з несколько дней, голову даю на отсечение...

- Это почему не увижу? - спросил Чернов.

- Убьют их, вот почему! - не выдержал Симо.

- Ну-ну. Вот так сразу и убьют...- Чернов поморщился. - А зачем их, 
собственно говоря, кому-то убивать? Чепуха. Пошлем от Академии 
официальное обращение к правительству Редута. В связи с 
исключительной научной ценностью... ну и так далее. Я добьюсь. Слово.

- Подотрутся они твоим обращением,- сказал Симо. - Каплю забыл?

- Ну, Капля - это аномалия. Когда начинают делить жидкую планету...

- Когда начинают делить твердую, бывает то же самое. А мы тут... "В 
связи с исключительной научной ценностью..." - Симо фыркнул. - Мне 
вообще последнее время кажется, что в Академии разучились думать. 
Никак не могут понять, что вариадонты ценны сами по себе, а вовсе не 
потому, что мы ими интересуемся. Да не очень-то и интересуемся, право 
слово.

Чернов поднял бровь, молчал. Симо отвернулся, скрывая злость. Надо 
же, как смотрит, ждет, что подчиненный сам поймет неуместность своих 
слов... Не дождется.

- Академия занимается вопросами комплексного освоения планеты,- 
заговорил наконец Чернов. - Освоения, заметь, это существенный 
момент. А не наоборот. Ты что намерен предложить, только без соплей,- 
заповедник?

Симо махнул рукой:

- Не мечтаю. Тут Редут устроит заповедник... Но хотя бы... Борька, я 
прошу тебя, ты же можешь... Сохрани мне станцию, больше мне ничего 
не надо, только станцию...

- Вот эту? - показал Чернов. Развалины вагончика были уже видны 
вполне отчетливо. В развалинах копошились три крошечные фигурки, 
издали было не разобрать, где кто. Пытались что-то спасти.

- Станция - это не вагончики,- возразил Симо. - Станция - это люди. 
Люди, делающие свое дело и готовые делать его впредь. Нормальные 
люди.

- Вот-вот,- сказал Чернов. - Значит, ты, сам нормальный, хочешь 
рискнуть своими нормальными для того, чтобы уберечь этих твоих... как 
их...

- Вариадонтов.

- Вот именно, вариадонтов. Прикрыть, значит, телом, причем не только 
своим... молодец! Да ты хотя бы представляешь себе, что здесь будет 
твориться в тот момент, когда тоннель выйдет наружу?

- Нет,- зло сказал Симо. - Не представляю. А что здесь будет твориться?

- Сдохнешь, идиот! Если тебе на себя наплевать, то мне нет. И ставить 
Академию, да что там - всю Межзону в дурацкое положение я тебе не 
позволю. И мне не позволят. Понял?

- Значит, нет? - спросил Симо. - Значит, никакой надежды?

- Ее и не было,- сказал Чернов. - Я тебя, кажется, не обнадеживал.

Верно. Симо почувствовал себя опустошенным. Не обнадеживал. Сейчас 
придем, Чернов скомандует собираться, все будут смотреть на меня, а я 
не буду знать, что сказать. А Чернов скажет: "Мы сюда еще вернемся",- и 
все поймут, что это ложь и что мы не вернемся сюда никогда. Почему же 
он ничего не понял, Чернов? Ведь понял же тот пилот, а уж на что, 
кажется, заурядный малый... Может быть, Чернов испугался? Может 
быть, дошел своим умом, какие для кого-то откроются возможности, 
если гипотеза верна и восемь вариадонтов, как только будет готов 
Восьмой, сольются в единый сверхорганизм-супермозг? Ужаснулся, 
замахал руками: не хочу, мол, не надо... А может быть, просто дорожит 
своим местом - чем же еще и дорожить, когда жизнь привычно вне 
опасности? Нормальный человек, налицо нормальная логика...

- Ну вот что, Борька,- Симо прибавил шагу, оглянулся через плечо,- имей 
в виду: я отсюда никуда не лечу. Никуда, ты меня понял?



4

Томмазо Матрелли. Александр Шабан. Юзеф Рыкульский. Рэндолф 
Дитц. Нуньес механически помассировал шею, стряхнул с ладони капли 
пота. Кто-то из них, из этой четверки... Кто? Все четверо пилоты класса 
"ультра-плюс", рассматривать иные уровни не имеет смысла, и все 
четверо в июне девяносто первого находились в Редуте. Кто же? Так... 
первого и четвертого можно отбросить: нет побочных специальностей, 
пилоты как пилоты, не более. Гм... Матрелли - дипломированный 
инструктор по прыжкам с планирующей доской... Ну, пусть себе 
прыгает. Не то.

Нуньес отложил два листка на край стола, взял два оставшихся. Его не 
покидало предчувствие удачи. Рыкульский и Шабан, теперь один из 
двоих. Кто?

Юзеф Рыкульский, двадцати девяти лет. Так. Очень подходящий 
возраст: рефлексы еще не притуплены, мышление конкретное. 
Прекрасные аттестации. Долгосрочный контракт с Редутом. Ладно. Что 
еще? Ага, образование: Северо-Западный Центр земных ВС, 
одиннадцатый в выпуске 88 года. До этого: Технологический колледж в 
Ванкувере, полный курс. Неплохо... На этом можно было бы построить 
намало предположений, если бы не одно обстоятельство: пилот Юзеф 
Рыкульский прибыл в Редут 2 июня 91 года Лиги, за 6 дней до полета 
флайдарта-нарушителя... Нуньес наморщил лоб. Нет, чепуха, не 
получается по времени, за такой срок сколько-нибудь серьезно 
подготовить акцию невозможно. Или, лучше сказать, сомнительно. Как-
то удивительно несерьезно это выглядит: поручить сверхсложный полет 
малознакомому новичку, заведомо плохо знающему местные условия... 
Нет, не то.

Третий листок лег поверх первых двух. Осталась последняя кандидатура: 
Александр Шабан, тридцати трех лет, в Редуте с сентября 90 года, 
трехгодичный контракт. И значит, он еще здесь, на Прокне, и еще долго 
будет здесь, знаем мы эти трехгодичные... Нуньес усмехнулся. А вот 
самое удивительное: о пилоте Шабане в контракте ни единого слова, 
оговоренная работа - геологоразведка. Это как понимать? Редут послал в 
Межзону липовую копию? Вряд ли, причины не усматриваются. Гм... 
Ладно, еще раз... Так. Кадетская школа с младых ногтей, затем опять-
таки Северо-Западный Центр, четвертый в выпуске 83 года... Ого! Пилот 
"ультра-плюс", без натяжки. Так. Служба... Вот оно: авария, разлом 
центроплана пилотируемой машины. Что ж, бывает... Результаты 
цереброанализа: страдает синдромом Клоцци в скрытой форме, к 
несению службы непригоден. Отставка - 86 год. Гм, Клоцци, Клоцци... 
Ага, есть сноска: "Синдром К. - стойкое психическое состояние, при к-м 
больной не в состоянии на сколько-нибудь длительный срок подавить 
мыслительный процесс. Неизлечим. Для Прокна-натурализованных 
временный эффект дает применение психотропных препаратов группы 
СТ-гамма..."

Нуньес сочувственно кивнул. Понятно, отчего флайдарт развалился в 
воздухе: он же с цереброуправлением. На карьере пилота с синдромом 
Клоцци можно ставить жирный крест. Так, а чем этот клоццанутый 
занимался после отставки? Гм... пробелы. Неопределенный род занятий - 
по 87 год. Далее: Скандинавия, Берген. Курс петрографии с упором на 
разведку редких и рассеянных элементов... Очень хорошо. Участие в 
экспедициях: Антарктический горст, кратер Тихо... Просто 
замечательно. Контракт с северянами через их представительство на 
Земле. В Редуте: краткосрочные курсы разведчиков и 
(предположительно) начальная ступень школы выживания. Прекрасно.

Нуньес встал, заходил по комнате. Теперь он знал ответ. Ай да северяне! 
Два года темнить и отмалчиваться, скрывать то, что, казалось бы, 
скрыть невозможно... Понятно, зачем им понадобился пилот со 
специальностью геологоразведчика, и понятно, почему они не 
воспользовались официальным каналом - через Межзону. Конечно, не 
велика премудрость геологическая съемка, можно подучить любого, но 
специалист все же предпочтительнее, пусть даже накормленный 
психотропной дрянью. С толчками тоже все ясно: направленные ядерные 
минизаряды, ускоренный метод. А не маленькое, видно, месторождение 
на этой стороне, повезло Редуту... Впрочем, Редуту ли еще?

Заверещал распылитель, принимая в утробу четыре листка. 
Информация, конечно, открытая, хотя и не подлежащая, иной от Пикара 
не получишь, но все-таки... Нуньес ткнул пальцем в клавишу:

- Кхм... Дежурный, есть что-нибудь новое?

- Да, господин полковник. Вакцину привезли, сейчас начинаем.

Нуньес прокашлялся. Сплюнул в платок.

- Вакцинацию отставить... э-э... до особого распоряжения. На завтра 
десять ноль-ноль назначаю учение по отражению массированного 
воздушного нападения со стороны вероятного противника. Буду 
присутствовать лично. Передайте Нильсену, пусть приведет в порядок 
имитатор. И чтобы никаких регламентных работ, вы меня поняли? 
Никаких.

- Будет исполнено, господин полковник. Еще что-нибудь?

На этот раз "еще что нибудь" Нуньес пропустил мимо ушей.

- Дежурный...- Он помолчал. - Что вы думаете насчет этих... толчков?

- Северяне долбят тоннель, господин полковник. Это все знают.

- Откуда?

Неопределенное мычание - на другом конце провода дежурный прикусил 
язык. Нуньес дал отбой, хмыкнул. Век живи, век учись... а толку? Во 
всяком случае уже ясно, какого тона придерживаться в отчете. Закончить 
и отправить непременно сегодня: когда начнутся боевые действия, будет 
поздно. Границе конец. Какой бы крен ни приняли события, границы 
здесь уже не будет. Как это поется: "Вперед, линейная пехота, вперед 
сквозь огнь..." Господи, с чем же там рифмуется "огнь"? Надо же, забыл. 
Ну и ладно... Нуньес почувствовал прилив сил, захотелось расправить 
плечи. Рано в отставку, рано. Конечно, о линейной пехоте пора забыть, 
но и на оперативно-штабной работе потребуются офицеры с опытом 
службы в местных условиях...

А почему бы, собственно, и нет?



5

С борта грузовой платформы Симо наблюдал за погрузкой. Грузить 
было особенно нечего. Низко над сельвой, крутясь, шла вихревая туча, 
похожая на спиральную галактику с четырьмя ветвями. Мини-
тайфунчик, сигнальная ракета перед хорошей атакой.

- Скорее, вы, там! Ливень идет.

Вольфганг, красный от натуги, протолкнул в грузовой люк холодильник 
с образцами флоры.

- Готово.

- А скафандры? - спросил Симо. - Скафандры взял?

- Так мы же вернемся...

Верно... Симо кисло улыбнулся, кивнул. Конечно, вернемся... завтра. Ну, 
послезавтра. Что я им буду послезавтра врать, подумал он в отчаянии. 
Что? Прибегут - растерянные, обманутые... И самым ужасным, отчего 
захочется закрыть лицо, будет уверенность ребят в том, что я точно так 
же был обманут; они не позволят себе думать иначе, даже Ахмет. 
Блажен, кто верует. Чернов тоже верует в то, что сделает все возможное 
для того, чтобы двое-трое из нас вернулись из Межзоны со статусом 
наблюдателей, и господи, как же мне хочется в это поверить... этим он 
всех и купил. Но мы не вернемся. Чернов дал себя уговорить, уже сейчас, 
должно быть, прикидывает, какие пружины нажать, с кем переговорить в 
первую очередь, с кем во вторую и какие выбрать слова,- он 
действительно сделает все возможное. Но когда явно, голо, грубо встанет 
вопрос, кого ему спасать: вонючих вариадонтов или старого, хотя и 
заблуждающегося, друга, можно не сомневаться, кого он выберет... И мы 
не вернемся.

- Там опять Третий...- сказал Вольфганг. - Стоит и ждет вас.

- А сам что же? - Симо постарался не встретиться с Вольфгангом 
взглядом.

- Он не хочет говорить со мной. Он хочет говорить с вами.

Из бокового люка высунулся Ахмет. Прислушивался с интересом.

- Скажи ему...- по лицу Симо прошла судорога. Он ощутил неожиданную 
злость: какого черта... Мало для них сделали? - Скажи ему, что меня нет 
дома, что ли...

Взлететь успели до ливня.







ГЛАВА ПЕРВАЯ



Лысый. Противно смотреть. Такой лысый, что выть хочется, и мало 
радости, что не уникален. Сзади еще кое-что есть, жаль, под шлемом не 
видно, но спереди лыс, как глобус. Нет, если набычиться и наклонить 
голову, то можно разглядеть, что и не темечке не совсем гладок, осталось 
еще, хоть и прорежено. Можно даже поднатужиться и вообразить, что 
обзавелся всего-то благородными залысинами, но поди попробуй 
заставить поднатужиться окружающих - всем видно, что не залысины 
вовсе, а натуральная плешь. Плюс на минус дает минус: плешь 
благородной быть никак не может. Даже не одна, а две плеши, и обе 
умеют за себя постоять, обходят центральный оазис, норовя сойтись на 
затылке. Противно. Пора бы уже привыкнуть, но все равно - противно. И 
за что? Дурацкий вопрос, между прочим. Значит, так надо, так уж 
получилось, а ты терпи и не комплексуй. Работа у тебя есть и не ври, что 
неинтересная, быт устроен, Лиза у тебя есть, чего же больше? Нет, еще и 
волос хочется, будто Лизе не все равно, и еще чтобы росточек был 
побольше, а вид помужественней, чтобы, значит, гипотетические 
девочки не воротили носы... Дурак ты, человек, бывший сапиенс, не 
видишь ты счастья своего, мимо чешешь и еще рычишь на тех, кто 
поправляет. Так и пропрешь мимо.

Шабан сидел на уступе торчащей из снега остроконечной глыбы, с 
наслаждением вытянув гудящие от долгого подъема ноги, и смотрелся в 
нарукавное зеркальце, потому что больше делать было нечего. Пока 
поднимались, прояснилось, низовой ветер отогнал облако в долину и 
теперь стали отчетливо видны изломанные пики хребта Турковского, 
забитые снегом ущелья, белые шапки далеких вершин и крутые, не 
удерживающие снега склоны.

- Как думаете, на какой мы высоте? - спросил Роджер.

- Тысячи четыре,- лениво ответил Шабан. - Может быть, четыре сто - сто 
пятьдесят. Не больше. Для такой высоты очень хорошая видимость. 
Обычно здесь всегда туман.

- Вершины какие-то нереальные,- сообщил Роджер. - Как в мультфильме. 
И не приблизились совсем. То же самое, что и с равнины.

Шабан хмыкнул. В их работе Роджер был новичком и к горам относился 
с восторженной обидой. Все хорошо, и все плохо. Устал, зато вокруг 
красиво. Красиво, но снег пошел. Заблудились, зато уронили в снег и 
потеряли спасательный буй и запасную батарею к геолокатору - пять 
килограммов с плеч долой! Кнут и пряник. Теперь вот видны все восемь 
главных вершин, зато опять издалека,- у Роджера в голосе комбинация 
восторга и обиды.

- Предположим, нам будут сбрасывать еду и батарейки - за сколько дней 
мы дойдем до гребня?

Шабан поковырял ногой снег, раздумывая: отвечать - не отвечать? 
Вопрос был дурацким даже для новичка.

- Ни за сколько. Если даже не убьемся на стенах, то просто замерзнем.

- В хитинах?

- Там не поможет. Один дождь тысячах на шести - и часа не протянем.

Было видно, как за стеклом шлема Роджер обиженно заморгал. Справа 
вставал мало заснеженный Срединный гребень, выставив над собой, 
словно зубы, острые, пятнадцатикилометровой высоты пики. Где-то еще 
правее, отсюда не видно, должен быть тот перевал, который он, Шабан, 
одолел два года назад,- не пешком, конечно. Пешком никому не одолеть.

Он пошевелился, проверяя, не примерз ли хитин к камню. Нет, не 
примерз. В ногах, полузакопанный в снег, работал геолокатор, отмечая 
писком повороты луча. Сколько еще? Пожалуй, минуты две-три. Пора, 
засиделись. И ветер подымается. С чего бы? Ага, значит, с долины 
пойдет верховой поток, погонит облако обратно.

- Я еще хотел спросить,- сказал Роджер. - Правда, что по ту сторону 
можно дышать без фильтра?

- Врут.

- Говорят еще, что убегунов там нет.

- Помолчал бы лучше, а? Дай отдохнуть. Нету там убегунов,- с 
раздражением сказал Шабан. - И не топчись, пока локатор работает.

- Так ведь снег, снег-то амортизирует,- возразил Роджер, но топтаться 
перестал. Стоял, молча смотрел на Шабана. А Шабан, злясь, подумал, 
что при всех своих несомненных достоинствах Роджер бывает 
труднопереносим: вечный вид по форме "чего изволите", нескончаемые 
вопросы типа тех, что задают - и совершенно напрасно - учителям на 
переменах примерные ученики,- не для того, чтобы что-то выведать, а 
просто чтобы понравиться,- и неистребимое, на лице написанное 
желание иметь наставника, такого как Шабан, а ему, Шабану, 
менторский вид уже ох как надоел. Вот если бы остался Менигон...

Запищал в снегу локатор, вытолкнул из себя пластиковый листок. 
Шабан перехватил вопросительный взгляд Роджера.

- Давай, давай сам,- сказал он. - Посмотрим, чему тебя учили.

Роджер долго разглядывал картинку.

- Ну?

- Значит, так,- неуверенно сказал Роджер. - Значит, разрез по азимуту 
сорок четыре и пять, шириной раскрыва девять градусов. Осадочные и 
метаморфические породы. На глубине два семьсот - три... три двести - 
пегматит. Жилы мелкие, интереса для разработки не представляют. 
Потом гранит и... и...

- Все? - спросил Шабан.

- Вот тут, с краю, выгиб. Возможно, недалеко закрытый магматический 
очажок. Небольшой.

- Так,- сказал Шабан, разглядывая разрез. - А что прямо под нами?

- Осадочные породы. Доломит, а вот тут, кажется, известняк.

- Правильно. А это что за жила?

- Не знаю,- насупился Роджер. - Глубоко, нечетко получилось.

- Это ринколит. Жилка идет по старому разлому из радиоактивного 
горизонта. Сплошные редкие земли. Но, в общем, ты прав, 
разрабатывать ее никто не станет. Все. Собирай вещи, мы возвращаемся.

Заелись, подумал Шабан, засовывая пластик в карман - для архива. На 
Земле открытие такой жилы считалось бы событием, за право 
разработки боролись бы умно и жестоко, даром что мир и консолидация, 
и не дай бог, если бы ее открыли где-нибудь в приграничной полосе. А 
парень-то ничего, разбирается. Научится обходиться без няньки - будет 
разведчиком. Не будет, вдруг подумал Шабан. Теперь уже не будет. 
Тоннель не даст. Год назад еще мог бы, а теперь нет, поздно.

- Шевелись, шевелись живее...

Роджер споткнулся обо что-то круглое, поддел ногой.

- Смотрите! Череп.

Шабан нехотя повернул голову. Череп лежал на боку и совсем не 
таращил пустые глазницы, потому что был забит снегом. Очень 
спокойный, мирный череп.

- А вы еще говорили, что мы первые в этом ущелье,- с обидой сказал 
Роджер. - Здесь уже были люди, сами видите... Один даже помер.

- Это не человек помер,- терпеливо объяснил Шабан. - Это убегун помер. 
Видишь гребневое кольцо ниже затылка? Тупиковая ветвь.

- А-а... Я возьму на память, можно?

- Еще чего...

Снежная крупка, поднятая порывом ветра, пробарабанила по стеклу 
шлема. Роджер бросил упаковывать локатор и поднялся, отряхиваясь.

- Ты готов? - спросил Шабан.

- Нет еще,- Роджер всматривался в ледник, замыкающий верхний конец 
ущелья. - Не пойму, откуда взялся ветер. Только что его не было.

Шабан, кряхтя, встал, силой повернул его лицом к долине.

- Не туда смотришь. Смотри на облако, запоминай, как это бывает.

Пухло разрастаясь, облако ползло вверх по склону долины, обволакивая 
белым скальные стены, затопляя боковые ущелья, словно кашей, 
рыхлыми клубами тумана. Темная подошва тучи неспешно текла совсем 
низко над склоном, слоистая облачная верхушка вытягивала вперед 
короткие языки. Снежные шапки на далеких вершинах потускнели. 
Бесшумно и как-то неожиданно верхняя часть облака начала быстро 
подниматься, выбрасывая белый купол выше скальных стен, пока на 
спине тучи не вырос гигантский клубящийся гриб, и новое облако, 
втянув в себя ножку гриба, поплыло, быстро обгоняя ползущую внизу 
тяжелую тучу.

Шабан выдернул наконец из локатора примерзший разъем питания. 
Работая руками, выкопал из снега, убрал в заплечный контейнер 
увесистую батарею. Поднявшись с корточек, посмотрел вниз, туда, где 
вползала в ущелье рыхлая серая масса.

- Ага,- сказал он. - Уже разделилось. Иногда это бывает очень красиво, 
но все же лучше держаться от этого подальше. Твой "ишак" еще дышит?

- Так серьезно? - удивился Роджер. Сберегая батареи, "ишаками" 
пользовались редко. - А что будет?

- Все по очереди. Облако разделилось на две фракции: водяную и 
аммиачную. Та, что наверху - аммиачная. Она идет быстрее - там, 
наверху, сильнее ветер - и через полчаса будет здесь. Тогда пойдет 
аммиачный дождь, потом дождь с мелким твердым снегом, потом один 
снег, уже обыкновенный. Хорошо бы все это увидеть уже из вездехода. 
Ты готов? Тогда пошли.

На ходу, отодвинув пластинку на рукаве, он включил "ишака". "Я здесь. 
Я помогу",- шепнуло в шлеме и идти сразу стало легко: "ишак", 
улавливая малейшие движения мышц, ловко задвигал скрытой 
арматурой хитина. Включить его можно было и голосом, произнеся