только морщился. Нет существа,  с  большей  охотой
вредящего собственному организму, нежели человек, а в пятнадцать лет -
втройне, потому что жизнь сапиенса проста, неинтересна, и не стоит  ею
всерьез заниматься.
   - Может, сыграем во что-нить, пап?
   - Сейчас. Позвоню вот только... -  Я  переключил  свой  связник  на
компьютер-коврик.  -  Гузя  мне...   Как   дела,   Виктор   Антонович?
Справляетесь?
   Вид у Гузя был запаренный.
   - Помалу справляемся, Михаил Николаевич. Вы дома?
   - Дома. Звоните по "шухеру", если что срочное.
   - Хорошо, Михаил Николаевич.
   Я дал отбой и повернулся к Витальке.
   - В "Сделай сам" хочешь?
   - М-м... В войнушку, а?
   Я кивнул. Пусть и в войнушку. Под  "Сделай  сам"  можно  бутерброды
есть и кофе пить. После лыж в самый раз.
   - Битву при Лепанто разыграем? Я могу за турок.
   -  Не.  Ну  их,  эти  галеры,  скучища.  Что  мы  с  тобой  еще  не
разыгрывали? Давай Бородино, пап. Только чур я за Наполеона.
   Ох, бонапартист... Держись, сынку, сейчас умывать буду.
   - А насморк?
   - Какой насморк?
   - Обыкновенный. Насморк в этой игрушке заказывается? У Наполеона  в
день Бородина насморк был. И нос распухший, красный.
   - Читай Толстого, пап, - Виталька и здесь был на высоте. -  Насморк
не в счет. Ну так и быть, буду иногда носом шмыгать.
   - Идет, - сказал я. - А какое оружие?
   - Любое, кроме массового поражения.
   - О! И танки?
   - И вертолеты.
   - Тогда поле боя надо увеличить раз в двадцать, - прикинул я. -  На
этом тесно... Или в сорок?
   - Давай в двадцать. Но при сохранении пропорций. - Виталька изменил
масштаб. - Годится?
   - Угу... И по ставкам командования тактическими ракетами не лупить.
А то знаю я тебя...
   - Заметано. А по резервам можно?
   - По резервам можно. Выдвигай из  глубины  скрытым  маршем,  тогда,
может, и не повыбью. Ты у нас Наполеон Буонапарте, тебе и треуголку на
уши.
   Виталька картинно поправил несуществующий головной убор и  запустил
ладонь меж пуговиц рубашки.
   - Похож?
   - Ты еще почешись там... Сейчас ты у меня будешь похож  на  маршала
Даву после контузии, - грозно пообещал я. - Сейчас от тебя, голубчика,
перья полетят... Начали?
   - От кого полетят, а от кого и не очень...
   Бумкнула первая пушка. Свистнул и  улетел  куда-то  голографический
снаряд. Утренний туман висел над полем,  стекал  с  холмов,  копясь  в
низинах.  Только  что  взошедшее  светило  с  подозрением  взирало  на
происходящее, решая, принять ли участие во всем  этом  безобразии  или
закатиться обратно. Это  было  мудрое  и  осторожное  светило,  я  его
понимал.
   Почему-то  я  ждал,  что  Виталька  первым  делом   двинет   вперед
мотопехоту  Нея  и  танки  Даву,  нацеливаясь  на  прорыв  укрепрайона
"Флеши", но он, не желая буквально  повторять  тактику  своего  героя,
пока ограничился артподготовкой, сосредоточив  на  моем  левом  фланге
огонь  четырех  полков  самоходной  артиллерии  и   шести   дивизионов
установок залпового огня. Меня только радовало, что я не  Багратион  и
не обязан торчать там на  виду  для  поднятия  боевого  духа.  "Черные
береты" Дельзонна  попытались  форсировать  Колочу,  в  двадцатикратно
увеличенном масштабе - вполне серьезную водную преграду,  мосты  через
которую я,  солидаризуясь  с  Барклаем,  тут  же  и  подорвал  заранее
заложенными в быки радиоуправляемыми фугасами. Образовалась заминка.
   Плавающие танки  Груши  ударили  южнее,  морская  пехота  захватила
плацдарм на восточном берегу и принялась расширять его к  северу.  Под
прикрытием авиации инженерные части "французов" довольно быстро навели
понтонные переправы. Я дал им закончить работу, после чего  бросил  на
истребители противника полк Су-217, и пока в небе шел  воздушный  бой,
две волны моих  штурмовиков  без  суеты  мешали  понтоны  с  карасями,
водорослями и донным аллювием.  Так  Буонапарте  сопливому  и  надо  -
прикрывай переправу  основательнее!  Выпустив  ракеты  по  понтонам  и
потеряв  всего  одну  машину,  штурмовики  сделали   круг   и   выжгли
полплацдарма напалмовым "ковром". Знай наших. Остатки  переправившихся
частей были сброшены в реку  мотопехотой  Милорадовича.  Я  специально
выбросил перед Виталькиным носом крупный масштаб и молча ткнул пальцем
в берег, заваленный черными куклами в  классических  скорченных  позах
сгоревших заживо.
   - Не надо, пап...
   - Ладно.
   Что ни говорите мне, а  гениальный  человек  выдумал  эту  игрушку.
Люблю сослагательное  наклонение  вне  реальности!  Будь  я  на  месте
Нетленных Мощей - непременно добился бы обязательного введения "Сделай
сам" в гимназиях и раз  в  неделю  на  45  минут  выгонял  бы  всех  и
всяческих учителей к чертовой бабушке - пусть  юные  циники  посмотрят
сами, без назидательных подсказок, им будет полезно... вот и  Виталька
поскучнел, не выйдет из него Буонапарте, а чего еще умному родителю от
чада надо? Какого рожна?
   Это я-то умный родитель? Гм...
   Проехали.
   Я послал те же штурмовики  утюжить  изготовившийся  к  взлому  моей
обороны бронированный кулак Даву, Нея и Жюно, и напрасно сделал: здесь
Виталька  держал  очень  серьезные  средства  ПВО,  и  мои  штурмовики
гробились почем  зря,  не  причиняя  противнику  существенного  урона.
Внезапный артналет тоже получился жиденьким: на левом фланге  от  моей
обороны уже почти ничего не осталось, кроме  минных  полей,  и  эти-то
поля эскадра Виталькиных "Миражей" просеивала в мелкую муку кассетными
бомбами. Грохотало и  выло  так,  что  затыкай  уши.  Ну  ладно...  По
перепаханному на метр в глубину грунту  как  танки  Даву,  так  и  БМП
Мюрата  пойдут  не  слишком  шибко,  что  мне  и  надо,  так  что   до
Семеновского оврага (в нашем  масштабе  -  каньона)  под  перекрестным
огнем и ударами  с  воздуха  дойдет  едва  ли  половина  бронированной
армады, где и упрется, а в обход мне ее надлежит не пущать до тех пор,
пока спецназ Платова и  десантники  Уварова  не  проведут  отвлекающую
диверсию на правом фланге...
   -  Забавно,  -  сказал  Виталька,  когда  его  наступление   начало
выдыхаться, а я  выбросил  десант  у  него  в  тылу.  -  Почти  как  в
двенадцатом году, разве что масштабы другие.  Только  ты  поторопился,
пап. Кутузов послал Платова и Уварова позже - я еще твой  центр  почти
не атаковал. А вообще  -  соответствует.  Та  же  самая  тактика  и  у
Наполеона, и у меня. Собственно, тут само напрашивается.  Вот  если  я
попытаюсь обойти твой левый фланг - ты что сделаешь? Бросишь  резервы.
И получится у нас встречная танковая мясорубка, как под Прохоровкой...
   - Много ты понимаешь, - сказал я. -  Наполеон  вовсе  не  собирался
всерьез атаковать левый русский фланг, сказки это. Ему пришлось  пойти
на вариант, который он с  самого  начала  считал  запасным.  А  знаешь
почему?
   - Почему?
   - Потому что русскими войсками командовал Кутузов, а не я. Наполеон
умел прорывать боевые порядки, а наш  лукавый  царедворец  никогда  не
мешал противнику сполна пожать плоды своих заблуждений.  Вот  посмотри
на первоначальное боевое расположение русской армии - ну  не  бездарно
ли? А между тем для французов были приготовлены две ловушки, и  только
по чистой случайности ни одна из них не сработала.
   - Это какие же, пап? - сын, конечно, не  поверил.  В  его  возрасте
ничему не верят. А если ловушка  с  приманкой  не  захлопывается,  она
называется кормушкой. Все правильно.
   - Во-первых, корпус Тучкова. Это была меньшая  из  двух  ловушек  и
всем известная. А главная - батарея Раевского, как ни странно. Как  ты
думаешь, почему из шестисот с  лишним  русских  орудий  центр  позиции
защищало всего восемнадцать? Что  за  махровое  дуроломство,  если  не
вредительство, а? Кто и почему отвел пехотное прикрытие?
   - Ну? - спросил Виталька.
   - Батарея должна была геройски погибнуть максимум  на  втором  часу
сражения. Что должно было произойти дальше? Ну, я слушаю.
   Сын пожал плечами.
   - Ежику понятно, пап. Наполеон должен был ввести в  прорыв  ударные
части,  чтобы  развить  успех  и  рассечь  армию  противника   надвое,
одновременно  сковав  боем  фланги  -  сил  для  этого  у  него   было
достаточно.
   - Правильно мыслишь, - похвалил я. - Мысли  дальше,  дело  хорошее.
Предположим, так и произошло. Теперь ты  Кутузов.  Твои  действия  как
полководца русской армии?
   -  Ну,  -  наморщил  лоб  Виталька,  -  я  попытался  бы  подтянуть
резервы... особенно артиллерийские. И - прямой наводкой!  Сражения  бы
не выиграл, но от полного разгрома армию, может, и спас бы.
   - А если резервы разместить заранее?
   - То есть? Погоди, ты хочешь сказать...
   - Именно. Вот здесь, - я  эффектно  обвел  пальцем  полукруг,  -  у
Кутузова стоял мощнейший артиллерийский  резерв  и  -  одновременно  -
артзасада.  Худо  бы  пришлось  Буонапарте,  прямо  скажем...   А   не
захлопнулась ловушка  по  одной  простой  причине:  батарея  Раевского
продержалась впятеро дольше ожидаемого, произошел редкий случай, когда
героизм солдат послужил помехой замыслам полководца. Приказ защитникам
отступить в начале сражения был бы дик, а потом стал  невозможен:  вся
армия смотрела на геройскую батарею, как на знамя,  а  Кутузов  всегда
адекватно оценивал моральный фактор... Короче говоря,  он  понял,  что
ничего изменить нельзя, и приказал убрать засаду.  Вот  так-то  подлая
реальность гробит администрирование. Еще и хуже бывает, только реже.
   Пока Виталька, морща лоб, переваривал, сражение застыло.  Окутанная
сизым дымом установка "Ливень" как присела набок после залпа с двухсот
направляющих, так и забыла выпрямиться.  По  виртуальному  небу  перед
Виталькиным  носом   со   скоростью   амебы   в   тихом   пруду   плыл
крупнотоннажный  реактивный  "чемодан"   с   кассетной   головкой,   и
отшелушивалась с его сопла обгоревшая краска.
   - Правда так было, пап?
   Я развел руками.
   - За что купил, за то и продаю. Поговорку о  том,  что  все  тайное
становится явным, придумали идиоты  для  самоуспокоения.  Убедительная
версия, и только. А ты не замечал: чем дальше от времени события,  тем
больше версий, причем каждая убедительнее предыдущей?
   - Ну, пап! - Виталька развеселился. - Этак  что  угодно  можно  как
угодно...
   - Можно и нужно, а ты думай. Полезное занятие для умных людей.
   События на поле сражения перестали соответствовать каким бы  то  ни
было историческим параллелям, когда я увидел флотилию бронекатеров  на
воздушной подушке, крадущуюся по Колоче в кильватер. Сами по себе  они
ничто, но вот как поддержка  при  форсировании...  Очевидно,  Виталька
готовился к выдвижению крупных  сил  с  последующей  попыткой  прорыва
моего центра. Ну, это он зря. Кстати, насчет бронекатеров,  равно  как
эсминцев, авианосцев, ракетоносных субмарин и прочих флотских посудин,
мы не договаривались, и коль скоро Виталька играет на грани  фола,  то
можно и мне...
   Моя  диверсионная  группа  как  раз  перекрыла  створы  водосбросов
скоренько  возведенной  в  тылу  противника  плотины,  чтобы,  накопив
водички, в нужный момент вызвать хорошее  цунами  по  всему  дефиле  в
речной долине, когда тихонько и неслышно  для  Витальки  вякнул  вызов
"шухера". Ага, то-то  я  чувствовал,  что  не  следовало  мне  сегодня
чересчур увлекаться активным досугом. Так и есть.
   - Поиграй пока без меня, лады?
   - А ты куда, пап?
   - Позвонить надо. Я быстро.


4

   Ясно было видно, что Виталька  побывал  и  тут,  наверху.  Наверно,
пытался оживить аппаратуру, чтобы узнать, в какие такие игрушки играет
отец. Малахов хрюкнул. Как же, оживил один такой...
   - Малахов слушает! - сказал он, падая в кресло. - Виктор Антонович,
ты?
   - Простите, Михаил Николаевич, - тон у Гузя был виноватый.  -  Есть
тут одно дельце. Разряд "Периферия", спешное.  Я  мог  бы  и  сам,  но
подумал: может быть, вы лично...
   Малахов прислушался к ощущениям. Затылок не хулиганил.
   - Сам не решаешься, значит? - благодушно сказал он. - Так  и  быть,
давай сюда свое дельце, а сам отключись. Проверю.
   - Обижаете, Михаил Николаевич...
   Гузь исчез, а вместо него в экран попало  широкоскулое,  коричневое
от загара лицо в пятнистом кепи  -  пол-лица  наискось  срезано  тенью
козырька. Лицо вроде бы знакомое. А резкое же у  них  солнце,  подумал
Малахов, - этак и рак кожи заработать  недолго,  а  мазаться  озоновым
кремом и блестеть, как надраенный сапог, - это  увольте,  это  не  для
нас, у нас гордость имеется. Военная каста, оголубевшая кровь...  Ага,
узнал. То-то меня поразило в прошлый  раз  в  этом  полковнике:  форма
спецназовская, кокарда пограничная, а петлицы ПВОшные - без двух минут
воннегутовский воздушный десант морской лыжной пехоты...
   Бывает.
   Увидев Малахова, полковник слегка  дернул  щекой  и  козырнул  -  с
заметным пренебрежением к настырному стрюцкому, сующемуся  не  в  свое
дело:
   - Полковник Юрченко.
   -  Слушаю  вас,  полковник.  Что  на  этот  раз?  Опять   воздушный
нарушитель?
   Позади полковника Юрченко низовой ветер  трепал  колючие  кусты  на
солончаке и суматошно катились, обгоняя друг друга,  потрепанные  шары
перекати-поля. Один, особенно крупный и  неуклюжий,  попав  в  стоячий
вихрь,  все  время  забавно  подпрыгивал,  то  появляясь  над  погоном
полковника, то исчезая.
   - Точно так. Самолет типа "Майский жук",  скорость  около  трехсот,
идет ущельями, общее направление  движения  север-северо-запад.  Шесть
минут над нашей территорией, - он посмотрел на часы. -  Простите,  уже
семь... Ведем надежно, дублируем слежение через  спутник.  -  Он  чуть
заметно покривил губы, но справился с собой. - Разрешите действовать?
   - Подождите, полковник... - сказал Малахов. - Просветите неуча: что
это за "Майский жук" такой?
   Полковник Юрченко вздохнул.
   -  Малый  грузовоз  на  три  с  половиной  тонны  груза   максимум.
Широкофюзеляжный,  с  кормовой  и  носовой  аппарелями.   Экипаж   два
человека. В штатном  варианте  не  вооружен.  Почти  беззвучен  -  два
ванкеля  с  хорошими   глушителями.   Ближайший   аналог   по   летным
характеристикам и  назначению  -  старый  немецкий  Арадо-232.  Хорошо
механизированное  крыло,  весьма  низкая  посадочная   скорость   плюс
нетребовательность к площадке. Гусеничное шасси с активной  подвеской.
При  необходимости  это  дерьмо  может  сесть  на   заболоченный   луг
(полковник покосился через плечо  на  изглоданный  ветром  солончак  и
подпрыгивающие мячики перекати-поля) или, например, на лесную вырубку.
При необходимости сядет аварийно и на курумник, только оттуда  уже  не
взлетит...
   - Благодарю вас, понял. Ваши соображения о цели полета?
   - Ущельем им лететь еще минут девять, далее путь только  на  запад.
Там дрянное нагорье: холмы,  горушки,  сухие  балки.  При  сверхнизком
полете есть где укрыться от радарного контакта, и  они  это  знают.  В
каком-либо из местных кишлаков у них наверняка перевалочная база.
   - А спутниковое слежение?
   - Через пятнадцать минут спутник уйдет за горизонт.
   - Только один спутник?!
   - Это вопрос ко мне? - осведомился полковник.
   Он был прав.
   - Вы полагаете, у них может получиться?
   - В позапрошлом году получилось, -  буркнул полковник.
   - Простите, я неточно выразился, - сказал Малахов.  -  Меня  прежде
всего интересует не маршрут, а характер груза. Наркотики?
   - Весьма вероятно.
   - Может быть, оружие?
   - Тоже возможно.
   - Или террористическая группа?
   - Не могу полностью исключить и этого.
   - А если беженцы?
   - Крайне маловероятно. - Он сделал пренебрежительный  жест.  -  Эти
обычно идут пешком.
   - Мне бы вашу уверенность, полковник. Что вы намерены предпринять в
отношении этого самолета?
   - Сбить, как только он выйдет из ущелья.
   Так и есть, подумал Малахов. Спасибо  Гузю  -  не  пустил  дело  на
самотек.  Значит,  сбить...  И  собирать  обломки   в   радиусе   двух
километров, а вернее всего - выжигать эллипс разброса подчистую. И  то
нет гарантии даже на  девяносто  процентов.  Суслики.  Байбаки.  Мыши.
Упорная жизнь, способная пересидеть в норах  какой  угодно  катаклизм.
Недоставало нам нового природного очага  на  своей  территории.  Будто
мало существующих.
   Малахов откашлялся.
   - Сбивать самолет запрещаю. Вы слышите меня, полковник?
   Полковник Юрченко снял кепи и вытер лоб.  На  сожженной,  в  мелких
морщинах коже резко обозначилась белая полоса от козырька.  И  поздней
осенью нет у них в природе услады. Бьющее наотмашь  азиатское  солнце.
Азиатский упорный ветер,  как  нескончаемый,  сводящий  с  ума  напев.
Азиатская сушь.
   Одну секунду полковник Юрченко глядел в экран и думал. А  потом  он
сделал то, чего Малахов никак не ожидал  от  хорошо  выдрессированного
голубокрового военного. Он был изумлен, и он спросил:
   - Почему?
   - Вы в курсе, что он летит из чумного района?
   - Тем более - сбить.
   - Интересно, полковник, - иронически сказал  Малахов,  -  зачем  вы
вообще связались со Службой, если и сами все знаете?
   Полковник Юрченко демонстративно вздохнул.
   - У меня есть приказ сотрудничать с вами.
   Малахов тоже вздохнул.
   - Насколько мне известно, у  вас  имеется  не  ограниченный  сроком
действия  приказ  о  безоговорочном  выполнении  указаний   Санитарной
Службы, исходящих  с  уровня  не  ниже  моего  заместителя.  Окружному
отделению Службы вы, конечно, не подчиняетесь, хотя лично я думаю, что
это неправильно... Все верно или я что-то перепутал?
   На коричневом лице перекатились желваки.
   - Все верно.
   - Итак, полковник, -  сказал  Малахов.  -  Слушайте  внимательно  и
попробуйте только отключиться. Сбивать самолет категорически запрещаю.
Приказываю  посадить  его  неповрежденным   где-нибудь   подальше   от
населенных пунктов, колодцев и троп. Место выберите сами. Я свяжусь  с
Мошковым, вы его знаете? Очень хорошо. Он перебросит к  вам  мобильную
группу. Запомните: после посадки ваши люди осуществляют только внешнее
прикрытие. С беженцами - если там беженцы - будут иметь контакт только
люди Мошкова и ни в коем случае не ваши. Всему участвующему в операции
личному составу пользоваться средствами индивидуальной биозащиты. Все.
Действуйте.
   Полковник Юрченко исчез из кадра. Малахов позвонил Мошкову и  после
краткого разговора с минуту смотрел на пустынный  ландшафт.  Ничего  в
нем  не  было  интересного,  кроме  редких  колючек,  перекати-поля  и
одинокого солдата, мучительно пытавшегося свернуть  в  бухту  длинный,
волочащийся по земле кабель.
   Надо было  ждать.  Малахов  отделил  пол-экрана  и  позволил  компу
выбрать канал телевидения. Там была искусственная метель за  окном,  и
пышнотелая   русоволосая   секс-дива,   по   сценическому   имени    -
Воспламеняющая Задом, с улыбкой а-ля Джоконда на румяном лице деловито
снимала с себя валенки, ватные штаны и телогрейку. Национальный модный
колорит. В куче сброшенной  на  пол  спецодежды  глаз  невольно  искал
какой-нибудь ломик или разводной ключ, но, наверно,  девушка  оставила
инструмент за дверью. Помянув недобрым словом Нетленные Мощи и  Службу
Духовного Здоровья Населения, Малахов вырубил канал.
   - Через две минуты переключим на изображение с вертолета, э-э...  -
говоривший, явно не зная, как обращаться к Малахову,  немного  помычал
и, не дождавшись подсказки, умолк.
   - Понял вас.
   Хорошо англосаксам, мельком подумал Малахов. У них "сэр" - и точка.
   Он стал смотреть на Виталькины игрушки, столпившиеся на  полке  над
экраном. Давно пора их выбросить, тоже  мне  реликвия...  Дракона  вот
оставлю, эта игрушка у сына любимая была, а остальные - на помойку.
   Механический дракон с ноздрями, похожими на лунные  кратеры,  вроде
бы принюхивался. Он не возражал. И голографический портрет  Кардинала,
висящий над полкой, тоже не возражал, хотя и не относился  к  игрушкам
сына. Это был умный портрет, он  обо  всем  имел  собственное  мнение.
Малахов вспомнил, как Кардинал, зная о  портрете,  однажды  по-доброму