смешно - ребят  из  Нотвича
встречаешь повсюду. А вы сами случайно не у нас учились?
   - Нет.
   - Значит, в Ридинге?
   - Я не учился в университете.
   - Вот бы не сказал, - благодушно заметил Картер. - Знаете,  я  поступил
бы в Оксфорд, но в технических науках они уж очень отстали. Для  школьного
учителя Оксфорд, пожалуй, еще годится.  -  Он  снова  стал  сосать  пустую
трубку, как ребенок соску, пока из трубки  не  вырвался  свист.  Вдруг  он
проговорил таким тоном, словно на язык ему попал  никотин:  -  Старомодная
ерунда, живые мощи, чистый пережиток. Я бы их упразднил.
   - Кого?
   - Оксфорд и Кембридж.
   На подносе не оставалось ничего съедобного, кроме булочки, - он взял ее
и раскрошил, как время или плющ крошат камень.
   Уормолд потерял Картера в таможне. У того вышли какие-то неприятности с
образцом пылесоса "Ньюклинерс", а Уормолд не считал, что  должен  помогать
представителю  конкурирующей  фирмы.   Беатриса   встретила   Уормолда   в
"хилмене". Уже много лет его не встречала женщина.
   - Все в порядке? - спросила она.
   - Да. Конечно. Кажется, они мной довольны. - Он  смотрел  на  ее  руки,
державшие руль; день был жаркий, и  она  не  надела  перчаток;  руки  были
красивые и ловкие. - Вы сняли кольцо?
   Она сказала:
   - А я думала, никто не заметит. Но Милли тоже заметила.  Какие  вы  оба
наблюдательные!
   - Вы его потеряли?
   - Я сняла его вчера, когда мылась, и  забыла  надеть.  А  зачем  носить
кольцо, если о нем забываешь?
   Тут он рассказал ей о банкете.
   - Надеюсь, вы не пойдете? - спросила она.
   - Готорн хочет, чтобы я пошел. Боится, что раскроют его источник.
   - А ну его к дьяволу, его источник!
   - Но есть причина посерьезнее. Помните, что  сказал  Гассельбахер?  Они
привыкли наносить удар по тому,  что  мы  любим.  Если  я  не  приду,  они
изобретут что-нибудь другое. Что-нибудь похуже. А мы не будем  знать,  что
именно. В следующий раз выбор может пасть не на меня - я ведь  не  так  уж
сильно себя люблю, - а на Милли. Или на вас.
   Он и сам не понял, что сказал, пока она не высадила его  у  дома  и  не
отъехала.



3

   Милли сказала:
   - Ты выпил только кофе и ничего в рот не взял, даже сухарика.
   - Что-то не хочется.
   - А потом пойдешь и наешься на банкете у своих коммерсантов, - будто не
знаешь, что твой желудок не выносит краба по-мавритански!
   - Даю тебе слово, я постараюсь не есть ничего лишнего.
   - Лучше бы ты как следует позавтракал. Поешь пшеничных  хлопьев  -  они
впитывают весь алкоголь.
   В этот день рядом с ней была дуэнья.
   - Ну, ей-богу же, не могу. Мне не до еды.  Не  приставай.  Нет  у  меня
аппетита.
   - Ты приготовил речь?
   - Старался, но я ведь не оратор. Понятия не имею, почему они  попросили
меня.
   Но его мучило, что теперь он, кажется, знает, почему.  Кто  внушил  эту
мысль доктору Брауну - вот что нужно было узнать любой ценой. Он  подумал:
"Но ведь цена - это я сам!"
   - Пари держу, что ты произведешь там фурор!
   - Ну нет, я сделаю все, чтобы не произвести там никакого фурора.
   Милли ушла в школу, а он остался сидеть за столом. На картонной коробке
с хлопьями  "Уитбрикс",  которые  всегда  покупала  Милли,  был  напечатан
отрывок из последних приключений Мальчика с пальчик. В коротком рассказике
с  картинками  Мальчик  с  пальчик  встретил  крысу  величиной  с  рослого
сенбернара и обратил ее в бегство, прикинувшись  кошкой  и  замяукав.  Это
была очень незамысловатая история. Вряд ли ее можно было рассматривать как
ценное назидание молодому поколению, вступающему в  жизнь.  За  двенадцать
купонов, вырезанных из таких коробок, фирма обещала духовое ружье. Коробка
была почти пуста, и Уормолд  принялся  вырезывать  купон,  аккуратно  водя
ножом по пунктирной линии. Он уже обрезал последний угол, когда в  комнату
вошла Беатриса. Она спросила:
   - Чем это вы занимаетесь?
   - По-моему, духовое ружье может пригодиться нам в конторе.  Не  хватает
всего одиннадцати купонов.
   - Я не спала всю ночь.
   - Наверно, выпили слишком много кофе?
   - Нет. Это из-за того,  что  вам  сказал  доктор  Гассельбахер.  Насчет
Милли. Пожалуйста, не ходите на банкет.
   - Ну, пойти-то я, во всяком случае, должен.
   - Вы и так делаете достаточно. В Лондоне вами довольны. Я сужу по  тону
телеграмм. Что бы там ни говорил Генри, Лондон вовсе не захочет, чтобы  вы
шли на бессмысленный риск.
   - Он прав, когда говорит, что если я не пойду, они попробуют что-нибудь
другое.
   - Не бойтесь за Милли. Я не спущу с нее глаз.
   - А кто будет смотреть за вами?
   - Я сама выбрала эту профессию. Вы за меня не отвечаете.
   - Вы бывали уже в таких переделках?
   - Нет. Но и начальника такого у меня еще  не  было.  Вы  словно  ткнули
палкой в осиное гнездо. Знаете, обычно наша работа - чистая  канцелярщина:
картотека и скучные телеграммы. Убийства - не наша область. И я  не  хочу,
чтобы вас убивали. Понимаете, вы какой-то  настоящий,  а  не  персонаж  из
"Бойз оун пейпер". Ради бога, оставьте вы в покое эту дурацкую  коробку  и
послушайте, что я вам говорю!
   - Я читал про Мальчика с пальчик.
   - Вот и оставайтесь с ним сегодня дома. А  я  пойду  и  куплю  вам  все
предыдущие коробки этой серии, чтобы вы могли прочитать про него с  самого
начала.
   - Готорн говорил здравые вещи. Мне  только  надо  быть  поосторожней  с
едой. Ведь и в самом деле важно установить, кто  они  такие.  Тогда  я  по
крайней мере отработаю полученные деньги.
   - Вы и так сделали больше,  чем  нужно.  Незачем  вам  ходить  на  этот
проклятый банкет!
   - Нет, есть за чем. Хотя бы из гордости.
   - Перед кем вы хотите покрасоваться?
   - Перед вами.


   Он пробирался по холлу гостиницы "Насьональ" мимо витрин с  итальянской
обувью, датскими пепельницами, шведским стеклом и  сиреневыми  английскими
фуфайками.  Дверь  в  банкетный  зал,  где  всегда  заседало   Европейское
коммерческое общество, загораживал стул, на  котором  расположился  доктор
Гассельбахер - он явно кого-то поджидал. Уормолд замедлил шаг; он не видел
доктора Гассельбахера с той самой ночи, когда тот сидел в мундире улана на
кровати и вспоминал прошлое. Члены коммерческого общества,  направлявшиеся
в банкетный зал, останавливались и заговаривали с доктором Гассельбахером,
но тот не обращал на них внимания.
   Когда Уормолд поравнялся  со  стулом,  на  котором  сидел  доктор,  тот
сказал:
   - Не ходите туда, мистер Уормолд.
   Он говорил громко; слова его дрожали в загроможденном витринами  холле,
привлекая всеобщее внимание.
   - Как поживаете, Гассельбахер?
   - Я оказал: не ходите туда.
   - Слышу!
   - Они собираются вас убить, мистер Уормолд.
   - Откуда вы знаете, Гассельбахер?
   - Они хотят вас там отравить.
   Кто-то из приглашенных остановился и стал смотреть на  них  с  улыбкой.
Один американец спросил:
   - Да неужели тут так уж плохо кормят?
   Все рассмеялись.
   Уормолд сказал:
   - Уйдите отсюда, Гассельбахер. На вас все смотрят.
   - Вы все-таки пойдете?
   - Конечно; я ведь один из ораторов.
   - У вас есть Милли. Подумайте о ней.
   - Не бойтесь за Милли. Я  вернусь  целым  и  невредимым,  Гассельбахер.
Ступайте.
   - Хорошо, но я хотел вас удержать, - сказал доктор  Гассельбахер.  -  Я
буду ждать вашего звонка.
   - Я позвоню вам из дому.
   - Прощайте, Джим.
   - Прощайте, доктор.
   Уормолд оторопел, услышав, что доктор Гассельбахер назвал  его  Джимом.
Он вспомнил, как не раз подумывал в шутку: только  сидя  у  его  смертного
одра и отказавшись от всякой надежды, доктор Гассельбахер назовет  его  по
имени. Его вдруг охватили страх, одиночество, тоска по родине.
   - Уормолд, - произнес кто-то за его спиной.
   Он обернулся. Перед ним стоял Картер  из  фирмы  "Ньюклинерс",  но  для
Уормолда в этот миг Картер был английской землей, и английской  спесью,  и
английской пошлостью - всем тем родным и надежным, что заключалось в самом
слове: Англия.
   - Картер! - воскликнул он, словно Картер был тем  человеком  в  Гаване,
которого ему больше всего хотелось встретить; и в этот миг так оно и было.
   - Чертовски рад вас видеть, - сказал Картер. - Не знаю здесь  ни  души.
Даже моего... даже доктора Брауна.
   Трубка и кисет оттопыривали его карман; он погладил их, словно  надеясь
обрести бодрость в этом привычном жесте, может  быть,  он  тоже  испытывал
сейчас тоску по родине.
   - Картер, познакомьтесь с доктором Гассельбахером, это мой старый друг.
   - Здравствуйте, доктор. - Картер сказал Уормолду:  -  Искал  вас  вчера
вечером по всему городу. Никак не могу  попасть  в  те  злачные  места,  о
которых вы говорили.
   Они вместе вошли в банкетный зал. Трудно было объяснить, почему Уормолд
испытывает такое доверие к своему соотечественнику, но с  той  стороны,  с
которой шагал Картер, он чувствовал себя в безопасности.


   В честь генерального консула банкетный зал был украшен  двумя  большими
флагами Соединенных Штатов, а маленькие бумажные флажки указывали,  как  в
ресторане аэровокзала, места  представителей  различных  стран.  Во  главе
стола красовался швейцарский флажок - там  должен  был  сидеть  президент,
доктор Браун;  был  тут  даже  флажок  Монако  -  он  стоял  против  места
монакского консула, одного из крупнейших экспортеров  сигар  в  Гаване.  В
знак уважения к августейшему бракосочетанию [имеется  в  виду  брак  князя
Монакского с американской киноактрисой Грейс Келли], его  посадили  справа
от американского генерального консула. Когда Уормолд и Картер вошли в зал,
гостям разносили коктейли, и к ним сразу же подошел  официант.  Показалось
ли это Уормолду или же официант и в самом деле так  повернул  поднос,  что
последний оставшийся на  нем  "дайкири"  оказался  как  раз  под  рукой  у
Уормолда?
   - Нет. Не хочу, спасибо.
   Картер протянул руку, но официант уже двинулся к служебному выходу.
   - Может, вы предпочитаете сухой "мартини", сэр? - спросил чей-то голос.
   Он повернулся. Это был метрдотель.
   - Нет, нет, я не пью коньяк.
   - Шотландское виски, сэр? Херес? "Дедушкин коктейль"? Что вам угодно?
   - Я сегодня не пью, - сказал Уормолд.
   Метрдотель отошел к другим гостям.  Уормолд  подозревал,  что  это  его
агент дробь семь; не странно ли, если по иронии судьбы он окажется  и  его
убийцей? Уормолд оглянулся, но Картера  уже  не  было:  он  отправился  на
поиски доктора Брауна.
   - Пейте, что дают, - произнес чей-то голос с  шотландским  акцентом.  -
Моя фамилия Макдугал. Кажется, мы сидим рядом.
   - Мы с вами, по-моему, прежде не встречались?
   - Я принял дела от Макинтайра. Вы, конечно, знали Макинтайра?
   - Ну да, еще бы.
   Сплавив такую мелкую сошку, как Картер, швейцарцу, торговавшему часами,
доктор  Браун  обходил  теперь  зал  вместе  с  американским   генеральным
консулом,  представляя  ему   самых   важных   гостей.   Немцы   держались
обособленно; как и подобало, они сгруппировались у  западной  стены  зала;
они  кичились  мощью  немецкой  марки,  как   дуэлянты   своими   шрамами;
национальное чванство, которое  пережило  даже  Бельзен,  питалось  теперь
высоким курсом западногерманской валюты. Интересно,  не  один  ли  из  них
выдал доктору Гассельбахеру тайну этого банкета, подумал  Уормолд.  Выдал?
Так ли?  С  помощью  шантажа  они  могли  заставить  доктора  снабдить  их
каким-нибудь ядом. Ну что ж,  ради  старой  дружбы  он  выбрал  что-нибудь
безболезненное, если только есть такой яд, который не причиняет боли.
   - Вы меня послушайте, - говорил мистер Макдугал с неукротимой  энергией
шотландца, пляшущего джигу, -  лучше  выпить,  не  откладывая.  Больше  вы
ничего не получите.
   - Но вино, наверно, будет?
   - Взгляните на стол. - Возле каждого прибора стояли маленькие бутылочки
с  молоком.  -  Разве  вы  не  прочли  в   пригласительном   билете?   Это
обед-ассорти,  по-американски,  в   честь   наших   великих   американских
союзников.
   - Ассорти?
   - Приятель, неужели вы не знаете, что такое ассорти? Вам суют  под  нос
всю еду сразу, и все  на  одной  тарелке  -  жареную  индейку,  клюквенное
варенье, сосиски, морковь, мелко наструганный картофель. Терпеть  не  могу
картофель по-французски, но, когда подают ассорти, выбирать не приходится.
   - Выбирать не приходится?
   - Ешь, что дают. Это и есть демократия.
   Доктор Браун  пригласил  гостей  к  столу.  Уормолд  надеялся,  что  их
рассадят по национальностям и Картер окажется рядом, но слева от него  сел
незнакомый  скандинав,  который  мрачно  уставился  на  свою  бутылочку  в
молоком. Уормолд подумал: "Ну и здорово  же  все  подстроено!  Ведь  и  до
молока опасно  дотрагиваться".  А  вокруг  стола  уже  сновали  официанты,
разнося краба по-мавритански. Тут он с  облегчением  заметил,  что  Картер
сидит напротив. Даже его  вульгарность  казалась  сейчас  Уормолду  якорем
спасения.  На  него  можно  было  положиться,  как  можно  положиться   на
английского полицейского, - ведь знаешь наперед каждую его мысль.
   - Нет, - сказал Уормолд официанту, - краба я не хочу.
   - И умно делаете, что не едите эту ерунду, - подхватил мистер Макдугал.
- Я и сам не ем краба. Не идет под  виски.  А  теперь,  если  вы  отопьете
немного воды со льдом и протянете мне под столом стакан, у меня найдется в
кармане фляжка, которой хватит на нас двоих.
   Уормолд протянул было руку к стакану, но тут его  взяло  сомнение.  Кто
такой этот Макдугал? Раньше он его никогда  не  видел,  да  и  об  отъезде
Макинтайра он слышал впервые. Разве не могли они отравить воду в  стакане,
а то и виски в фляжке?
   - Почему уехал Макинтайр? - спросил он, не выпуская из руки стакан.
   - Да просто так, - оказал мистер Макдугал, - взял и  уехал.  Отпейте-ка
воды. Не хотите же вы  совсем  утопить  в  ней  виски.  Это  самое  лучшее
шотландское солодовое.
   - Я не пью так рано. Спасибо.
   -  Правильно  делаете,  если  не  доверяете  здешней  воде,  -   как-то
двусмысленно сказал мистер Макдугал. - Я и сам пью неразбавленное. Если не
возражаете, мы оба будем пить из колпачка моей фляжки...
   - Нет, право, нет. Днем я не пью.
   - Это англичане, а не шотландцы выдумали особые часы, когда можно пить.
Скоро они придумают часы, когда можно умирать.
   Картер сказал ему через стол:
   - А я вот выпить не прочь. Моя фамилия Картер.
   И Уормолд с облегчением увидел, как Макдугал  наливает  виски  Картеру;
одно из его подозрений отпало - кому нужно травить  Картера?  А  все-таки,
подумал он, есть что-то подозрительное в том, как Макдугал хвастает  своим
шотландским происхождением.  Тут  попахивает  подделкой,  как  от  Оссиана
[легендарный певец, герой кельтского народного эпоса, якобы живший  в  III
в].
   - Свенсон, - резко провозгласил мрачный скандинав,  прикрытый  шведским
флажком; впрочем, Уормолд только предполагал, что флажок  шведский,  -  он
никогда не мог с уверенностью отличить  национальные  цвета  скандинавских
стран.
   - Уормолд, - представился он.
   - Какого черта они расставили это молоко?
   - Мне кажется, - сказал Уормолд,  -  доктор  Браун  слишком  педантично
соблюдает правила.
   - Или смеется над ними, - сказал Картер.
   - Не думаю, чтобы у доктора Брауна было так уж развито чувство юмора.
   - А чем вы занимаетесь, мистер Уормолд? - спросил швед. - Кажется, мы с
вами не встречались, хотя я вас и знаю в лицо.
   - Пылесосами. А вы?
   - Стеклом. Вы же знаете - шведское стекло лучшее в мире. Какой  вкусный
хлеб. Вы не едите хлеба?
   Вся  его  беседа,  вероятно,  была  приготовлена  заранее,  с   помощью
разговорника.
   - Больше не ем. От него, говорят, толстеют.
   - Я бы лично сказал, что вас подкормить не мешает. - Свенсон разразился
мрачным хохотом, прозвучавшим как жалкая попытка оживить  глухую  полярную
ночь. - Простите. Я говорю о вас так, точно вы гусь.
   В том конце стола,  где  сидел  генеральный  консул,  начали  разносить
тарелки с ассорти. Макдугал ошибся насчет индейки -  вместо  нее  подавали
жареного цыпленка. Но его пророчество насчет сосисок, моркови и  картофеля
оправдалось. Доктор Браун немного отстал  от  своих  гостей:  он  все  еще
ковырял краба  по-мавритански.  Видно,  генеральный  консул  задержал  его
глубокомысленным разговором  и  загипнотизировал  блеском  толстых  стекол
своих очков. Двое официантов обходили стол: один  собирал  остатки  краба,
другой расставлял тарелки с ассорти.  Только  генеральный  консул  решился
откупорить свое молоко. Слово "Даллес" уныло  донеслось  в  дальний  конец
стола, где сидел Уормолд. Подошел официант  с  двумя  тарелками;  одну  он
поставил перед скандинавом, другую перед Уормолдом. Тому пришло в  голову,
что вся эта история с покушением может оказаться глупым розыгрышем.  Вдруг
Готорн -  просто  шутник,  а  что  касается  доктора  Гассельбахера...  Он
вспомнил, как Милли спросила, морочил ли ему  когда-нибудь  голову  доктор
Гассельбахер. Иногда легче поставить жизнь на карту, чем выставить себя на
посмешище. Ему захотелось довериться Картеру и услышать его трезвый совет,
но, взглянув на свою тарелку, он заметил нечто странное. На  ней  не  было
моркови. Он поторопился сказать:
   - Вы, кажется, не любите моркови? - И подсунул тарелку Макдугалу.
   - Нет, я не люблю картофеля по-французски, - поправил  его  Макдугал  и
передал тарелку дальше, люксембургскому консулу.
   Люксембургский консул,  поглощенный  беседой  с  сидевшим  против  него
немцем, рассеянно передал тарелку  соседу.  Такая  же  вежливость  одолела
всех, кого еще не обслужили, и тарелка быстро доплыла к доктору Брауну,  у
которого в эту минуту забирали  остатки  краба.  Увидев,  что  происходит,
метрдотель погнался вдоль стола за тарелкой, но она далеко его  опередила.
Уормолд остановил официанта, вернувшегося с  новыми  порциями  ассорти,  и
взял одну из них. Вид у официанта был смущенный. Уормолд принялся  есть  с
аппетитом.
   - Отличная морковка, - сказал он.
   Метрдотель вертелся возле доктора Брауна.
   - Извините, доктор Браун, - сказал он, - вам не положили моркови.
   - Я не люблю морковь, - ответил доктор Браун, отрезая кусочек цыпленка.
   - Простите, - сказал метрдотель, выхватив у доктора Брауна  тарелку.  -
Ошибка кухни.
   С тарелкой в руках, словно церковный служка с блюдом для пожертвований,
он шествовал через зал к служебному выходу. Макдугал потягивал свое виски.
   - Пожалуй, теперь рискну и я выпить глоточек, - сказал Уормолд. -  Ради
праздника.
   - Вот молодец! С водой или чистого?
   - Можно мне взять вашу воду? В мою попала муха.
   - Конечно.
   Уормолд отпил из стакана  две  трети  и  протянул  его  Макдугалу.  Тот
великодушно плеснул ему двойную порцию виски из своей фляжки.
   - Пейте, я вам потом долью. Вы от нас отстали, - сказал он.
   Уормолд снова ощущал под ногами твердую почву доверия. Он  почувствовал
какую-то нежность к соседу, которого несправедливо заподозрил.
   - Нам с вами надо будет увидеться еще, - сказал он.
   - Какая польза была бы от банкетов, если бы они не сближали людей  друг
с другом?
   - Да, не будь этого банкета, я не встретил бы ни вас, ни Картера.
   Все трое выпили снова.
   - Вы оба должны познакомиться с моей  дочерью,  -  сказал  Уормолд;  от
виски у него потеплело на сердце.
   - Как идут дела?
   - Не так уж плохо. Расширяем штат.
   Доктор Браун постучал по столу, призывая к тишине.
   - Надеюсь, - громко оказал Картер своим неукротимым нотвичским голосом,
согревавшим сердце не хуже виски, - надеюсь,  что  к  тостам  они  подадут
спиртное.
   - Не надейтесь, дружище, - сказал Макдугал, - будут речи, а не тосты. И
придется слушать этих ублюдков без капли алкоголя.
   - Я один из этих ублюдков, - сказал Уормолд.
   - Вы будете говорить речь?
   - В качестве старейшего члена нашего общества.
   - Очень рад, что вы дожили до этой минуты, - сказал Макдугал.
   Доктор Браун предоставил слово американскому  генеральному  консулу,  и
тот  начал  свою  речь.  Он   говор