о прежде 
выплеснутся, как гной из нашего нарыва, затопят собой все, что смогут, 
и, разумеется, уничтожат всех до одного вариадонтов. Если до той поры 
вариадонтов не уничтожите вы сами. Хотите подогнать под это 
моральную базу? Я вам подскажу, как это сделать. Сначала чужой разум 
следует просто не заметить. И не замечать как можно дольше. Потом, 
когда это станет уже невозможно, нужно отказать чужому разуму в 
гуманности. Проще простого: гуманность у негуманоидов?! Бей их!! Но 
лучше все-таки напустить на них убегунов, а потом, через десяток лет, 
если напор общественного мнения станет ощутимым, если вообще 
найдется хоть какая-то общественность с мнением, можно объявить 
случившееся трагической ошибкой и учредить день траура, а то что-то 
мало в Редуте поводов надраться в дым, непорядок...

- ...я хорошо понимаю все практические соображения, подвигнувшие 
народ Редута к грандиозному прорыву на Юг,- говорил тот, 
решительный человек. - Но даже в наше напряженное время нельзя, как 
бы нам этого ни хотелось, руководствоваться одними лишь 
практическими соображениями, нельзя, если мы, люди, тоже мним себя 
разумной расой. Я обращаюсь к вам потому, что верю в вашу 
государственную и человеческую мудрость. Я обращаюсь к вам потому, 
что мне больше не во что верить...

Только однажды в жизни Шабан чувствовал подобное: давным-давно, в 
кадетской школе. Двое парней со старшего курса подстерегли его в 
туалете. Может быть, они ждали кого-то другого, а подвернулся он; 
может быть, им просто было скучно или не понравилась его 
физиономия, но насели они основательно. После первых плюх, 
неумелого отмахиванья, крови из носа и боли в заломленных руках 
намерения верзил определились вполне: затолкнуть салагу лицом в 
писсуар. Нечего было и сомневаться, что им это удастся - каждый из них 
шутя сделал бы котлету из троих таких Шабанов. Вот тут и появился 
тот, другой человек. На несколько секунд Шабан отключился и не 
помнил потом, как все произошло, только один из верзил вдруг оказался 
без сознания на заплеванном полу, а другого, пустившегося в бега, 
Шабан гнал через всю школу и догнал бы, но налетел с размаху на 
директора, был кругом виноват и провел сутки в карцере. Юность, 
юность... Вьюность. Девочки. Битье морд. "Дур-рак! - учил впоследствии 
Менигон. - Что за удовольствие одержать верх, нанеся противнику 
десять ударов и получив девять? Лучше нанести один удар и не съесть 
взамен ни одного..."

Его слушали! Высокое собрание замерло перед обыкновенным, 
невзрачным человеком с обширной смешной плешью и молчало, 
загипнотизированное. Так их! Не в плеши дело. И не в росте. А только в 
точке зрения. Есть древняя история, которую любят рассказывать 
психологи: некий начальник дрожал и трепыхался перед подчиненными, 
потому, оказывается, что комплексовал из-за своего скудного роста. 
Снизу вверх - ай-ай-ай... Психолог посоветовал ему удлинить ножки 
стула на три сантиметра, и начальник стал орлом...

И вдруг кто-то оглушительно чихнул. Шабан запнулся и растерянно 
повел глазами по лицам. Катастрофа произошла. Решительный человек 
исчез, бросил его и удрал - Шабан один стоял под колонной с рениевым 
Эриксоном и не знал, что сказать. Он чувствовал полный провал. Лица, 
рожи, хари... вот лиц уже меньше, вот их уже нет совсем, а кругом одни 
хари - как быстро они меняются!.. Долгий миг пронзительной тишины - 
и вот они уже заворчали, заворочались, заговорили все разом. "М-да-а... 
Что-то я, признаться, не вполне уловил, а вы?" - "Ненормальный какой-
то. Вообще, кто это?" - Поздняков ерзал и мучился, не зная, куда себя 
деть. - "А-а, вот оно что. Н-да-а... Жидковат. И дурак к тому же." - Шум в 
зале нарастал лавиной. - "Засыпать тоннель, ха!" - "Ну, псих, конечно." - 
"Балаган, а не заседание. Почему мы должны это слушать? Ему слово 
давали?" - "Вывести его!" - "В расход",- сострил кто-то. - "Потише, не 
надо так шутить." - "А что?" - "Не надо так шутить, нехорошо как-то..." - 
"Гы-ы-га-га-а!.." - Во всем ромбозале молчал один Эриксон. - "Что он 
сказал? А ну, пусть повторит. Это Правительственный Совет не знает, 
что делает?!" - "Варианты какие-то. Донты. Что за варианты-то?" - 
"Передайте оратору закуску!" - "Гы-ы-ы..." - "Да он же пьян!" - "На шельф 
таких!" - "Не на шельф, а просто вывести! Куда смотрит охрана?" - 
Неожиданно выяснилось, что Живоглота в зале нет. Когда он встал и 
ушел, никто не заметил. Шабан отодвинул ногой стул и молча вышел. 
Хотелось бежать, но он заставил себя идти ровно. Желтые каски за 
дверью шевельнулись, глядя ему вслед.







ГЛАВА СЕДЬМАЯ



- Однако,- сказал Гебрий Биртолли, промахиваясь бутылкой мимо 
стакана. - Ч-черт! Это я куда? Это ничего, что я тебе на брюки? К 
счастью? Ну, правильно. Да, что я хотел сказать: весело тут у вас, вот что 
я хотел сказать.

- Еще как,- подхватил Шабан. Он чувствовал себя в той стадии 
опьянения, за которой начинается уже провал, а потом очнувшийся 
человек уверен, что в его голове кто-то ворочает битое стекло. - Давай к 
нам, а? Бросай ты свою Землю. Ну на что тебе Земля?

- А на что мне Прокна?

- Прокна - это Лига,- объяснил Шабан. - Вторая молодость - понял? За 
кем, по-твоему, будущее, а? А Земля - музей. Ну что, уестествим по 
последней?

Уестествили. Местный джин "Редут" бил сперва по ногам, а потом уже 
по голове, как всякий порядочный напиток, хотя не напоминал самогон 
только цветом. Вставать и уходить от Биртолли совсем не хотелось. Вот 
уже полчаса, как они были на "ты".

- Музей,- согласился Биртолли. - Это правильно. Это я в статью вставлю.

- Музей предрассудков,- сказал Шабан. - Того нельзя, этого не тронь. 
Ничего нельзя. Были бы там у вас вариадонты - и их бы нельзя было 
тронуть, так?

- Опять ты за свое,- заныл Биртолли. - Сказал же я тебе: буду я писать 
статью, буду. Ну?

Пожалуй, и вправду напишет. Шабан покивал: да-да, не сомневаюсь, как 
можно? Ладно. Конъюнктуру парень уловил с полуслова. Если 
отношения Земли с Редутом не выйдут каким-нибудь чудом из состояния 
активной эрозии, статья действительно появится месяца этак через два и 
наделает шуму на всю Вселенную. Да только будет поздно. Совсем. И 
уже ничего нельзя сделать. Вариадонтов выбьют до единого, а некий 
заместитель начальника геологической службы - впрочем, теперь, по-
видимому, уже не заместитель - отправится на шельф бороться со 
стихиями. "Славой героев!.." В Редуте невозможно не проявлять 
героизма, это не по правилам. И все мы хорошо знаем эти правила, а 
чего мы не знаем, то объяснит Поздняков. Отключиться бы... Сволочь 
этот Гебрий: расплескал последнее. Нет, смотри-ка, полез еще за 
бутылкой.

- Вино?

- Нет. Коньяк.

- Земной?

- Угм.

Шабан с сожалением отстранил свой стакан.

- Нельзя. - Он покачал головой. - Отрава. Ты натурализованный?

- Это на неделю-то? - Биртолли хохотнул и потрогал руками курчавую 
голову. - Лысей сам. Я только адаптирован.

- Все равно не советую,- сказал Шабан. - Намаешься потом брюхом. 
Забыл, как в прошлый раз маялся?

Биртолли скривился - как видно, хорошо помнил. Морщины на его лбу 
собрались в сложный рельеф.

- Ага,- сказал он,- а ведь я тебя знаю. То-то смотрю: знакомое лицо. И 
фамилия. Постой, постой... Это не ты тогда спас этнографическую 
экспедицию с Мегары?

- Было дело,- признался Шабан. - Да ты же об этом писал. Помнишь?

- Э-э... То есть, да, конечно. Припоминается что-то такое. Но ведь это 
давно было, правда? И не писал я вовсе этого.

- Как не писал? - возразил Шабан. - Очерк "Я спасу вас", автор - ты.

- Ну, ты даешь,- оживился Биртолли. - Что я, вот так сам писать и буду? 
На то специальный писун на каждую полосу. Сидит и строчит. Да нет, 
какой это секрет? От кого? Или, бывает, комп за него строчит, и даже 
лучше получается... Главный не поощряет - зверь. Помню, писун выдал, 
будто ты, значит, вообще не дрался в норе с этими вашими... кто тут у 
вас в норах живет... убегуны, что ли? Так старик его с ходу за загривок и 
в текст мордой, мордой, а потом повернул к себе задом да как врежет по 
сфинктеру...

- Святая правда,- сказал Шабан. - Не дрался. И незачем. Они же людей 
боятся.

- Правда или неправда, а писать такое нельзя. - Биртолли ударил 
ладонью по столу и придержал звякнувшую бутылку. - Нужно хоть 
немного уважать читателя. Специфика. Если читатель ждет героики, мы 
не имеем морального права всучить ему будничную спасательную 
историю. Согласен?

- Я с ними не дрался,- сказал Шабан.

- Ну, это твои трудности. Ведь мог бы подраться, верно? Слушай, может 
быть, все-таки выпьем, а? Может, не отрава?

- Нет. Я - гриба. Хочешь попробовать?

- Я? М-м... Да, пожалуй. Это как? Это нюхают?

- Нюхают. Нет, возьми больше, так ничего не почувствуешь... А теперь 
много, сыпь обратно. Вот теперь правильно. Ну, вперед!

- М-м-м...

- Твое здоровье. Нет, это не закусывают. Ну, как теперь?

- Не пойму. Нет, вот сейчас хорошо. Но я, кажется, где-то слышал, что 
это запрещено?

- Я тоже где-то слышал. Но тебе трепыхаться не надо, ты нездешний. 
Пока ты у себя в комнате, ты ничего не нарушаешь.

- А ты?

- "Нарушение порядка можно доверить лишь тому, кто им дорожит",- 
сказал Шабан и икнул.

- Это ваш Барух? - с улыбкой спросил Биртолли.

- Нет. Это ваш Шиллер.

- А,- сказал Биртолли,- да-да. Естественно. А ваш этот гриб, он что - 
наркотик?

- Черт его знает,- сказал Шабан. - Вот, кстати, тебе матерьял: есть гриб, 
вдыхание его сушеных гифов вызывает у человека легкость в движениях 
и ясность мысли. Если, конечно, не перебрать. Правда, налицо 
классический букет: похмелье, быстрое привыкание, увеличение доз, в 
пределе ведущее к нервному истощению. Но и только. И ничего более. 
Так почему, я спрашиваю, вместо того, чтобы всерьез взяться за 
ликвидацию побочных явлений, гриб попросту запрещают? 
Законодательно. Ты журналист, вот и занялся бы этим делом.

- И займусь. Почему бы не заняться? Читатель должен знать!..- Биртолли 
снова замахнулся хлопнуть по столу, и вдруг лицо его вытянулось. - Ой, 
кто это?

- Где?

- Вон там, у двери. Женщина. Что ей нужно?

- М? Не вижу. Кто там может быть?

Биртолли усиленно заморгал.

- Стоит,- сказал он. - Вон она стоит. Господи, да она же зеленая!

- Не страшно,- успокоил Шабан. - Это у тебя галлюцинация с 
непривычки. Тоже побочное явление. Бывает один раз, а потом уже 
больше не появляется. Сейчас я дуну как следует, и ее отсюда вынесет... 
Ну как, исчезла?

- М-м... Вроде, да. А она больше не появится?

Шабан уверенно помотал головой, и Биртолли сразу повеселел. Через 
минуту он уже пытался острить. Он-то, конечно, не бабник, но и не 
женофоб, и готов получить эстетическое и иное наслаждение, если, 
конечно, попадется достойный экземпляр, только пусть экземпляр будет 
естественного окраса, а не зеленый. Зеленым место на грядке. И вообще, 
какой урод придумал, будто зеленый цвет приятен для глаз? Бред, 
правда? Ты как думаешь: какой цвет лучше всего успокаивает?

- Черный,- поддержал Шабан. - Погасить свет и лечь спать.

- Правильно,- сказал Биртолли. - А у вас тут часто стреляют?

- Что?

- Я спрашиваю: часто у вас идет в ход оружие?

- Это смотря где,- сказал Шабан. - В степи случается, а здесь - нет. У нас с 
этим строго,- приврал он, вспомнив Кошкодава. - А что?

- А то, что стреляют,- заявил Биртолли. - Слышишь?

- Нет.

- Странно. Стреляют же!..

Хм. Опять мерещится шизоиду. Когда новички занюхивают грибом 
алкоголь, хорошего не жди. Обострение слуха может довести до 
истерики. Кто там стреляет? И в кого? И зачем? Может, просто бродят 
"блохи", перебирают лапками. Тук-тук. Ну и пусть себе бродят. Пусть 
смотрят и слушают, в последний раз ведь. Приятно вот так посидеть, 
зная, что это в последний раз, и болтать всякие всякости, чепуху болтать, 
только чепуху, и ничего, кроме чепухи, не слышать в ответ - лучше бы, 
конечно, не с Гебрием, плохо, что так получилось... Потому что уже 
ничего нельзя сделать, совсем ничего сверх того, что уже сделано, 
дистанция пройдена, самое время упасть без сил и ждать, когда 
поднимут...

- Опять,- со страхом сказал Биртолли. - Теперь ближе.

Тук. Тук. Тук-тук-тук-тук... А ведь и верно - стреляют. Шабан замер, 
прислушиваясь. Бум-м!.. А вот это уже гранато-пуля фугасного действия. 
Совсем близко: не на смежном ли ярусе? Какого черта... Или наконец-то 
началось? Наконец-то... Давно пора. Шабан блаженно закрыл глаза. 
Может быть, что-то все-таки сдвинулось, провернулось со скрипом 
какое-то огромное ржавое колесо и покатилось, теперь его уже не 
остановить, потому что люди проснулись, потому что они вспомнили, 
что они - люди. Не зря Поздняков с утра сам не свой. И без стрельбы не 
обойтись, плесень сама не отвалится, ее только скребком. Совет этот 
дебильный уцепится за власть так, что и не отдерешь. Ничего, отдерем. 
Если все вместе, все, кому нечего терять, да еще с каким-нибудь особо 
озлобленным на власть Шабаном... Нет, что-то не то. Не получается. Все 
вместе они останутся просто толпой, вымогающей у Совета особые 
премиальные. Господи, да я же их ненавижу! Всех этих людей, все это 
стадо, стиснутое с шести сторон в кубической жестянке, вечно куда-то 
спешащее и никогда ничего не успевающее, звереющее от 
бесперспективности своего будущего и от бесперспективности себя в 
будущем. Тупость их ненавижу, жадность, подлость. Но что у меня есть, 
кроме этих людей? Нет, это даже интересно, давайте разберемся... Лиза? 
Этого мало. Вариадонты? Они далеко, и они сами по себе, я им не нужен. 
Получается, что кроме этих людей у меня в жизни, по существу, ничего и 
нет. Забавно получается...

- Что делать-то? - спросил Биртолли. Он был бледен. Шабан оперся 
руками о стол и с усилием поднялся. Ноги слушались, но в голове по-
прежнему плыло. Добавить порошка? Нет, позже.

- Пойду посмотрю, что там такое.

- А я?..- задребезжал Биртолли.

- А ты сиди тут,- сказал Шабан. - Вернусь - расскажу. Матерьял 
соберешь, писуну отдашь. Пока.

Только сейчас он вспомнил, что при нем нет оружия. Биртолли кинулся 
проводить до двери, квохтал что-то вслед: кажется, призывал беречь 
себя, смотреть в оба, а как только что-нибудь прояснится, бежать назад и 
немедленно вводить его, Биртолли в курс событий. Шабан задвинул за 
собой дверь, и Гебрия не стало слышно.



Грохнуло где-то совсем уже рядом. Шабан оглянулся. Пусто. Черт знает 
что. И здесь пусто. Если это бунт жаждущих отправки на Землю, то где 
ревущие толпы? Где лозунги, баррикады и кирпичи для бомбометания, 
что там еще полагается? Он прибавил шагу. Над головой грохотали чьи-
то тяжелые ботинки - сначала туда, потом обратно, потом снова туда. 
Навстречу неожиданно вынесло Ли Оммеса. Этот-то откуда здесь взялся, 
подумал Шабан. Самый тихий, самый незаметный человек в Порт-
Бьюно, больной вдобавок. Лежать бы ему сейчас с грелкой... Оммес 
двигался как-то неуверенно, будто учился ходить, лицо его было темнее 
обычного, а обеими руками он держался за живот. Даже не кашлял. Били 
его, что ли? Какой гад?

- Эй, Ли! Что тут, собственно...

Самый тихий человек в Порт-Бьюно вдруг всхлипнул и мягко повалился 
набок. И только потом раскашлялся - страшно, булькающе. Он еще 
хотел, как видно, прикрыть рот ладонью, но не донес руку, и изо рта его 
вместе со струйкой крови вылетел какой-то сгусток. Потом он 
вытянулся, закатил глаза и замер. Одна рука так и осталась прижатой к 
животу, но уже не могла скрыть того, что живот у него разорван. Шабан 
отшатнулся. Происходило что-то страшное. Оммес... Мозг 
сопротивлялся, не хотел верить. Такого в Порт-Бьюно никогда не было, 
это какая-то ужасная ошибка, это неправда, такого здесь просто быть не 
может...

- Стоять! К стене!! Руки за голову!!!

Обвальный грохот спешащих ног. Охранники. Потные ощеренные хари. 
Двое. Живоглотова гвардия. Карабины в положении для стрельбы с 
бедра.

- Мордой к стене, сволочь!

Должно быть, он недостаточно проворно выполнил приказание - в бок с 
хрустом вломился приклад. На секунду стало очень тихо и темно, потом 
проснулась боль, поползла по ребрам к позвоночнику, заплясала в глазах 
мутными пятнами. За спиной зло сопели. Было слышно, как тело Оммеса 
пнули ногой. - "Этот?" - "Он самый." - "Живой?" - "Сдох. Ты ему прямо в 
брюхо. Кишки вон." - "А оружие?" - Оружия нет." - "... с ним. Проверь у 
этого." - Шабана брезгливо обыскали. - "И у этого нет." - "Выбросил, 
сука..." - Позади него презрительно сплюнули.

Рискуя получить пулю, Шабан повернулся к охранникам лицом. Боль в 
боку мешала дышать. Ярус постепенно наполнялся звуками. Из одного 
бокового коридора в другой протопотало на рысях отделение Особой 
Охраны. Где-то поодаль ломали дверь, кого-то шумно тащили из 
комнаты в коридор, а он в коридор не хотел, визжал и вырывался. Потом 
негромко пукнул выстрел, и визг смолк. Ярусом выше рванула 
одиночная гранато-пуля - тяжело вздохнули стены, с потолка 
посыпалась крошка. Да что же это такое, беспомощно подумал Шабан. 
Убивают ведь... Людей убивают. Оммеса... Неужели переворот?.. Ясно, 
что переворот. Вот, значит, как. Проморгали Живоглота... Он отлепил 
лопатки от стены и качнулся вперед. Две хари в нахлобученных по уши 
форменных беретах осклабились.

- Кто такой?

- Человек,- с вызовом сказал Шабан.

- Кто-о?

- Человек,- сказал Шабан менее уверенно.

- Козел ты вонючий,- определил охранник. - Руки, падло!

- Что - руки? - спросил Шабан, держась за бок. Боль не отпускала. 
"Кончай его",- равнодушно сказал второй охранник. - "А?" - "Кончай, 
говорю, некогда." - "Нет, ты погоди! - ощеренная пасть брызгала слюной. 
Глаза сощурились и сделались ласковыми и масляными, как у Мант-
Лахвица. - Ты слышал, что он сказал? Я тебе, плешь, покажу человека! 
Ты у меня свои кишки жрать будешь..." Второй охранник, не обращая 
внимания, отшагнул назад. Ствол карабина в его руках качнулся и 
превратился в черный кружок. Палец на спусковом крючке лежал плотно 
и ровно.

Сейчас меня убьют, подумал Шабан. Вдруг стало очень тихо. Черный 
кружок дула притягивал, от него невозможно было отвести глаз. Время 
словно остановилось, замерло в испуге. Невыносимо медленно сгибался 
палец, топя в ложе карабина спусковой крючок. Разрывная пуля снесет 
голову.

За мгновение до выстрела, уловив боковым зрением какое-то движение, 
он упал, успел откатиться в сторону - пуля, разбрызгивая осколки, сочно 
чмокнула в стену. Второго выстрела не последовало. Длинное, 
кажущееся в прыжке еще длиннее, тело Менигона обрушилось на 
охранников, как лавина. Что-то лязгнуло, выбитый карабин ударился в 
потолок. Один охранник отлетел к стене и больше не поднялся. Второй, 
казалось, успел среагировать, и Менигон едва не покатился кубарем, но 
на короткий миг Шабан ясно увидел, как в руке Менигона блеснула 
узкая сверкающая полоса, и охранник сложился вдвое. Менигон молча 
ударил еще раз - охранник захрипел, выкатывая глаза, споткнулся и упал 
на труп Оммеса. Другой, с шеей, вывернутой неестественным образом, 
лежал у стены и царапал пол скрюченными пальцами. Менигон 
деловито осмотрелся по сторонам, вытер лезвие стилета об одежду 
убитого, подобрал с пола карабин и не глядя выстрелил - распростертое 
тело подпрыгнуло на полметра. Скрюченные пальцы замерли.

- Вставай. Разлегся тут... Пляжник. Оружие возьми.

Шабан, кряхтя, поднялся на ноги, выдернул из рук убитого карабин. Его 
мутило.

- Ты их убил? - через силу спросил он и сам подивился глупости вопроса.

Менигон повернулся к нему рывком. В желтых глазах плясало 
бешенство.

- У тебя были другие предложения?

- Нет. Ты извини.

- Ты пьян, что ли? - спросил Менигон.

Шабан прислушался к внутренним ощущениям. Ощущений не было. 
Была пустота.

- Нет. Уже нет.

- Очень больно? Идти сможешь?

Шабан кивнул. Боль в боку не ушла, но стала тупой и ноющей. Терпеть 
было можно.

- Тогда пошли.

- Куда? - спросил Шабан.

-