х, как птичье яйцо в
гнезде.
   Потом обернулся, подождал паузы в речи профессора и спросил:
   - А как же она летала? Железяка эта?
   - Для меня это такая же загадка, как для вас, молодой человек, - сказал
Мюллер.
   - Я читал, - вспомнил Костя. - У английского писателя Уэллса. У него
они на Луну летали в подобном аппарате.
   - Возможно, принцип движения этого тела был реактивным. Это вам
что-нибудь говорит? - спросил профессор у Молчуна.
   - Нет, - сказал тот.
   Он поднатужился, ствол сдвинулся и лег рядом с первым. Теперь до
метеорита можно было дойти, не рискуя свалиться в воронку. Молчун первым
пошел к шару, который, судя по обнажившейся его части, должен был в
диаметре превышать десять саженей, и деловито постучал по нему кулаком.
   Звук был глухой. Если внутри шара и была пустота, то оболочка была
толстой - кулаком не простучишь.
   Тем временем к Молчуну присоединились остальные.
   - Не надо стучать, - остановил Ивана профессор.
   - А чего?
   - Все равно не откроют, - ухмыльнулся Костик. - Мертвяки не открывают.
   Молчун стучать перестал, перекрестился. Стоял, ждал, что придумает
профессор.
   А профессор ничего не придумал. Пауза затягивалась. Тогда Андрюша
спросил:
   - А может, все же еще постучать?
   - Чепуха какая-то, - сказал Костик.
   - Знаю, что чепуха.
   - Надо осмотреть его со всех сторон, - сказал наконец Мюллер,
перепрыгивая на соседний ствол, чтобы увидеть шар справа.
   Костик с Андрюшей постарались пробраться налево, а Молчун остался, где
стоял, потому что происходящее настолько превышало возможности его
ограниченного разума, что инстинкт самосохранения подсказал ему
единственный выход: ничего не делать.
   Он стоял и думал: врет, наверное, профессор. Мало ли какие камни
бывают! И может, он не с неба свалился, а всегда здесь лежал.
   Наверху что? Звезды. Господь Бог и ангелы. Им незачем в железных шарах
летать. Сейчас бы вернуться к палатке, достать из профессорского мешка
флягу с коньяком. А почему бы нет?
   Рассуждая так, Молчун скреб толстым грязным ногтем по железному камню.
Грязь облетала. Под ней был тусклый, очень гладкий серый металл. По нему
тянулась тонкая, как нитка, округлая полоска. Молчун скреб по полоске -
любопытно было, куда она ведет. Но она вела под воду. Тогда Молчун плюнул
и пошел прочь, пока, обойдя камень, не вернулись другие.
   Костик, выходя из-за полушария, увидел его и спросил:
   - Ты куда?
   - По нужде, - ответил Молчун и пошел дальше, не оглядываясь.
   Он перевалил через земляную насыпь и поспешил к лагерю. Там сразу полез
в рюкзак к профессору, достал оттуда флягу и приложил к губам.
   Коньяк был горячий, славный, только слишком быстро влился в глотку.
   Жалко. Но все равно приятно. Молчун потряс флягой, еще несколько капель
упало в рот. Молчун аккуратно завернул крышку и спрятал флягу на место.
Пускай что хочешь думает, но не сознаемся, сказал он себе и успокоился.
Так он никогда и не догадался, что очередное великое открытие - открытие
входа в космический аппарат принадлежало ему, беглому каторжнику.
   А Костик, который первым вернулся к исходной точке, сразу увидел тонкую
полоску, очищенную Молчуном.
   - Глядите! - воскликнул он. А впрочем, восклицать и не было нужды,
потому что Андрюша с профессором уже были рядом и тоже увидели тонкий,
будто проведенный иголкой круг.
   Сразу стало ясно, что если и удастся проникнуть в космический корабль,
то надо еще более спустить воду из воронки, хотя бы на сажень. Принялись
звать Молчуна, но тот не откликался. Тогда лопату взял Костик, Андрюша
помогал ему топором, а профессор ворочал стволы колом. Углубить отводную
канаву было трудно - чем глубже копали, тем шире становился вал и плотнее
набит деревом. Часа два прошло, прежде чем канаву углубили настолько, что
вода опустилась ниже возможного люка.
   Вернулись к шару и стали думать, каким образом этот люк открыть.
   Андрюша не удержался и снова постучал. И, конечно же, без всякого
результата.
   Они тщательно расчистили и даже протерли рукавами весь люк и металл
вокруг него в надежде увидеть какую-нибудь зацепку или замочную скважину.
И ничего, конечно, не нашли.
   - Давайте рассуждать логически, - сказал Мюллер, отмахиваясь от
озверевших вконец комаров. - Разумеется, любая дверь открывается в первую
очередь изнутри. Но если ты уходишь из дома или дома никого нет, а тебе
надо обезопасить его от возможного похитителя, ты ее запираешь. А если мы
так делаем на Земле, то и они, в небесных далях, должны делать то же самое.
   - А если "сезам"? - спросил не без ехидства Костик.
   - Какой сезам? - Профессор забыл о восточной сказке.
   - В переносном смысле, конечно, - сказал Андрюша.
   - А! Звуковой сигнал! - понял профессор. - Не исключено. Но давайте
надеяться на нечто более обычное, потому что их слова "сезам" нам никогда
не узнать.
   Костик достал свой ножик и пытался всунуть его острие в нитяную щель.
Безрезультатно. Они нажимали на разные места люка, и также ничего не
выходило.
   - Нет, - сказал наконец Мюллер. - Способ должен быть прост, и в то же
время он должен исключать случайности.
   - А если так? - спросил Андрюша и нажал обеими руками на люк, совершая
при этом круговое движение, словно отвинчивая его.
   Костик улыбнулся. Зрелище было нелепое. Когда у Андрюши не получилось
движение в одну сторону, он, нисколько не смущаясь, стал поворачивать люк
в другую сторону. И когда люк довольно легко двинулся и стал
вывинчиваться, это было так необыкновенно, что Мюллер с Костиком замерли и
затаили дыхание, будто боялись спугнуть корабль или помешать Андрюше.
   Вывинтившись на три оборота, люк остановился - дальше не шел.
   Андрюша стал толкать его в разные места, и люк утопился правой
стороной, повернулся вокруг вертикальной оси и замер.
   Перед ними было темное отверстие, из которого исходил странный, легкий
и чуть дурманящий запах, словно аромат экзотического цветка.
   - Эй, - негромко произнес Андрюша, - там есть кто?
   Внутри было полное молчание.
   Никто не решался сделать следующего шага.
   Вдруг Костик спросил, совсем не по делу:
   - А как ты догадался этот круг вертеть?
   - Не знаю, - сказал Андрюша. - Что-то меня натолкнуло.
   - Ты думал об этом?
   - Ни о чем я не думал.
   - Молодые люди, - сказал Мюллер, - вы отвлекаетесь на частности.
   - Мы ждем, когда вы, профессор, заглянете внутрь своего метеорита, -
сказал Костик. - Там уже на стол накрыли.
   - У меня создается ощущение, что вы не осознаете всего значения того,
что происходит, - обиженно сказал профессор. - Мы с вами встретились с
могущественной иноземной цивилизацией, преодолевшей немыслимые расстояния,
чтобы достичь нашей планеты.
   - Или ухлопать ее, - сказал начитанный Костик, который вспомнил
выразительные картинки, виденные им в журнале "Мир приключений",
иллюстрировавшие повесть любимого им писателя Герберта Уэллса "Борьба
миров".
   - Я полагаю, - возразил профессор, - что цивилизация, которая постигла
межзвездные сообщения, не может быть злобной.
   - Почему? - спросил Костик.
   - По той простой причине...
   Но причины профессор не нашел и еще более рассердился.
   - Я пошел, - сказал он, не двигаясь с места - Нас ждут.
   - Нас ждут мертвые тела, - сказал Костик Профессор не понимал, что за
внешней грубостью и даже развязностью Костик скрывает страх, владевший им.
Черное отверстие люка в космический аппарат представлялось входом в
преисподнюю. Но так как Косте казалось, что спутники никоим образом не
разделяют его страха, то и самому показывать его было нельзя.
   - Я пойду, профессор? - тихо спросил Андрюша, поправляя грязными
пальцами очки. - Я худее вас, мне сподручнее.
   - Идите, Андрюша, - с облегчением сказал профессор. - И говорите нам
оттуда обо всем, что увидите.
   - Я увижу, - сказал Андрюша, словно находился в каком-то трансе. - Я
увижу нечто подобное гробу.
   - Андрей! - остановил его Мюллер. - Идите, не надо фантазировать.
   Если вы боитесь, я пойду первым.
   - Нет, я не боюсь. Мне ничто не угрожает, - ответил Андрюша, взялся
пальцами за края люка и, подпрыгнув, перенес ноги через нижний край люка.
Потом он выпрямился, и голова его исчезла из виду.
   И тут же внутри аппарата зажегся свет, так что торс Андрюши стал черным
силуэтом.
   - Осторожнее, Андрюша! - воскликнул профессор, отступая от люка. -
Возвращайтесь.
   - Ничего страшного. - Андрюша наклонился, чтобы выглянуть из люка -
Аппарат устроен таким образом, что появление человека включает приборы,
которые обеспечивают его светом, теплом и прочими жизненными функциями.
   - Ты сам говоришь? - вдруг спросил Костик - А кто же за меня?
   - Ты говоришь как-то не так. Будто тебе внушают эти мысли - Костя, вы
отвлекаете Андрюшу, - сказал Мюллер.
   - Я опасаюсь, - сказал Костик, - не проникла ли в мозг Андрюши чужая
сила, таящаяся в этом аппарате.
   - Это чистая мистика, - сказал профессор. - Но если вам страшно, то вы
можете вернуться в лагерь.
   - Мне страшно. Но не за себя, - сказал Костик. - Мне страшно за все
человечество.
   - Почему? Нам ничто не угрожает. Мы ученые. И движимы гуманными
побуждениями.
   - Что ваш гуманизм по сравнению с тем, о чем мы не можем иметь
представления?
   - Гуманизм одинаково свойствен всем разумным существам. Он рожден
христианством.
   - А когда конкистадоры убивали ацтеков, - сказал Костик, - они тоже
были гуманными?
   - Это были нецивилизованные люди.
   - Когда я иду по лесу, - сказал Костик, - и наступаю на муравейник, я
не знаю, сколько муравьев я задавил. И не интересуюсь этим. Не потому, что
я гуманный или негуманный, а потому, что я не замечаю всякую пакость под
ногами.
   - Это не аргумент! - вскипел профессор. - Потому что муравьи не
относятся к человеческому роду.
   - А они? - Костик показал на отверстие люка, где скрылся Андрюша. - Они
относятся к человеческому роду?
   - Подождите, - остановил его профессор. - А где Андрюша?
   - Боюсь, что он их пленник, - мрачно произнес Костик.
   Только тут профессор увидел, что Костик сжимает в руке топор, которым
они расчищали водослив.
   - Андрюша! - позвал профессор, заглядывая в люк.
   Там внутри было светло. Но свет был ровным и никаким, ниоткуда. И не
было видно никаких предметов или дверей, как положено. Впрочем, остановил
себя профессор, почему положено?
   - Андрюша! - повторил он.
   Никакого ответа.
   Профессор обернулся, потому что услышал, как сзади плеснула вода.
   - Вы куда, Костя? - спросил он.
   - Мне надоело быть пищей для комаров, - ответил тот, поднимаясь на вал,
присаживаясь на поваленное дерево и доставая портсигар. - Здесь ветер.
Приятнее.
   - Но Андрюша не отзывается!
   - Я вижу, - согласился Костик.
   - Может быть, пойти за ним?
   - Я бы не советовал, профессор, - сказал младший Колоколов, - потому
что вы сгинете так же, как ваш студент.
   - Но что дает вам основания так думать?
   - Ничего. И я предлагаю вернуться к реке и сообщить в Якутск, чтобы
вызвали войска. Желательно с артиллерией.
   Профессор отмахнулся. Он решил, что Костик говорит от своего имени, но
живое воображение Костика напомнило ему, что все это он уже читал в романе
Герберта Уэллса. Потому ему хотелось бежать куда глаза глядят. Но он
остался, ибо для бегства нужен толчок. А такого толчка не было. А без
толчка человеку убегать стыдно. Перед собой стыдно.
   Костик лишь оглянулся и глазами нашел за валом неглубокую относительно
сухую яму, в которой можно будет в случае чего укрыться.
   - Андрюша! - снова позвал профессор.
   Ответа не последовало.
   - Костик, - сообщил поникшим голосом профессор, - я пошел внутрь.
   Если я не вернусь, нашему примеру не следуйте. Как можно скорей уходите
отсюда.
   - Не бойтесь, - сказал Костик. - Обязательно уйду. Но и вам лазить не
советую.
   - Надо, - сказал профессор. - Я как начальник экспедиции отвечаю за ее
сотрудников.
   И профессор, зажмурившись от тошнотного страха, чего Костик, конечно,
не ощутил, переступил через край люка и оказался внутри метеорита.
   Ничего не случилось. Вокруг царили спокойствие и тишина, которая может
показаться громче пушечного выстрела. Не было звука шагов, потому что пол
не был твердым. Впрочем, он не был и мягким, а чуть пружинил. Свойство
рассеянного света заключалось в том, что невозможно было определить ни
форму, ни размеры помещения, в котором стоял профессор. В нем не было
двери, за исключением открытого люка, и непонятно было, куда идти. А
тишина стояла такая окончательная, что профессор потерял дар речи и не
смог заставить себя снова позвать Андрюшу.
   Его вывели из затруднительного положения следы Андрюши - грязные мокрые
следы, что тот оставил на упругом белом полу. Они каким-то загадочным
образом постепенно впитывались в пол, растворяясь в нем, но все же их еще
можно было разглядеть, и профессор с облегчением оттого, что взгляд может
хоть за что-нибудь зацепиться, пошел вперед, выставив руку, так как
казалось, что стена может оказаться рядом.
   Но стены не было, а было как бы перемещение окружающей преграды -
профессор все время оставался в центре пространства. Но когда он обернулся
и поглядел назад, то люка и тайги за ним не увидел. Но уже не испугался,
так как находился по ту сторону страха.
   Профессор почувствовал, что пол под ногами стал понижаться, но это не
было склоном или лестницей - это было ощущением спуска.
   И тогда он увидел Андрюшу.
   Сначала он увидел Андрюшу, а только затем понял, что попал в
центральное помещение межзвездного аппарата, куда более реальное и
понятное, чем то беспространство, которое он миновал за последние минуты.
   Андрюша стоял посреди круглого белого помещения, к стене которого был
приделан широкий наклонный пюпитр. Его поверхность была не гладкой, а
украшенной рядами кнопок и окошек. Некоторые окошки были темными, в других
горел зеленый свет, однако стекла были непрозрачны, по ним лишь пробегали
тени и искорки. Посреди комнаты возвышался продолговатый саркофаг - иного
объяснения этому крупному предмету профессор дать не смог. Представьте
себе стеклянное либо металлическое - понять нельзя - будто бы прозрачное,
но на самом деле совершенно непрозрачное пирожное - эклер длиной в три
сажени, правильно облитое глазурью, но покоящееся не на тарелке, а
повисшее в воздухе. Были в том помещении и другие предметы, но Мюллер не
увидел их, а обратил взгляд к Андрюше, который был задумчив, но не
испуган. Он спокойно обернулся к вошедшему профессору и сказал:
   - Я знал, что вы не оставите меня. Спасибо, Федор Францевич.
   - Что это? - спросил Мюллер. А когда Андрюша промедлил с ответом,
добавил: - Мы беспокоились, почему вы не отвечаете.
   - Здесь... - сказал Андрюша, подходя к саркофагу и протягивая руку в
направлении его, но не дотрагиваясь пальцами. - Здесь покоится обитатель
этого корабля.
   - А кто же его похоронил? - спросил профессор.
   - Он не мертв, - ответил Андрюша. - Но мне трудно подыскать слова,
чтобы объяснить вам его состояние.
   Андрюша снял очки и стал протирать их рукавом. Из этого ничего не
вышло, так как рукав был влажным и грязным. И тут профессор, приглядевшись
к Андрюше и увидев, насколько тот жалок и измучен, насколько грязен и
промок, представил себе, как мало сам отличается от студента. И то, что не
видно в тайге, в этой стерильной белоснежной комнате стало не только
очевидным, но и постыдным.
   - Этот человек, - продолжал Андрюша, - находится в состоянии глубокого
сна, подобного тому, в какой могут ввергать себя индийские йоги. Тело его
охлаждено, а пульс почти не слышен. В таком состоянии он может пребывать
многие годы без вреда для здоровья.
   - Что вы говорите! - воскликнул профессор Мюллер, глядя на Андрюшу,
который говорил медленно и тихо, словно находился в глубоком трансе.
   - Неужели фантастичность окружения столь воздействовала на вашу психику?
   - Я говорю о том, что есть.
   - Вы полагаете, что тело иноземного авиатора находится внутри этого
"эклера"?
   - Да, он там. И он жив.
   - Но вы не можете знать об этом.
   - Я знаю.
   - Как?
   - Я не могу объяснить, Федор Францевич, честное слово, - это знание
входит в меня... - Андрей постучал себя согнутым пальцем по виску, чем
никак не убедил профессора.
   - Я противник любой мистики, - сказал тот. - Любое явление имеет
физическое объяснение.
   - Здесь нет никакой мистики, - сказал Андрюша. - А где Костик?
   - Он отошел в сторону.
   - Он не захотел сюда идти?
   - Ни в коем случае.
   Профессор провел пальцем по поверхности саркофага. Саркофаг был
холодным, ледяным.
   - Но если обитатель этого аппарата жив и не пострадал, значит, он может
отсюда выйти?
   - Только с нашей помощью, - сказал Андрюша.
   Он вздохнул и проговорил другим тоном, виновато:
   - Простите, Федор Францевич, но я за секунду до ответа не знаю его.
   Меня самого это пугает.
   - У вас возникает какое-то чувство? - заинтересовался профессор. В нем
проснулся исследователь. - Или это слуховая подсказка?
   - Не знаю, честное слово, не знаю.
   - Но ощущаете ли вы какое-либо чувство опасности? Может быть, ловушки,
угрозы?
   - Я ничего не ощущаю, я ничего не знаю.
   - А как тогда вы можете помочь этому неизвестному существу?
   - Я для этого... должен подойти к пульту управления.
   - Как вы сказали?
   - Вот этот пюпитр именуется пультом управления анабиозной камерой.
   - Простите меня великодушно, Андрюша. Приходилось ли вам ранее
сталкиваться со словом "анабиоз"?
   - Смутно вспоминаю... Не связано ли это с зимней спячкой жаб?
   - Хорошо. Оставим этот предмет. Вы убеждены, что нам это ничем не
грозит?
   - Убежден.
   - Но вдруг это ловушка?
   - Ловушка какого рода? - удивился Андрюша. - Вы хотите сказать, что
этот корабль сознательно потерпел крушение, чтобы привлечь нас в этот
дикий край? Не проще ли тогда было опуститься незаметно, без шума и
грохота, и завоевать Землю?
   - Что мы знаем об образе мыслей столь чуждых для нас существ? -
возразил Мюллер. - Мне пришлось как-то услышать сравнение:
   представьте себе человека, который идет по лесу и наступает на
муравейник. Заметит ли он, что раздавил нас с вами?
   - Что же вы предлагаете, профессор? Уйти?
   - А он похож на человека?
   - Я не знаю.
   - Надо посмотреть. Возможно, здесь находятся какие-либо документы,
возможно, фотографии его близких.
   - Это что-либо изменит?
   - Но вдруг там находится тигр? Или еще хуже - паук?
   - Если Вселенная населена разумными пауками, - сказал Андрюша,
напяливая на длинный нос очки, - то, значит, нам нужно готовить себя к
тому, что придется с ними общаться. Кстати, а что если мы им тоже
неприятны?
   - Мы? - Эта мысль сбила с толку профессора. Он никогда еще не пытался
увидеть себя с точки зрения разумного паука.
   Он поглядел на Андрюшу иным, чем прежде, взглядом. Андрюша, который, по
мнению профессора, не отличался живым и быстрым умом, проявлял завидную
рассудительность, и неясно было - то ли это упущение профессора, не
замечавшего этого в Андрюше ранее, то ли следствие внутреннего голоса,
руководившего Андрюшей.
   - Мы можем теперь приступить к пробуждению астронавта, - сказал
Андрюша. - Вы не возражаете, Федор Францевич?
   - Ну что вы, разумеется, приступайте, - сказал профессор. - Смогу ли я
при этом находиться?
   - Разумеется, почему бы нет?
   - Несмотря на разумные опасения, - сказал профессор, - мне как ученому
необходимо наблюдать как само появление иноземца, так и ваше, Андрюша,
поведение, ибо вы, очевидно, контролируетесь загадочной внешней силой.
   - Наверное, - согласился без радости Андрюша. - Начиная с того момента,
как догадался повернуть люк. А как вы думаете, почему эта сила действует
только на меня?
   Так как Мюллер не ответил, Андрюша пошел к пюпитру, который он
загадочно называл пультом управления, и остановился перед ним в
замешательстве.
   - Не знаю, что делать, - сказал он.
   - А ты закрой глаза, - посоветовал профессор,