ли о том, что произошло, обсуждали это событие.
    Наконец, он осмелился не ждать больше. Где-то там, снаружи, был
ум, который все время знал, где Джомми находится, но почему-то
промолчал об этом. Этот ум был злонамеренным, что наполняло мальчика
дурным предчувствием и побуждало поскорее убраться из этого опасного
тайника. Орудуя замлевшими пальцами, он разобрал отверстие, затем, все
еще одеревеневший от долгой неподвижности, он осторожно протиснулся
наружу. Каждое движение вызывало приступ боли в боку, и волна
слабости затуманивала сознание, однако, он осмелился не возвращаться.
Постепенно он подтянулся наверх ящиков, а затем уже снаружи их стал
спускаться вниз. Его ноги почти коснулись земли, когда он услышал
быстрые шаги - и впервые почувствовал личность того, кто так долго
ждал его.
    Тонкая рука схватила его за лодыжку и раздался торжествующий
голос старухи:
    - Вот и хорошо! Спускайся-ка к Гренни. Гренни позаботится о тебе,
да, да. Она все время была уверена, что тебе осталось только залезть в
эту дырку, и что эти дураки не догадаются об этом. О, да, Гренни
очень ловкая. Она ушла, а затем вернулась, и, так как слэны могут
читать мысли, она держала свой мозг очень спокойным, думая только о
кухонных делах. И это сбило тебя с толку, не так ли? Гренни хорошо
знает, что может сбить тебя с толку. А сейчас пойдем. Гренни
присмотрит за таким хорошеньким мальчиком, ведь она так ненавидит
полицию.
    От страха у Джомми перехватило дыхание, но он все-таки узнал ум
жадной старухи, которая хотела схватить его, когда он убегал от
автомобиля Джона Петти. Тот мимолетный взгляд запечатлел образ злой
старухи в его сознании. И теперь от нее исходило такое дыхание ужаса,
такими омерзительными были ее намерения, что он взвизгнул и
набросился на нее.
    Тяжелая палка в свободной руке старухи опустилась на его голову
прежде, чем до него дошло, что у нее есть такое оружие. Удар был
умопомрачительным. Мышцы его стали непроизвольно дергаться, и тело
рухнуло на землю.
    Он почувствовал, как руки его связывают, а затем, наполовину
подняв его, она оттащила его на несколько шагов в сторону. В конце
концов старуха ухитрилась запихнуть мальчика в шаткую тележку и
накрыла тряпьем, пропахшим конским потом, машинным маслом и урнами
для мусора.
    Тележка покатилась по ухабистой мостовой заднего проулка, и
сквозь громыханье колес Джомми уловил ворчание старухи:
    - Какой же была бы Гренни дурой, если бы позволила поймать тебя,
мой мальчик. Награда в десять тысяч - ха! Мне бы ни за что не дали
столько. Думаю, что я не получила бы и цента! Уж Гренни-то знает этот
мир. Когда-то она была известной актрисой, теперь же просто
мусорщица. Они бы никогда не дали не то что сотню сотен, но и
одной-единственной сотни собирательнице тряпья и утиля. Ни за что!
Гренни еще покажет им, что можно сделать с молодым слэном. Гренни
наживет огромное состояние с помощью этого дьяволенка...

    Глава 2.

    Опять здесь этот отвратительный мальчишка.
    Кетлин Лейнтон застыла в защитной позе, но затем расслабилась. От
него нельзя было убежать оттуда, где она стояла, на этой почти
двухсотметровой зубчатой стене дворца. Но не составило бы особого
труда, после всех этих долгих лет в качестве единственного слэна
среди столь большого количества враждебных существ стоять лицом к
лицу с чем угодно, даже с Дэви Динсмором, которому одиннадцать лет.
    Она не обернется. Она не покажет ему, что ей стало известно, что
он идет по широкому застекленному переходу. Она непреклонно старалась
не думать о нем, поддерживая едва уловимый контакт, необходимый для
того, чтобы он не мог подойти к ней неожиданно. Она должна продолжать
смотреть прямо на город, как-будто не зная, что он подходит.
    Город начинался совсем неподалеку от нее, обширное пространство
зданий и сооружений, бесчисленных форм и цветов, постепенно
обволакиваясь легкой дымкой сгущающихся сумерек. Еще дальше чернела
зеленая равнина и обычно голубая, несущаяся потоком вода реки,
извивавшейся снаружи города. Она сейчас казалась более темной,
лишенной блеска в этом почти лишенном солнца мире. Даже горы в
отдалении у покрытого туманом горизонта имели темный оттенок. В них
была какая-то печальная задумчивость, которая была так подстать
грусти в ее собственной душе.
    - А-а-а! Нужно смотреть получше. Это твой последний.
    Нестройный голос резанул по ее нервам, как совершенно
бессмысленный звук. Некоторое время настолько сильным было
предположение о полностью нечленораздельных звуках, что значение слов
не проникло в ее сознание. А затем помимо своей воли она резко
повернулась в его сторону.
    - Мой последний? Что ты имеешь в виду?
    Она тут же пожалела о своем поступке. Дэви Динсмор стоял менее,
чем в двух метрах от нее. На нем были длинные шелковистые брюки и
желтая рубаха с открытым воротом. На его мальчишеском лице было
выражение "ух, какой я хулиган!", и губы его кривились в усмешке,
убедительно ей напоминая, то, что она заметила его, было его же
победой. Но все же - что могло заставить его произнести такие слова?
С трудом верилось, что он мог сам додуматься до таких слов. Ее
охватил короткий импульс поглубже порыться в его сознании. Она
вздрогнула и решила не делать этого. Войти в его мозг в его нынешнем
состоянии означало на добрый месяц почувствовать отвращение к
наблюдению за происходящим вокруг.
    Уже много времени, несколько месяцев, как она решила прекратить
контакты своего разума с потоком человеческих мыслей, с надеждами
людей и их ненавистью, превращавшей в ад атмосферу во дворце. Лучше
всего сейчас - презирать этого мальчишку, так же, как она делала это
в прошлом. Она повернулась к нему спиной, и даже ничтожнейшее из
ничтожнейших прикосновений к его разуму донесло до нее обертона
неистовства, побуждавшего его к действию. И затем снова раздался его
голос:
    - Й-э-э, в последний раз! Я ЭТО сказал, и ЭТО я имел в виду.
Завтра твой одиннадцатый день рождения, не так ли?
    Кетлин не отвечала, притворившись, что не слышит. Однако, чувство
опасности жалило своей неопределенностью. В его голосе было слишком
много едва скрываемого злорадства, слишком много уверенности. Может
быть, происходит нечто ужасное, составлены ужасные планы в течение
этих месяцев, когда она изолировала свой мозг от мыслей этих людей?
Может быть, она совершила ошибку, замкнув себя в своем собственном
мире? А теперь реальный мир проломил ее защитную броню?
    - Ты думаешь, что очень хитрая? - не унимался Дэви Динсмор. -
Посмотрим, как ты себя будешь чувствовать завтра, когда настанет твой
конец! Может быть, ты об этом еще не знаешь, но мама говорит, что по
дворцу ходит слух, что когда тебя впервые привели сюда, мистер Кир
Грей вынужден был обещать правительству, что он велит убить тебя в
день твоего одиннадцатилетия. И ты не думай, что это обещание не
будет выполнно. Вчера убили женщиу-слэна прямо на улице. Вот был
спектакль! Мне было бы очень интересно знать, что ты думаешь обо всем
этом, а?
    - Ты... сошел с ума!
    Слова помимо ее воли слетели с ее губ. Она едва ли сознавала, что
превосходит их потому, что они вовсе не такие, как она думала. Так
или иначе, он говорил правду. Это вполне соответствовало
нравственности этих убогих людишек. Это было столь логичным, что ей
вдруг показалось, что она всегда знала об этом.
    Весьма странным было упоминание о том, что его мать сказала
своему сыну о том, что хранилось в памяти Кетлин. Девушка сразу
вспомнила, как три года назад этот мальчишка, пользуясь молчаливым
покровительством своей матери, которая находилась рядом, напал на нее
с целью запугать и превратить в забитое, бессловесное существо. И
какое было удивление, какой был крик и барахтанье ногами от страха,
когда она оторвала его от пола и держала высоко в руках, пока вперед
не бросилась его разъяренная родительница, выкрикивая угрозы о том,
что она собирается сделать с этим "грязным, подлым, маленьким слэном".
    И затем неожиданно появился Кир Грей, неумолимый, высокий,
властный, и миссис Динсмор раболепствовала перед ним.
    - Мадам, на вашем месте я бы и рукой не дотронулся до этого
ребенка. Кетлин Лейнтон является собственностью государства, и когда
понадобится, будьте уверены, что государство сможет само избавиться
от нее. Что же касается вашего сына, то я видел все, что здесь сейчас
произошло. Он получил то, что полагается каждому забияке, и я
надеюсь, что этот урок пойдет ему на пользу.
    Как она была глубоко тронута тем, что он защитил ее! И после
этого она поместила Кира Грея в своем сознании в совсем отличную
категорию от той, к которой она причисляла другие человеческие
существа. И это несмотря на его жестокость, несмотря на все жуткие
рассказы о нем. Но теперь она знала правду и то, что он ничего
другого не имел в виду, когда говорил, что "государство может само
избавиться от нее".
    Она сбросила с себя состояние горькой задумчивости и увидела,
что город внизу меняет свой облик. Вся его огромная масса оделась в
свое вечернее великолепие с мириадами мерцающих огней. Сейчас город
казался удивительным, он раскинулся перед нею, как огромный
сверкающий бриллиант, как какая-то невообразимая страна зданий,
которые грандиозно вздымались к небесам и ярко сияли своим сверкающим
великолепием. Как она всегда страстно хотела уйти в этот город и
воочию увидеть все то, что так волновало ее воображение. Теперь,
конечно, она никогда уже не увидит все это. Она так и не сможет
увидеть весь этот мир красоты, попробовать его, насладиться им.
    - Й-э-э, - снова раздался нечленораздельный крик Дэви. - Смотри
хорошенько и думай, что смотришь в последний раз!
    Кетлин задрожала. Она чувствовала, что не в силах больше вынести
присутствие этого... этого гнусного мальчишки, ни секунды более. Не
произнося ни слова, она повернулась и спустилась вниз, во дворец, в
одиночество своей спальни.
    Было уже поздно, но сон не приходил.
    Кетлин знала, что уже очень поздно, так как уменьшился шумовой
фон, создаваемый мыслями снаружи, - люди давно уже были в
кроватях..., кроме часовых, гуляк и страдающих бессонницей.
    Странно, что она не могла уснуть. По сути, она ощущала
облегчение, теперь, когда ей стало известно все... Жизнь изо дня в
день была ужасной, ненависть слуг и большинства других человеческих
существ была близка к пределу, который она могла вынести. Она, должно
быть, все-таки задремала, так как жестокая мысль, которую она уловила
откуда-то извне, в искаженном виду превратилась в нереальный сон,
который она увидела.
    Кетлин беспокойно зашевелилась. Усики слэна (тонкие пряди волос,
тускло поблескивающие, как полированное золото, на фоне волос,
которые обрамляли ее точеное детское личико) целиком приподнялись над
остальными волосами и слабо колыхались, как будто их обвевал слабый
ветерок... Слабо, но настойчиво.
    Вдруг эти чувствительные антены подцепили угрожающую мысль из
мрака окутанного ночью дворца Кира Грея. Кетлин проснулась, дрожа от
страха.
    В ее мозгу застряла на мгновение мысль - мысль отчетливая,
жестокая, мысль, выражающая намерение совершить хладнокровное
убийство. Подобно холодному душу, эта мысль полностью прогнала ее
сон. А затем она вдруг исчезда, исчезла совершенно, будто ее и вовсе
не было. Осталась только смутная неразбериха мысленных образов,
которые лились нескончаемым потоком из бесчисленных помещений
огромного дворца.
    Кетлин лежала очень тихо, и из глубины ее собственного сознания
пришло понимание того, что все это означало. Кто-то не хочет ждать до
завтра. Кто-то сомневается в том, что над ней совершится казнь. И он
намеревается поставить Совет перед свершившимся фактом. Могло быть
только одно лицо, достаточно могущественное, чтобы не бояться
последствий: Джон Петти, глава секретной полиции, фанатик,
ненавидивший слэнов и вместе с этом и ее, ненавидел столь люто, что
даже в этой берлоге анти-слэнов его мысли были наиболее яркие и
впечатляющие. Убийца, должно быть, из его приспешников.
    Она усилием воли успокаивала свои нервы и заставила свой разум
начать зондаж все дальше и дальше, до самых крайних пределов ее
возможностей. Тянулись секунды, но она продолжала лежать, разыскивая
мозг, который хоть на короткое мгновение таил бы в себе угрозу ее
жизни. Шепот мыслей извне превратился в рев, который потряс ее
сознание. Уже несколько месяцев она обследовала мир неконтролируемых
умов. В ее сознании никогда не ослабевала память об их ужасах. Однако
реальность была хуже воспоминаний. Неумолимо, почти со взрослой
настойчивостью она удерживла себя в этой буре разумов, изо всех сил
стараясь по очереди изолировать индивидуальность каждого. Откуда-то
внезапно выплыла фраза:
    "О, господи, надеюсь, они не обнаружат, что их обманывают.
Сегодня - на овощах!". Это, должно быть, жена помощника повара,
несчастная богобоязненная женщина, которая жила в постоянном
смертельном страхе перед днем, когда будет разоблачено вероломство ее
мужа.
    Кетлин на миг прониклась жалостью к этой испытывающей ужасные
муки совести маленькой женщине, лежащей без сна в темноте рядом со
своим мужем. Но не слишком сильной жалостью, так как эта маленькая
женщина однажды, повинуясь абсолютно злобному импульсу, остановилась,
когда Кетлин проходила мимо нее по коридору, и безо всякого
предварительного раздумья, что могло бы предупредить девушку, с силой
ударила ее по лицу.
    Разум Кетлин спешил, движимый все более растущим чувством
безотлагательности.
    Разные картины мелькали в ее голове, настоящий калейдоскоп,
причем, некоторые из них были настолько ярки, что почти полностью
перекрывали все другие. Здесь был целый мир дворца с его интригами, с
его бесчисленными личными трагедиями, с его жестоким честолюбием.
Здесь были самые сокровенные мечты ворочающихся во сне людей. И здесь
присутствовали также и мысли людей, всю ночь занимающихся
составлением хитроумных планов.
    И вдруг к ней ворвался обрывок грубого желания, жестокой
решимости убить ее! В тот же момент он пропал, как неуловимая
бабочка, но сам он не напоминал бабочку. Беспощадность этой мысли
была подобна шторе, доводящей ее до отчаяния. Потому что этот второй
проблеск угрожающей ей мысли был таким мощным, что источник ее мог
находиться где-то рядом, только где-то в непосредственной близости от
нее.
    Ее начало лихорадить, и тут она уловила эту мысль в третий раз.
Сейчас она смогла определить и ее источник. Теперь девушка поняла,
почему этот мозг так долго избегал ее. Его мысли были тщательно
рассеяны, умышленно рассредоточены на тысячи различных дел, которые
казались просто обертонами в неразборчивом шуме, создаваемом
множеством находившихся вокруг разумов.
    Он, должно быть, имел практику. Но даже если это было так, то это
был не Джон Петти и не Кир Грей, каждый из которых придерживался бы
жесткого хода мыслей, подчиненного законам логики, которые ни за что
бы не позволили хоть одной искринке задуманного проскользнуть из
своего разума. Ее возможный противник, несмотря на весь свой ум, выдал
себя. И как только он войдет в комнату, она...
    Мысль оборвалась. Ее разум был потрясен обрушившейся на нее
истиной. Человек был уже в ее спальне и в этот самый момент подползал
на коленях к ее кровати.
    Кетлин показалось, что время остановилось. Этому чувству
способствовали и темнота, и то, как вся она, даже ее руки, были
укрыты одеялами. Она знала, что от малейшего движения зашелестят
плотные накрахмаленные простыни. Он набросится на нее, прежде чем она
успеет двинуться, прижмет ее под одеялами, и она всецело окажется в
его руках.
    Она не могла ни шевельнуться, ни что-либо разглядеть в темноте
спальни. Она могла только чувствовать, как нарастает возбуждение в
пульсирующем мозгу убийцы. Его мысли стали более быстрыми, и он
перестал рассеивать их. Пламя его убийственной страсти обожгло ее
разум, оно было настолько мощным и неистовым, что ей пришлось
отключить часть своего сознания от этого воспаленного разума, потому
что она внезапно почувствовала настоящую физическую боль.
    И в этом полном откровении его мыслей Кетлин прочла всю
предысторию этого покушения. Этот человек был часовым, пост которого
был снаружи, за дверью. Но это не был обычный часовой. Странно, что
она не заметила подмены. Наверное, ее сделали, когда она спала. Либо
тогда, когда она была полностью погружена в свои собственные мысли.
    Она уловила его план действий, когда он поднялся с покрытого
ковром пола и склонился над кроватью. Впервые ее глаза уловили
неясный блеск ножа в его руке, которую он отвел для замаха.
    Оставалось единственное. Единственное, что она могла сделать! Она
быстро и решительно поднялась и швырнула одеяла на голову и плечи
ошеломленного убийцы. Затем она спрыгнула с кровати - и стала еще
одной тенью среди теней комнаты.
    Позади нее раздался приглушенный одеялами крик. В этом низком
вопле был испуг и страх перед тем, что может случиться.
    Она уловила его мысли, услыхала шум его движения, когда он одним
прыжком перепрыгнул кровать и начал молотить руками, стараясь
обыскать самые дальние уголки комнаты. В этот момент ей показалось,
что ей не следовало бы вскакивать с кровати. Если все равно завтра
наступит смерть, то к чему эта отсрочка? Но она знала, что ответом
была охватившая ее всецело воля к жизни; и в ее разуме вновь
шевельнулась мысль, уже во второй раз, что этот полуночный посетитель
был доказательством того, что кто-то, кто желал ее смерти, боялся,
что казни не будет.
    Она постаралась перевести дыхание. Ее собственное возбуждение
смешалось с презрением, которое она испытывала, глядя на неуклюжие
старания убийцы.
    - Дурак ты, - сказала она своим детским голосом, полным
презрения, но абсолютно недетским своей разящей логикой. - Ты в самом
деле веришь, что можно поймать слэна в темноте?
    То, как убийца прыгнул в направлении ее голоса и размахивал во
все стороны кулаками, было отнюдь не привлекательно. Это было жалкое
и уродливое зрелище, потому что мысли этого человека стали теперь
совсем гадкими от ужаса, охватившего его. В этом страхе было что-то
нечистое, и Кетлин брезгливо поморщилась, стоя босиком у
противоположной стены спальни.
    Еще раз она заговорила своим высоким детским голосом:
    - Лучше бы ты ушел прежде, чем кто-либо услышит, как ты здесь
спотыкаешься. Я не сообщу о тебе мистеру Грею, если только ты уйдешь
немедленно.
    Она почувствовала, что человек ей не поверил. В нем было слишком
много страха, слишком много подозрительности и, что было неожиданным,
коварства! Бормоча проклятия, он перестал ее искать и опрометчиво
кинулся к двери, где был выключатель освещения. Она почувствовала,
что он вытаскивает пистолет и наощупь ищет выключатель. Девушка
поняла, что он предпочел рискнуть и попытаться убежать от часовых,
которые обязательно прибегут на звук выстрела, чем решиться на
встречу со своим начальником, которому придется сознаваться в своей
неудаче.
    - Ты глупый дурак! - сказала Кетлин.
    Она знала, что предпринять, хотя раньше никогда не сталкивалась с
такой ситуацией. Она беззвучно прокралась вдоль стены, ощупывая
пальцами ее поверхность. Затем она открыла обшитую филенками дверь,
проскользнула в нее, заперла за собой и побежала вдоль тускло
освещенного коридора к двери в конце его. Та открылась от ее
прикосновения в большой, роскошно обставленный кабинет.
    Внезапно испугавшись смелости своего поступка, Кетлин задержалась
в проеме, глядя на человека, который сидел за столом и что-то писал
при свете затененной настольной лампы. Кир Грей не сразу поднял
голову. Но через мгновение девушка поняла, что он уже знает, кто это
вошел, и тут к ней пришла смелость хорошенько рассмотреть этого
могущественного человека, пока он молчит.
    Было что-то величественное в этом повелителе людей, что всегда
восхищало ее, и даже сейчас, когда страх перед ним навалился на нее
всей своей тяжестью, она не могла