аете  "Шекспира  для  детей",  мистер  Уормолд?  -  спросил  с
некоторым удивлением доктор Гассельбахер.
   - Нет, нет, что вы. Разумеется, нет. Я купил эту книгу для Милли.
   - Почему же ты так рассердился, когда я ее взяла?
   - Я не рассердился. Просто не люблю, когда ты роешься в моих вещах... в
вещах, которые тебя не касаются.
   - Можно подумать, что я за тобой шпионю, - сказала Милли.
   - Милли, детка, пожалуйста, не будем ссориться в день твоего  рождения.
Ты совсем не обращаешь внимания на доктора Гассельбахера.
   - Отчего вы сегодня такой молчаливый, доктор Гассельбахер?  -  спросила
Милли, наливая себе второй бокал шампанского.
   - Дайте мне как-нибудь вашего  Лэма,  Милли.  Мне  тоже  трудно  читать
настоящего Шекспира.
   Какой-то очень маленький человек  в  очень  узком  мундире  помахал  им
рукой.
   - Вы чем-то расстроены, доктор Гассельбахер?
   - Чем я могу быть расстроен в  день  вашего  рождения,  дорогая  Милли?
Разве только тем, что прошло так много лет.
   - А семнадцать - это очень много лет?
   - Для меня они прошли слишком быстро.
   Человек в узком мундире подошел к их столику и отвесил поклон. Лицо его
было изрыто оспой и напоминало разъеденные  солью  колонны  на  приморском
бульваре. Он держал в руках стул, который был чуть пониже его самого.
   - Папа, это капитан Сегура.
   - Разрешите присесть?
   Не дожидаясь ответа Уормолда, он расположился между  Милли  и  доктором
Гассельбахером.
   - Я очень рад познакомиться с отцом Милли,  -  сказал  он.  Сегура  был
наглецом, но таким непринужденным и стремительным, что не успевали  вы  на
него обидеться, как он уже давал новый повод для возмущения. - Представьте
меня вашему приятелю, Милли.
   - Это доктор Гассельбахер.
   Капитан Сегура не обратил на доктора Гассельбахера никакого внимания  и
наполнил бокал Милли. Он подозвал лакея.
   - Еще бутылку.
   - Мы уже собираемся уходить, капитан Сегура, - сказал Уормолд.
   - Ерунда. Вы мои гости. Сейчас только начало первого.
   Уормолд задел рукавом бокал.  Он  упал  и  разбился  вдребезги,  как  и
надежда повеселиться сегодня вечером.
   - Человек, другой бокал!
   Склонившись к Милли и  повернувшись  спиной  к  доктору  Гассельбахеру,
Сегура стал напевать вполголоса "Я сорвал в саду розочку".
   - Вы очень плохо себя ведете, - сказала Милли.
   - Плохо? По отношению к вам?
   - По отношению ко всем нам. Папа сегодня празднует мой  день  рождения,
мне уже семнадцать. И мы его гости, а не ваши.
   - Ваш день рождения? Тогда вы, безусловно,  мои  гости.  Я  приглашу  к
нашему столику танцовщиц.
   - Нам не нужно никаких танцовщиц, - сказала Милли.
   - Я попал в немилость?
   - Да.
   - А, - сказал он с видимым удовольствием, - это потому, что  я  сегодня
не ждал около школы, чтобы вас подвезти. Но иногда я вынужден вспоминать и
о службе в полиции. Человек, скажите дирижеру, чтобы сыграли туш  "С  днем
рождения поздравляю".
   - Не смейте, - сказала Милли. -  Как  вы  можете  быть  таким...  таким
пошляком!
   - Я? Пошляк? - Капитан Сегура расхохотался от души. - Какая она  у  вас
шалунья, - оказал он Уормолду. - Я тоже люблю пошалить. Вот почему  нам  с
ней так весело.
   - Она мне рассказывала, что у вас есть портсигар из человеческой кожи.
   - Если бы вы знали, как она всегда меня этим дразнит. А  я  ей  говорю,
что из ее кожи получится прелестный...
   Доктор Гассельбахер резко поднялся.
   - Пойду погляжу на рулетку, - сказал он.
   - Я ему не понравился? - спросил капитан Сегура. - Может быть,  он  ваш
старый поклонник, Милли? Очень старый поклонник, ха-ха-ха!
   - Он наш старый друг, - сказал Уормолд.
   - Но мы-то с вами, мистер Уормолд, знаем, что дружбы между  мужчиной  и
женщиной не бывает.
   - Милли еще не женщина.
   - Вы судите как отец, мистер Уормолд.  Ни  один  отец  не  знает  своей
дочери.
   Уормолд смерил взглядом расстояние от  бутылки  шампанского  до  головы
капитана Сегуры. У него появилось мучительное желание  соединить  эти  два
предмета друг с другом. За столиком позади капитана совершенно  незнакомая
Уормолду молодая женщина серьезно и одобрительно кивнула ему  головой.  Он
взялся за бутылку шампанского, и она кивнула снова. Уормолд  подумал,  что
она, наверно, так же умна, как  и  хороша,  если  безошибочно  читает  его
мысли.  Он  позавидовал  ее  спутникам  -  двум  летчикам   и   стюардессе
голландской авиакомпании.
   - Пойдемте потанцуем, Милли, - сказал капитан Сегура, -  сделайте  вид,
что вы меня простили.
   - Я не хочу танцевать.
   - Клянусь, завтра я буду ждать вас у монастырских ворот.
   Уормолд беспомощно махнул рукой, словно хотел сказать: "У меня духа  не
хватит.  Помогите".  Молодая  женщина  внимательно  за  ним  следила:  ему
казалось, что она обдумывает создавшуюся  ситуацию  и  всякое  ее  решение
будет окончательным, потребует  немедленных  действий.  Она  выпустила  из
сифона немного содовой воды в свой бокал с виски.
   - Ну пойдемте же, Милли. Не надо портить мой праздник.
   - Это не ваш праздник. А папин.
   - Какая вы злопамятная. Неужели, детка, вы  не  понимаете,  что  работа
иногда бывает важнее даже вас?
   Молодая женщина за спиной капитана Сегуры повернула носик сифона в  его
сторону.
   - Не надо, - невольно сказал Уормолд. - Не надо.
   Носик сифона был направлен вверх, прямо в шею  капитана  Сегуры.  Палец
она держала наготове. Уормолду стало обидно, что такая хорошенькая женщина
смотрит на него с презрением. Он сказал:
   - Да. Пожалуйста. Да.
   И она нажала на рычажок. Струя содовой воды с шипением ударила капитана
Сегуру в затылок и потекла  ему  за  воротник.  Откуда-то  из-за  столиков
послышался голос доктора Гассельбахера: "Браво". Капитан Сегура выругался.
   - Извините, - сказала молодая женщина. - Я хотела налить себе в виски.
   - Себе в виски?
   - В "Хейга с ямочками", - сказала она.
   Милли захихикала.
   Капитан Сегура сухо поклонился. Глядя на его маленькую фигурку,  трудно
было догадаться, как он опасен, - ведь только выпив, понимаешь, как крепок
напиток.
   Доктор Гассельбахер сказал:
   - Мадам, у вас пустой сифон, позвольте принести вам другой.
   Голландцы за ее столиком переговаривались смущенным шепотом.
   - Пожалуй, мне опасно доверять такую вещь, как сифон, - сказала молодая
женщина.
   Капитан Сегура выдавил на своем лице улыбку. Казалось, она появилась не
на том месте, где надо, - так случается  с  зубной  пастой,  когда  лопнет
тюбик.
   - В первый раз в жизни мне выстрелили в спину, - сказал он.  -  Я  рад,
что стреляла женщина. - Он отлично вышел из положения; вода все еще капала
у него с волос, а воротничок превратился в тряпку.  -  В  другое  время  я
захотел бы взять реванш, - добавил он, - но  мне  давно  пора  в  казармы.
Надеюсь, мы еще увидимся.
   - Я не собираюсь уезжать, - сказала молодая женщина.
   - Вы приехали отдохнуть?
   - Нет. Работать.
   - Если у вас будут затруднения с визой, - многозначительно сказал он, -
приходите ко мне... До свидания, Милли. До  свидания,  мистер  Уормолд.  Я
скажу лакею, что вы мои гости. Заказывайте все, что хотите.
   - Такой уход делает ему честь, - заметила молодая женщина.
   - Ваша меткость делает честь вам.
   - Ударить его бутылкой шампанского было бы, пожалуй,  слишком.  Кто  он
такой?
   - Его зовут Кровавым Стервятником.
   - Он пытает заключенных, - сказала Милли.
   - Кажется, я с ним подружилась.
   - На вашем месте я бы на это не  очень  рассчитывал,  -  сказал  доктор
Гассельбахер.
   Они  сдвинули  столики.  Оба  летчика  поклонились  и  назвали   трудно
произносимые фамилии. Доктор Гассельбахер сказал голландцам с нескрываемым
ужасом:
   - Вы пьете кока-колу!
   - Ничего не поделаешь. В три тридцать мы вылетаем в Монреаль.
   Уормолд заметил:
   - Раз платить будет капитан Сегура, давайте закажем еще шампанского.  И
еще кока-колы.
   - Кажется, я уже больше не могу пить кока-колу, а ты, Ганс?
   - Я бы выпил  стаканчик  "болса"  [голландский  джин],  -  сказал  тот,
который был помоложе.
   - Не раньше Амстердама, - твердо заявила стюардесса.
   Молодой пилот шепнул Уормолду:
   - Я хочу на ней жениться.
   - На ком?
   - На мисс Пфунк.
   - А она?
   - Она не хочет.
   Старший голландец сказал:
   - У меня жена и трое детей. - Он расстегнул верхний карман. - Вот.
   Он протянул Уормолду цветную фотографию,  на  которой  девушка  в  туго
облегающем желтом свитере и купальных  трусиках  пристегивала  коньки.  На
свитере было написано "Мамба-клуб", а ниже  Уормолд  прочел:  "Гарантируем
массу удовольствий. Пятьдесят красавиц. Вы не останетесь в одиночестве".
   - Кажется, вы ошиблись, это не тот снимок, - сказал Уормолд.
   Молодая женщина - у нее были каштановые волосы и, насколько можно  было
разглядеть при неверном освещении, карие глаза - сказала:
   - Давайте потанцуем.
   - Я неважно танцую.
   - Не беда.
   Он прошел с ней круг.
   - Да, вы были правы, - сказала она. - То, что  они  играют,  называется
румба. Это ваша дочь?
   - Да.
   - Какая хорошенькая!
   - Вы только что приехали?
   - Да. Команда самолета решила кутнуть, а я пошла с ними. Я здесь никого
не знаю.
   Ее голова доходила ему до подбородка, и он чувствовал запах  ее  волос;
иногда они касались его губ. Он почему-то  огорчился,  заметив  у  нее  на
пальце обручальное кольцо. Она сказала:
   - Моя фамилия Северн. Беатриса Северн.
   - Моя - Уормолд.
   - Значит, я ваш секретарь, - сказала она.
   - То есть как? У меня нет никакого секретаря.
   - Нет есть. Разве они вам не сообщили о моем приезде?
   - Нет.
   Ему не нужно было спрашивать, кто "они".
   - Но я сама отправляла телеграмму.
   - Я действительно получил какую-то телеграмму  на  прошлой  неделе,  но
ничего в ней не понял.
   - А какое у вас издание "Шекспира для детей"?
   - "Эвримен".
   - Черт! Они мне дали не то издание. Понятно, что в телеграмме было  все
перепутано. Но я рада, что вас нашла.
   - И я рад. Хотя немного удивлен. Где вы остановились?
   - В "Инглатерре", но завтра я перееду.
   - Куда?
   - Ну, конечно, к вам, в контору. Мне все равно, где спать.  Устроюсь  в
одном из кабинетов.
   - Там нет никаких кабинетов. У меня очень маленькая контора.
   - Но есть же комната для секретаря.
   - У меня никогда не было секретаря, миссис Северн.
   - Зовите меня Беатрисой. Они считают, что этого требует конспирация.
   - Конспирация?
   - Что же мы будем делать, если у вас даже нет  комнаты  для  секретаря?
Давайте сядем.
   Какой-то человек во фраке, - в этих тропических зарослях  он  напоминал
английского колониального чиновника, который и в джунглях переодевается  к
обеду, - вышел вперед и запел:

   Почтенные люди живут вокруг.
   Они все осмыслят, отмерят, взвесят.
   - Они твердят, что круг - это круг,
   И мое безрассудство их просто бесит.

   Они твердят, что пень - это пень.
   Что на небе луна, на дереве листья.
   А я говорю, что ночь - это день,
   И нету во мне никакой корысти.

   Ты не верь им, прошу тебя...
   [пер. - Д.Самойлов]

   Они сели за пустой столик в глубине игорного зала.  До  них  доносилось
постукивание шариков рулетки.
   Она снова напустила на себя  серьезность,  через  которую  проглядывало
смущение девушки, впервые надевшей бальное платье.
   - Если бы я знала, что я ваш секретарь, - сказала она, - я бы ни за что
не окатила из сифона полицейского... без вашего разрешения.
   - Не огорчайтесь.
   - Меня ведь послали сюда, чтобы вам стало легче. А не наоборот.
   - Капитан Сегура нам не опасен.
   -  Я  получила  отличную   подготовку.   Знаю   шифровальное   дело   и
микрофотографию. Я могу взять на себя связь с вашей агентурой.
   - А-а...
   - Вы так хорошо себя проявили, им  будет  обидно,  если  вы  сорветесь.
Пускай лучше это произойдет со мной.
   - А мне было бы обидно, если бы сорвали...
   - Не понимаю...
   - Простите, я думал о другом...
   - Да, - сказала она, - раз  телеграмма  была  искажена,  вы  ничего  не
знаете и о радисте.
   - Не знаю.
   - Он тоже остановился в "Инглатерре". Его укачало. Придется найти жилье
и ему.
   - Если его укачивает, то может быть...
   - Возьмите его счетоводом. Он изучал бухгалтерию.
   - Но мне не нужен счетовод. У меня даже бухгалтера нет.
   - Не ломайте себе голову. Завтра утром я все устрою. Для того меня сюда
и послали.
   - В вас что-то есть. Вы мне напоминаете мою дочь, - сказал Уормолд. - А
вам помогают новены?
   - Какие новены?
   - Не знаете? Слава богу хоть за это.
   Человек во фраке как раз кончал свою песню:

   А я говорю, что зима - это май,
   И нету во мне никакой корысти!

   Голубые лучи прожекторов превратились в  розовые,  и  танцовщицы  снова
взобрались на  свои  пальмы.  За  столами  для  игры  в  кости  раздавался
неумолчный стук, а Милли и  доктор  Гассельбахер,  счастливые,  как  дети,
пробирались на площадку для танцев. Судя по всему, Сегуре так и не удалось
разбить их надежду повеселиться.



2

   Уормолд  проснулся  чуть  свет.  Ему  было  слегка  не  по  себе  после
шампанского, а фантастические происшествия вчерашней ночи уже вторгались в
его деловое утро. Беатриса сказала, что он хорошо себя проявил - ее устами
говорили Готорн и все эти люди. Он огорчился,  подумав,  что  она,  как  и
Готорн, принадлежит к тому же выдуманному миру,  что  и  его  агенты.  Его
агенты!..
   Он сел за свою картотеку. Нужно  было,  чтобы  к  ее  приходу  карточки
выглядели как можно достовернее. Теперь ему казалось, что некоторые из его
агентов уж слишком неправдоподобны. Профессор Санчес и  инженер  Сифуэнтес
безнадежно запутались в его сетях, и он не мог от них избавиться: оба  уже
вытянули по 200 песо на текущие расходы.  Лопес  тоже  прочно  занял  свое
место. Пьяный летчик кубинской авиалинии получил приличное  вознаграждение
- 500 песо - за сведения о строительстве в горах,  но,  пожалуй,  его  еще
можно было ликвидировать, как человека не вполне благонадежного. Был тут и
главный механик с  "Хуана  Бельмонте",  который  пил  испанский  коньяк  в
Сьенфуэгосе, - эта личность казалась вполне реальной, к тому же он получал
всего семьдесят пять песо в месяц. Но  были  и  другие,  которые,  как  он
опасался, могли  не  выдержать  серьезной  проверки;  например,  Родригес,
который значился у него на карточке королем ночных притонов,  или  Тереса,
танцовщица из "Шанхая", зарегистрированная как любовница министра  обороны
и одновременно  директора  почт  и  телеграфа  (неудивительно,  что  ни  о
Родригесе, ни о Тересе Лондон ничего предосудительного  сказать  не  мог).
Пожалуй, лучше ликвидировать Родригеса - ведь каждый,  кто  хоть  немножко
знает Гавану, рано или поздно усомнится в его существовании. Но расстаться
с Тересой просто душа не позволяла. Она была  его  единственной  шпионкой,
его Мата Хари [авантюристка, состоявшая на службе у германской разведки  и
расстрелянная французскими властями во время первой мировой войны]. Трудно
было  себе  представить,  что  новый  секретарь  когда-нибудь  попадет   в
"Шанхай", где каждый вечер в перерывах между выступлениями голых танцовщиц
показывают три порнографических фильма.
   Рядом с ним села Милли.
   - Что это за карточки? - спросила она.
   - Клиентура.
   - Кто эта вчерашняя девушка?
   - Она будет моим секретарем.
   - Очень уж ты стал важный.
   - Она тебе нравится?
   - Еще не знаю. Ты же не дал мне с ней поговорить. Вы  были  так  заняты
вашими танцами и флиртом.
   - Я с ней не флиртовал.
   - Она хочет за тебя выйти замуж?
   - Господи, с чего ты взяла!
   - А ты хочешь на ней жениться?
   - Милли, не говори глупостей. Я только вчера с ней познакомился.
   - Мари - одна француженка, она учится у нас в монастыре - говорит,  что
всякая настоящая любовь это coup  de  foudre  [любовь  с  первого  взгляда
(фр.)].
   - Так вот о чем вы разговариваете в монастыре!
   - Конечно. Надо же думать о будущем? Прошлого-то у нас нет, о  чем  нам
еще разговаривать? А вот у сестры Агнесы есть прошлое.
   - У какой сестры Агнесы?
   - Я тебе о ней  рассказывала.  Она  такая  грустная  и  красивая.  Мари
говорит, что в молодости у нее была несчастная coup de foudre.
   - Это она сама рассказала Мари?
   - Конечно, нет. Но Мари знает. У нее самой было уже две несчастных coup
de foudre. Они поразили ее сразу, как гром среди ясного неба.
   - Я уже стар, мне такие вещи не угрожают.
   - Не зарекайся. Один старик - ему было почти пятьдесят - познакомился с
матерью Мари, и с ним случилась coup de foudre. И он был тоже женатый, как
ты.
   - Моя секретарша замужем, так что все будет в порядке.
   - Она на самом деле замужем или соломенная вдова?
   - Не знаю. Не спрашивал. А, по-твоему, она красивая?
   - Довольно красивая. В своем роде.
   Снизу крикнул Лопес:
   - Пришла дама. Говорит, что вы ее ждете.
   - Скажите, чтобы она поднялась наверх.
   - Имей в виду, я останусь, - пригрозила ему Милли.
   - Здравствуйте, Беатриса! Вот Милли.
   Глаза ее были того же цвета, что  и  ночью,  и  волосы  тоже;  в  конце
концов, все это не было наваждением; шампанское и пальмы тут были  ни  при
чем. Нет, подумал он, она настоящая.
   - Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо спали,  -  произнесла  Милли  голосом
своей дуэньи.
   - Нет, мне снились всякие ужасы. - Беатриса перевела взгляд с  Уормолда
на картотеку, потом на Милли. - А вчера я веселилась от души,  -  добавила
она.
   - С сифоном у вас получилось здорово, - великодушно  сказала  Милли,  -
мисс...
   - Миссис Северн. Но, пожалуйста, зовите меня Беатрисой.
   - Вы замужем? - спросила Милли с наигранным любопытством.
   - Была замужем.
   - Он умер?
   - Понятия не имею. Он испарился.
   - Да ну!
   - С такими людьми, как он, это бывает.
   - А какой он был?
   - Милли, тебе пора идти. И неприлично  задавать  такие  вопросы  миссис
Северн... Беатрисе.
   - В моем возрасте, - заявила Милли, - нужно учиться на опыте старших.
   -  Вы  совершенно  правы.  Таких,  как  он,  обычно   называют   людьми
возвышенными, тонкой натурой. Мне он казался очень красивым; у  него  было
лицо, как у птенца, который выглядывает из гнездышка, - знаете, в одном из
этих научно-популярных фильмов. Даже вокруг кадыка  у  него  рос  пушок  -
кстати, у него был довольно большой кадык. Беда была в том,  что  ему  уже
стукнуло сорок, а он все еще выглядел птенцом. Женщины были  от  него  без
ума. Он то и дело ездил на всякие конференции ЮНЕСКО - в Венецию,  Вену  и
тому подобное. У вас есть сейф, мистер Уормолд?
   - Нет.
   - А потом? - спросила Милли.
   - Я просто стала видеть его насквозь. В буквальном смысле слова. Он был
такой тощий, что казалось, будто он просвечивает; я так и видела у него во
внутренностях зал заседаний, со всеми делегатами,  а  докладчик  встает  и
кричит: "Дайте нам  свободу  творчества!"  За  завтраком  это  было  очень
неприятно.
   - И вы даже не знаете, жив он или умер?
   - В прошлом году был еще жив - я читала в газетах, что он делал  доклад
в Таормине на тему "Интеллигенция  и  водородная  бомба".  Вам  необходимо
иметь сейф, мистер Уормолд.
   - Зачем?
   - Нельзя, чтобы все валялось на столе. Кроме того,  старому  негоцианту
так уж полагается.
   - Кто сказал, что я старый негоциант?
   - У них в Лондоне создалось о вас  такое  представление.  Я  сейчас  же
пойду и достану вам сейф.
   - Мне пора, - сказала Милли. - Ты будешь вести себя хорошо,  папа?.  Ты
понимаешь, о чем я говорю?


   День  выдался  на  редкость  утомительный.  Сперва  Беатриса  приобрела
огромный сейф с секретом - для его доставки потребовались шесть человек  и
грузовик. Когда сейф втаскивали по лестнице, сломали перила и  сорвали  со
стены картину. На улице собралась толпа: там было несколько  мальчишек  из
соседней школы, две красивые негритянки и полицейский. Уормолд  посетовал,
что такая суматоха привлекает внимание, но Беатриса возразила,  что  самый
вер