шедшую в эволюционный тупик. 
Не был он пьян, и не был он чист, даже если в самом деле тянул со всеми 
гимн, отрыгивая и притоптывая в такт, даже если прослезился - плевать 
ему было на гимн и на светлые слезы под праздничную выпивку без 
ограничения. Шабан почувствовал себя дураком, обиженным ни за что. 
Поделом дураку, не забегай, дурак, вперед. Менигон любит говорить, 
что нет смысла двигаться быстро, если не уверен, что идешь нужной 
дорогой. Он прав. Что ж, он нашел свою дорогу и быстро по ней 
движется. Он теперь добропорядочный. Что нужно, чтобы быть 
добропорядочным в праздничном Порт-Бьюно? Шататься по всему кубу 
и цепляться к людям, предварительно прополоскав рот какой-то химией 
в спиртовом растворе, мычать, изливая чувства, если неспособен иначе 
выказать восторг души,- пусть даже с жесткой усмешкой, запрятанной 
подальше вглубь, где не раскопают, с терпеливой покорностью 
участника длинного, сложного и абсолютно не нужного ритуала. К-
конспиратор! А может быть, и не с усмешкой вовсе, и не с покорностью, 
а наоборот, с щенячьим удовольствием неофита, долго щурившегося на 
мутную мертвую жижу под ногами и наконец решившегося прыгнуть - 
ого! Жизнь-то, оказывается, хороша!

- Здесь их нет,- сказал Менигон удовлетворенно. - Так я и думал. А в 
твоей комнате их целых две, а может, и больше, это только я нашел двух, 
они даже не очень прятались. И никто не знает, чьи они...

- Кто - чьи? - спросил Шабан.

- "Блохи",- сказал Менигон. - Знаешь таких насекомых? Только эти 
"блохи" не прыгают, они ползают. Но шустро.

Шабан повернулся и шагнул к двери. Не будь Менигон когда-то его 
другом, не будь он и теперь его учителем... Или, скажем, будь на месте 
Менигона какой-нибудь Штуцер - плохо пришлось бы Штуцеру, хоть он 
и снабженец, хоть перед ним и заискивают разные простаки. Чтобы 
впредь соображал, что разведчиков после разведки разыгрывать не 
стоит, разведчики люди грубые, розыгрышей не ценят и не любят, когда 
их беспокоят не по делу. А этим - шуточки. Вот и Винсент теперь - из 
"этих". Веселая планета Прокна.

- Дальше, надеюсь, дойдешь сам,- уронил он через плечо. - И больше не 
приходи, сделай одолжение. Считай, что попрощались.

- Я с тобой не прощался,- донеслось сзади.

Да? Вот как? Он хочет чего-то еще? Может быть, получить прощальное 
напутствие от некоего Шабана, какое-нибудь "семь парсек под килем"? 
Долетит и без напутствий, никуда не денется. Или ему хочется, чтобы 
некий Шабан немедленно, здесь же на месте поторопился заручиться 
протекцией на будущее, на случай если когда-нибудь все же вырвется на 
Землю? - и протекция, конечно же, будет оказана... Шабан сжал зубы и 
зашарил рукой по стене, отыскивая дверную кнопку.

- Стой,- сказал Менигон.

Шабан вздрогнул. Самое простое слово, но Менигон нашел то, что 
нужно. Вернее, он нашел тон, похожий не на команду, а на ответ на крик: 
"Спасите! Погибаю!"

Разведка. Горы. Воздушная волна впереди обвала, сбивающая с ног, 
жужжание каменной мелочи, опередившей основной поток, ужас и 
втягиванье головы в плечи, брошенный к черту геолокатор и двое 
безумцев, пытающихся спасти то, что тогда казалось им самым ценным: 
записи результатов глубинного сканирования, какую-то там проекцию 
месторождения А на плоскость В, относительной глубиною С. Вернее, 
безумец-то был один, а Менигон подыгрывал и тогда, и много позже...

Разведка. Степь. Пыль, вездеход трясет, турбина на пределе возможного 
режет уши смертным воем, а сверху, с голубого, как в насмешку, неба 
заходит для нового залпа боевой флайдарт княжества Хинаго. Он уже 
промахнулся один раз и ушел на разворот, ему нет дела до того, 
действительно ли вездеход из Редута нарушил ненароком границу,- да и 
кто может точно указать, где проходит граница? - он знает только то, что 
промазал, а это для пилота флайдарта непростительно, за это срывают 
нашивки, и поэтому он не отстанет...

"Стой,- говорил Менигон. - Дай-ка теперь я..." И давал! Еще как давал. 
На затылке у Шабана шрам, он станет заметен, когда Шабан облысеет 
окончательно,- это память о той глыбе, что падала на него, 
оцепеневшего,- и взорвалась каменной крошкой моментом после того, 
как Менигон из неудобного положения успел вскинуть оружие и поймать 
глыбу в прицел. И ведь именно он, а не кто-то иной размазал по небу 
неопрятную бурую тучку, подсвеченную огнем,- все, что осталось от 
боевого флайдарта княжества Хинаго. Были и другие случаи, Шабан их 
помнит, и Менигон, похоже, не забыл. Но это запрещенный прием - вот 
так играть на чужой ностальгии. Не надо бы этого.

- А мы ведь еще не договорили,- ленивым голосом сказал Менигон. - 
Впрочем, твое дело. Или ты спешишь?

- Я не спешу,- буркнул Шабан, косясь через плечо. - Я только не люблю, 
когда из меня делают идиота. Я с разведки и спать хочу, а тебе - 
шуточки. Приходи завтра, если ты думаешь, что у нас с тобой есть о чем 
говорить. Только учти, я так не думаю.

Менигон коротко хохотнул.

- Не-ет, малыш,- сказал он. - Говорить мы будем здесь. И думать тоже. 
Здесь лучше всего, а ты и не понял. Темный ты и упрямый, семь потов 
сойдет, пока тебя сюда вытащишь. Врос, как пень, и корни пустил, 
корчуй тебя, гулкого, и руки береги, а то еще занозу всадишь...

- А почему нельзя у меня? - на всякий случай Шабан решил не обижаться.

- Потому что у тебя "блохи".

- Что??!

- "Блохи", говорю. Ты что, про "блох" не слыхал? Что взять с разведчика! 
- Менигон развел руками. - Давно я с тобой не занимался, чувствуется 
влияние улицы на неокрепшую психику, ярчайшее проявление которого - 
самонадеянность и дремучее невежество. Да ты хоть о чем-нибудь кроме 
своего тоннеля помнишь? Ну хорошо. Может быть, тебе неизвестно и 
что такое "жучок", "баг"?

- Известно.

- А "блоха" лучше. Она умнее. Она не сидит на месте, а ползает, передает 
не только звук, но и изображение, а ночью - в инфракрасном. В 
поляризованном как угодно. В рентгене. В чем хочешь, то есть в чем 
хочет тот, кому принадлежит "блоха". У нее интеллект - гм - в отличие от 
некоторых моих знакомых. Есть тут один такой: "Ух, разведка! Ах, Лиза! 
Ох, тоннель!" А у него под ногами пешком ходят.

Шабан сглотнул. В голове закружилось: Менигон, не удержавшийся на 
подгибающихся ногах и свалившийся на пол, оказывается, вовсе не 
потому, что переигрывал по артистической бездарности, а потому, что 
хотел рассмотреть на полу нечто мелкое; потом Лиза; потом 
самодовольный Роджер, подбитый вездеход с остывающим красным 
пятном на корме - и контуженное мелкое насекомое, бегающее кругами, 
противный писк под каблуком... Даже в разведке не уйти от чьего-то 
взгляда. Не выпускают... Держат.

- Живоглот? - спросил Шабан.

Менигон пренебрежительно махнул рукой.

- Если бы только он. Ну, конечно, и Живоглот тоже, ему и по должности 
полагается. По-моему, Лахвиц и сам бы непрочь выяснить, у кого еще 
есть свои "блохи", кроме него, Председателя и кое-кого из Совета. Ты 
думаешь, он спит ночью? Он "блох" ловит. И метит. Дело ответственное, 
не всякому холую такое доверишь, да и ловят их не руками, естественно, 
а... В общем, неважно. Ее же не просто поймать нужно, а суметь 
отключить так, чтобы ничего не успела передать, чтобы не получила 
команду на самоликвидацию, а пометив, следить, куда поползет. Это 
наука. Только всех "блох" не выловить даже Живоглоту, а про остальных 
и говорить нечего.

- "Блохи",- задумчиво сказал Шабан. Его передернуло. - Значит, и 
Поздняков тоже?

- А ты соображаешь,- похвалил Менигон,- хотя и медленно. Впрочем, ты 
и раньше не блистал...

- В моей комнате их две,- упрямо сказал Шабан,- а может, не две, а три 
или даже больше. Так? Допустим, одна из них поздняковская, а 
остальные? Мне что, не доверяют?

Менигон хмыкнул.

- Либо не доверяют, либо собираются двинуть в начальство. И в том, и в 
другом случае - побереги плешь. Не то сейчас время, чтобы делать 
карьеру, ты меня понял?

- Нет.

- И не надо. Но запомни, что я тебе сказал, очень прошу. Что-то будет, 
или я ничего не понимаю. Что-то надвигается, это как волдырь, который 
должен лопнуть. Когда он лопнет, будет плохо, и тоннель только 
ускорил дело. Ты не можешь этому помешать, я не могу, никто не может, 
потому что случится то, что должно случиться. Будет страшно. 
Обещаешь мне сидеть тихо и не высовываться?

- Почему это мне не высовываться? - спросил Шабан, хмурясь.

- Потому что, если высунешься, мне тебя будет очень не хватать,- 
задушевно сказал Менигон. - Мой тебе совет: на ближайшие дни 
напросись в разведку - подольше и подальше. Уяснил?

Нет, подумал Шабан. Чепуха какая-то. У Менигона - и вдруг таланты 
Кассандры. Это смешно. Чушь это. Бред грибного нюхателя.

- Ты меня за этим вызвал? - спросил он. - Что еще нового?

- Да что нового...- Менигон подвигал морщинами. - Тоннель, как ты уже, 
наверное, знаешь, додолбили. Радости полные штаны. 
Правительственный Совет от избытка чувств объявил три дня 
праздника. Они, дураки, не понимают, что за три дня многое может 
измениться... Что? Да провались ты со своей заумью, я тебе о главном, а 
ты о ерунде. Не было там твоих этих... составных мозгов или как их там, 
в сельву, должно быть, сплыли, если ты их не выдумал. Птиц там каких-
то видели, говорят, с во-от такими носами, подстрелили их парочку на 
радостях. Вот тебе и все, а людей там тоже не было. Да, что еще? 
Башилаву-Носача из отдела Массового Досуга погнали в шею за 
некомпетентность и моральное разложение, а на его место прочат не то 
Пирсона, не то Ахилла Дремова, но это тебе, полагаю, неинтересно...

Это действительно было неинтересно. Но главное Менигон все же 
сказал: вариадонты не стали ждать, когда их накроет последним, 
прорвавшимся наружу взрывом. Они живы, они ушли в лес! Что-то 
сработало, разум ли, инстинкт ли самосохранения - какая разница! И 
теперь этот новый, неведомый нам нечеловеческий разум прячется в 
сельве, в гиблых зеленых топях, мучается страхом, потому что инстинкта 
самосохранения без страха не бывает и не всякий разум подавит страх,- 
сжимается от близкого шороха какого-нибудь безмозглого гада и 
спасается бегством от всякого шагающего баньяна. Потом они выползут 
из сельвы, потому что могут нормально существовать только вблизи 
выхода радиоактивного горизонта (после взрыва, когда пыль осядет в 
сельву, недостатка в радиации не будет, но это не то), вернутся - и будут 
встречены всей нашей мощью технологической цивилизации. Мы их не 
примем, для нас они не носители разума, а неопрятные кучи с дурным 
запахом. Гони их! А вот мы их разрядом... Да быстрее ты, уходят же!.. И 
они снова уйдут в сельву, извергнувшую их и готовую поглотить вновь, 
потому что ничего другого сельва делать не умеет. А как бы хотелось 
думать наоборот: разум - хозяин сельвы, организующее, так сказать, 
начало, и сельва, кишащая зверьем, послушна его приказам... Вряд ли. 
Очень приятно так думать, но это, к сожалению, неправда. А от 
неправды надо избавляться. Надо, даже если очень этого не хочется...

- Это все? - спросил Шабан.

- Это не все,- сказал Менигон. - Теперь ты. О разведке. И подробнее.

Шабан пожал плечами.

- Ну что разведка... Разведка как разведка, обыкновенная. Гончих вот 
встретили. А так - ничего.

- Врешь,- Менигон погрозил желтым пальцем. - Говори дяде правду.

Правду ему? Ну, черт с ним, пусть слушает. Менигон слушал 
внимательно, и лишь когда Шабан добрался до боя с гончими и темного 
облака, вовремя скрывшего второй вездеход чужаков, засмеялся, коротко 
и зло.

- Опять щитоносцы,- сказал он с отвращением. - Верховные существа. 
Надоело.

- Что надоело? - спросил Шабан.

- Все надоело,- заявил Менигон. - Бардак в кубрике. Это по-нашему. Ты 
бы у них спросил: они молитвы только вместе с жертвами принимают 
или, может быть, можно всухую?

- С какими еще жертвами?

- С человеческими. Установим на крыше куба алтарь, что там еще 
полагается? Позднякова - верховным жрецом, из него хороший шаман 
получится. А что? Это можно поставить на поток. А ну, у кого значок 
пятой степени? Шаг вперед. И - по жребию, раз в полнолуние. Или 
наоборот, в новолуние. Под барабанный бой. Мы к этому давно готовы, 
можешь не сомневаться. Дело за малым: официально щитоносцы еще не 
признаны. Значит, будут пока подпольные секты, будут гонения. 
Инквизиция будет, подозреваемых в сектантстве - на шельф.

- Трепло ты,- сказал Шабан. - Щитоносцы существуют, это факт. Я их 
корабли сам видел.

- Я тоже видел,- сказал Менигон. - Да все видели. Это-то и интересно. 
Сожрали четыре ракеты. Так нельзя. Это колебание устоев. Последние 
триста лет человечество живет с убеждением, что в обозримой Вселенной 
нет иного разума, кроме его собственного...

- Уже есть,- перебил Шабан. - Вариадонты.

Менигон насупился, и стало видно, как ему хочется изложить свое 
мнение о собеседнике и о его манере прерывать его, Менигона, 
свободное излияние речи, однако он сдержался и потребовал 
рассказывать дальше. Услыхав про дым в ущелье, он стал очень серьезен.

- Похоже, ребят накрыли,- сказал он после раздумья. - Хорошо, если 
только с воздуха, тогда у них еще есть шанс. Но если наши орлы 
высадили десант - тогда худо. Перебьют как дичь, это им в удовольствие, 
защитничкам... Стой! - Менигон сощурился. - Если там были солдаты, то 
они могли видеть и тебя, и гончих, что тебя гоняли, а значит, обязаны 
были вмешаться. Однако не вмешались. Значит, либо там была 
задействована не армейская часть, а охрана, либо там никого и не было. 
Правильно я говорю? Надо попытаться узнать... Погоди, погоди, в какое 
время ты видел дым?

- Не помню. Что-нибудь около шестнадцати по местному, я думаю.

- Ага,- сказал Менигон. - Иначе говоря, информация должна быть в 
спецархиве уже сейчас, а если сделать поправку на праздник и 
разгильдяйство, то самое позднее завтра к утру. У тебя есть допуск?

- Откуда? Нет, конечно.

- И правильно. У меня тоже нет. Не знаешь, у кого можно одолжить 
значок первой степени?

Шабан заморгал. Сейчас что-то случится, механически подумал он. От 
таких слов может упасть потолок. И это спрашивает Менигон, обычно 
сверхосторожный, несмотря на вечную свою хулу на начальство! Но хула 
имеет право на существование и начальство ее терпит, полагая 
необходимой разрядкой, зато передача личного значка в чужие руки 
дело рискованнейшее, и виновный (вернее, оба виновных, если, конечно, 
значок не был выкраден) никак не имеют шанса отделаться всего лишь 
шельфом. Даже не хочется думать, чем это может кончиться.

- У Позднякова первая степень,- сказал Шабан, облизнув губы. Потолок 
не упал, и это было странно. - Только я к нему с таким вопросом не 
пойду. Сам иди.

- Спасибо,- сказал Менигон. - А помимо Позднякова?

Шабан подумал.

- У Биртолли должна быть первая степень,- неуверенно сказал он. - Он-то 
значка не носит, надоело, как видно, что все перед ним в струнку, как 
перед генералом, он и так не знает, куда от славы деваться.

- Хлыщ этот? А ты с ним знаком?

- Косвенно,- усмехнулся Шабан. - Он обо мне писал в "Курьере". 
Помнишь?

- Помню. Вот и попробуй.

- Вот и попробую. А ты?

- И я попытаюсь,- сказал Менигон. - До отлета, во всяком случае. А если 
не успею - тогда ты один. Надеюсь, справишься.

Будто хлестнули по лицу. Значит, ничего не изменилось, значит, 
Менигон все-таки решил лететь, вернее, бежать во что бы то ни стало. А 
он-то, дурак, надеялся... на что, спрашивается? Крысы не тонут. Они 
бегут и, разумеется, очень правильно делают. И все-таки они - крысы.

- Да, вот еще что,- сказал Менигон. - Хотел спросить: ты ту плантацию 
гриба, надеюсь, гусеницами не давил, а? Согласно инструкции?

Шабан сделал над собой усилие и пожал плечами.

- Нет, конечно. Не пойму: с какой стати мне ее давить?

- Это хорошо,- кивнул Менигон. - Ты молодец. А то у меня там пай, 
было бы жалко. Ну, что смотришь? Существует старая проверенная 
истина: не пытается устроиться сам только тот, кого и без того все 
устраивает, а где ты таких в Редуте видел? Я - не видел. И перестань 
пялить глаза, эка невидаль - пай... Хочешь, похлопочу и за тебя, если 
имеешь наличные. Так, мол, и так, есть хороший человек, не болтливый, 
ценимый начальством, то да се, но в глубине души лопух, потому что 
считает себя неудачником, надо бы порадеть такому... А?

- Я подумаю,- сказал Шабан. Он не был готов к тому, что снова придется 
стискивать зубы. Однако пришлось.

Менигон скорчил гримасу.

- Подумаю, подумаю... О чем тут думать? Соглашайся, пока я еще здесь. 
Поздно же будет.

- Ты все-таки улетаешь? - спросил Шабан.

- Не "все таки", а именно улетаю. Как только "Юкон" выпустят, так и 
отчалю. А ты что думал?

- Я думал, в тебе больше совести.

- Я и сам так думал,- сказал Менигон. - Но ошибался.

- Дрянь ты,- выдавил Шабан, уже не сдерживаясь. - Грибник. Шкура.

- Будь осторожнее,- говорил Менигон. Он не слушал и не собирался 
слушать, и это было оскорбительно. - Держись Позднякова и по 
возможности не высовывайся. Что-то должно произойти, и очень скоро. 
Может быть, завтра. Может быть, это уже началось. Будь внимательнее. 
Уже что-то должно быть заметно, какие-то глубинные токи, ведь 
никогда не бывало так, чтобы никто ничего не заметил. Отправляйся в 
разведку, отсидись там. Между нами: держись подальше от Коммуны. 
Анклаву конец, так им нужно. А на Живоглота плюнь...

- Гад,- сказал Шабан, давя кнопку. - Холуй барский. Эксперт.

Винтовой коридор был покинут, и Менигон немедленно начал 
пошатываться и уцепился за стену. Утвердив себя прямо, он посмотрел 
на Шабана долгим взглядом, и Шабан понял, что Менигон прощается. 
И на мгновение ему показалось, что в этих очень правдоподобно 
осоловевших глазах промелькнуло что-то не совсем обычное, что-то 
вроде гордости учеником и тоскливого сожаления о чем-то 
несбывшемся, но промелькнуло только на мгновение - и глаза снова 
потухли и стали бессмысленными. Нет, показалось. Конечно, 
показалось. Ладно хоть отстал, и то благо. Сворачивая в свой коридор, 
Шабан видел, как Менигон, увязавшись за чьей-то семенящей вдоль 
стены моделью, шатаясь и размахивая руками сильнее прежнего, 
пытается ее поймать во вратарском броске и бубнит ей: "Цып-цып-
цып..." Клоун. А ведь почти национальный герой, человек-легенда, 
впервые подтвердивший существование радиоактивного горизонта. Из 
тех, о ком поется: "Славой героев...", чье имя впоследствии войдет в 
школьные учебники, да так, пожалуй, что будущие дети Прокны 
вообразят себе серьезного ученого, спокойного и вдумчивого дядю, а не 
разведчика, потного и пыльного, сплошь и рядом озабоченного тем, как 
остаться в живых, и только. Он убивал, и его убивали. Он убивал лучше и 
потому выжил. Это жизнь, в этом обязательное условие существования 
на Прокне, и дети, повзрослев, поймут. И сделают свои выводы, поэтому 
из кого-то из них вырастет второй Винсент Менигон, а из кого-то - 
второй Юстин Мант-Лахвиц. Хорошо, что дети не такие прагматики, 
как мы, иначе вокруг были бы одни Юстины.

Шабан на ходу потер затылок, размышляя. На пальцах остался клок 
волос. Вот черт... Лысею. Есть такая легенда: если человек после 
натурализации лысеет, значит, он хороший человек. Многие верят, 
особенно лысые... Ладно. Как там было сказано: плюнуть на Живоглота? 
Интересная мысль. Это на человека, который непонятно почему до сих 
пор не подмял под себя Правительственный Совет? Хороша 
рекомендация, в духе оракула - попробуй истолкуй. Но Менигон зря 
болтать не станет, хотя его слова могут означать то, до чего не сразу 
додумаешься. Например, наличие в Редуте кого-то, кто могущественней 
Живоглота. Вот это страшно. Правда, в такое верится с трудом, но, с 
другой стороны, все возможно, и Менигон был бы более откровенен, 
если бы не читающаяся на его лице фатальная уверенность в том, что 
ему, Шабану, Биртолли и вообще кому угодно в любой час могут 
подослать "блоху" с крошечным балло