Он вернулся в дом; сердце билось болезненно и часто.
     - Видите? - Он держал в  поднятой руке запыленную бутылку. - Я приберег
вино специально для  этой ночи. Я знал,  что придет срок и кто-нибудь найдет
нас! Выпьем же и порадуемся!
     Он наполнил пять бокалов.
     - Да,  немало  времени прошло... -  заговорил он  опять, сосредоточенно
глядя в свой бокал. - Помните день, когда разразилась война? Двадцать лет  и
семь месяцев  назад. Все ракеты вызвали с  Марса домой. А ты, я и дети -  мы
были в это время в горах, занимались археологией, изучали  древнюю  хирургию
марсиан. Помнишь, как мы чуть до смерти не загнали наших коней? И  все равно
опоздали на целую неделю. Город  был уже покинут. Америка была  разрушена, и
все  до одной ракеты  ушли,  не  дожидаясь отставших, -  помнишь, помнишь? А
потом оказалось, что  отстали-то  только  мы, помнишь? Боже мой, сколько лет
минуло.  Без  вас я бы  не  выдержал. Без вас я  бы покончил с собой. С вами
ожидание было не таким тяжким. Выпьем же за нас. - Он поднял бокал. -  И  за
наше долгое совместное ожидание.
     Он выпил вино.
     Жена, обе дочери и сын поднесли к губам свои бокалы.  И у всех четверых
вино побежало струйками по подбородкам.

     К рассвету все, что осталось от города,  ветер разметал по морскому дну
большими  мягкими черными хлопьями.  Пожар унялся, но  цель была достигнута:
красное пятнышко на небе стало расти.
     Из  каменной  лачуги  струился  вкусный  запах  поджаристого  имбирного
пряника. Когда  Хетэуэй вошел, его жена  ставила на стол горячие противни со
свежим хлебом. Дочери прилежно мели голый каменный пол жесткими вениками,  а
спи чистил столовое серебро.
     - Мы  приготовим им роскошный завтрак. - Хетэуэй радостно рассмеялся. -
Надевайте свои лучшие наряды!
     Он  торопливо  прошел  через  свой  участок  к огромному металлическому
сараю.  Здесь  стояли  холодильная  установка  и  небольшая  электростанция,
которые он за эти годы починил и наладил своими искусными, тонкими, нервными
пальцами так же  умело, как чинил часы, телефоны, магнитофоны  в часы своего
досуга.  В  сарае  скопилось множество созданных им  вещей, в  том  числе  и
совершенно  непонятных механизмов, назначение которых  он теперь  сам не мог
разгадать.
     Он извлек из морозильника седые от инея  коробки с  бобами и  клубникой
двадцатилетней  давности.  "Вылезай,   несчастный",  -  и  достал  холодного
цыпленка.
     Когда ракета села, воздух был напоен всяческими кулинарными ароматами.
     Словно мальчишка, Хетэуэй побежал вниз по склону. Внезапная острая боль
в груди заставила его остановиться. Он посидел на камне, отдышался и побежал
дальше, уже без передышки.
     Он  остановился  в  жарком   мареве,  источаемом  раскаленной  ракетой.
Открылся люк. Оттуда выглянул человек.
     Хетэуэй долго смотрел из-под ладони, наконец сказал:
     - Капитан Уайлдер!
     - Кто это? - спросил капитан Уайлдер. Он спрыгнул  вниз и  замер, глядя
на старика. Потом протянул руку. - Господи, да это же Хетэуэй!
     - Совершенно верно, это я.
     - Хетэуэй из моего первого экипажа, из Четвертой экспедиции.
     Они внимательно оглядели друг друга.
     - Давненько мы расстались, капитан.
     - Очень давно. Я рад вас видеть.
     - Я постарел, - сказал Хетэуэй без обиняков.
     - Я и сам уже не молод. Двадцать лет мотался: Юпитер, Сатурн, Нептун.
     -  Как же,  слыхал я,  вас  повысили, так сказать,  чтобы  вы не мешали
колонизации Марса. - Старик огляделся. - Вы столько путешествовали, наверно,
не знаете даже, что произошло...
     - Догадываюсь, - ответил  Уайлдер.  - Мы дважды  обошли  вокруг  Марса.
Кроме вас, нашли еще только одного  человека по имени Уолтер Грипп, в десяти
тысячах  милях отсюда. Хотели захватить его с собой, но он отказался.  Когда
мы  улетали, он  сидел на качалке  посреди  шоссе, курил трубку и махал  нам
вслед. Марс вымер, начисто вымер, даже марсиан не осталось. А как Земля?
     - Я  знаю не больше вас. Изредка удается  поймать земное радио, еле-еле
слышно. Но всякий раз на каком-нибудь чужом языке. А я из иностранных языков
знаю, увы, один латинский. Отдельные слова удается разобрать. Судя по всему,
на  большей  части Земли все  перебиты, а  война  все идет.  Вы летите туда,
командир?
     -  Да. Сами понимаете,  хочется своими глазами убедиться. У нас ведь не
было радиосвязи, слишком большое расстояние. Что бы там ни было, мы летим на
Землю.
     - Вы возьмете нас с собой?
     Капитан на миг опешил.
     -  Ах,  да,  разумеется,  у  вас  тут жена, помню, помню. Мы  виделись,
кажется, двадцать  пять  лет назад, верно?  Когда построили Первый Город, вы
оставили службу и забрали ее с Земли. У вас были и дети...
     - Сын, две дочери...
     - Да-да, припоминаю. Они здесь?
     - В нашей лачуге,  вон там  на горке. Мы  приготовили вам всем отличный
завтрак. Придете?
     -  Сочтем за честь,  мистер  Хетэуэй. - Капитан  Уайлдер  повернулся  к
ракете. - Оставить корабль!

     Они  шли  вверх по  откосу  -  Хетэуэй и  капитан Уайлдер, за  ними еще
двадцать  человек,  экипаж корабля,  глубоко  вдыхая прохладный  разреженный
утренний воздух. Показалось солнце, день выдался ясный.
     - Помните Спендера, капитан?
     - Никогда не забывал...
     - Раз в год мне  случается проходить мимо его могилы. А ведь в конечном
счете  вышло  вроде,  как  он  хотел.  Он  был против того,  чтобы мы  здесь
селились. Теперь, наверно, счастлив, что все отсюда убрались.
     - А этот... как его? Паркхилл, Сэм Паркхилл, что с ним стало?
     - Открыл сосисочную.
     - Похоже на него.
     - А через неделю - война, и он вернулся на  Землю. - Хетэуэй вдруг  сел
на камень, схватившись за сердце. - Простите. Переволновался. После стольких
лет - и вдруг встреча с вами. Отдохну немного.
     Он чувствовал, как колотится сердце. Проверил пульс. Скверно...
     - У нас есть врач, - сказал Уайлдер. - Не  обижайтесь, Хетэуэй, я знаю,
вы сами врач, но все-таки посоветуемся с нашим...
     Позвали доктора.
     - Сейчас пройдет, - твердил Хетэуэй. - Это все ожидание, волнение.
     Он задыхался. Губы посинели.
     - Понимаете, - сказал он, когда врач приставил к его груди стетоскоп, -
ведь я все эти годы жил как будто ради сегодняшнего дня. А теперь,  когда вы
здесь, прилетели забрать меня на Землю, мне вроде ничего больше не надо, и я
могу лечь и отдать концы.
     - Вот. - Доктор подал ему желтую таблетку. - Вам бы лучше тут отдохнуть
подольше.
     - Ерунда. Еще чуточку посижу, и все. До чего я рад видеть вас всех. Рад
слышать новые голоса.
     - Таблетка действует?
     - Отлично Пошли!
     Они поднялись на горку.
     - Алиса, погляди, кого я привел! - Хетэуэй нахмурился и просунул голову
в дверь. - Алиса, ты слышишь?
     Появилась его жена. Следом вышли обе дочери, высокие, стройные, за ними
еще более рослый сын.
     - Алиса, помнишь капитана Уайлдера?
     Она  замялась,  посмотрела  на  Хетэуэя, точно ожидая  указаний,  потом
улыбнулась.
     - Ну, конечно, капитан Уайлдер!
     - Помнится, миссис  Хетэуэй, мы  вместе с  вами  обедали накануне моего
вылета на Юпитер.
     Она горячо пожала его руку.
     - Мои  дочери,  Маргарет  и Сьюзен. Мои  сын  Джон. Дети, вы,  конечно,
помните капитана?
     Рукопожатия, смех, оживленная речь.
     Капитан Уайлдер потянул носом.
     - Неужели имбирные пряники?
     - Хотите?
     Все пришли в движение. Мигом были установлены складные столы, извлечены
из  печей  горячие  блюда,  появились  тарелки, столовое  серебро, камчатные
салфетки.  Капитан  Уайлдер  долго глядел  на миссис Хетэуэй,  потом перевел
взгляд  на ее  сына  и  бесшумно двигающихся высоких  дочерей.  Рассматривал
мелькающие  лица,  ловил  каждое  движение  молодых  рук,  каждое  выражение
гладких, без единой морщинки лиц. Он сел на стул, который принес сын  миссис
Хетэуэй.
     - Сколько вам лет, Джон?
     - Двадцать три, - ответил тот.
     Уайлдер растерянно  вертел  в  руках вилку  и нож.  Он вдруг побледнел.
Сидевший рядом космонавт шепнул ему:
     - Капитан Уайлдер, тут что-то не так.
     Сын пошел за стульями.
     - Что вы хотите сказать, Уильямсон?
     - Мне сорок три года, капитан.  Двадцать  лет назад я  учился  вместе с
молодым Хетэуэем. Он говорит, что ему теперь всего двадцать три, но это одна
видимость.  Это все неправильно. Ему должно быть сорок два, самое малое. Что
все это значит, сэр?
     - Не знаю.
     - На вас лица нет, сэр.
     - Мне  нездоровится. И дочери  тоже - я их  видел лет двадцать назад, а
они не  изменились, ни одной морщинки. Можно  попросить  вас  об  одолжении,
Уильямсон?  Я  хочу  дать  вам  одно  поручение.  Объясню,  куда пойти и что
проверить.  К концу завтрака  незаметно скройтесь. Вам  всего  десять  минут
понадобится. Это недалеко отсюда. Я видел с ракеты, когда мы садились.
     - Прошу! О чем это  вы  так  серьезно разговариваете?  - Миссис Хетэуэй
проворно  налила супу  в  их  миски. - Улыбнитесь же! Мы  все  вместе опять,
путешествие завершено, вы почти дома!
     - Да-да, конечно.  - Капитан Уайлдер засмеялся.  Вы так чудесно, молодо
выглядите, миссис Хетэуэй!
     - Ах, эти мужчины!
     Он  смотрел,  как она  плавной  походкой  двинулась дальше, внимательно
смотрел на ее разрумянившееся лицо, гладкое и свежее, точно наливное яблоко.
Она звонко смеялась шуткам, усердно подкладывала салат на  тарелки, не давая
себе передышки.  Долговязый  сын и стройные  дочери состязались  с  отцом  в
блестящем остроумии, рассказывая про  долгие годы своей уединенной жизни,  и
гордый отец кивал, слушая речь детей.
     Уильямсон сбежал вниз по склону.
     - Куда это он? - спросил Хетэуэй.
     -  Проверить ракету, - ответил Уайлдер. - Так вот, Хетэуэй, на  Юпитере
ничего нет, человеку там делать нечего. На Сатурне и Плутоне - тоже...
     Уайлдер говорил машинально, не слушая  собственного  голоса;  он  думал
только об одном: сейчас Уильямсон бежит вниз,  скоро он вернется, поднимется
на горку и принесет ответ...
     - Спасибо.
     Маргарет  Хетэуэй  налила  ему  воды   в  стакан.   Движимый  внезапным
побуждением,  капитан  коснулся ее  плеча. Она отнеслась к  этому совершенно
спокойно. У нее было теплое, нежное тело.
     Сидевший против  капитана  Хетэуэй то  и дело замолкал и  с  искаженным
болью  лицом касался пальцами груди, затем вновь продолжал слушать негромкий
разговор и случайные звонкие возгласы, поминутно бросая озабоченные  взгляды
на Уайлдера, который жевал свой пряник без видимого удовольствия.
     Вернулся Уильямсон. Он молча ковырял вилкой еду, пока капитан не шепнул
через плечо:
     - Ну?
     - Я нашел это место, сэр.
     - Ну, ну?
     Уильямсон  был  бледен, как  полотно.  Он  не  сводил  глаз  с  веселой
компании. Дочери сдержанно улыбались, сын рассказывал какой-то анекдот.
     Уильямсон сказал:
     - Я прошел на кладбище.
     - Видели четыре креста?
     - Видел четыре креста, сэр. И имена сохранились. Я записал их, чтобы не
ошибиться. - Он стал читать  по белой  бумажке:  - Алиса, Маргарет, Сьюзен и
Джон Хетэуэй. Умерли от неизвестного вируса. Июль 2007 года.
     - Спасибо. Уильямсон. - Уайлдер закрыл глаза.
     - Девятнадцать лет назад, сэр. - Рука Уильямсона дрожала.
     - Да.
     - Но кто же эти?
     - Не знаю.
     - Что вы собираетесь предпринять?
     - Тоже не знаю.
     - Расскажем остальным?
     - Попозже. Продолжайте есть, как ни в чем не бывало.
     - Мне что-то больше не хочется, сэр.
     Завтрак завершало вино, принесенное с ракеты. Хетэуэй встал.
     - За ваше здоровье Я так рад снова быть вместе с друзьями. И еще за мою
жену и детей - без них, в одиночестве, я бы не выжил здесь. Только благодаря
их добрым заботам я находил в себе силы жить и ждать вашего прилета.
     Он  повернулся, держа бокал, в сторону  своих  домочадцев; они ответили
ему смущенными взглядами, а когда все стали пить, и совсем опустили глаза.
     Хетэуэй выпил до дна. Не успев даже крикнуть, он упал ничком на стол  и
сполз  на землю. Несколько человек подбежали и  положили его поудобнее. Врач
наклонился, послушал сердце.  Уайлдер тронул врача за  плечо. Тот поднял  на
него взгляд и  покачал  головой.  Уайлдер  опустился  на колени и взял  руку
старика.
     - Уайлдер? - голос у Хетэуэя был едва слышен. - Я испортил вам завтрак.
     - Чепуха.
     - Попрощайтесь за меня с Алисой и детьми.
     - Сейчас я их позову.
     - Нет-нет, не надо! - задыхаясь, прошептал Хетэуэй. - Они не поймут.  И
я не хочу, чтобы они понимали! Не надо!
     Уайлдер повиновался.
     Хетэуэй умер.
     Уайлдер  долго не  отходил  от него. Наконец поднялся и пошел прочь  от
потрясенных людей, окруживших Хетэуэя. Он подошел к Алисе Хетэуэй, глянул ей
в лицо и сказал:
     - Вы знаете, что случилось?
     - Что-нибудь с моим мужем?
     - Он  только  что скончался: сердце. - Уайлдер следил  за выражением ее
лица.
     - Очень жаль, - сказала она.
     - Вам не больно? - спросил он.
     - Он  не  хотел,  чтобы  мы огорчались.  Он  предупредил  нас, что  это
когда-нибудь  произойдет,  и велел нам не плакать. Знаете, он даже не научил
нас плакать, не хотел, чтобы мы умели.  Говорил, что хуже всего для человека
познать одиночество, познать тоску  и плакать.  Поэтому  мы не должны знать,
что такое слезы и печаль.
     Уайлдер  поглядел  на  ее   руки,  мягкие,  теплые  руки,  на  красивые
наманикюренные ногти, тонкие запястья. Посмотрел на ее длинную, нежную белую
шею и умные глаза. Наконец сказал:
     - Мистер Хетэуэй великолепно сделал вас и детей.
     -  Ваши слова обрадовали бы его. Он очень  гордился нами.  А потом даже
забыл, что сам  нас сделал. Полюбил нас, принимал за настоящих жену и детей.
В известном смысле так оно и есть
     - С вами ему было легче.
     -  Да,  из  года  в  год  мы  все  сидели  и  разговаривали.  Он  любил
разговаривать. Любил нашу  каменную лачугу и камин. Можно было поселиться  в
настоящем доме в городе, но ему больше нравилось здесь, где он мог по своему
выбору жить  то  примитивно, то на  современный лад. Он  рассказывал мне про
свою лабораторию и про всякие вещи, что  он там делал. Весь этот заброшенный
американский город внизу он оплел громкоговорителями,  Нажмет кнопку - всюду
загораются огни  и город начинает  шуметь, точно  в нем десять тысяч  людей.
Слышится гул  самолетов, автомашин,  людской говор. Он, бывало, сидит, курит
сигару и  разговаривает с нами, а снизу доносится шум города. Иногда  звонит
телефон, и записанный на пленку голос спрашивает у мистера Хетэуэя совета по
разным научным и хирургическим вопросам, и он отвечает. Телефонные звонки, и
мы  тут, и городской шум, и сигара  -  и мистер Хетэуэй был вполне счастлив.
Только одного  он не  сумел сделать -  чтобы  мы  старились.  Сам старился с
каждым днем,  а  мы  оставались  все такими же. Но мне кажется, это  его  не
очень-то беспокоило. Полагаю даже, он сам того хотел.
     - Мы похороним его внизу, на кладбище, где  стоят четыре креста. Думаю,
это отвечает его желанию.
     Она легко коснулась рукой его запястья.
     - Я уверена в этом.
     Капитан распорядился.  Маленькая процессия тронулась к подножию  холма;
семья следовала  за ней. Двое несли Хетэуэя на накрытых носилках. Они прошли
мимо каменной лачуги, потом мимо сарая, где  Хетэуэй много лет  назад  начал
свою работу. Уайлдер помешкал возле двери этой мастерской.
     Каково это, спрашивал он себя, жить на планете с женой и тремя детьми -
и  вдруг  они умирают,  оставляя  тебя наедине с ветром  и  безмолвием?  Как
поступит в  таком  положении  человек?  Он похоронит  умерших  на  кладбище,
поставит  кресты, потом придет в мастерскую  и, призвав на помощь силу ума и
памяти, сноровку рук и  изобретательность, соберет, частица за частицей, то,
что  стало  затем  его   женой,  сыном,  дочерьми.  Когда  под  горой   есть
американский  город, где  можно найти все  необходимое, незаурядный человек,
пожалуй, может создать все что угодно.
     Звук их шагов потонул  в  песке. На  кладбище,  когда они  пришли,  два
человека уже копали могилу.

     Они вернулись к ракете под вечер.
     Уильямсон кивком указал на каменную лачугу.
     - Что будем делать с ними?
     - Не знаю, - сказал капитан.
     - Может, вы их выключите?
     - Выключить? -  Капитан несколько  удивился.  - Мне  это не приходило в
голову.
     - Но вы же не повезете их с собой?
     - Нет, это ни к чему.
     - Неужели вы хотите оставить их здесь, вот таких, какие они есть?
     Капитан протянул Уильямсону пистолет.
     - Если вы можете что-нибудь сделать, вы сильнее меня.
     Пять минут спустя Уильямсон вернулся от лачуги, весь в испарине.
     - Вот, возьмите свой пистолет.  Теперь я  вас понимаю. Я вошел  к ним с
пистолетом  в  руке. Одна  из дочерей  улыбнулась  мне.  И  остальные.  Жена
предложила мне чашку чаю. Боже мой, это было бы просто убийство!
     Уайлдер кивнул.
     -  Такого совершенства человек  больше никогда не создаст. Они  созданы
для  долголетия - десять, пятьдесят,  двести лет. Так-то...  У них ничуть не
меньше прав на... на жизнь, чем у вас, меня, любого из нас. - Он выбил пепел
из трубки. - Ладно, поднимайтесь  на борт. Полетим  дальше.  Этот  город все
равно погиб, нам он не годится.
     День угасал Подул холодный ветер. Весь экипаж уже был на борту. Капитан
медлил. Уильямсон спросил:
     - Уж не собираетесь ли вы сходить э-э... попрощаться с ними?
     Капитан холодно посмотрел на Уильямсона.
     - Не ваше дело.
     Уайлдер зашагал в гору навстречу сумрачному ветру.  Космонавты увидели,
как  его  силуэт  замер  в дверях  лачуги. Они  увидели силуэт женщины.  Они
увидели, как их командир пожал ей руку.
     Спустя минуту он бегом вернулся к ракете.
     По   ночам,   когда   ветер   свистит  над  ложем  мертвого  моря,  над
шестигранниками на кладбище, над четырьмя старыми крестами и одним новым, по
ночам  в  низкой каменной  лачуге горит  свет; ревет  ветер, вихрится  пыль,
сверкают холодные звезды, а в той лачуге четыре фигуры - женщина, две дочери
и  сын  -  не  дают  погаснуть  огню  в  камине,  сами   не  зная  зачем,  и
разговаривают, и смеются.
     Из года в год, из года в год, каждую  ночь, сама не зная зачем, женщина
выходит из лачуги и, вскинув руки, долго смотрит  на небо, на зеленое  пламя
Земли,  не понимая,  зачем  она это  делает;  потом  возвращается  в  дом  и
подкидывает щепку  в огонь,  а  ветер крепчает,  и мертвое  море  продолжает
оставаться мертвым.

     Август 2026

        БУДЕТ ЛАСКОВЫЙ ДОЖДЬ

     В  гостиной говорящие часы  настойчиво пели:  тик-так, семь часов, семь
утра,  вставать  пора!  -  словно  боясь, что их никто не послушает. Объятый
утренней  тишиной  дом был пуст. Часы продолжали тикать и твердили, твердили
свое  в пустоту: девять  минут восьмого, к завтраку все готово, девять минут
восьмого!
     На кухне печь сипло вздохнула и исторгла из своего жаркого чрева восемь
безупречно поджаренных тостов, четыре глазуньи, шестнадцать ломтиков бекона,
две чашки кофе и два стакана холодного молока.
     - Сегодня в  городе Эллендейле, штат Калифорния, четвертое  августа две
тысячи двадцать  шестого года, - произнес другой голос, с потолка  кухни. Он
повторил число  трижды,  чтобы  получше  запомнили.  - Сегодня день рождения
мистера  Фезерстоуна  Годовщина  свадьбы  Тилиты.  Подошел  срок  страхового
взноса, пора платить за воду, газ, свет.
     Где то  в стенах щелкали реле,  перед  электрическими глазами скользили
ленты памятки.
     Восемь одна, тик-так, восемь одна,  в школу пора, на работу пора, живо,
живо,  восемь  одна!  Но не  хлопали двери, и не  слышалось  мягкой  поступи
резиновых каблуков по коврам.
     На  улице шел дождь. Метеокоробка на наружной двери тихо пела: "Дождик,
дождик целый день, плащ, галоши ты надень..." Дождь гулко барабанил по крыше
пустого дома.
     Во дворе заз