АЛЬФРЕД Э. ВАН ВОГТ. СЛЭН


    Глава 1.

    Он почувствовал холод руки матери, сжавшей его руку.
    Они спеша шли по улице, и ее страх передавался скрытой пульсацией
из ее мозга в его. Сотни других мыслей бомбардировали его мозг,
исходившие из кишевших по обе стороны от них толпы и внутри домов,
мимо которых они проходили. Но только мысли его матери были ясные и
последовательные - и в них был страх.
    - Они следуют за нами, Джомми, - телеграфировал ее мозг. - У них
нет полной уверенности, но они подозревают. Мы очень сильно
рисковали, приехав в столицу, хотя я надеялась, что на этот раз мне
удастся показать тебе старый, известный только слэнам, вход в
катакомбы, где припрятана тайна, которой владел твой отец. Джомми,
если случится худшее, ты знаешь, что делать. Мы достаточно часто
прорабатывали с тобой это. И, Джомми, не бойся и не волнуйся. Пусть
тебе всего девять лет, но у тебя разум не хуже любого
пятнадцатилетнего человеческого существа.
    "Не бойся - советовать легко", - подумал мальчик и спрятал от
матери свои мысли. Ей, конечно, не понравилось это утаивание, этот
барьер, внезапно разделивший их. Но есть мысли, которые не следует
никому открывать. Она не должна знать, как он боится!
    Все вокруг было неизвестным и поэтому волнующим для него. Он
чувствовал волнение каждый раз, когда попадал в сердце Центрополиса с
тихой окраины, где они жили. Громадные парки, километры небоскребов,
суматошная толчея всегда казались ему более замечательными, чем
рисовало его воображение - но от столицы мира и следовало ожидать
всего в огромных размерах. Здесь размещалось правительство. Где-то
здесь живет Кир Грей, абсолютный диктатор всей планеты. Когда-то
давно - сотни лет назад - Центрополис был в руках слэнов в короткий
период их возвышения. Но это было когда-то, а сейчас здесь
обосновался Грей...
    - Джомми, ты чувствуешь их враждебность? Ты можешь определять
такие вещи на расстоянии?
    Он напрягся. Неизменная волна неопределенности, омывавшая его и
исходившая от толп людей, сновавших мимо, переросла в бурлящий
водоворот, вынесший случайный обрывок мысли:
    "Говорят, что в городе все еще есть живые слэны, и это несмотря
на то, что приняты все возможные меры. Говорят, что даже скоро выйдет
приказ пристреливать их на месте..."
    "... Но разве это не опасно? - возникла другая мысль, очевидно,
вопрос, заданный вслух, хотя Джомми уловил только мысленный образ. -
Я имею в виду, что можно по ошибке убить кого-нибудь невиновного".
    "Именно поэтому так редко полиция стреляет на виду. Их стараются
сначала поймать и проверить. У них отличные от нас внутренние органы,
и на их головах есть..."
    "Но теперь будет отдан закон о возможности стрелять в слэнов не
только полиции, но и гражданским лицам. Представляешь, какая может
подняться неразбериха..."
    - Джомми, ты чувствуешь их? Они на квартал позади нас. В большом
автомобиле! Ждут подкрепления, чтобы перегородить нам путь
спереди.Они действуют быстро. Ты можешь уловить их мысли?
    Он не мог! Несмотря на все отчаянные попытки расширить восприятие
своего мозга, несмотря на то, что он напрягся и до пота бился над
усилением своей способности. Именно здесь возможности взрослых
превышали его неокрепшие инстинкты. Взрослые могли легко охватывать
большие пространства и выстраивать отдаленные вибрации в
последовательные картины.
    Ему хотелось обернуться и посмотреть, но он не отважился. Его
небольшие, хотя и длинные ноги так и сверкали, ему приходилось почти
бежать, чтобы идти вровень с нетерпеливой матерью. Так ужасно быть
маленьким и беспомощным, молодым и неопытным тогда, когда жизнь уже
требовала зрелой силы, мужественности и настороженности взрослого
слэна.
    Мысли матери вонзились в его размышления.
    "Теперь кто-то впереди нас, Джомми, а другие переходят улицу. Ты
должен уходить, дорогой. Не забывай того, что я тебе говорила. Ты
живешь только ради этого: сделать так, чтобы слэны могли жить
нормальной жизнью. Я думаю, что ты должен будешь убить нашего
злейшего врага, Кира Грея, даже еси бы это означало, что за ним тебе
пришлось бы войти в Большой Дворец. Помни, может быть стрельба и
суматоха, но ты не вешай голову. Удачи тебе, Джомми".
    И только тогда, когда она отпустила его руку, наспех пожав ее,
Джомми понял, что общее содержание ее мыслей изменилось. Страх исчез.
Из ее мозга источалось ободряющее спокойствие, которое успокаивало ее
нервы и замедляло биение двух его сердец.
    Проскользнув под прикрытие проходящих мимо мужчины и женщины,
Джомми украдкой взглянул на устремившихся к его матери, которая
сейчас выглядела очень обычно, и в своих спортивных брюках и розовой
кофте, с волосами, подобранными вверх, и туго повязанным шарфом на
шее очень напоминала обычную женщину.
    Через улицу шли одетые в гражданское с мрачными лицами, на
которых было выражение неприятной обязанности, которую им предстоит
выполнять. Мысль о непривлекательности этого, ненависть, которую они
несли с собой, ложилась тенью на их разум, которая падала и на
Джомми. Это его ошеломило даже в тот момент, когда он сосредоточился
только на том, чтобы убежать. Почему так необходимо, что он должен
умереть? Он и его чудесная, добрая, умная мать! Это было чудовищно
несправедливо.
    Автомобиль, блестящий на солнце, словно длинный бриллиант, резко
затормозил у бордюра. Джомми услышал грубый мужской голос:
    - Стой! Тут есть еще парнишка. Не дайте ему уйти! Остановите его!
    Прохожие остановились и стали озираться. Мальчик почувствовал
вызывающую замешательство мягкость их мыслей. И тогда он обогнул угол
и побежал по Кэпитал Авеню. Какой-то автомобиль отъезжал от тротуара.
Ноги Джомми с бешеной скоростью застучали об асфальт. Его необычайно
сильные пальцы ухватились за задний бампер. Он подтянулся и повис на
нем. Автомобиль устремился в лабиринт уличного движения и стал
набирать скорость. Откуда-то пришла мысль:
    "Будь счастлив, Джомми".
    Девять лет она готовила его к этому моменту. Но что-то подступило
к его горлу, когда он ответил:
    "Будь счастлива, мама".
    Автомобиль быстро мчался, накручивая один километр за другим.
Очень многие из прохожих останавливались и смотрели на маленького
мальчика, едва удерживающегося на сверкающем бампере. Джомми ощущал
силу этих взглядов, мысли, которые мелькали в их сознании и
заставляли их губы издавать робкие, но резкие пронзительные выкрики.
Выкрики, которые водитель автомобиля не мог слышать.
    Джомми внезапно почувствовал мысли людей, которые вбегали в
телефонные будки и сообщали в полицию о мальчике, вцепившемся в
бампер. Малыш изогнулся, пытаясь уловить тот момент, когда за ним
начнет гнаться полицейская машина, которая очень быстро заставит
замедлить ход автомобиля, уносившего его. Встревоженно он впервые
сосредоточил свои мысли на седоках автомобиля.
    Он уловил вибрацию двух разумов. Как только он поймал их мысли,
он содрогнулся и опустился почти до самой мостовой, приготовившись
отцепиться. Он взглянул вниз, потом - ошеломленный - снова взобрался
на свое место. Мостовая вызывала головокружение, скорость автомобиля
полностью размывала ее очертания.
    Очень неохотно его мозг снова стал прощупывать сознание сидевших
в автомобиле. Мысли водителя были сосредоточены на задаче управления
машиной. Один раз в его мозгу промелькнула мысль о пистолете,
упрятанном в кобуру на плече. Имя его было Сэм Эндерс, и он был
шофером и телохранителем человека, сидевшего рядом - Джона Петти,
шефа секретной полиции всемогущего Кира Грея.
    Опознание личности шефа полиции как будто электрическим током
пронзило Джомми. Печально известный охотник за слэнами сидел
расслабившись, не обращая никакого внимания на скорость автомобиля. У
него было задумчивое настроение, он никуда не торопился.
    Какой необычный мозг! В нем ничего нельзя было прочесть, кроме
смутных поверхностных пульсаций. "Это не вызывало бы удивления, -
подумал Джонни, - если бы Джон Петти мог сознательно оберегать свои
мысли." Похоже, что здесь действительно был барьер, столь действенно
скрывающий мысли, барьер, почти такой же, как и у слэна. Но в то же
время и чем-то отличный. Через него проникали обертона, которые
говорили о безжалостном характере, о высшей степени тренированном и
выдающемся уме. Неожиданно через этот барьер пробился обрывок мысли,
вынесенный на поверхность шквалом бушевавшей внутри страсти,
всколыхнувшей спокойствие Петти.
    "... придется убить эту девчонку-слэна, Кетлин Лейнтон. Это
единственный способ подкопаться под Кира".
    Джомми судорожно старался ухватиться за эту мысль, но она ушла в
тень, за пределы досягаемости. И все-таки он уловил суть.
Девочку-слэна по имени Кетлин Лейнтон должны были убить, чтобы тем
самым подорвать влияние Кира Грея.
    - Босс, - донеслась мысль Сэма Эндерса, когда он обращался к
сврему шефу, - включите, пожалуйста, вон тот тумблер. Мигающий
красный огонек на панели означает общую тревогу.
    Мозг Джона Петти остался равнодушным.
    - Пусть их, - отмахнулся он. - Эти тревоги только для мелких
сошек.
    - Может быть, все же послушаем, в чем там дело? - сказал Сэм
Эндерс.
    Автомобиль чуть-чуть замедлил свой ход, когда он дотягивался до
дальнего края приборной панели, и Джомми, рискованно свесившись с
бампера, стал ждать случая спрыгнуть на землю. Взгляд его, скользя
под крылом автомобиля, видел только нескончаемую мутную линию на
мостовой, не переходящую в травяной газон и не пускающую его.
Спрыгнуть сейчас означало бы разбиться о бетон. Когда он, потеряв
надежду, вновь прижался к кузову, на него обрушился шторм мыслей
Эндерса, поймавшего сообщение общей тревоги:
    "Все автомобили на Кэпитал Авеню и в ее окрестностях должны
следить за мальчиком, которого считают слэном, по имени Джомми Кросс,
сыном Патриции Кросс. Миссис Кросс убита десять минут назад на углу
Главной и Кэпитал. Мальчик вскочил на бампер автомобиля, который, по
показаниям свидетелей, быстро умчался".
    - Послушайте, босс, - сказал Сэм Энднрс. - Мы находимся на
Кэпитал Авеню. Может быть, остановимся и поможем поискам. За каждого
слэна дают вознаграждение в десять тысяч долларов.
    Взвизгнули тормоза. Автомобиль так сильно затормозился, что
Джомми буквально придавило к задней части кузова. Он с трудом
превозмог давящую на него силу и как раз перед остановкой автомобиля
опустился к мостовой. Ноги сами понесли его. Он бросился стрелой мимо
какой-то старухи, пытавшейся схватить его (разум ее был наполнен
жадностью). Затем он оказался на пустой автостоянке, за которой
громоздился длинный ряд почерневших кирпичных и бетонных зданий -
начало района оптовых складов и заводов.
    Из автомобиля донеслась до него полная злобы мысль:
    "Эндерс, вы понимаете, что мы проехали перекресток с Главной
десять минут назад? Этот мальчик... Да вот он!!! Стреляйте живее,
болван!"
    Чувства этого Эндерса, вытаскивающего пистолет, дошли до Джомми
столь отчетливо, что он ощутил даже скребущий звук металла о кожу. Он
почти увидел, как этот человек прицеливается, причем мысленная
картина была такой четкой, как будто их не разделяло пятьдесят метров.
    Джомми нырнул в сторону, когда раздался резкий хлопок пистолета.
Он едва ощутил удар и затем стрелой вскарабкался по ступеням в
открытую дверь какого-то просторного тускло освещенного склада. Сзади
доносились неясные мысли:
    - Не беспокойтесь, босс, сейчас этот малютка выдохнется.
    - Вы болван, Эндерс, человеку не дано загнать слэна, - пролаял
Петти. - Свяжитесь по радио с управлением и прикажите, чтобы район
57-й улицы был окружен. Все полицейские машины должны быть здесь.
Позаботьтесь, чтобы солдаты...
    Как все вокруг стало неясным! Джомми споткнулся в темноте, думая
только об одном, что несмотря на то, что его мышцы не знают
усталости, мужчина может бежать по крайней мере вдвое быстрее его.
Просторное помещение склада было тускло освещенным миром неясных
очертаний каких-то ящиков и настилов, которые простирались насколько
мог различить взгляд в этой полутьме. Дважды спокойные мысли людей,
перемещавших ящики где-то слева от него, вторгались в его сознание.
Но они не знали ни о его присутствии, ни о суматохе, поднявшейся
снаружи. Далеко впереди и чуть правее он увидел яркий просвет,
ворота. Он понесся в этом направлении. Когда он достиг двери, его
изумила ее ветхость. Что-то сырое и липкое прицепилось к его боку, и
мускулы начали цепенеть. Ход мыслей его замедлился, сами мысли стали
неуклюжими. Он остановился и выглянул за дверь.
    Перед ним была улица, совершенно непохожая на Кэпитал Авеню. Это
была грязная улица с потрескавшейся мостовой. По обеим сторонам ее
тянулись дома, выстроенные из пластика лет сто или даже больше тому
назад. Сделанные из практически неразрушаемого материала, с вечной
окраской, такие же свежие и яркие на вид, как и в день постройки, они
тем не менее несли на себе отпечаток времени. Пыль и копоть, как
пиявки, покрывали их некогда респектабельную поверхность. Газоны
вокруг домов были плохо ухожены, всюду валялись груды всякого хлама.
    Улица была, кажется, пустынной. Неясный шепот мыслей полз из этих
грязных зданий. Джомми был слишком усталым, чтобы удостоверяться, что
мысли исходят только из-за стен домов.
    Джомми соскочил с края разгрузочной платформы на твердый бетон
улицы. Сильная боль охватила его бок, но тело не собиралось
покоряться, хотя удар был настолько силен, что пружинящее действие
мышц обыкновенного человека вряд ли предохранило бы от увечья.
Однако, сотрясение было очень сильным, и все кости мальчика
вибрировали.
    Мир потемнел, когда он перебегал улицу. Он потряс головой, чтобы
прояснить восприятие, но это ему не удалось. Он только смог стремглав
броситься в переулок между закопченым двухэтажным домом и
небесно-голубым кварталом из прямолинейных жилых домов-башен. Он не
увидел женщину на веранде под ним и не почувствовал ее, пока она не
замахнулась на него шваброй. Это импровизированное оружие прошло
мимо, так как он уловил ее тень и успел увернуться. - Десять тысяч
долларов, - вскричала она вдогонку. - Радио сказало - десять тысяч! И
они мои, слышите! Пусть никто не прикасается к нему! Он мой! Я
увидела его первая!
    Он смутно разобрал, что она кричит это другим женщинам,
повыскакивавшим из квартир. Слава богу, мужчины были на работе.
    Ужас жадных умов цеплялся за него, пока он мчался, гонимый
страхом, по узкому тротуару перед жилым домом. Он весь съежился от
отвратительных мыслей и дрожал от самых ужасных звуков в мире:
пронзительных криков людей отчаянно бедных, доведенных до крайней
степени отчаяния в своей безнадежной гонке за богатством и до крайней
степени жадности в своих сокровенных мечтах.
    Его охватил страх от того, что его могут забить всеми этими
швабрами, мотыгами, метлами и граблями, что ему разобьют голову,
переломают кости, истерзают плоть.
    Извернувшись, он обогнул угол дома. Бурлящая толпа продолжала
преследовать его. Он чувствовал, как они нервничают, судя по потоку
их мыслей. Они наслышались рассказов о слэнах, и эти воспоминания
даже в некоторой степени затмевали жажду обладать десятью тысячами
долларов. Но то, что они были в толпе, придавало смелость каждому в
отдельности. Толпа напирала.
    Он попал в крохотный задний дворик, с одной стороны которого были
навалены пустые ящики. Груда ящиков возвышалась над ним, темная
масса, которую было трудно рассмотреть, несмотря на яркий солнечный
свет. В его затуманенном усталостью сознании мелькнула мысль, и через
мгновение он уже взбирался на эту рукотворную гору.
    Боль от напряжения была подобна боли от зубов хищника, впившегося
в его бок. Он рискнул пробежать немного по ящикам и затем быстро
опустился в пустое пространство между двумя старыми рамами для
перевозки стекла. Места вполне хватало, чтобы опуститься до самой
земли. Почти в полной темноте ему удалось различить еще большую
черноту в пластиковой стене жилого дома. Он вытянул руки и стал
ощупывать края отверстия в совершенно гладкой стене. Через мгновение
он протиснулся через это отверстие и залег в изнеможении на сырой
земле внутри. Острые камни впились в тело, но в течение некоторого
времени он был настолько утомлен, что не был в состоянии что-нибудь
предпринимать, и просто лежал, едва дыша, пока толпа неиствовала
снаружи, обезумев от безуспешных поисков.
    Темнота успокаивала его, так же, как и слова матери, сказанные ею
при расставании.
    Кто-то взбирался по ящикам как раз над ним, и это помогло ему
понять, где он очутился: в небольшой полости под черной лестницей.
"Интересно, - подумал он, - почему это прочный пластик был в этом
месте разрушен?"
    Лежа здесь, оцепенев от страха, он размышлял о своей матери -
теперь уже мертвой, как сообщило радио. Мертвая! Она, конечно, не
боялась смерти. Он давно знал, что она страстно желала дожить до того
дня, когда она могла бы воссоединиться со своим мертвым мужем в
тишине могилы. "Но я должна прежде всего вырастить тебя, Джомми.
Отказаться от жизни так легко, так приятно, но я обязана сохранить
тебе жизнь до той поры, когда кончится твое детство. Твой отец и я
потратили все, что было у нас в жизни, на работу над его великим
изобретением, и все окажется истраченным впустую, если ты не сможешь
продолжать наше дело".
    Он оттолкнул от себя это воспоминание, потому что от него у него
в горле встал комок. Теперь уже его сознание не было столь
затуманенным. Короткая передышка, должно быть, помогла ему. Но теперь
он гораздо острее чувствовал, как досаждают ему острые камни, на
которых он лежал, и терпеть боль стало гораздо труднее. Он попытался
изменить положение тела, но место было очень узким.
    Машинально он стал щупать камни одной рукой и сделал открытие.
Это были пластиковые черепки, а не камни. Пластик, который упал
внутрь, когда ударили по небольшой секции стены, и образовалось
отверстие, через которое он и пролез. Было как-то странно размышлять
об этом отверстии, сознавая, что кто-то еще - кто-то там снаружи -
думает об этом же отверстии. Шок от этой неясной мысли, донесшейся
снаружи, пламенем обжег всего Джомми.
    Испугавшись, он стал пытаться изолировать эту мысль и разум,
который породил ее. Но вокруг было слишком много других разумов,
слишком большое волнение. Переулок кишел солдатами и полицейскими,
которые обыскивали каждый дом, каждый сарай, каждое строение. Из
всего этого хаоса мыслей он уловил отчетливую, хладнокровную мысль
Джона Петти.
    - Вы говорите, что именно здесь видели его в последний раз?
    - Он свернул за угол, - сказала женщина, - и затем как в воду
канул!
    Трясущимися пальцами Джомми стал извлекать черепки из влажной
земли. Усилием воли он заставил успокоиться свои нервы и начал
старательно и быстро заполнять отверстие, используя влажную землю для
того, чтобы зацементировать ею куски пластика. Хотя он и понимал
совершенно отчетливо, что эта работа не выдержит тщательной проверки.
    И все то время, в течение которого он работал, он ощущал чью-то
мысль снаружи, хитрую и проницательную мысль, которая безнадежно
смешивалась с диким потоком мыслей, бурлившим в его сознании. Кто-то
там, снаружи, не переставал думать об этом отверстии ни на секунду.
Джомми никак не мог разобрать, то ли это мужчина, то ли женщина. Но
мысль присутствовала все время, как дьявольская вибрация какого-то
изощренного разума.
    Когда стали оттаскивать ящики в сторону и заглядывать под них,
мысль эта все еще была здесь - и затем постепенно стала удаляться по
мере того, как затихали крики, и стал отодвигаться хаос мыслей
преследователей. Его искали повсюду. Еще долгое время Джомми мог
слышать мысли охотников за ним, но в конце концов все вокруг стало
успокаиваться, и он понял, что наступает вечер.
    Однако, почему-то возбуждение, порожденное дневным происшествием,
никак не угасало. Из домов ползли приглушенные мысли - люди в своих
квартирах дума