ыло?
     - Семнадцатое лето. Женить собирались...
     - Жаль небось?
     Какая, однако, визгливая бабенка... Приглушив звук, иду к комбайну. Есть не хочется, но чай - это не еда, это гораздо лучше.
     - Как не жаль? - рассудительно отвечают мне в затылок. - А только сам виноват. Иных парней наших посекли для науки да и отпустили, как, к примеру, Бейбу Пигалицу. А смертоубийство - дело иное. И как додумался? Ни я ж, ни мамка его такому не учили. Добро еще снять позволили, домой отвезти, похоронить по-людски...
     Присаживаюсь. Прихлебывая чай, перегоняю запись чуть вперед.
     - Новый господин наезжал. Видный такой из себя, плащ лыцарский, лазоревый, а говор самый простецкий и рожа, прости Вечный, чисто разбойничья. Жить в имении, грит, не буду, больно уж разорено. Оставил за себя управителя, а сам к их сиятельству графу подался, при замке служить.
     - Вишь ты...
     - То-то... Да не кого-то там, а каффара, из городских... Да ты не сопи, паря... Оно хучь и каффар, спаси Вечный, а все ж таки не зверь. Молодой, уважительный...
     - Эге... а все ж, ептыть, каффар...
     - И что?
     - Ну-у, ежели, к примеру, порчу наведет?
     - Тю ты - порча! Нынче особо-то роптать не приходится... Вот до бунта, за старыми господами, ну дык дела и вправду шли под гору... А теперь что ж, за новым, лазоревым-та, облегчение вышло, так что не должно бы совсем-то уж худо быть...
     - А у тебя, к примеру, какие теперь подати назначены?
     - Ну, придется посылать в замок батрака и телегу с лошадью.
     - Сколько дней на год?
     - Двести.
     - Ого!
     - Ну, дык у меня ж почти два каламма...
     - ...Хм. Ежели двести дней - и на том все, тогда еще куда ни шло.
     - Да нет, еще и другое.
     - Еще и другое? Что же?
     - Зерно тоже... Двадцать полных мер...
     - Йой!
     - А ты не свищи, свистун. Недоимку ж простили, смекай! А потом, старые господа тридцать мер брали, а в Поречье, говорят, и по сорок!
     Таращу слипающиеся глаза на диод. Он все еще помигивает. Да что они мне там, "Лебединое озеро" в полном варианте пересылают, в самом-то деле?
     - Но кроме этих-то двадцати мер, уж наверняка ничего не требуют?
     - Да нет, почему ж это из-за этого остального не сдавать?
     - А что же еще тебе сдавать нужно?
     - Ну, телячьи и жеребячьи "крестики" буду платить, к примеру. Полтора за теленка, два с третью за жеребенка. И десятую долю с овцы.
     - Каждую десятую овцу?!
     - Кажную седьмую.
     - Отчего ж седьмую, если положено десятую?
     - Ну да - а при старых господах кажную шестую сдавали. Так что...
     Нет, это уже не крестьянская основательность. Это, как любит говорить в подпитии один мой друг, идиотизм деревенской жизни в полном объеме. Но, по крайней мере, убаюкивает на раз, лучше всякого снотворного. Лень даже протянуть руку, выключить; я растекся в кресле, блаженствую.
     - М-да... Но уж это-то точно все?
     - Эге. Разве только малость еще. Дважды на год долю мяса, и яйца, и кур полдюжины, и питейный мед... И еще двенадцать сажен дров, и три бочки угля в кузню. И еще сена - воз с каламма. И десять пуков соломы. И фунт льняной пряжи, и два фунта хмеля, и фунт воска, и еще пук конопли...
     - И конопли? Охти, беда...
     - Чего разохалась, дура? А при старых господах всего этого дела еще на добрую треть поболе, и податные сборы, сама знаешь, похлеще были...
     - Ах, так с тебя еще и монета положена?
     - А как же, чем мы хуже других... Поземельная, подворовая. И подушная, и тягловая. И шесть "крестов" за каждого батрака... И еще подарочные, и на капеллана, на стражу, на повара, и еще сбор в пользу часовни...
     - Сколько ж это всего денег выйдет?
     - Без трех "крестов" дюжина сребреников на круг, - едва ли не с гордостью.
     - Это ж пять быков купить можно! - потрясенно.
     - Ну да-а...
     - И все это вместе, ты говоришь, все ж таки... ничего?
     - М-м...при старых господах хуже было. К тому ж еще и землицы прирезать дозволили. Которая нынче ничейная. Сколько можешь вспахать, столько и бери...
     Журчит ручеек, журчит, убаюкивает.
     Нет. Вот спать не надо.
     Не надо спать.
     С усилием открываю глаза.
     ...Дурацкий был сон. Но, будем надеяться, вещий. Поскорее бы и впрямь оказаться в модуле, наслаждаться чайком, ожидая старта, и вполуха слушать нудные записи разведтехники. Руку могу дать на отсечение, что окажутся они примерно такими же, как пригрезившаяся мне беседа; мне ли не знать...
     Кресло подо мною не хуже, чем в модуле; рядом - столик, на столике - фрукты, прохладительные напитки и легкая закуска. Площадь отсюда, со второго этажа, видна, что называется, как на ладони: вот мастер Шурцу, прислонив топор к плахе, кланяется Императору, посылает воздушный поцелуй ликующей толпе и, осыпаемый цветами, идет вниз по ступеням с видом человека, хорошо и полезно поработавшего. А некто в маске, доселе скромненько державшийся поодаль, делает первый шаг к жаровне - и площадь жадно затихает.
     Ересиарха, оказывается, уже исполнили.
     Ну и ладно. Я мало что потерял, проспав сей судьбоносный миг.
     Там, внизу, не протолкнуться. Там жарко и воняет. Но меня, почетного гостя мэрии, эти мелочи жизни никак не касаются. Мне абонировано персональное окно, так что спектакль можно смотреть со всеми удобствами, не упуская ни единой детали.
     Было бы желание.
     А у меня его нет. Свой гонорар я получу позже. Когда бренные останки "Айвенго" повезут к Варьиным болотам, на углу Дегтярной и Виллибхиттура Блестящего, аккурат напротив каретного двора, у повозки полетит задняя ось. И пока мастер с подручными будут восстанавливать статус-кво, а меньше четверти часа на это у них никак не уйдет, ни возница, ни стражники не заметят человека в пестром картузе. Такой уж это волшебный картуз, что я смогу подойти к телеге и делать все, что душе угодно.
     Будь моя воля, я бы посидел дома. Но деваться некуда: пригласительный билет подписан лично господином мэром. Негоже обижать хорошего человека...
     Бом! - просыпается ратушный колокол.
     Бом-м! - отзывается его близнец с храмовой звонницы.
     Бом-м-м! Бом-м-м! - разливается отклик с башен Священного Холма.
     Хрусткая дробь барабанов забивает плавные отзвуки меди, человек в алом колпаке клещами вынимает из жаровни длинные, раскаленные добела иглы, и площадь напрягается, не шевелясь и почти не дыша.
     Всем интересно: как умирают демоны?
     Только мне совсем не интересно. И я знаю доподлинно: умудренная имперская стража тоже сумела одолеть нездоровое любопытство. Никто не рискнул снять с "Айвенго" доспехи. Даже в щелочку лишний раз не заглядывали, пока монстр в подвале, как простой смертный, сидел. Великая сила - суеверия...
     Подливаю в бокал лимонаду. Пью. Звонкая свежесть тешит небо. А человек в алом колпаке уже подходит к киберу и, миг-другой помедлив, втыкает в щели забрала рдеющие стальные острия.
     И в небо над площадью ввинчивается жуткий, выматывающий душу вопль.
     Кричит "Айвенго"...
     Вопль вибрирует, переходит то в визг, то в утробный вой, фигура в доспехах судорожно дергается, пытаясь вырваться из паутины цепей и просмоленных канатов, а из-под забрала двумя струйками сочится кровь - нормальная, вполне человеческая кровь, едва заметная, но все-таки более темная, чем багряные латы...
     А потом занимаются вязанки хвороста, с треском вспыхивают поленца "ведьминой березы", языки огня иссиня-белыми змеями обвивают доспехи от наколенников до навершия шлема - и почти сразу латы вздуваются пузырями; темнея на глазах, багряный суперпласт плывет бесформенными потеками, наливается пурпуром, затем чернью, и вдруг совершенно неожиданно сквозь тяжкий удушливый дым прорывается, щекоча ноздри, омерзительно душистый аромат жарящегося мяса...
     Выйдя на вовсе уж непереносимую ноту, вой обрывается.
     Сгусток боли на мгновение обвисает.
     И кричит снова...
     Бом-м-м-м-м!!! - ревет колокол.
     Больно!
     ...Я, оказывается, подскочил и, понятное дело, въехал коленом в накопитель. А он твердый, зараза. Модуль войлоком изнутри не обит, сумасшедших сюда не пускают.
     Да? А я кто?! Откуда крик - или это я сам ору?
     Сам.
     Полное ощущение, что рука, как тогда, липкая от крови и лимонада. Но никакого лимонада нет. И крови тоже. Ладонь давно поджила, царапинки почти не видны.
     Ф-фу...
     Всего лишь сон. Опять этот сон. С мельчайшими подробностями.
     Вязкий сон, липкий. Даже сейчас не хочет уходить, не дает проснуться до конца.
     Я протираю глаза.
     В лицо мне веет прохладой, солнце касается крыш, площадь под окном пуста.
     Нелепый пестрый картуз сиротливо лежит на подоконнике. И пусть...
     Иду по пыльной брусчатке к оцеплению. Потряхиваю кошелем. В ответ слышу, что сержант Кьяпу не какой-то там, а при исполнении и вот ка-ак заедет мне сейчас по хребту, так мало не покажется. Звучит грозно, но не очень уверенно, а минуту спустя, обретя два сребреника, кряжистый красноносый дядька, заботливо придерживая под локоток ("Эк тебя, барин, колбасит..."), возводит меня на эшафот.
     Там прибрано. Правда, кровь с плахи смыта кое-как; крупные сине-зеленые мухи жируют на срезе колоды; крылышки нежно вибрируют, усики шевелятся, лапки вязнут; изредка они взлетают, басовито гудя, но тотчас возвращаются к пиру.
     Опираясь на мощную длань сержанта Кьяпу, вплотную подхожу к столбу.
     Страшная штука - "ведьмина береза". Даже для суперпласта.
     Громадная бурая груша висит передо мной на закопченных цепях, а сверху, в узкой ее части, сквозь бесформенную дыру, бывшую некогда забралом, скалятся из черной гари белые-пребелые зубы...
     ...И назойливо жужжат голоса с дисплея.
     - Успеть бы в Худобища до вечера...
     - Успеем, почтенный мэтр.
     - Вот и славно. Очень уж домой хочется. Устал от грязи.....
     Другой ракурс, вид чуть сверху, подвижная камера все время панорамит вкруговую; наверняка работало чудо техники серии "комар" или "птенец"...
     Удобно умостившись в двуколке, некто по-домашнему полненький, круглолицый и добродушный, запахнув алую мантию, непринужденно беседует с всадником, укутанным в длинный синий плащ. Еще двое синих трусят поодаль.
     Голосок толстячка ласково-маслянист, под стать облику.
     - Прекрасно вас понимаю, мэтр. А что поделаешь? - Всадник очень вежлив, но не подобострастен.
     - То-то. Они ведь и сами не ведают, что натворили. Надеются на что-то, а как услышат приговор, бледнеют, глаза жалкие. Честно скажу, сердце заходится, а ничем им, дуракам, не помочь; закон есть закон...
     - Закон есть закон, - соглашается всадник.
     Это правда, мысленно подтверждаю я, заваривая чай. Это я сам видел.
     Вилланов больше не рубят на куски, не бросают на съедение болотным гураллам, не жарят на вертелах. Им уже не мозжат дубинами черепа, не вспарывают животы, набивая брюшную полость зерном, не рвут на куски клещами. Их не волокут по стерне, привязав к конскому хвосту, не протыкают раскаленными пиками, не топят в деревенских колодцах, как раньше. Пришло время закона. Судьи в алых мантиях разъезжают по деревням; кое-кого они даже оправдывают, а уличенных неопровержимо присуждают к смерти от топора. Но опытные палачи нынче на вес золота, а новички есть новички; поэтому вдоль дорог висит столько мертвецов, что путешествовать в последнее время стало неприятно; мне, во всяком случае, больше не хочется...
     - ...а я ведь тоже не железный. Столько работы...
     - Работают, положим, мои люди, почтенный мэтр. - В голосе пурпурного ощущается некоторое раздражение. - В одних Непобей-Ухабах дюжина, да в Бум-Цаца десяток, да в Угоняевке не меньше. А сколько еще в Худобищах?
     - Ах, оставьте, дружок! Это механический труд, не больше, тем паче что им выпить водки - и как с гуусси вода. А у меня сердце уже на пределе. Кстати, мой коллега Винди, прекрасный юрист, слег; врачи не ручаются за его жи...
     Синий блик оборвал болтовню на полуслове.
     - Просмотр почты, - мяукает комп. - Документ первый.
     Ну-с, поглядим, что за полнометражное произведение искусства мне преподнесли.
     Я уже утихомирил гул в ушах, загнал пульс в положенные ему рамки и запретил себе вздыхать о загубленных нервных клетках. Глоток чая - и...
     Девчонки!
     Старшая... Младшая...
     Почти хором:
     - Привет, папочка! Возвращайся скорее!
     Машут мне руками. Улыбаются до ушей.
     - Мы тебя любим!
     И пропадают.
     С трудом ухитряюсь не пролить чай.
     Нет. Этого не было. Это мне просто привиделось. Кинуть видеопост с орбиты в модуль достаточно просто. А вот с Земли на ретрансляторы орбитала - куда сложнее и к тому же безумно дорого. Но главное, это - правительственная связь. Такого рода частную переписку могут позволить себе разве что министры, да и то далеко не все...
     Елки-палки, кого на сей раз закадрила Старшая?
     Замираю, опасаясь догадываться.
     - Документ второй, - приходит на помощь комп.
     И сразу, без передышки - следующая картинка.
     Мундир с потрясающим иконостасом.
     В самой середине - радужный овал "Героя Кашады", почти такой, как у меня, но с мечами и лаврами. На миг камера замирает, потом отъезжает назад, и становится видно, что в мундире имеется Маэстро, а вокруг него вырисовывается...
     Нет, я, пожалуй, не рискну сказать "кабинет".
     Из окна, оставшегося за кадром, льется солнечный свет, золото, платина и каменья переливаются, отсвечивают, играют бликами.
     Впечатляет.
     Нечасто можно узреть Маэстро при полном параде, но это, безусловно, самый, что ни на есть экстренный случай. Пребывать там в чем-нибудь штатском попросту неприлично. Все равно что неглиже.
     Продуманный хаос изящной, почти невесомой мебели. Гигантский бежевый ковер. Очевидно, дисгармоничен только стол. Мощный, похожий на убегающее за горизонт шоссе, он идеально чист. Лишь серебристый пультик "универсума", черный тюльпан в прозрачном фиале и бюстик Новой Метлы.
     Ее же внимательный лик - на большущем, аляповатом портрете над столом.
     И бронзовое изваяние в углу - тоже она.
     - Ну как? - не тратя времени на приветствия, спрашивает Маэстро. - Идет?
     - Что? - невольно уточняю я.
     И тут же понимаю, что сморозил глупость. Связь-то односторонняя. Впрочем, любимый шеф, оказывается, предвидел все, что и не замедливает продемонстрировать.
     - Кабинет мне идет? - снисходительно улыбается он, воровато косясь на отражение в зеркале. Судя по всему, оно ему очень нравится, особенно - малые орлы на погонах.
     Ни фига себе. Полный генерал...
     - Ты, что ли, в министры выскочил? - обалдело лепечу я.
     Но, представьте себе, предусмотрен даже этот идиотский вопрос. Еще бы, знает он меня как облупленного.
     - Вырулил, - со значением подмигивает господин полный генерал. - Да ты не волнуйся, не обмывали еще. Тебя ждем.
     Скулы его твердеют.
     - Прошу встать!
     Уже стою. Условный рефлекс-с. Второго рода-с. Ем начальство глазами и слушаю. А речь-то, между прочим, обо мне.
     - Именем Федерации! Присвоить очередное звание "генерал-майор"... Утвердить в должности директора Департамента... Ввести в состав коллегии министерства общей безопасности...
     Раскатисто озвучив фамилию подписавшего, Маэстро оттаивает.
     - Давай скорее. Ты очень нужен. Синяя вспышка.
     - Конец связи, - мурлычет комп. Медленно опускаюсь в кресло, так и не успев сообщить: служу-де Федерации...
     Хорошо. Все очень хорошо. И звание, и, соответственно, пенсия...
     Хотя какая там пенсия? Сейчас-то самая работа и пойдет. Только, извините, не раньше, чем доктор Сянь позволит. Я теперь буду очень послушным.
     Гляжу на позеленевший дисплей.
     Что-то очень важное я, кажется, упустил. Какая-то была нестыковочка.
     Ага, поймал. Министерство общей безопасности. Не внешней, не внутренней...
     Ладно, разберемся.
     А в целом картина ясна. У Новой Метлы раззуделось плечо, вместо простого шмона прошел генеральный, а любимый шеф оказался под рукой вовремя. Какие пируэты и виражи он при этом выписывал, кого топил, кого гробил - мне знать не положено, но нас выбраковка не только не коснулась, а совсем даже наоборот, и это главное.
     Ну, Маэстро. Аи да Маэстро. Отец родной, а не Маэстро.
     А уж за привет от девчонок - отслужу. Не подведу. Оправдаю. И прочее.
     Обидно только, что в наше сучье время каждую заслуженную радость надо зубами выгрызать. И на Брдокве этой клятой я, выходит, зря здоровье гробил - какой там борщ, если такие дела на кухне...
     "Параметры траектории введены в ЦУП модуля, - журчит комп. - Время старта: двенадцать ноль три ноль девять по орбитальному. Прошу подтвердить".
     - Подтверждаю.
     На пульте - короткая перекличка огоньков.
     Меньше часа до взлета. Еще через пару часов стыковка. А потом - Земля.
     Можно и расслабиться. Если бы не тупая тяжесть в затылке. Словно кто-то пристально смотрит сзади. Идиотское, нелепое ощущение: вот сейчас обернусь и встречу тяжелый, немигающий взгляд. Не оборачиваюсь. Оглянуться - значит признать, что у меня за спиной кто-то есть. А там некому быть. Там грузовой отсек. С дублем, которого, кстати, пора активировать и выпускать на волю.
     Затылок наливается вязкой ломотой.
     Резко разворачиваюсь.
     Все правильно: никого; только овальный, приятно розовый люк.
     Вот сквозь него-то и смотрят...
     Встаю.
     Какое бы Каа там ни завелось, я не бандерлог.
     Люк уходит в стену.
     Разглядываю, как в первый раз, багряные латы, глухой шлем-бочонок, увенчанный колосом. Приподнимаю забрало, смотрю в пустые глаза манекена.
     Красавец. Тот, первый, лица не имел вообще. Психологи утверждали, что ни к чему оно, рубахи на себе рвали: и так любой абориген даст деру при виде багряных лат и короны. Гнать! К лешему гнать недоучек! Не побежал он, а совсем даже наоборот...
     Затылок гудит по-прежнему, даже еще сильнее.
     Не хочется, ох как не хочется мне тебя выпускать, не нужен ты здесь, мой мальчик, уж поверь мне. Разденут, выпотрошат, потом ищи-свищи...
     На какой-то миг вместо дебильно-голубых очей куклы мне мерещится горелая, скалящая белые зубы дыра. Картинка, которую я гоню от себя, начинает являться не только в снах. И немудрено...
     Приходилось ли вам слышать, как кибер кричит от боли?
     А мне довелось.
     И ничего-то в тот миг не изменилось, и мир не рухнул. Просто я перестал понимать его. Вот по сю черту все было ясно, а вот - как отрезало.
     Можно преодолеть страх ради власти, богатства, величия, справедливости, наконец - люди везде и всегда чего-то хотят, даже на Гуррагче. Иногда для себя, любимых, иногда для всех, чтобы никто не ушел обиженным. И во всех случаях, не сомневаясь ни в чем, кладут на алтарь простых, в общем-то, хотений головы. Чаще чужие, изредка свои. Нормальное, естественное, совершенно человеческое поведение. Но какого черта этот парень молчал до конца?! Подал бы голос, попросил пощады, покаялся, наверняка заработал бы вместо костра петлю или меч. А то и жизнь; при имперском дворе весьма уместен раскаявшийся самозванец в роли метельщика...
     Ищ-щи... - вновь шелестит тишина.
     Ищи...
     Искать?
     Тупо смотрю на комп. Словно со стороны, слышу свой голос:
     - Поиск! "Экка о Пришествии Короля" - все данные!
     - Выполняется, - рапортует комп.
     И чувствую - стихает гул в висках. Будто подсказывает: правильно!
     Эту сказку я знаю наизусть. Но меня сейчас интересует не классическая версия. Не та, которую поют на площадях.
     - Нет оперативных данных, - огорченно вещает комп. - Запросить архив?
     Незадача. Архив - дело нудное. Там, помнится, сотни три местечковых вариантов, не считая позднейших и сохранившихся частично. Если бы хоть знать, что искать...
     И все-таки говорю:
     - Да.
     По наитию вбрасываю ключевые слова: бог, судьба, преображение, всевластие - все, что приходит в голову. В мою бедную, гудящую голову, раз за разом понимая: не то. Не угадал.
     На "бога" и производные