пустя   некоторое   время,   успокоившись,   собравшись   с   духом  и
тщательнейшим образом выбрав молитву, он сполз с дерева.
     Глава 31
     И за весь остаток ночи больше НИЧЕГО не произошло.
     Глава 32
     Уже на рассвете по небу  с грохотом  прокатилась колесница Джаггернаута
/Джаггернаут  - Владыка Мира, один из титулов Вишну./.  По городским  крышам
зашелестел дождь, захихикал  в водостоках,  залепетал на  странных подземных
языках под  окнами, вмешался  в сны,  которые  торопливо  перебирали Джим  и
Вилли, подыскивая подходящий и каждый раз убеждаясь, что  все они скроены из
одной и той же темной, шуршащей, непрочной ткани.
     И  еще  одно  событие  произошло  под  утро.  На  раскисшем  лугу,  где
обосновался  Карнавал,   внезапно  задергалась,  оживая,  карусель.  Калиоп,
судорожно давясь, выплескивал дурно пахнущие обрывки музыки.
     Пожалуй, лишь один-единственный человек  в городе  услышал и понял  эти
конвульсивные звуки.
     В доме мисс Фолей открылась и тут же захлопнулась дверь.
     Легкие шаги простучали по улице. Дождь  пошел сильнее Молния выкинула в
небе  дикое танцевальное коленце,  на миг  высветила  и навек  сокрыла серую
землю.
     Дождь приникал  к окнам в доме  Джима, дождь  вылизывал  стекла  в доме
Вилли,  и  там,  и  там  было  много  тихих  разговоров   и  даже  несколько
восклицаний.
     В  девять  пятнадцать  Джим  в плаще  и  резиновых  сапогах  выбрался в
воскресную непогодь С полминуты он стоял, разглядывая крышу (там и намека не
осталось ни на  какую улитку), потом  принялся гипнотизировать  дверь Вилли.
Дверь  покладисто  отворилась, и на  пороге возник  Вилли. Вслед ему долетел
голос Чарльза Хэллуэя "Может, мне с вами пойти?"
     Вилли только головой помотал.
     Ребята  сосредоточенно  шагали  к полицейскому  участку  Опять придется
объясняться с  мисс Фолей,  извиняться,  но ведь пока  они еще  только идут,
засунув  руки  поглубже в  карманы и  перебирая в  памяти  жуткие  субботние
головоломки. Первым нарушил молчание Джим.
     - Знаешь, когда мы после крыши спать пошли, мне похороны приснились. На
Главной улице...
     - А может, это парад был?
     - Ха! Точно. Тыща людей, все в черном и гроб тащат, футов сорок длиной!
     - Вот это да!
     - Верно говорю. Я еще подумал: "Это что же такое помереть должно, чтобы
такой гробище  понадобился?"  Ну и подошел  заглянуть. Ты только  не смейся,
ладно?
     - Не улыбнусь даже, честно.
     -  Там лежала такая сморщенная  штуковина, ну,  вроде черносливины. Как
будто чья-то шкура, как с диплодока, что ли.
     - Шар!
     Джим остановился как вкопанный.
     - Эй! Ты тоже видел? Но ведь шары не умирают?
     Вилли молчал.
     - Зачем их хоронить-то? Их же не хоронят?
     - Джим, это я...
     - Знаешь, он был как бегемот, только сдутый.
     - Джим, прошлой ночью...
     - А вокруг черные плюмажи, барабаны черным  затянуты и по ним - черными
колотушками - бум! бум! Я сдуру начал утром маме рассказывать, только  начал
ведь, а тут уже  и слезы, и  крики,  и  опять слезы.  Вот  женщинам нравится
рыдать, правда?
     А потом ни с того ни с сего обозвала меня "преступным сыном"! А чего мы
такого сделали, а, Вилли?
     - Кто-то  чуть  было не  прокатился на карусели. Но  Джим,  похоже,  не
слушал Он шел сквозь дождь и думал о своем.
     - По-моему, с меня хватит уже всей этой чертовщины.
     - По-твоему?! И это - после всего? Ну что ж,  Джим, хватит так  хватит.
Только вот что я тебе скажу. Ведьма, Джим, на Шаре! Этой ночью я один...
     Но уже некогда было рассказывать.  Не осталось времени  поведать о том,
как  он  сражался с  шаром,  как  одолел  его,  как  шар  повлекся умирать в
пустынные края,  унося  с собой слепую  Ведьму. Не было времени,  потому что
сквозь дождь ветер донес до них печальный звук.
     Они как  раз проходили через пустырь с большущим дубом посередине.  Вот
оттуда, из теней возле ствола, и послышалось им...
     - Джим! Там плачет кто-то!
     - Да вряд ли! - Джим явно хотел идти дальше.
     - Там девочка. Маленькая!
     - Спятил? Чего это маленькую девочку потянет в дождь плакать под дубом?
Пошли.
     - Джим! Да ты что, не слышишь?
     - Ничего я не слышу! Идем.
     Но  тут  плач  стал  громче, он  печальной птицей легко скользил сквозь
дождь по мертвой траве, и Джиму волей-неволей пришлось повернуть за Вилли. А
тот уже шагал к дубу.
     - Джим, я, пожалуй, знаю этот голос!
     - Вилли, не ходи туда!
     Джим остановился, а Вилли продолжал брести,  подскальзываясь  на мокрой
траве, пока не вошел в сырую тень.
     Насыщенный водой воздух, неотделимый от серого низкого  неба, путался в
ветвях  и  струйками стекал  вниз,  по стволу и веткам; и  там,  в  глубине,
действительно  притулилась  маленькая девочка. Спрятав  лицо в ладошках, она
рыдала  так,  словно  город  внезапно  провалился  сквозь  землю,  все  люди
перемерли в одночасье, а сама она потерялась в дремучем лесу.
     Подошел Джим, встал у края теней и тихо спросил:
     - Это кто?
     -  Сам  не знаю, - отвечал Вилли, сдерживая  уже  созревшую догадку, от
которой самому впору зареветь.
     - Не Дженни Холдридж, а?
     - Нет.
     - И не Джейн Франклин?
     -  Да  нет  же,  нет. -  Губы  Вилли потеряли  чувствительность, как от
заморозки у зубного врача.
     Одеревеневший язык едва шевелился:
     - Нет. Н-нет.
     Малышка  продолжала  плакать,  хотя уже чувствовала,  что  не одна  под
деревом, просто остановиться не могла. И головы пока не поднимала.
     -  ...Я... я... помогите мне, - донеслось сквозь  всхлипывания, - никто
мне не поможет... я... я... не такая...
     Наконец, собравшись в  силами,  она подавила очередной всхлип и подняла
лицо  с совершенно  опухшими  и  заплывшими от слез  глазами. Она разглядела
ребят, и это потрясло ее.
     - Джим! Вилли! О Боже, это вы!
     Она схватила Джима за руку. Он шарахнулся назад, бормоча:
     - Нет! Ты что? Не знаю я тебя, отпусти!
     -  Вилли!  -  запричитала девчушка растерянно. - Ну хоть  ты-то помоги!
Джим, не уходи! Не бросайте меня здесь! Слезы снова ручьем  хлынули у нее из
глаз.
     - Нет!  -  пронзительно взвизгнул Джим, вырвал руку, упал,  вскочил  на
ноги,  замахнулся  даже  невесть  на кого, но  удержался,  затрясся  весь  и
прошептал, заикаясь:
     - Ой, Вилли, пойдем отсюда, ну, пожалуйста, пойдем, а?
     Девочка  под  деревом испуганно  отшатнулась; широко распахнутые  глаза
умоляюще  и  недоуменно  перебегали  с лица на лицо,  потом  она  застонала,
обхватила себя  за  плечи и принялась раскачиваться, упрятав лицо на  грудь.
Она  не  плакала  больше. Нет, она напевала что-то в  такт своим наклонам, и
видно было, что  она так и будет мурлыкать себе  под нос, одна, под деревом,
среди серого дождя, и никто не подпоет ей, никто ее не остановит...
     -  ...кто-то  должен мне  помочь...  кто-то  должен  ей помочь,  -  она
причитала, как  по  мертвому, - кто захочет ей помочь...  никто не  может...
никто не поможет... ладно, не мне, но ей помогите... ужасно...
     - Она  нас знает, - обреченно произнес Вилли, наклонившись к девочке  и
повернув голову к Джиму. - Я не могу ее бросить!
     - Да врет она все! - яростно выпалил Джим. - Врет! Не  знает она нас! Я
же ее в глаза не видел!
     -  Нет  ее,  нет,  верни  ее,  верни  назад, -  приговаривала  девочка,
раскачиваясь с закрытыми глазами.
     -  Кого? - участливо спросил Вилли, присев рядом с ней на корточки.  Он
даже тихонько  тронул ее за руку. Она сразу вцепилась в него,  тут же поняла
свою ошибку, потому что он дернулся, выпустила его руку и снова разревелась.
     Теперь Вилли терпеливо ждал, а Джим подскакивал  и ерзал  поодаль и все
звал его  идти,  канючил, как маленький,  что ему это  не нравится,  что они
должны идти, должны идти...
     - О-о-о, -  тянула девочка, - она потерялась. Она убежала в то место  и
не вернулась больше. Найдите ее, найдите, пожалуйста, пожалуйста...
     Весь дрожа, Вилли заставил себя погладить девочку по мокрой щеке.
     - Ну, не вешай нос, - прошептал он, - все будет о'кей. Я помогу тебе.
     Девочка открыла глаза и замолчала.
     -  Я  - Вилли Хэллуэй, слышишь? Ты  сиди тут, а мы через  десять  минут
вернемся. Идет? Только не уходи никуда. Она покорно закивала.
     - Значит, сидишь здесь и ждешь нас, так?
     Она  снова  молча  кивнула.  Вилли  выпрямился.  Это  простое  движение
почему-то испугало  девочку, и она вздрогнула Вилли помедлил,  глядя на  нее
сверху вниз, и тихо произнес:
     - Я знаю, кто вы. Но мне надо проверить.
     Знакомые серые глаза глянули на него в упор. По длинным  черным волосам
и бледным щекам стекали капли дождя.
     - Кто поверит?  -  едва слышно пролепетала она -  Я, - коротко  ответил
Вилли.
     Девочка откинулась спиной к дереву, сложила на коленях дрожащие руки  и
застыла, бледная, тоненькая, очень маленькая, очень потерянная.
     - Я теперь пойду, ладно? - спросил Вилли.
     Она кивнула, и тогда он зашагал прочь.
     На краю  пустыря Джим сучил  ногами  от  нетерпения.  Он  слушал Вилли,
истерично поскуливая, всякие междометия так и сыпались из него.
     - Да быть того не может!
     - Я тебе говорю. Она и  есть, - доказывал Вилли. Глаза. Сам же говорил,
по  ним  видно.  Вспомни,  как  было  с  мистером Кугером  и  тем  противным
мальчишкой. А потом, есть еще один способ удостовериться. Пошли.
     Он  протащил Джима через весь город и остановился возле дома, где  жила
мисс Фолей. Оба  задрали головы и посмотрели  на слепые в  утреннем  сумраке
окна. Потом поднялись по ступеням и позвонили: раз, два и три раза.
     Тишина. Медленно, со скрипом приоткрылась входная дверь.
     - Мисс Фолей? - тихонько позвал Джим.
     Из  глубины  дома  доносился  едва  слышный,  монотонный  шорох  дождя,
стучавшего по оконным стеклам.
     - Мисс Фолей?..
     Они стояли  посреди холла, перед  текучим занавесом, и  до звона в ушах
вслушивались в кряхтенье балок на чердаке старого дома.
     - Мисс Фолей!
     Только мыши, уютно устроившиеся под полом, шебуршат в ответ.
     - В магазин пошла, - заявил Джим.
     - Нет, - покачал головой Вилли. - Мы знаем, где она.
     -  Мисс  Фолей! Я  знаю,  что  вы  тут!  - заорал вдруг  Джим и яростно
рванулся сквозь занавес. - Выходите, ну!
     Вилли терпеливо  ждал, пока он обыщет весь дом, а когда  Джим,  нога за
ногу, притащился назад и сел  на  ступеньку, оба  явственно услышали музыку,
льющуюся через входную дверь вместе с запахом дождя и мокрой старой травы.
     В далеких лугах калиоп хрипел задом-наперед  "Похоронный  марш" Шопена.
Джим распахнул дверь и стоял в звуках музыки, как стоят под водопадом.
     - Это же карусель! Они починили ее! Вилли спокойно кивнул.
     - Она, должно быть, услышала музыку  и вышла еще на рассвете.  И что-то
опять не  заладилось.  Может,  установили ее  неправильно,  а  может,  так и
задумано, чтобы на ней все время  такие несчастья случались. Как с торговцем
громоотводами. Он  же спятил после  этого. Может,  Карнавалу по нраву  такие
проделки, ему от них удовольствие. А может, они специально за ней охотились.
Например, чтобы про нас выведать. Может, они хотели даже подослать ее к нам,
чтобы она им помогла  погубить нас. Откуда я знаю? Вдруг она  испугалась,  и
тогда ей просто дали больше, чем она хотела или просила...
     - Я не понимаю...
     Здесь,  на  пороге пустого дома, под холодным дождем, самое время  было
подумать о несчастной мисс Фолей; сначала ее напугали Зеркальным Лабиринтом,
потом заманили одну на  карусель.  Наверное, она кричала, когда с ней делали
то, что  сделали.  Ее  крутили  круг за кругом, год, и  еще  год, много лет,
слишком много, куда больше, чем ей хотелось.  Они стерли с нее все, оставили
только  маленькую,  напуганную,  чужую даже  самой себе девочку,  и крутили,
крутили, пока все ее  годы не сгорели дотла, и тогда карусель  остановилась,
как колесо рулетки. Да только ничего не выигралось, пусто, "зеро"; наоборот,
проигралось  все,  и некуда  идти,  и  не  расскажешь  никому,  и  ничего не
поделаешь... остается только плакать под деревом одной, под утренним осенним
дождем.
     Так думал  Вилли. Примерно  так же думал  и Джим. Во всяком  случае, он
проговорил вдруг:
     - Бедная, бедная...
     - Надо помочь ей, Джим. Кто же еще такому поверит? Ты ж понимаешь, если
она скажет кому: "Здрасьте,  я  - мисс  Фолей!"  Ей же скажут:  "А  ну, вали
отсюда.  Мисс Фолей уехала, скажут,  нету  ее.  Топай  отсюда,  девчушка!" А
может, она даже успела постучаться в добрую дюжину дверей, а, Джим?
     Представляешь,  наверное,   просила   помочь,   пугала   людей   своими
причитаниями,  а  потом  бросилась  бежать,  и  вот  теперь сидит  там,  под
деревом...  Может,  полиция уже  ищет ее,  да что толку? Маленькая  девочка,
сидит,  плачет.  Запрут  ее  подальше, и свихнется  она  там  с  горя.  Этот
Карнавал,  Джим, они там знают свое дело. Вытряхнут из  тебя все,  превратят
Бог знает во что, и готово! Иди, жалуйся,  только народ от тебя шарахается и
слушать ничего не хочет. Одни мы понимаем, Джим, никто больше. Знаешь, я как
будто улитку сырую проглотил! - закончил он неожиданно.
     Они еще раз оглянулись на залитые дождем окна гостиной.
     Здесь  мисс  Фолей  не  раз угощала  их  домашним  печеньем  с  горячим
шоколадом,  а  потом  махала  рукой  из  окна.  Она вышли,  закрыли  дверь и
помчались к пустырю.
     - Надо  спрятать  ее  пока,  -  предложил Вилли, -  а  потом как-нибудь
поможем ей...
     - Да  как ей поможешь? - выговорил на бегу Джим.  - Мы и себе-то помочь
не можем!
     -  Должно  же   что-то  быть,  чем  с  ними  справиться...   просто  не
придумывается пока...
     Они остановились.
     Стук их сердец заглушало  биение какого-то  другого,  огромного сердца.
Взвыли  медные трубы, потом -  тромбоны, целая стая труб ревела по-слоновьи.
Почему-то этот рев вызывал тревогу.
     - Карнавал! - выдохнул Джим. - А мы-то и не подумали!
     Он же  может  сам  прийти,  прямо в  город! Парад! Или..  те  похороны,
которые мне снились.
     - Не похороны это. Но и парадом оно только прикидывается. Это нас ищут,
Джим. Или мисс  Фолей вернуть хотят. Они  же по  какой хочешь улице пройдут,
Джим. Будут  дудеть,  барабанить,  а  сами  шпионят.  Джим,  надо забрать ее
оттуда!
     Они сорвались с места и бросились  по аллее,  самым  коротким путем, но
тут  же  остановились. В  дальнем конце,  между ними и  пустырем,  показался
карнавальный оркестр. За оркестром двигались клетки со зверями, а вокруг шли
клоуны, уродцы и разные другие, дуя в трубы и колотя в барабаны.
     Пришлось прятаться в кусты.
     Парад  шел мимо минут пять. За это  время  тучи сдвинулись, небо слегка
очистилось  и  дождь перестал. Рокот  барабанов  постепенно  замирал  вдали.
Слегка оглушенные, ребята двинулись вперед и скоро были на пустыре.
     Под  дубом  не  было  никакой маленькой девочки.  Они походили  вокруг,
посмотрели даже наверху,  среди ветвей, но позвать по имени так и не смогли.
Страшно было. Оставалось  только  одно: вернуться  в  город и спрятаться как
следует.
     Глава 33
     Звонил телефон. М-р Хэллуэй снял трубку.
     - Пап, это Вилли, - зачастил в  трубке голос. - Пап, мы не можем идти в
участок. Мы,  наверное, даже дома сегодня не будем. Скажи маме, и маме Джима
тоже, ладно?
     - Вилли! Где вы?
     - Прячемся. Они ИЩУТ НАС.
     - Да кто, Бога ради?
     -  Пап,  я  не хочу  тебя впутывать  в  это  дело. Но  ты  поверь  мне,
пожалуйста, нам спрятаться  надо, хотя бы на день-два, пока они не уйдут.  А
если  мы  домой  заявимся,  они  нас выследят,  и  тогда или тебя,  или маму
погубят. И у Джима то же. Я пойду, пап.
     - Подожди, Вилли, не уходи!
     - Пока, папа! Пожелай мне удачи!
     Щелк.
     М-р  Хэллуэй  поглядел  на  дома, на деревья,  на улицы,  прислушался к
далекой музыке.
     - Вилли, - сказал он молчащему аппарату, - удачи, сынок!
     Он  надел  пальто, шляпу и вышел в странный опаловый  свет, разлитый  в
холодном сыром воздухе.
     Глава 34
     Перед лавкой Объединенной Табачной Торговли, блестя мокрыми деревянными
перьями, стоял деревянный индеец-чероки.
     Воскресный  полдень окатывал  его со  всех  сторон  трезвоном колоколов
разных церквей, их  немало было в городе.  Колокола спорили друг с другом, и
звон падал с  неба почти  как  недавний дождь. Индеец, как и полагается,  не
реагировал  ни на католические, ни на баптистские призывы. Он  даже  ухом не
повел навстречу еще каким-то звонам. Это билось  языческое сердце Карнавала.
Яркие барабаны,  старческий  визг  калиопа,  мельтешенье  уродливых  существ
ничуть  не  привлекли по-ястребиному пронзительного  взгляда  индейца.  Зато
барабаны  и  трубы задавили колокольный звон  и вызвали к жизни орущую толпу
мальчишек и просто зевак, охочих до всяческих зрелищ. Пока звонили колокола,
воскресная  толпа  казалась  чопорно-сосредоточенной,  но стоило  цимбалам и
тромбонам заглушить церковный перезвон - толпа расслабилась и превратилась в
праздничное скопище.
     Тень от деревянного томагавка индейца падала  на металлическую решетку.
Много лет назад  этой  решеткой  прикрыли нарочно вырытую  яму.  Целый  день
решетка позвякивала  под  ногами  десятков людей,  входивших в лавку,  и  на
обратном пути аккуратно принимала от них кусочки папиросной бумаги,  золотые
ободки от сигар, обгоревшие спички, а то и медные пенни.
     Сейчас  решетка  уже не позвякивала, а беспрестанно гудела, сотрясаемая
сотнями ног, ходулями, колесами балаганов. Это в тигрином рычании  тромбонов
и  вулканических взрывах  труб  шел Карнавал. Но сегодня под решеткой, кроме
обычного мусора, притаились  два дрожащих  человеческих тела. Шел  Карнавал.
Шел парадом, как огромный павлин, распустивший причудливый хвост; таращились
по сторонам внимательные  глаза уродцев. Они  цепко обшаривали  крыши домов,
шпили церквей,  изучали вывески  дантистов  и  окулистов, примечали  пыльные
здания  складов. Сотни глаз  Карнавала пронизывали пространство города  и не
находили того, чего хотели. Да  и не  могли найти, оно ведь  было у  них под
ногами и пряталось в темноте.
     Под  старой решеткой табачной лавки затаились Джим и  Вилли. Здесь было
тесно, сидеть приходилось,  уперев коленки друг в друга, они даже дышать как
следует опасались, но стоически  переносили все  неудобства.  Волосы  на  их
макушках  шевелил ветерок от колыхавшихся женских юбок, то и дело чья-нибудь
фигура заслоняла кусочек неба, видимый со дна ямы. Перебегали дети.
     - Слушай! - шепнул  Джим. - Ну и угодили мы, прямо под  парад. Давай-ка
сматываться!
     - Сиди как сидишь, - хриплым шепотом ответил Вилли. Это же самое видное
место. Они никогда не додумаются искать нас здесь.
     Трум, трум, турум, турум, тум, тум! - гремел Карнавал.
     Решетка звякнула, на ней  опять кто-то  стоял. Вилли взглянул наверх  и
вздрогнул.  Он знал эти подошвы  со стертыми медными гвоздиками.  "Папа!"  -
чуть не крикнул  он. Джим тоже посмотрел наверх. Человек нервно переступал с
ноги на ногу,  поворачивался  по сторонам,  выискивая в  толпе то, что  было
совсем рядом с ним. "Я  мог  бы дотронуться до него",  подумал Вилли. Чарльз
Хэллуэй, бледный, возбужденный, ничего не почувствовал и через минуту ушел.
     Но зато Вилли почувствовал, как  душа  у  него ухнула вниз, в  какой-то
холодный, дрожащий белый кисель.
     Шлеп!
     Вилли и  Джим  вздрогнули. Розовая пластинка жевательной резинки  упала
возле  их  ног на кучу  старых  целлофановых оберток от  сигарет. Сверху над
решеткой склонилась расстроенная мордашка пятилетнего карапуза.
     "Убирайся!" - свирепо подумал Вилли.
     Но малышу жаль было так просто расставаться с лакомством.
     Он встал на колени  и приник к самой решетке, высматривая  свое розовое
удовольствие.
     Вилли  едва  сдержался,  чтобы не  схватить  жвачку  и  не запихнуть  в
маленьк