а, что можно на вас положиться... Что мне 
повезло...

- Достаточно,- прервал Шабан. - Ты сам тоже так считаешь?

Лицо Роджера стало совсем бордовым. Он застенчиво кивнул:

- Считаю...

- А раз считаешь,- Шабан криво ухмыльнулся, надеясь, что ухмылка 
выйдет гнусная,- тогда сгоняй-ка ты, парень, за локатором.







ГЛАВА ВТОРАЯ



Вездеход резко дернулся вперед, отряхиваясь, и налипший на крышу 
пласт серого снега одеялом сполз на землю. И сразу же гусеницы 
захлюпали в вязкой каше: вокруг успело-таки подтаять. За ближайшим 
поворотом путь преградил снежный завал. Это была даже не лавина - 
просто масса раскисшего снега лениво съехала метров на пятьдесят вниз 
по склону и, выбрав единственное во всем ущелье ровное место, здесь и 
застряла.

- Парень, давай к турели.

Из башенки на крыше брызнул лазерный луч - на дальней скале 
вспыхнула красная точка, взвилось каменное крошево, посыпались 
камни.

- Не идет! Может, примерзло?

Ну что ж, это не первый случай, бывает, что и гусеницы смерзаются 
намертво. Шабан поморщился. Теперь предстояло снова лезть в хитин и 
растапливать завал личным оружием.

- Брось дергать, все равно не оторвешь. Одевайся.

Верхний люк выпустил его на крышу. Следом вылез Роджер, волоча за 
ремень кобуру чудовищных размеров, зацепил ее за край люка, 
чертыхнулся, дернул и, чуть не упав, пошел красными пятнами, тщетно 
пытаясь принять безразлично-молодецкий вид. Контраст между ним и 
кобурой был разительным - Шабан даже присвистнул. Ну и монстр... 
Оружие титанов. Ясно, отчего Роджер при всем своем очевидном 
желании покрасоваться не носит кобуру на поясе: мальчики ужасно не 
любят вызывать чужой смех, да и кто любит? А зря. Редкая и 
замечательная вещь этот "винсент-магнум", до упора набитый гранато-
пулями. Идеальный копытоотбрасыватель. И имя у него, как у 
Менигона. Забавно.

Усевшись на башенку, Роджер лихо передернул затвор. Он был явно рад 
случаю пострелять, и Шабан, заметив его блестящие глаза, фыркнул. От 
грохота выстрелов у него заложило в ухе, загудела под ногами броня 
вездехода. Результат оказался ничтожным: пули бесследно тонули в 
снежной массе. Одна все-таки сдетонировала - из завала взвился 
огненный фонтан, с шипящим свистом вырвался столб пара, но тут же 
снег сполз в новорожденную яму, как ничего и не было, только ветер 
погнал по ущелью белое облачко и, ударив о скалу, растрепал, разметал, 
развеял. Роджер, сконфузившись, убрал пистолет в кобуру.

- Ты еще спичкой попробуй,- сказал Шабан. - У тебя что, лучевика нет?

- Мне не выдали. Сказали, что скоро на ту сторону, а там он не нужен. 
Может, у вас лишний найдется, а?

Шиш ему... У Шабана в Порт-Бьюно был лучевой пистолет, 
оставленный на прощанье Менигоном, но он покачал головой. А Роджер 
с завистью смотрел, как Шабан, расфокусировав луч, расправляется с 
завалом. Через несколько минут дорога была свободна, вниз по ущелью 
стекала грязная жижа.

- Может быть, в обмен на "магнум"? - с надеждой спросил Роджер.

Снимая хитины, поторговались. В придачу Шабан получил флакон с 
пенящейся жидкостью. Довольный Роджер убирал оружие в багажник. 
Шабан снова сел за руль, и вездеход, обогнув большую глыбу, муторно 
затрясся по камням. Через час стены ущелья раздвинулись. Снег 
кончался. Уже в полдень выбрались, наконец, на равнину и пошли вдоль 
хребта. В этом месте не было предгорий, крутые склоны начинались как-
то сразу, и ближние вершины закрывали собой недоступный гребень. В 
последний раз гусеницы проскрежетали по камню, и сразу же за кормой 
потянулся клубящийся пыльный хвост: вышли в степь, и Шабан, отдав 
Роджеру управление, разрешил себе расслабиться. Местность была 
знакома. Вдалеке за высохшим по случаю сухого сезона озерком по мере 
движения уходили за горизонт развалины древних построек, 
сохранившихся чуть ли не с времен Первого Нашествия, а еще дальше 
лежала обозначенная вышками граница крохотного анклава Коммуна, 
приближаться к которой разведчикам не рекомендовалось, несмотря на 
то, что Коммуна никогда не была членом Содружества, а может быть, 
именно поэтому. Больше ничего на глаза не попадалось, за анклавом 
голая степь простиралась до самого океана. Слева нависали горы. Один 
раз в узком просвете, в вечном тумане ущелья, проточенного в теле горы 
мелкой, переплюйного вида речкой, показалось бледное размытое 
солнце, нехотя переваливающее в этот час через апогей. Часов через 
шесть, когда вездеход достигнет Порт-Бьюно, оно осторожно опустится 
ниже и начнется вечер; тогда откроются и будут работать до утра бары и 
концертный зал, худо-бедно завертится программа ночных развлечений, 
и Лиза наверняка приготовит что-нибудь вкусное. А пока - уходит за 
гребень солнце, тень хребта накрывает равнину, свистит на средних 
оборотах турбина и, вдавливая катками в степь траки, движется, словно 
беспокойная черная головка огромного, из клубящейся пыли ожившего 
червя, маленький разведочный вездеход.

- А там что? - Роджер мотнул головой куда-то вправо. - Вон там. А?

Что там может быть? Шабан прищурился, всматриваясь в горизонт и 
уже чувствуя, как рефлекторно обостряется его реакция, как 
подрагивают готовые к действию мышцы. Степь, мальчик, степь, ты 
степи никогда не видел? Пустота там, холод и ветер, и очень хорошо, что 
только пустота, нам бы этой пустоты до самого Порт-Бьюно. Степь куда 
опаснее гор, этого ты, мальчик, еще не знаешь, это тебе еще предстоит 
постичь на практике. А ведь и вправду что-то есть... не может быть... 
Проволока? Шабан прилип к визиру, крутя увеличение. Верно, 
проволока. Во огородили... Он весело чертыхнулся. За ограждением что-
то шевелилось, какие-то плотные округлые тела слепо тыкались в 
проволоку. Отскакивали, разбредались, сталкивались друг с другом и 
опять отскакивали. Гриб? Гриб, конечно. Толстые волосатые гифы - 
шевелящиеся, ощупывающие. Плантация, и не маленькая.

Роджер затормозил.

- Подпольная?

Шабан молча кивнул. Разумеется, подпольная, иных плантаций 
ползучего гриба и не бывает. Странно, подумал он, не знал я ничего об 
этой плантации. Наверное, новая. Ай да стервецы: под самым под боком 
у Коммуны! Ловко.

- Будем давить? - спросил Роджер.

Давить? Да-вить? Шабан покачал головой. Нет, парень, давить 
плантацию мы не будем. Смотри, чтобы тебя самого как-нибудь не 
задавили за одни эти слова, это я тебе говорю. Тоже мне, законник.

- Нет. Поехали.

Роджер помялся. Понять, какой расклад происходит под этим высоким, 
без единой морщинки, юным лбом, было невозможно.

- Но ведь мы же обязаны, верно?

Ну вот. Еще и непонятливый...

- Мы много кому чего обязаны,- буркнул Шабан. - Марш, я сказал.

Степь была суха, слякотный сезон в этом году запаздывал. Мутный 
воздух высосал из земли аммиак и воду, глинистую почву раздирали 
трещины. Иногда вездеход ломал сухие кусты или с треском давил 
вылезший из грунта плоский листовидный корень. Один раз из 
развороченного гусеницей куста выскочила настоящая ежиная ящерица - 
редкий теперь вид - и, встопорщив колючки, прытко засеменила прочь. 
Роджер вильнул было рулем вслед за ней, но она уже успела юркнуть в 
трещину, зато тут же на дорогу выползло ползучее растение, похожее на 
непомерно большую морскую звезду, и Роджер со вкусом раздавил его - 
угрожающее движение щупальцев-корней, хруст, противный писк сока, 
брызнувшего из-под гусениц,- в пыльном облаке за кормой несколько раз 
вздрогнула изувеченная плоть, и куст умер. Больше живности не 
попадалось: в это время года все живое прячется в землю, а дикие толпы 
убегунов откочевывают к северу и, на время объединившись, 
пробиваются через чужие земли к океану, чтобы к началу теплых дождей 
вернуться назад в оживающую степь, снова с племенными войнами, уже 
скорее между делом, чем по необходимости. Изредка вдали 
показывались покинутые жилища - невысокие конусы, похожие на 
кротовые отвалы, скрывающие в себе пещеры для целого клана, но с 
выходом не на верхушке, а сбоку и под глиняным козырьком для защиты 
от ливней. Попадались и развороченные конусы: не то они были 
покинуты давно и успели обвалиться, не то были разрушены в 
племенных войнах. Шабан вспомнил, как Менигон рассказывал о 
стремительных ночных нападениях, когда дозорные не успевали поднять 
тревогу, а нападавшие, не давая жертвам высунуться, заваливали вход и, 
выждав сутки-двое, раскапывали и добивали всех, кто еще не задохнулся. 
Последняя большая война была на памяти Менигона, и ее с огромным 
трудом пришлось останавливать, ибо прекратился приток сил и даже 
прирученные начали уходить с рениевых шахт. Тогда еще тоннеля не 
было и в помине, а шахты работали вовсю, уходя штреками все глубже 
под горы, и с каждым ковшом зачерпнутой в глубине породы 
прибавлялась маленькая, чуть заме


тная глазу крупинка тяжелого тусклого металла.

Роджер, увлекшись, все-таки прозевал ориентир, и вездеход юзом сполз в 
старую, с полкилометра шириной, воронку, свидетельствующую о том, 
что людям пришлось-таки тогда вмешаться. Воронка и была 
ориентиром. Впрочем, на твердом спекшемся склоне убегуны уже успели 
вырыть новое жилище - с виду вполне целое и с очень высоким отвалом: 
по-видимому, в слякотный сезон в воронке образовывалось что-то вроде 
озера. Шабан помнил свои ощущения при посещении такого жилища: 
сыро, темно, гадко. Хуже, чем снаружи. Понятно, отчего убегуны 
поклоняются Теплу и даже приносят Теплу человеческие жертвы, если, 
конечно, считать убегунов людьми. Они всегда идут туда-где-Тепло, по 
результатам спутниковой термографии удобно определять места их 
скопления. Эти потомки людей, огрызки человечества Первого 
Нашествия всегда охотнее работали за Тепло, чем за пищу. Одно время 
контора, осененная идеей благотворительности, пробовала 
расплачиваться с ними блоками для строительства разборных домов, но 
из этой затеи ничего не вышло: в домах убегуны жить не желали. 
Почему-то. В наибольшем ходу была гипотеза о том, что тепло домов 
убегуны считают эрзацем и сторонятся его как противоестественного. 
Шабан склонялся к другой версии: что они так и не поняли, как эти дома 
собирать.

Вездеход, буксуя, одолел подъем, и снова легла под гусеницы степь, а 
Роджер, взяв круто в сторону, искал дорогу, точнее колею, оставленную 
ими по дороге туда, и, найдя ее, дал полный газ. Шабан, устав от 
мелькания, сам не заметил, как задремал. Проснулся он оттого, что 
затекло тело, и удивился, увидев на приборной панели солнечное пятно. 
Он еще моргал непроснувшимися глазами, еще пытался сообразить, 
сколько же времени он проспал, но уже было ощущение, что что-то не 
то, что-то случилось не так, как должно было случиться, и это ощущение 
становилось тем назойливей, чем больше он приходил в себя. Наконец 
он увидел Роджера, уверенно и без особой тряски ведущего вездеход, 
неглубокую прямую колею, справа и до самого горизонта - степь, 
дрожание воздуха над высохшими озерами, слева - хребет, сильно 
отодвинувшийся, но это было заметно только по увеличившемуся 
пространству степи, отделившему вездеход от гор, а сам хребет, подумал 
Шабан, действительно отсюда такой же, как и из ущелья, правильно 
Роджер сказал. Но что-то было не так, не проходило ощущение 
неправильности, все сильнее он чувствовал необходимость вмешаться, 
как-то повлиять на результаты совершенной ошибки, и он уже не 
сомневался в том, что ошибка была совершена. Он резко передернулся 
всем телом и замотал головой, прогоняя сонную муть. Ага, вот оно! 
Солнце! Солнце висит над вершинами. Почему оно здесь, подумал 
Шабан. Его не должно быть. Оно было за горами, и весь наш путь 
пролегал в тени, и мы знали, что обратный путь, несмотря на то, что 
солнце будет высоко, тоже пройдет в тени. Отклонились в степь? Зар-
раза! Некоторое время он мрачно смотрел на бегущую под днище колею 
и чувствовал, как в нем накапливается холодное бешенство.

- А ну, стой!

Роджер удивленно обернулся, и то, что он прочитал на лице Шабана, 
заставило его поспешно затормозить. На время вокруг ничего не стало 
видно: мимо, клубясь и закручиваясь в вихри, пронеслись тучи поднятой 
вездеходом пыли. Сволочь, думал Шабан, ненавидяще глядя на Роджера. 
Лопух безмозглый, убожество. Кто-то из мудрых и убеленных сказал, что 
если хочешь убить человека, сосчитай сначала до десяти. Другой 
советовал считать до ста. А до скольких считать, если человек, на 
которого ты рассчитываешь, уверенно хочет угробить и тебя, и себя? 
Ишь ты, не понимает. Глазами лупает, а глаза голубые, испуганные, но 
это не тот испуг, не за жизнь свою глупую, а опять боязнь получить 
нагоняй от строгого учителя. А за что, сам не понимает. И при всем том, 
между прочим, уверен, что какое бы раззявство он не учинил, я 
непременно и даже жертвуя собой буду спасать ему жизнь, будто это 
стоит главным пунктом в моем контракте, будто это что-то настолько 
ценное, что я прямо зачахну от огорчения, если жизнь ему не спасу. 
Загнусь в трубочку. Нет, не понимает... До сих пор не понял.

- Это что? - злобно спросил Шабан, ткнув пальцем вперед.

- Колея.

- Вижу, что не девка. Это не наша колея. Это колея от колесного 
вездехода. Наш след не такой и не здесь, а вот теперь хорошенько 
подумай, чей это след. Учти, колея свежая, сегодняшняя. Надеюсь, это 
тебя и сбило с толку, иначе я с тобой больше не езжу. Я не работаю со 
слабоумными... Так чья это колея?

- Э-э...- сказал Роджер, моргая. - Кто-нибудь из наших, из разведчиков?

Шабан ядовито фыркнул:

- Это на колесном-то вездеходе?

- Может, военные?

- Может, и военные,- согласился Шабан. - Только не наши. У наших 
бездельников другой рисунок на покрышках. И когда это ты видел 
армейский вездеход в трехстах километрах от Базы? Они и летают-то 
здесь только парами и на максимальной скорости. А если это вторжение 
- мы бы уже знали. Забудь.

- Тогда кто?

Это еще предстояло осмыслить. Ясно было только то, что такой след не 
мог оставить ни один из известных Шабану типов машин. Может быть, 
все-таки военные или охрана? Нет, чушь, ерунда. Вся их техника, даже та, 
что никогда не покидала складов, известна наперечет, как бы они ни 
старались уберечь свои липовые секреты. Конечно, им могли подбросить 
что-то новое, но это значит, что вне всякого графика прибыл корабль - 
нет, шиш, не может быть сейчас никаких кораблей. К тому же армия 
считает, что делать здесь нечего: все-таки не охранный объект и не 
приграничная зона. А темные слухи об исчезнувших машинах и людях 
армию никогда не занимали. Охрану тоже.

Это могли быть разведчики из другой зоны экспансии, ныне - из 
сопредельного государства, охотники покопаться в чужих недрах, и это 
было скорее всего. Хищники, дерзкие, хорошо вооруженные, знающие, 
на что идут. Гончие. С этими лучше не встречаться, им не резон 
оставлять свидетелей, напрашиваясь на уничтожающий удар. В таких 
случаях армия всегда реагировала мгновенно. Шабан хорошо помнил 
последнее сообщение Хромца Гийома, он услышал его, когда зашел для 
какого-то разговора в кабинет к Позднякову, но разговора не 
получилось, а был только хриплый, с одышкой, голос через спутниковую 
связь, последнее, что сказал Хромец в своей неудачливой никудышней 
жизни: "...Загнали в ущелье... Третье ущелье слева в Большом Каньоне. 
Слышите, третье! Дальше ледник, нам не уйти. У Вейгельта перебиты 
ноги. Вездеход бросили, он разбит... Их много, все вооруженные. Ждем 
помощи! Слышите, третье! Третье ущелье слева. Помощи!" - и после 
нескольких секунд тишины: "Вот они. Сейчас нас будут добивать. Третье 
ущелье, третье!.. Они подходят ближе... их очень много... они медлят. А 
это для тебя, ты слышишь меня, Поздняков?.." - и голос, взвившись 
криком, звучал еще долгую минуту, он шел из спрятанного в стене 
переговорного устройства и был невыносимо реален, словно Гийом 
умирал не в далеком обледенелом ущелье, а среди тех, на кого он 
надеялся и кого проклинал под нацеленными в упор стволами. Останков 
не нашли, и искать было бесполезно: то ущелье накрыли ракетным 
залпом. После этого набеги чужаков стали редкостью. Интересно, если 
это хищники, то откуда: из княжества Хинаго или с Мелких Озер? - 
подумал Шабан и вдруг понял, что это ему совсем не интересно.

Наконец, и это тоже было не лучшим вариантом, след могли оставить 
щитоносцы. Кто они такие и почему их так называют, никто толком не 
знал. О том, что их корабли видели в Редуте, большинство узнало из 
официального бюллетеня "В опровержение вздорных слухов", 
обнародованного на следующий день после того, как их необычный 
корабль полдня безнаказанно висел над Порт-Бьюно. Самих щитоносцев 
никто никогда не видел, но на Прокне, да и на других планетах Лиги 
многие рассказывали о черных кораблях, неуязвимых якобы для любого 
оружия. Шепотом передавали историю о том, как летающая платформа 
с Базы, поднявшись навстречу черному кораблю, медленно плывущему 
вдоль хребта Турковского, выпустила по нему четыре ракеты. Был ли 
приказ атаковать или военные просто перенервничали, так и осталось 
неизвестным. Черный корабль не сделал попытки уйти, якобы даже завис 
на месте, покачиваясь, и тем, кто это видел, показалось, что он ждет 
удара с холодным высокомерным любопытством. Ракеты шли точно, и 
все четыре попали в цель, но и только. Не было ни взрыва, ни ударной 
волны, ни разлетающихся оплавленных обломков. Ракеты пронеслись 
сквозь корабль, как сквозь облако, и вылетели с обратной стороны, 
прозрачные, вроде сосулек, стремительно, много быстрее, чем 
полагалось бы по законам перспективы, уменьшавшиеся в размерах. Эти 
ракеты не упали нигде, они, по клятвенным уверениям очевидцев, просто 
растворились в небе, как леденцы во рту, но еще раньше черный корабль 
задвигался, меняя очертания, будто не летел над хребтом, а переползал 
через него, и тут же в небе вспыхнуло. На месте входящей в крен боевой 
платформы вздулось и поплыло по ветру бурое облачко, а обломки, 
закувыркавшиеся было вниз, были подхвачены черным кораблем, 
всосавшим их, как губка воду. После этого корабль будто бы, все так же 
колыхаясь, пересек всю территорию Редута вплоть до океана, где и был 
потерян из виду. Шабан не знал, что здесь правда, а что сгенерировано 
буйным воображением. Большинство считало щитоносцев не людьми, 
говорили еще, что черные корабли это вовсе не корабли, а

овеществленные формы Мирового Разума. Однако эта идея стала 
чахнуть после того, как появились сведения о высаживании с кораблей 
неких наземных транспортных механизмов. Все это, по мнению Шабана, 
здорово напоминало чушь, и он поверил в щитоносцев только тогда, 
когда сам увидел зависшую в зените черную кляксу корабля, за день до 
того как все, с виду очень серьезные, слушали бюллетень "В 
опровержение..." Нет, скорее все-таки гончие.

- Так что будем делать?

Роджер пожал плечами, и Шабан, вспомнив о Менигоне, пожалел, что 
задал лишний вопрос. Менигон бы мгновенно нашел лучшее решение. У 
него был богатейший опыт, у Менигона, он сам когда-то состоял в 
спецгруппе разведчиков, о чем очень не любил вспоминать, и Шабан не 
спрашивал, догадываясь, что эта работа не могла не оставить в памяти 
такого, о чем лучше забыть. Наверное, он был неважной гончей, подумал 
Шабан. Интересно, как он относился ко мне на первых порах? Должно 
быть, тоже презирал, как я этого лопоухого стажера. Только теперь его 
надо спасать, как спасал бы меня Менигон, если бы нам с ним когда-
нибудь не повезло так, как не повезло сейчас.

- Связаться бы с Базой,- осмелел Роджер.

О, господи!.. Надо же...

- Спутниковая связь через два часа, можешь посмотреть расписание. 
Ретрансляторов здесь нет. Предлагаешь два часа поспать? Они не хуже 
нашего знают, когда проходит спутник. Хотел бы я знать, засекли нас 
уже или еще не успели...

Ну, теперь все, подумал Шабан. Все забудь. Теперь ты машина. 
Механизм для спасения двух жизней. Хорошие, быстрые рефлексы. 
Только это. Все остальное - конец