здесь,
видно,  похозяйничал  какой-то  малолетний  пакостник,   взламывая   одно,
опрокидывая  другое,  коверкая  или  щадя,  по  какому-то   бессмысленному
капризу, третье. Фотографию группы молодых  людей  с  пивными  кружками  в
руках  вытащили  из  рамки  и  разорвали  в  клочья;  цветная  репродукция
"Смеющегося кавалера" висела над диваном нетронутой, но  на  самом  диване
одна из трех подушек была распорота. Содержимое шкафа  было  раскидано  по
полу,  кругом  валялись  старые  письма  и  счета,  а  среди  них,   точно
выброшенная на сушу  рыба,  лежала  прядь  белокурых  волос,  перевязанная
черной лентой.
   - Но почему?.. - спросил Уормолд.
   - Это еще не так страшно, - сказал Гассельбахер, - пойдемте туда.
   В маленькой комнате, где Гассельбахер  устроил  лабораторию,  все  было
перевернуто вверх дном. Среди обломков еще пылала газовая горелка.  Доктор
Гассельбахер ее потушил. Он поднял пробирку; ее содержимое было  размазано
по дну раковины.
   - Вам не понять, - сказал он. - Я пытался получить бактерии  из...  ну,
все равно из чего. Я знал, что у меня ничего не выйдет.  Это  была  только
мечта.
   Он  тяжело  опустился  на  высокий  складной  стул,  -  тот  неожиданно
подкосился под его тяжестью, и Гассельбахер грохнулся на  пол.  Кто-нибудь
всегда  бросит  под  ноги  герою  трагедии  корку  банана...  Гассельбахер
поднялся и отряхнул брюки.
   - Когда это случилось?
   - Мне позвонили по телефону и вызвали к больному. Я сразу  почувствовал
что-то неладное, но нужно было идти. Я не мог  позволить  себе  не  пойти.
Когда я вернулся, я нашел то, что вы видите.
   - Кто это сделал?
   - Не знаю. Неделю назад ко мне заглянул какой-то человек. Я его никогда
раньше не видел. Он попросил меня оказать ему одну услугу.  Это  не  имело
отношения к медицине. Я сказал: нет.  Он  спросил,  на  чьей  стороне  мои
симпатии - Востока или Запада. Я  пробовал  отшутиться.  Сказал,  что  они
где-то посередине. - Гассельбахер добавил с  укором:  -  Несколько  недель
назад и вы задали мне тот же вопрос.
   - Я ведь шутил, Гассельбахер.
   - Знаю. Простите. Хуже всего то, что они  повсюду  сеют  подозрения.  -
Гассельбахер уставился в раковину. - Ребяческие  мечты!  Все  это  так,  я
знаю.  Флеминг  открыл  пенициллин   случайно,   по   вдохновению.   Такая
случайность невозможна без вдохновения.  С  пожилым  врачом  средней  руки
подобных случайностей не бывает, но им-то до этого какое  дело?  Какое  им
дело до того, что мне хотелось помечтать?
   -  Ничего  не  понимаю.  Что  за  всем  этим  кроется,  как  по-вашему?
Что-нибудь политическое? Какой национальности был тот человек?
   - Он говорил по-английски вроде меня, с акцентом. В наши  дни  во  всем
мире люди говорят" с каким-нибудь акцентом.
   - Вы звонили в полицию?
   - Откуда я знаю, что  он  сам  не  был  из  полиции?  -  сказал  доктор
Гассельбахер.
   - Они что-нибудь взяли?
   - Да. Кое-какие документы.
   - Важные?
   - Не надо было их хранить. Это были  старые  документы,  тридцатилетней
давности. В молодости ввязываешься в разные дела. Нет такой жизни, которая
была бы совершенно безупречной, мистер Уормолд. Но я  думал,  что  прошлое
есть прошлое. Я был слишком большим оптимистом. И  вы,  и  я  не  то,  что
здешние люди: у нас нет исповедальни, где можно похоронить дурное прошлое.
   - Но что вы обо всем этом думаете?.. И что они могут сделать еще?
   - Занесут меня в какую-нибудь картотеку, - сказал доктор  Гассельбахер.
- Им надо набить себе цену. Может  быть,  на  карточке  они  присвоят  мне
звание ученого-атомника.
   - А вы бы не смогли начать ваш опыт сначала?
   - Что ж, пожалуй, мог бы. Но я никогда не верил в него по-настоящему, а
теперь все это ушло в канализационную трубу. -  Он  отвернул  кран,  чтобы
ополоснуть раковину. - Я не смогу отделаться от  воспоминаний  об  этой...
гадости. То была мечта, а действительность - вот она. - Что-то похожее  на
поганку застряло в стоке. Гассельбахер протолкнул слизь пальцем в трубу. -
Спасибо, что пришли, мистер Уормолд. Вы настоящий друг.
   - Разве я могу вам помочь?
   - Вы дали мне выговориться. Мне уже легче. Вот только из-за  документов
я побаиваюсь. Может быть, они пропали случайно? А может, я просто не нашел
их во всем этом хаосе.
   - Давайте, я помогу вам искать.
   - Нет, мистер Уормолд. Мне не хочется,  чтобы  вы  видели  то,  чего  я
стыжусь.
   Они выпили по две рюмки  в  разгромленной  гостиной,  и  Уормолд  ушел.
Доктор Гассельбахер стоял на коленях под "Смеющимся кавалером"  и  выметал
мусор из-под дивана. Захлопнув дверцу своей машины, Уормолд  почувствовал,
как раскаяние скребется в его  сердце,  словно  мышь  за  стеной  тюремной
камеры. Но, даст бог, скоро он так выдрессирует свою совесть,  что  сможет
кормить ее из рук. Удавалось же это другим - тем, кого до него вербовали в
уборных,  кто  до  него  отпирал  двери  гостиниц  чужим  ключом,  получал
инструкции о симпатических  чернилах  и  новом  применении  "Шекспира  для
детей" Лама. У каждой шутки есть оборотная сторона - чувства того, над кем
подшутили.
   Зазвонили колокола храма Санто-Кристо, голуби взмыли  с  крыш  прямо  в
золотой вечер и закружили над лотерейными лавчонками улицы О'Рейли  и  над
банками Обиспо; мальчики и девочки в черно-белой форме, с черными ранцами,
не отличимые друг от  друга,  как  галчата,  ручейками  потекли  из  школы
св.Младенцев. Возраст отделял их от мира взрослых - от мира 59200, - и  их
легковерие было совсем иного рода. Скоро придет домой Милли,  с  нежностью
подумал он. Какое счастье, что она все еще верит в  сказки:  в  непорочное
зачатие, в образа святых, проливающих слезы или твердящих во  мраке  слова
любви. Готорн и иже с ним были не менее легковерны, но  они  принимали  за
чистую монету кошмары, страшные вымыслы из фантастических романов.
   Нет,  играть  -  так  уж  играть.  По  крайней  мере  он  доставит   им
удовольствие за их деньги, он снабдит их для картотеки  чем-нибудь  почище
экономического доклада. Уормолд набросал черновик: "Номер  1  от  8  марта
абзац А начинается во время моей поездки в Сантьяго  я  слышал  из  разных
источников сообщения о крупных военных сооружениях в горах  Орьенте  точка
эти работы настолько обширны что не могут быть предназначены для борьбы  с
мелкими повстанческими отрядами которые там засели  точка  ходят  слухи  о
расчистке  больших  участков  точка  маскируются  лесными  пожарами  точка
крестьян ряда деревень принуждают возить камень абзац Б начинается в  баре
гостиницы  в  Сантьяго  познакомился   с   испанцем   летчиком   кубинской
авиакомпании в состоянии сильного опьянения точка утверждает что  на  пути
из Гаваны в Сантьяго видел обширные бетонные площадки слишком большие  для
любых гражданских сооружений абзац В начинается  59200/5/3  сопровождавший
меня в Сантьяго взял на себя опасное поручение и зарисовал возле  военного
штаба в Байамо необычного вида машины отправляемые в  леса  точка  чертежи
следуют  диппочтой  абзац  Г   начинается   разрешите   выплатить   особое
вознаграждение учитывая серьезный риск которому он подвергался и  временно
приостановить работу над экономическими докладами в связи  с  тревожным  и
важным характером сообщений из Орьенте абзац Д начинается проверьте  Рауля
Домингеса кубинского пилота  которого  предлагаю  завербовать  в  качестве
59200/5/4".
   Уормолд с жаром принялся зашифровывать свое послание. "Вот уж не думал,
что я на это способен! 59200/5 знает свое дело", - не без гордости подумал
он. Его веселое настроение заразило даже Чарльза Лама. Он  остановил  свой
выбор на странице 217, строка 12:  "Но  я  откину  занавес  и  покажу  вам
картину. Разве она не хороша?"
   Уормолд вызвал из магазина Лопеса. Он вручил ему двадцать пять  песо  и
сказал:
   - Вот деньги вперед за первый месяц.
   Он слишком хорошо знал Лопеса, чтобы ожидать от него  благодарности  за
лишние пять песо, но был обескуражен, когда тот заявил:
   - Да, а на тридцать песо можно было бы жить.
   - Вы еще недовольны? Фирма вам платит большие деньги.
   - Но требует много лишней работы, - сказал Лопес.
   - Что за чушь! Какой работы?
   - Личных услуг.
   - Каких личных услуг?
   - Она, наверно, потребует много лишней работы,  а  иначе  зачем  бы  вы
стали платить мне двадцать пять песо?
   В денежных спорах Лопес всегда брал верх.
   - Принесите мне из магазина один "Атомный котел", - сказал Уормолд.
   - У нас только один и есть в магазине.
   - Вот и принесите его наверх.
   Лопес вздохнул.
   - Это что, личная услуга?
   - Да.
   Оставшись один, Уормолд разобрал  пылесос.  Потом  он  сел  за  стол  и
принялся тщательно снимать с него чертежи. Позже,  откинувшись  на  спинку
стула  и  разглядывая  свои  наброски  пульверизатора,  отсоединенного  от
шланга, игольчатой трубки, наконечника и патрубка, он  задумался:  "Уж  не
зашел ли я слишком далеко?" Он заметил, что  позабыл  проставить  размеры.
Проведя черту, он указал масштаб: три фута в дюйме.  Потом  для  сравнения
нарисовал рядом  с  наконечником  человечка  величиной  в  два  дюйма.  Он
аккуратно одел его в темный костюм, снабдил котелком и зонтиком.
   Когда Милли вернулась в этот вечер домой, он все еще  был  занят  своим
донесением, а на столе перед ним лежала большая карта Кубы.
   - Что ты делаешь, папа?
   - Первые шаги на новом поприще.
   Она заглянула ему через плечо.
   - Ты хочешь стать писателем?
   - Да, сочинять фантастические романы.
   - Тебе будут платить много денег?
   - Прилично, если  я  буду  очень  стараться.  Каждую  субботу  придется
сочинять по рассказу.
   - А ты будешь очень знаменитый?
   - Вряд ли. Не в пример другим  писателям,  я  уступлю  всю  славу  моим
невидимкам.
   - Невидимкам?
   - Так называют тех, кто пишет на  самом  деле,  хотя  гонорар  получает
знаменитость. В этом случае я буду писать  на  самом  деле,  а  моя  слава
достанется невидимкам.
   - Но деньги-то будут платить тебе?
   - О, да.
   - Тогда я смогу купить шпоры?
   - Безусловно.
   - А как ты себя чувствуешь, папа?
   - Как никогда. У  тебя,  верно,  здорово  отлегло  от  души,  когда  ты
подожгла Томаса Эрла Паркмена младшего?
   - Ну что ты ко мне с этим пристаешь? С тех пор прошло столько лет!
   - Потому что я тебя за это уважаю. А ты бы смогла поджечь его еще раз?
   - Конечно, нет. Я уже слишком большая. И потом, в старших  классах  нет
мальчишек. Папка, скажи, а мне можно будет купить охотничью фляжку?
   - Все, что хочешь. А впрочем, погоди, что ты будешь туда наливать?
   - Лимонад.
   - Будь хорошей девочкой и  принеси  мне  чистый  лист  бумаги.  Инженер
Сифуэнтес ужасный болтун!



ИНТЕРМЕДИЯ В ЛОНДОНЕ

   - Как долетели? - спросил шеф.
   - Немного помотало над Азорскими островами, - ответил Готорн.
   На этот раз он не успел снять  свой  светло-серый  костюм;  его  срочно
вызвали из Кингстона, а в лондонском аэропорту уже ждала  машина.  Он  сел
поближе к радиатору парового отопления и все же  временами  не  мог  унять
озноб.
   - Что это за странный цветок у вас в петлице?
   Готорн совсем забыл про цветок. Он поднял руку к лацкану пиджака.
   - Это, кажется, когда-то было орхидеей, - неодобрительно заметил шеф.
   - Панамериканская авиалиния выдала нам это вчера  вечером  к  ужину,  -
объяснил Готорн.
   Он вынул из петлицы мятый лиловый лоскут и бросил его в пепельницу.
   - К ужину? Странно, - сказал шеф. - Вряд ли  это  улучшило  ваше  меню.
Лично я ненавижу орхидеи. Декадентские штучки. Кажется, был какой-то  тип,
который носил в петлице зеленые орхидеи...
   - Я ее туда сунул, чтобы освободить  поднос.  Он  был  весь  заставлен:
горячие пирожки и шампанское, компот и  томатный  суп,  жареная  курица  и
мороженое.
   -  Кошмарная  смесь!  Надо   было   летать   на   самолете   британской
авиакомпании.
   - У меня не было времени заказать билет.
   - Да, тут дело срочное. Наш человек в Гаване присылает последнее  время
довольно тревожные донесения.
   - Отличный работник, - сказал Готорн.
   - Не отрицаю. Побольше бы таких. Единственное, чего  я  не  пойму,  как
американцы до сих пор ничего не пронюхали.
   - А мы запрашивали их, сэр?
   - Конечно, нет. Я боюсь, что они разболтают.
   - Может, они боятся, что разболтаем мы.
   Шеф спросил:
   - А эти чертежи - вы с ними ознакомились?
   - Я не очень разбираюсь в таких вещах. Я сразу же их переслал.
   - Ну так взгляните на них сейчас как следует.
   Шеф разложил чертежи на столе. Готорн нехотя оторвался от радиатора,  и
его тут же охватил озноб.
   - Что с вами?
   - Вчера в Кингстоне было девяносто два градуса.
   - Кровь у вас стала жидковата. Наши холода пойдут вам на пользу...  Ну,
что скажете?
   Готорн  принялся  разглядывать  чертежи.   Они   ему   что-то   ужасное
напоминали... Но что?.. Он испытывал какое-то странное беспокойство.
   - Вы помните сопроводительное донесение, - оказал шеф. - Источник дробь
три. Кто он такой?
   - По-моему, инженер Сифуэнтес.
   - Понимаете, даже он был озадачен. При всей своей технической эрудиции.
Эти машины транспортировались на грузовиках из армейского штаба в Байамо к
границе лесов. Там их погрузили на мулов и повезли по  направлению  к  тем
загадочным бетонным площадкам.
   - Что говорят в министерстве авиации?
   -  Они  взволнованы,  очень  взволнованы.   Ну   и,   конечно,   весьма
заинтересовались.
   - А как атомники?
   - Им мы еще не показывали. Вы же  знаете,  что  это  за  народ.  Начнут
придираться к деталям, кричать, что все это не очень  точно,  что  размеры
трубы не те или что она направлена не  в  ту  сторону.  Нельзя  требовать,
чтобы агент восстановил  по  памяти  все  детали.  Мне  нужны  фотографии,
Готорн.
   - Эта нелегкое дело, сэр.
   - Надо их раздобыть во что бы то ни стало. Любой ценой. Знаете, что мне
сказал Сэвэдж? У меня, доложу  я  вам,  просто  волосы  встали  дыбом.  Он
сказал, что один из чертежей напоминает ему гигантский пылесос.
   - Пылесос?!
   Готорн согнулся над столом и припал к чертежам,  -  его  снова  пробрал
озноб.
   - Прямо мурашки по коже пробегают, правда?
   - Но это же невозможно, сэр! - Готорн говорил с таким жаром,  точно  на
карту была поставлена  его  собственная  карьера.  -  Не  может  это  быть
пылесосом. Что угодно, только не пылесос!
   - Дьявольская игрушка, верно? -  сказал  шеф.  -  Остроумно,  просто  и
чертовски ловко придумано. - Он вынул черный монокль, голубое младенческое
око отразило свет лампы, и на  стене  над  радиатором  забегал  зайчик.  -
Видите эту штуку? Она в шесть раз больше человеческого  роста.  Похожа  на
гигантский пульверизатор. А это - что оно вам напоминает?
   - Двусторонний наконечник, - уныло сказал Готорн.
   - Что такое двусторонний наконечник?
   - Они бывают у пылесосов.
   - Вот видите, опять пылесос. Готорн, кажется, мы напали на след  такого
крупного дела, рядом с  которым  сама  водородная  бомба  будет  выглядеть
оружием обычного типа.
   - А разве мы этого хотим, сэр?
   - Конечно, хотим. Тогда люди перестанут столько о ней болтать.
   - Что же вы предполагаете, сэр?
   - Я не  ученый,  -  сказал  шеф,  -  но  поглядите  на  этот  громадный
резервуар. Ведь он, наверно, выше деревьев. Наверху что-то вроде  огромной
оскаленной пасти... обратите внимание на трубопровод -  он  здесь  намечен
пунктиром. Почем нам знать, может, он тянется на много  миль,  от  гор  до
самого  моря.  Знаете,  говорят,  русские  работают  над  каким-то   новым
изобретением  -  что-то  связанное  с  солнечной   энергией   и   морскими
испарениями. Понятия не имею, что у нас тут, но уверен - дело грандиозное.
Передайте резиденту, что нужны фотографии.
   - Просто ума не приложу, как ему подобраться поближе...
   - Пусть наймет самолет и собьется с курса над  этим  районом.  Не  сам,
конечно, - пусть пошлет дробь два или дробь три. Кто такой дробь два?
   - Профессор Санчес. Но самолет непременно обстреляют. Весь  этот  район
патрулируется военной авиацией.
   - Вот как, в самом деле?
   - Ищут мятежников.
   - Ну, это они так  говорят.  Знаете,  Готорн,  какое  у  меня  возникло
подозрение?.
   - Да, сэр?
   - Никаких мятежников вообще не существует. Все это  миф.  Правительству
понадобился предлог, чтобы объявить район закрытым.
   - Пожалуй, вы правы, сэр.
   - Для всех нас будет лучше, если я ошибаюсь, - радостно сказал  шеф.  -
Боюсь я этих штук, Готорн, ей-богу, боюсь. - Он снова вставил  монокль,  и
зайчик на стене исчез. - Когда вы были здесь в прошлый раз, вы говорили  с
мисс Дженкинсон насчет секретаря для 59200 дробь пять?
   - Да, сэр. У нее не было ничего подходящего, но она считает,  что  одна
из ее девушек, Беатриса, пожалуй, сойдет.
   - Беатриса? До чего же противно, что их называют по именам!  Подготовку
она прошла?
   - Да.
   - Пора дать резиденту в Гаване помощников. Все это не по  плечу  одному
человеку, да еще без специальной подготовки. Пожалуй, пошлите и радиста.
   - А не лучше ли мне сначала съездить самому? Я бы мог  познакомиться  с
обстановкой, поговорить с ним о том о сем.
   - А конспирация, Готорн? Мы не можем сейчас  подвергать  его  опасности
провала. Если ему дать радиопередатчик, он будет сноситься непосредственно
с Лондоном. Не нравится мне эта связь через консульство, да и они тоже  не
в восторге.
   - А как же его донесения, сэр?
   - Придется ему наладить что-то вроде  курьерской  связи  с  Кингстоном.
Можно использовать кого-нибудь из его коммивояжеров. Пошлите ему  указания
с секретаршей. Вы ее видели?
   - Нет, сэр.
   - Повидайте немедленно. Проверьте, подходит ли она. Может ли  взять  на
себя всю технику? Введите ее в  курс  дел  его  фирмы.  Старой  секретарше
придется уйти. Поговорите с А.О. насчет небольшой пенсии.
   - Слушаюсь, сэр, - сказал Готорн. - Можно мне взглянуть еще раз на  эти
чертежи?
   - Вас, кажется, заинтересовал вот этот. Что вы о нем скажете?
   - Похоже на быстродействующую соединительную  муфту,  -  мрачно  сказал
Готорн.
   Когда он был уже у двери, шеф бросил ему вдогонку:
   - Знаете, Готорн,  все  это  прежде  всего  ваша  заслуга.  Мне  как-то
говорили, что вы плохо разбираетесь в людях, но у меня на этот  счет  было
свое мнение. Браво, Готорн!
   - Спасибо, сэр.
   Он уже взялся за ручку дверь.
   - Готорн!
   - Да, сэр?
   - А вы не нашли той старой записной книжки?
   - Нет, сэр.
   - Может, ее найдет Беатриса.




ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


1

   Уормолду никогда не забыть этой ночи. Милли исполнилось семнадцать лет,
и он решил повести ее в "Тропикану". Хотя в кабаре и нужно проходить через
игорные залы, "Тропикана" все же безобиднее, чем  "Насьональ".  Эстрада  и
площадка для танцев находятся под открытым небом. На огромных  пальмах,  в
двадцати футах над землей, раскачивались девушки, а розовые и лиловые лучи
прожекторов  скользили  по  полу.   Певец   в   ярко-голубом   фраке   пел
по-англо-американски о прелестях Парижа. Потом рояль задвинули в кусты,  и
девушки спустились с ветвей, как пугливые птицы.
   - Как это похоже на Арденнский лес, - с восторгом сказала Милли.
   Дуэньи с ней не было: она исчезла после первого же бокала шампанского.
   - Не думаю, чтобы в Арденнском лесу были пальмы. Или танцовщицы.
   - Ты все понимаешь буквально, папа.
   - Вы любите Шекспира? - осведомился у Милли доктор Гассельбахер.
   - Нет, не люблю, - слишком уж он поэтичен. Помните, как это  у  него...
Входит гонец. "Направо двинулся с войсками герцог  мой".  -  "Тогда  мы  с
радостью пойдем за ним на бой".
   - Да какой же это Шекспир?!
   - Очень похоже на Шекспира.
   - Милли, не болтай глупостей!
   -  По-моему,  Арденнский  лес  тоже  из  Шекспира,  -   сказал   доктор
Гассельбахер.
   - Да, но я читаю только "Шекспира для детей"  Лэма.  Он  выбросил  всех
гонцов, кое-каких герцогов и почти всю поэзию.
   - Вы проходите Лэма в школе?
   - Нет, я нашла книгу у папы.
   - Вы  чит