спрашивать... ей будет еще
тяжелее, еще страшнее, если она узнает... Ну и  история,  черт  возьми!  -
подумал он, глотая горячий кофе и  невидящими  глазами  глядя  на  зеленые
кусты перед  окном  кухни.  -  Подумать  только:  люди  ходят  по  улицам,
работают,  смеются,  ругаются,  где-нибудь  рядом  в  таких  же  маленьких
садиках, как этот, перед окном, играют дети,  старушки  вяжут  чулки...  И
если б кого-нибудь остановить на улице и рассказать, что тут делается,  он
бы наверняка порекомендовал тебе обратиться к ближайшему психиатру..."
   - Да, но какая сенсация! - уже вслух сказал он,  вскакивая  и  на  ходу
утираясь салфеткой. - Какая будет сенсация, черт возьми!


   В одиннадцать  часов  утра  на  следующий  день  бешеный  стук  машинки
оборвался. Мишель вынул последний недописанный лист.
   - Я окончил записи, - своим обычным невыразительным голосом сказал  он,
подходя к профессору Лорану с толстой пачкой листов.
   Профессор Лоран приподнялся на локте.
   - Хорошо, я буду читать, - сказал он, положив  пачку  на  подоконник  у
тахты. - Ты не устал?
   - Нет. Как вы себя чувствуете, профессор? У вас плохой вид.
   - Ты не находишь, что меня нужно переделать? - почти  серьезно  спросил
профессор Лоран.
   - Вас? Переделать? - Мишель поколебался, потом с облегчением  произнес:
- Да, я понимаю, это шутка.
   - Вот как, ты понимаешь шутки?
   - Конечно, ведь вы часто шутите, я уже привык. Но вас надо лечить. Я бы
хотел осмотреть вас...
   Альбер вытаращил глаза.
   Профессор Лоран пояснил:
   - Мишель изучал медицину. Это нужно для Поля, да и для других. Терапевт
он хороший  и  в  диагностике  сильнее,  чем  я...  Конечно,  Мишель,  мне
интересно, что ты скажешь. Ведь ты знаешь, врача пригласить нельзя.
   Мишель принес стетоскоп  и  очень  долго  и  внимательно  выслушивал  и
выстукивал профессора Лорана. Тот покорно поворачивался, садился, ложился,
отвечал на вопросы, все время усмехаясь, не то иронически, не то смущенно.
Наконец Мишель измерил кровяное давление, убрал аппарат и сел у постели:
   - Кое-что в вашем организме напоминает Поля, - сказал он, - хотя вы,  в
сущности, совсем другой, чем Поль...
   - Для начала неплохо! - снова усмехнулся профессор Лоран.
   - Но я думаю, что мнимое сходство  объясняется  одной  общей  причиной:
перегрузкой. Для Поля это - усиленный, неестественно быстрый рост, для вас
- чрезмерная работа и постоянное нервное напряжение. Я давно замечал,  что
ваша нервная система работает с перебоями,  нечетко,  капризно.  Очевидно,
такой темп для вас непосилен. Ведь  вы  все-таки  человек...  Ну,  я  хочу
сказать, что у вас более ограниченные лимиты энергии, чем у меня, вы часто
устаете. Сиаль-5 - не выход.
   - Да, конечно, я все-таки человек, - не  улыбаясь,  произнес  профессор
Лоран. - Так что же произошло в моем  организме  в  результате  длительной
перегрузки?
   Альбер  беспокойно  задвигался.  Если  у  профессора  какое-то  тяжелое
органическое заболевание, этот проклятый Мишель так и ляпнет ему в  глаза.
Он хотел вмешаться, но Мишель бесстрастно проговорил:
   -  Крайнее  истощение  нервной  системы.  Дистрофия  сердечной   мышцы.
Гипотония. Вы нуждаетесь в длительном  отдыхе,  в  перемене  обстановки  и
укрепляющем лечении. Но не в искусственном  тонизировании.  Прием  Сиаля-5
надо немедленно прекратить.
   Профессор Лоран долго молчал.
   - Я думаю, ты не ошибся, - сказал он  наконец.  -  Ты  ведь  не  умеешь
ошибаться. Но подумай как следует, что можно сделать реально. Ведь ты  сам
понимаешь, что я не могу  сейчас  бросить  лабораторию  и  уехать  куда-то
надолго.
   - Вы можете, - прервал его Мишель, - если ваши помощники согласятся  на
это время остаться здесь.
   Профессор Лоран уставился на него.
   - Вы слыхали, Дюкло? - спросил он, проводя рукой по влажному лбу.
   - Видите ли, профессор, Мишель прав, - нерешительно сказал Альбер. - Мы
могли бы на время вашего отсутствия... ну, так  сказать,  законсервировать
лабораторию.  Не  проводить   ни   на   ком   никаких   экспериментов   со
стимуляторами, гормонами, электродами и так далее.  Просто  жить,  читать,
проводить опыты в пробирках и термостатах в том направлении,  в  каком  вы
нам укажете... Лечить Поля... Нет,  правда,  ведь  лучше  будет,  если  вы
вернетесь со свежими силами...
   Профессор Лоран выслушал все это, глядя в одну точку перед собой.
   - Нет, - сказал он потом. - Нет. У меня это попросту не выйдет. Мишель,
сообрази, что можно сделать, если я останусь тут, в лаборатории.
   У Мишеля был недовольный вид.
   - Мало что можно сделать. Длительный сон. Правильный режим. По  меньшей
мере три-четыре часа сидеть на свежем воздухе, в саду. Усиленное  питание,
особая  диета;  витамины,  гормоны,  первое  время  -  камфара.  Повторяю:
абсолютно отказаться от Сиаля-5. Вам больше  неоткуда  занимать  сил,  все
ваши резервы исчерпаны.
   - Хорошо. Разработай принципы диеты, дозировку  лекарств  и  расписание
дня. Постараюсь выполнять все твои предписания.
   - Мне все же непонятно, почему вы  хотите  остаться  в  лаборатории?  -
спросил Мишель.
   - Скоро скажу. У меня есть свой план.


   За обедом Альбер рассказал об  этом  разговоре  Роже.  Тот  выслушал  и
глубокомысленно хмыкнул.
   - А ведь знаешь, - сказал  он,  подумав,  -  твой  профессор,  пожалуй,
боится этого  своего  молодчика!  Мишеля,  понимаешь?  Этот  парень  очень
высокого о себе мнения. И не будь я Роже Леруа, если он  не  считает  себя
умнее профессора.
   Альбер твердо помнил, что он не сообщал  ни  Роже,  ни  Раймону  своего
мнения о честолюбии Мишеля.
   - Почему ты так думаешь? - спросил он.
   Но Роже не любил объяснений.
   - Да чего там, это же в глаза лезет, - буркнул он. - Оставь  на  такого
типа лабораторию, он  тут  все  на  свой  лад  переиначит.  Вернется  твой
профессор - ни лаборатории, ни жены.
   - Ну, ты уж скажешь, Роже!
   - А чего? Слепой я, что ли? Луиза, как воск, тает от этого  красавчика.
Разве женщины что понимают!
   - Конечно, ей следовало бы влюбиться в тебя... -  еле  сдерживая  смех,
пробормотал Альбер.
   - А что ты думаешь, она на этом не прогадала  бы!  Да  ты  не  скалься,
ничего тут смешного нет, что хорошая девочка влюбилась в  такого  дешевого
парня. И только потому, что он первый пригрел и защитил  ее.  Всего  сутки
форы - и такой субъект финиширует, черт бы его побрал!
   - Ну брось, Роже. При чем тут сутки форы? - сказал Альбер,  прихлебывая
кофе. - Что ж, по-твоему, такая женщина,  как  Луиза,  может  влюбиться  в
каждого, лишь бы он вовремя ей встретился?
   - А, что ты понимаешь! - разозлился Роже. - Девочка была так  замучена,
что хоть вешайся. И вдруг среди  такого  беспросветного  мрака  появляется
нормальный человек, не пугается ничего, никаких этих ужасов, с ней говорит
ласково, смотрит на нее как на женщину, а не как  на  пробирку.  И  собой,
вдобавок, не