а. А что,  если марсиане  извлекли все  представления  о городе только из
моего сознания?  Ведь  говорят же, что воспоминания детства самые яркие.  И,
создав  город  по моим воспоминаниям,  они  населили его родными и близкими,
живущими в памяти всех членов экипажа ракеты!
     И  допустим, что двое спящих  в  соседней комнате  вовсе не мои  отец и
мать, а  марсиане с необычайно высокоразвитым интеллектом, которым ничего не
стоит все время держать меня под гипнозом?..
     А этот духовой  оркестр? Какой потрясающий, изумительный  план!  Сперва
заморочить голову Люстигу,  за  ним Хинкстону, потом согнать толпу; а  когда
космонавты увидели матерей, отцов,  теток,  невест, умерших десять, двадцать
лет назад, - разве удивительно, что они забыли обо всем на свете, забыли про
приказ,  выскочили  из  корабля и бросили его? Что  может быть естественнее?
Какие  тут  могут  быть  подозрения? Проще  некуда: кто станет допытываться,
задавать  вопросы, увидев перед  собой воскресшую мать, - да тут  от счастья
вообще онемеешь. И  вот  вам результат: все мы разошлись  по  разным  домам,
лежим  в  кроватях, и нет у нас  оружия, защищаться нечем, и ракета  стоит в
лунном свете, покинутая.  Как ужасающе страшно будет, если окажется, что все
это попросту часть  дьявольски хитроумного плана, который марсиане задумали,
чтобы раз  делить нас и одолеть,  перебить всех до одного. Может быть, среди
ночи  мой  брат, что  лежит тут, рядом со мной,  вдруг преобразится, изменит
свой  облик, свое  существо и станет чем-то  другим, жутким,  враждебным,  -
станет марсианином? Ему ничего не стоит повернуться в постели  и вонзить мне
нож в  сердце.  И во всех остальных  домах еще  полтора десятка братьев  или
отцов вдруг  преобразятся, схватят  ножи и  проделают  то  же  с  ни чего не
подозревающими спящими землянами...
     Руки  Джона Блэка затряслись  под одеялом.  Он похолодел.  Внезапно это
перестало быть теорией. Внезапно им овладел неодолимый страх.
     Он сел и прислушался. Ночь  была беззвучна. Музыка смолкла. Ветер стих.
Брат лежал рядом с ним, погруженный в сон.
     Он осторожно откинул  одеяло, соскользнул на пол и уже  тихонько  шел к
двери, когда раздался голос брата:
     - Ты куда?
     - Что?
     Голос брата стал ледяным.
     - Я спрашиваю, далеко ли ты собрался?
     - За водой.
     - Ты не хочешь пить.
     - Хочу, правда же хочу.
     - Нет, не хочешь.
     Капитан  Джон  Блэк  рванулся и  побежал.  Он вскрикнул.  Он  вскрикнул
дважды. Он не добежал до двери.

     Наутро духовой оркестр играл заунывный  траурный марш. По всей улице из
каждого дома выходили,  неся длинные ящики, маленькие скорбные процессии; по
залитой солнцем мостовой  выступали, утирая  слезы, бабки,  матери,  сестры,
братья,   дядья,  отцы.   Они  направлялись  на  кладбище,  где  уже   ждали
свежевырытые   могилы  и  новенькие  надгробные  плиты.  Шестнадцать  могил,
шестнадцать надгробных плит.
     Мэр произнес краткую заупокойную речь, и лицо его менялось, не понять -
то ли мэр, то ли кто-то другой.
     Мать и отец Джона  Блэка пришли на  кладбище, и брат Эдвард пришел. Они
плакали,  убивались,  а лица  их постепенно  преображались,  теряя  знакомые
черты.
     Дедушка и бабушка Люстига тоже  были  тут и рыдали,  и лица  их  таяли,
точно воск, расплывались, как все расплывается в жаркий день.
     Гробы  опустили  в  могилы.  Кто-то  пробормотал  насчет  "внезапной  и
безвременной кончины  шестнадцати  отличных людей, которых  смерть унесла  в
одну ночь..."
     Комья земли застучали по гробовым крышкам.
     Духовой оркестр, играя  "Колумбия, жемчужина океана", прошагал  в  такт
громыхающей меди в город, и в этот день все отдыхали.

     Июнь 2001

        И ПО-ПРЕЖНЕМУ ЛУЧАМИ СЕРЕБРИТ ПРОСТОР ЛУНА...

     Когда они  вышли из ракеты в ночной мрак, было так холодно, что Спендер
сразу  принялся собирать  марсианский хворост для костра. Насчет того, чтобы
отпраздновать прилет на Марс, он и слова не  сказал, просто набрал хворосту,
подпалил его и стал смотреть, как он горит.
     Потом в  зареве, окрасившем разреженный воздух над высохшим марсианским
морем, оглянулся через плечо на ракету, которая пронесла  их всех - капитана
Уайлдера, Чероки, Хетэуэя, Сэма Паркхилла,  его самого - через немые  черные
звездные просторы и доставила в безжизненный, грезящий мир.
     Джефф Спендер ждал, когда начнется  содом. Он глядел на своих товарищей
и ждал:  сейчас  запрыгают, закричат...  Вот  только пройдет  оцепенение  от
потрясающей мысли,  что они "первые"  люди на Марсе. Никто об этом вслух  не
говорил, но в глубине души многие, видимо, надеялись, что их предшественники
не  долетели  и  пальма  первенства   будет   принадлежать  этой.  Четвертой
экспедиции. Нет,  они никому не желали  зла, просто  им  очень хотелось быть
первыми  и  они  мечтали  о  славе и  почете,  пока  их  легкие привыкали  к
разреженной  атмосфере  Марса,  из-за  которой   голова  становилась  словно
хмельная, если двигаться слишком быстро.
     Гиббс подошел к разгорающемуся костру и спросил:
     - Зачем хворост, ведь в ракете есть химическое горючее?
     - Неважно, - ответил Спендер, не поднимая головы.
     Немыслимо, просто непристойно в первую же ночь на Марсе  устраивать шум
и гам  и тащить  из  ракеты  неуместную  здесь штуковину - печку, сверкающую
идиотским блеском. Это  же будет надругательство какое-то. Еще успеется, еще
будет время швырять  банки  из-под сгущенного  молока  в гордые  марсианские
каналы,  еще  поползут,  лениво  закувыркаются  по  седому   пустынному  дну
марсианских морей шуршащие  листы "Нью-Йорк  таймс", придет время  банановой
кожуре и  замасленной  бумаге  валяться  среди  изящно  очерченных  развалин
древних марсианских городов. Все впереди, все будет. Его даже передернуло от
этой мысли.
     Спендер подкармливал пламя  из рук  с  таким чувством, словно  приносил
жертву  мертвому  исполину.  Планета,  на которую  они  сели,  -  гигантская
гробница.  Здесь  погибла целая цивилизация. Элементарная вежливость требует
хотя бы в первую ночь вести себя здесь пристойно.
     -  Нет, так не пойдет! Посадку надо отпраздновать! - Гиббс повернулся к
капитану Уайлдеру. -  Начальник,  а неплохо  бы  вскрыть  несколько  банок с
джином и мясом и малость кутнуть.
     Капитан Уайлдер смотрел на  мертвый город, который раскинулся в миле от
них.
     - Мы  все устали,  -  произнес  он  рассеянно,  точно  целиком  ушел  в
созерцание города и забыл про  своих  людей. - Лучше завтра вечером. Сегодня
хватит с нас того,  что мы  добрались сюда через эту чертову пустоту,  и все
живы, и в оболочке нет дыры от метеорита.
     Космонавты топтались вокруг костра. Их было двадцать,  кто положил руку
на  плечо товарища, кто поправлял  пояс. Спендер пристально  разглядывал их.
Они  были недовольны.  Они рисковали  жизнью ради  великого дела. Теперь  им
хотелось напиться до  чертиков, горланить песни, поднять такую пальбу, чтобы
сразу было  видно,  какие  они лихие парни -  пробуравили  космос и пригнали
ракету на Марс. На Марс!
     Но пока все помалкивали.
     Капитан негромко отдал приказ. Один из  космонавтов сбегал  в  ракету и
принес консервы, которые открыли и  раздали  без  особого шума.  Мало-помалу
люди разговорились. Капитан сел и сделал краткий обзор полета. Они все знали
сами, но было приятно слушать  и сознавать, что  все  это уже  позади,  дело
благополучно завершено. Про  обратный путь говорить не хотелось. Кто-то было
заикнулся об этом, но его заставили замолчать. В двойном лунном свете быстро
мелькали ложки; еда казалась очень вкусной, вино - еще вкуснее.
     В  небе  чиркнуло  пламя,  и  мгновение  спустя  за  их  стоянкой  села
вспомогательная ракета. Спендер смотрел, как открылся маленький люк и оттуда
вышел Хетэуэй, врач  и  геолог, - у  каждого  участника экспедиции были  две
специальности, для  экономии места в ракете. Хетэуэй, не торопясь, подошел к
капитану.
     - Ну, что там? - спросил капитан Уайлдер.
     Хетэуэй глядел  на  далекие города,  мерцающие в  звездном свете. Потом
проглотил ком в горле и перевел взгляд на Уайлдера:
     -  Вон тот город  мертв, капитан, мертв  уж много тысяч лет.  Как и три
города в горах. Но пятый город, в двухстах милях отсюда...
     - Ну?
     - Еще на прошлой неделе там жили.
     Спендер встал.
     - Марсиане, - добавил Хетэуэй.
     - А где они теперь?
     -  Умерли, - сказал Хетэуэй. - Я зашел в один дом, думал, что он, как и
другие дома в остальных городах, заброшен много  веков назад. Силы небесные,
сколько  там  трупов!  Словно груды осенних листьев!  Будто  сухие стебли  и
клочки горелой бумаги -  все,  что  от них осталось.  Причем  умерли  совсем
недавно, самое большее дней десять назад.
     - А в других городах? Хоть что-нибудь живое вы видели?
     -  Ничего.  Я  потом  еще  не  один проверил. Из  пяти  городов  четыре
заброшены много  тысяч лет. Совершенно не представляю себе,  куда подевались
их обитатели. Зато в каждом пятом городе - одно и то же. Тела. Тысячи тел.
     - От чего они умерли? - Спендер подошел ближе.
     - Вы не поверите.
     - Что их убило?
     - Ветрянка, - коротко ответил Хетэуэй.
     - Не может быть!
     - Точно. Я сделал анализы. Ветряная оспа. Ее действие на марсиан совсем
не такое, как на землян. Видимо, все дело в  обмене веществ.  Они почернели,
как  головешки, и высохли, превратились в  ломкие  хлопья. Но  это ветрянка,
никакого сомнения.  Выходит, что и Йорк, и капитан Уильямс, и капитан Блэк -
все три экспедиции добрались до Марса.  Что  с ними стало потом, одному богу
известно. Но мы совершенно точно знаем, что они, сами того не ведая, сделали
с марсианами.
     - И нигде никаких признаков жизни?
     - Возможно, конечно, что несколько марсиан вовремя сообразили  и ушли в
горы. Но, даже если так, бьюсь об заклад,  что проблемы туземцев  здесь нет,
их слишком мало. Песенка марсиан спета.
     Спендер повернулся и снова сел у костра, уставившись в огонь. Ветрянка,
господи,   подумать  только,  ветрянка!  Население   планеты   миллионы  лет
развивается, совершенствует свою культуру, строит вот такие города, всячески
старается утвердить  свои идеалы  и представления о  красоте и  -  погибает.
Часть умерла еще  до нашей  эры - пришел их срок,  и они  скончались тихо, с
достоинством встретили смерть. Но остальные! Может быть,  остальные марсиане
погибли  от болезни  с  изысканным, или грозным, или  возвышенным названием?
Ничего  подобного,  черт  возьми,  их  доконала  ветрянка,  детская болезнь,
болезнь,  которая  на   Земле  не  убивает  даже   детей!  Это  неправильно,
несправедливо. Это все равно что сказать про древних греков, что они погибли
от  свинки, а гордых  римлян на их прекрасных холмах скосил  грибок! Хоть бы
дали  мы  марсианам  время  приготовить   свои  погребальный  убор,  принять
надлежащую позу и измыслить какую-нибудь иную причину смерти. Так  нет же  -
какая-то паршивая, дурацкая ветрянка! Нет, не может быть, это несовместимо с
величием их архитектуры, со всем их миром!
     - Ладно, Хетэуэй, теперь перекусите.
     - Спасибо, капитан.
     И все! Уже забыто. Уже говорят совсем о другом.
     Спендер, не отрываясь, следил за своими спутниками. Он не прикоснулся к
своей  порции,  лежавшей в  тарелке  у  него на коленях. Стало еще холоднее.
Звезды придвинулись ближе, вспыхнули ярче.
     Если  кто-нибудь  начинал  говорить чересчур  громко,  капитан  отвечал
вполголоса, и они невольно понижали голос, стараясь подражать ему.
     Какой здесь  чистый,  необычный  воздух! Спендер  долго  сидел и просто
дышал, наслаждаясь  его ароматом.  В нем слилась  бездна запахов, он  не мог
угадать каких: цветы, химические вещества, пыль, ветер...
     - Или взять хоть тот раз в Нью-Йорке, когда я подцепил эту блондиночку,
- черт,  забыл,  как ее звали...  Гинни!  - орал Биггс. - Девчонка была  что
надо!
     Спендер весь  сжался. У него задрожали руки. Глаза беспокойно дергались
под тонкими, прозрачными веками.
     - Вот Гинни и говорит мне... - продолжал Биггс.
     Раздался дружный хохот.
     - Ну, я ей и вмазал! - выкрикнул Биггс, не выпуская из рук бутылки.
     Спендер  отставил  свою  тарелку   в   сторону.  Прислушался  к  шепоту
прохладного  ветерка.  Полюбовался  белыми  марсианскими  зданиями  -  точно
холодные льдины на дне высохшего моря...
     -  Какая  девчонка, блеск!  - Биггс опрокинул  бутылку в  свою  широкую
пасть. - Сколько их было - такой не попадалось!
     В воздухе стоял резкий запах  потного тела  Биггса. Спендер дал  костру
потухнуть.
     -  Эй, Спендер,  уснул, что  ли, подкинь дров! -  крикнул Биггс и снова
присосался к бутылке. - Ну, так вот, однажды ночью мы с Гинни...
     Один из космонавтов, по фамилии  Шенке,  принес свой  аккордеон  и стал
отбивать чечетку, так что пыль столбом поднялась.
     - Э-эх! - вопил он. - Живем!
     - Ого-го! - горланили остальные, отбросив пустые тарелки.
     Трое  стали в ряд  и задрыгали  ногами, наподобие  девиц  из  бурлеска,
выкрикивая  соленые  шуточки.  Другие  хлопали  в  ладоши,  требуя  отколоть
что-нибудь еще. Чероки сбросил рубаху и закружился, сверкая  потным  торсом.
Лунное сияние серебрило его ежик и гладко выбритые молодые щеки.
     Ветер гнал легкий туман  над  дном пересохшего  моря, огромные каменные
изваяния глядели с гор на серебристую ракету и крохотный костер.
     Шум  и  гомон  становились сильнее, число танцоров росло, кто-то  сосал
губную  гармонику,  другой дул в гребешок, обернутый папиросной бумагой. Еще
два  десятка  бутылок  откупорено  и выпито. Биггс пьяно  топтался вокруг  и
пытался дирижировать пляской, размахивая руками.
     - Командир, присоединяйтесь! - крикнул Чероки капитану и затянул песню.
     Пришлось и  капитану плясать. Он делал это  без всякой охоты. Лицо  его
было сумрачно. Спендер смотрел на него и  думал: "Бедняга!  Что за ночь!  Не
ведают  они,  что  творят.  Им  перед вылетом надо  бы инструктаж  устроить,
объяснить, что надо вести себя на Марсе прилично, хотя бы первые дни".
     - Хватит. - Капитан вышел из круга и сел, сославшись на усталость.
     Спендер  взглянул на  грудь капитана.  Не сказать, чтобы она вздымалась
чаще обычного. И лицо ничуть не вспотело.
     Аккордеон,  гармоника, вино, крики, пляска, вопли,  возня, лязг посуды,
хохот.
     Биггс, шатаясь, побрел на  берег марсианского  канала.  Он  захватил  с
собой  шесть  пустых  бутылок и  одну за другой стал  бросать их  в глубокую
голубую воду. Погружаясь, они издавали гулкий, задыхающийся звук.
     - Я нарекаю тебя, нарекаю тебя, нарекаю тебя... -  заплетающимся языком
бормотал Биггс. - Нарекаю тебя именем Биггс, Биггс, канал Биггса...
     Прежде  чем кто-нибудь успел  шевельнуться,  Спендер  вскочил  на ноги,
прыгнул через костер и подбежал к Биггсу. Он ударил Биггса сперва по  зубам,
потом  в ухо.  Биггс покачнулся и  упал прямо в воду. Всплеск. Спендер молча
ждал,  когда Биггс выкарабкается обратно.  Но  к этому времени остальные уже
схватили Спендера за руки.
     - Эй, Спендер, что это на тебя нашло? Ты что? - допытывались они.
     Биггс выбрался  на  берег  и  встал на ноги,  вода  струилась с него на
каменные плиты. Он сразу приметил, что Спендера держат.
     - Так, - сказал он и шагнул вперед.
     - Прекратить! - рявкнул капитан Уайлдер.
     Спендера выпустили. Биггс замер, глядя на капитана.
     -  Ладно,   Биггс,   переоденьтесь.   Вы,   ребята,  можете  продолжать
веселиться! Спендер, пойдемте со мной!
     Веселье возобновилось. Уайлдер отошел в сторону и обернулся к Спендеру.
     - Может быть, вы объясните, в чем дело? - сказал он.
     Спендер смотрел на канал.
     -  Не знаю. Мне  стало  стыдно. За Биггса, за всех нас, за  этот содом.
Господи, какое безобразие!
     - Путешествие было долгое. Надо же им отвести душу.
     - Но где их уважение, командир? Где чувство пристойности?
     - Вы устали, Спендер, и смотрите на вещи иначе, чем они. Уплатите штраф
пятьдесят долларов.
     - Слушаюсь,  командир.  Но уж очень неприятно, когда подумаешь, что Они
видят, как мы дураков корчим.
     - Они?
     - Марсиане, будь то живые или мертвые, все равно.
     - Безусловно,  мертвые, - ответил капитан. - Вы думаете, они знают, что
мы здесь?
     - Разве старое не знает всегда о появлении нового?
     - Пожалуй. Можно подумать, что вы верите в духов.
     -  Я верю в вещи, сделанные  трудом, а  все вокруг  показывает, сколько
здесь сделано. Здесь есть  улицы, и дома, и книги, наверно,  есть, и широкие
каналы, башни с  часами, стойла -  ну, пусть не для лошадей, но все-таки для
каких-то домашних  животных, скажем, даже  с  двенадцатью  ногами,  почем мы
можем  знать?  Куда  ни  глянешь,   всюду   вещи   и  сооружения,   которыми
пользовались.  К  ним прикасались, их употребляли  много столетий.  Спросите
меня, верю ли я в душу вещей, вложенную в них теми, кто ими пользовался, - я
скажу да. А они  здесь, вокруг нас, - вещи, у  которых было свое назначение.
Горы,  у которых  были  свои  имена.  Пользуясь  этими  вещами,  мы  всегда,
неизбежно будем чувствовать себя  неловко. И названия  гор будут звучать для
нас как-то не так - мы  их окрестим, а старые-то названия никуда  не делись,
существуют где-то во времени, для кого-то  здешние горы, представления о них
были связаны  именно с  теми названиями. Названия, которые мы дадим каналам,
городам, вершинам, скатятся с них  как с  гуся вода. Мы можем сколько угодно
соприкасаться с Марсом - настоящего общения никогда не будет. В конце концов
это  доведет нас до бешенства и  знаете,  что  мы сделаем с  Марсом?  Мы его
распотрошим, снимем с него шкуру и перекроим ее по своему вкусу.
     - Мы  не  разрушим  Марс,  -  сказал  капитан.  -  Он слишком  велик  и
великолепен.
     - Вы уверены? У  нас, землян, есть дар разрушать великое и  прекрасное.
Если мы не  открыли сосисочную в Египте среди развалин Карнакского храма, то
лишь  потому,  что они  лежат на  отшибе и  там  не развернешь коммерции. Но
Египет всего лишь клочок нашей планеты. А здесь -  здесь  все древность, все
непохожее,  и мы где- нибудь тут  обоснуемся и начнем опоганивать  этот мир.
Вот  этот канал назовем в  честь Рокфеллера, эту гору назовем  горой  короля
Георга, и море будет морем Дюпона, там вон будут города Рузвельт, Линкольн и
Кулидж, но  это  все будет неправильно, потому что у каждого  места уже есть
свое, собственное имя.
     - Это уж ваше дело, археологов, раскапывать старые  названия,  а мы что
ж, мы согласны ими пользоваться.
     - Кучка  людей вроде нас - против всех  дельцов и  трестов?  -  Спендер
поглядел на  отливающие металлом горы. - Они знают, что мы сегодня появились
здесь, будем пакостить им; они должны нас ненавидеть.
     Капитан покачал головой.
     - Здесь нет ненависти.  - Он прислушался к ветру. - Судя по их городам,
это  были  добрые, красивые,  мудрые  люди.  Они  принимали свою  судьбу как
должное. Очевидно, смирились с тем, что им вымирать, и не затеяли с отчаяния
никакой опустошительной войны напоследок, не стали уничтожать своих городов.
Все   города,   которые  мы  до  сих  пор  видели,   сохранились  в   полной
неприкосновенности.  Сдается мне, мы им мешаем не  больше, чем  помешали  бы
дети,  играющие на  газоне, - велик ли спрос  с ребенка?  И  кто знает, быть
может, в конечном счете все это изменит нас к лучшему. Вы обратили внимание,
Спендер, на необычно тихое поведение наших людей,  пока Биггс  не навязал им
это веселье? Как смирно, даже робко они  держались!  Еще бы, лицом к лицу со
всем  этим  сразу  сообразишь, что  мы  не  так  уж сильны. Мы просто дети в
коротких штанишках,  шумные и непоседливые дети, которые носятся  со  своими
ракетными и  атомными игрушками. Но  ведь когда-нибудь  Земля  станет такой,
каков  Марс теперь. Так что Марс нас  отрезвит. Наглядное пособие по истории
цивилизации. Полезный уро