исполинских  взрыва, за  которыми  последовало  несколько  толчков
послабее.
     Отец  вскинул  голову  и  тотчас  прибавил  ходу.  Лодка  рванулась   и
понеслась, прыгая и громко шлепая по воде. Роберт мигом оправился от страха,
а Майкл испуганно и восторженно взвизгнул и прижался к маминым ногам, глядя,
как мимо самого его носа летят быстрые струи.
     Сбавив скорость, отец круто развернул лодку,  и  они скользнули в узкий
отводной  канал, к древнему полуразрушенному каменному причалу,  от которого
пахло крабами. Лодка ткнулась носом в причал так сильно,  что всех  швырнуло
вперед, но никто не  ушибся, а отец уже смотрел, обернувшись, не осталось ли
на воде борозды,  которая может выдать, где  они укрылись.  По  глади канала
разбегались  длинные  волны;  облизав  камень, они  отступали,  перехватывая
набегающие сзади, все смешалось в игре солнечных бликов, потом рябь исчезла.
     Папа прислушался. Они все прислушались.
     Дыхание  отца  гулко  отдавалось  под  навесом,  будто удары  кулака  о
холодные, влажные камни причала.  Мамины кошачьи глаза глядели в полутьме на
папу, допытываясь, что теперь будет.
     Отец глубоко, с облегчением, вздохнул и рассмеялся сам над собой.
     - Это же наша ракета! Что-то я становлюсь пугливым. Конечно, ракета.
     - А что это было, пап, - спросил Майкл, - что это было?
     - Просто мы взорвали нашу ракету, вот и все. - Тимоти старался говорить
буднично. - Что ли не слыхал, как ракеты взрывают? Вот и нашу тоже...
     - А зачем мы нашу ракету взорвали? - не унимался Майкл. - Зачем, пап?
     - Так полагается по игре, дурачок! - ответил Тимоти.
     - По игре?! - Майкл и Роберт очень любили это слово.
     - Папа сделал так, чтобы она  взорвалась, и никто не узнал, где мы сели
и куда подевались! Если кто захочет нас искать, понятно?
     - Ух ты, тайна!
     - Собственной ракеты испугался, - признался отец маме. -  Нервы! Смешно
даже подумать, будто здесь могут появиться другие ракеты. Разве что еще одна
прилетит: если Эдвардс с женой сумеют добраться.
     Он  снова поднес к уху  маленький приемник.  Через две минуты  рука его
упала, словно тряпичная.
     - Все,  конец, - сказал он маме. - Только что прекратила работу станция
на  атомном луче. Другие  станции  Земли  давно  молчат. В последние годы их
всего-то было две-три. Теперь в эфире мертвая тишина. Видно, надолго.
     - На сколько? - спросил Роберт.
     - Может  быть...  может  быть, ваши  правнуки  снова услышат  радио,  -
ответил  отец.  Он  сидел  понурившись,  и  детям  передалось  то,   что  он
чувствовал: смирение, отчаяние, покорность.
     Потом он опять вывел лодку на главный канал, и они продолжали путь.
     Вечерело.  Солнце  уже  склонилось к  горизонту;  впереди  простирались
чередой мертвые города.
     Отец  говорил  с сыновьями ласковым,  ровным  голосом. Прежде он  часто
бывал сух, замкнут,  неприступен, теперь  же  -  они это  чувствовали - папа
будто гладил их по голове своими словами.
     - Майкл, выбирай город.
     - Что, папа?
     - Выбирай город, сынок. Любой город, какой тут нам подвернется.
     - Ладно, - сказал Майкл. - А как выбирать?
     - Какой тебе больше нравится. И ты,  Роберт, и Тим тоже. Выбирайте себе
город по вкусу.
     - Я хочу такой город, чтобы в нем были марсиане, - сказал Майкл.
     - Будут марсиане, - ответил отец. -  Обещаю. -  Его  губы обращались  к
сыновьям, но глаза смотрели на маму.
     За  двадцать минут они миновали шесть  городов. Отец больше  не поминал
про взрывы,  теперь для него  как будто  важнее всего на свете было веселить
сыновей, чтобы им стало радостно.
     Майклу  понравился  первый  же  город,  но  его  отвергли,  решив,  что
поспешные решения - не самые лучшие. Второй город никому не приглянулся. Его
построили земляне, и деревянные стены домов уже превратились в труху. Третий
город пришелся по душе Тимоти тем что он был большой. Четвертый и пятый всем
показались  слишком маленькими,  зато  шестой  у  всех, даже у мамы,  вызвал
восторженные крики. "Ух ты!", "Блеск!", "Вот это да!".
     Тут  сохранилось в  целости около полусотни огромных зданий, улицы были
хоть и пыльные,  но  мощеные.  Два-три  старинных центробежных  фонтана  еще
пульсировали влагой  на  площадях, и  прерывистые  струи,  освещенные лучами
заходящего солнца, были единственным проявлением жизни во всем городе.
     - Здесь, - дружно сказали все.
     Отец подвел лодку к пристани и выскочил на берег.
     - Что ж, приехали. Все это - наше. Теперь будем жить здесь!
     -  Будем жить?  -  Майкл опешил.  Он поднялся  на ноги, глядя на город,
потом повернулся лицом  в ту  сторону, где они  оставили ракету.  - А как же
ракета? Как Миннесота?
     -  Вот,  -  сказал  папа  Он  прижал  маленький радиоприемник  к  русой
головенке Майкла. - Слушай Майкл прислушался.
     - Ничего, - сказал он.
     - Верно. Ничего.  Ничего  не  осталось.  Никакого Миннеаполиса, никаких
ракет, никакой Земли.
     Майкл  поразмыслил немного  над этим  страшным  откровением  и тихонько
захныкал.
     -  Погоди, Майкл,  - поспешно  сказал папа. - Я дам тебе взамен гораздо
больше!
     - Что? - Любопытство задержало слезы, но Майкл был готов сейчас же дать
им волю, если  дальнейшие откровения отца окажутся такими же печальными, как
первое.
     - Я дарю тебе этот город, Майкл. Он твой.
     - Мой?
     - Твой, Роберта и Тимоти, ваш собственный город, на троих.
     Тимоти выпрыгнул из лодки.
     - Глядите, ребята, все наше! Все-все!
     Он играл наравне с отцом, играл великолепно, всю душу вкладывал. После,
когда все  уляжется  и устроится,  он, возможно,  уйдет куда-нибудь минут на
десять и поплачет  наедине.  Но сейчас  идет  игра  "семья на  каникулах", и
братишки должны играть.
     Майкл и Роберт выскочили на берег. Они помогли выйти на пристань маме.
     - Берегите сестренку, - сказал папа, лишь много позднее они поняли, что
он подразумевал.
     И они быстро-быстро пошли в  большой розовокаменный город, разговаривая
шепотом -  в  мертвых  городах  почему то хочется говорить  шепотом, хочется
смотреть на закат.
     - Дней  через пять, - тихо сказал отец, - я вернусь туда, где была наша
ракета, и  заберу  продукты, которые мы спрятали  в развалинах. Заодно поищу
Берта Эдвардса с женой и дочерьми.
     - Дочерьми? - повторил Тимоти. - Сколько их?
     - Четыре.
     - Как бы  потом из-за этого  неприятностей не  было.  -  Мама  медленно
покачала головой.
     -  Девчонки.  - Майкл  скроил  рожу, напоминающую  каменные  физиономии
марсианских истуканов. - Девчонки.
     - Они тоже на ракете прилетят?
     -  Да. Если им удастся. Семейные  ракеты рассчитаны для полета на Луну,
не на Марс. Нам просто повезло, что мы добрались
     -  А откуда  ты  взял  ракету?  - шепотом  спросил  Тимоти, двое других
мальчуганов уже убежали вперед.
     - Я ее прятал. Двадцать лет прятал, Тим. Убрал  и надеялся, что никогда
не понадобится. Наверное,  надо  было сдать ее государству,  когда  началась
война, но я все время думал о Марсе...
     - И о пикнике!..
     - Вот-вот! Но это только между нами. Когда я увидел, что Земле приходит
конец -  я ждал до  последней  минуты! -  то  стал собираться  в  путь. Берт
Эдвардс тоже припрятал  корабль, но мы  решили, что вернее всего  стартовать
порознь на случай, если кто-нибудь попытается нас сбить.
     - А зачем ты ее взорвал, папа?
     - Чтобы мы не могли вернуться, никогда. И чтобы эти недобрые люди, если
они когда-нибудь окажутся на Марсе, не узнали, что мы тут.
     - Ты поэтому все время на небо глядишь?
     -  Конечно,  глупо.  Никто  не  будет нас  преследовать. Не  на  чем. Я
чересчур осторожен, в этом все дело. Прибежал обратно Майкл.
     - Пап, это вправду наш город?
     - Вся  планета  с ее окрестностями принадлежит  нам,  ребята. Целиком и
полностью.
     Они стояли - Король Холмов и Пригорков, Первейший из Главных, Правитель
Всего Обозримого Пространства, Непогрешимые Монархи  и Президенты, - пытаясь
осмыслить, что это значит, владеть целым миром, и как это много - целый мир!
     В разреженной марсианской атмосфере быстро  темнело.  Оставив семью  на
площади возле пульсирующего  фонтана, отец сходил к лодке и вернулся, неся в
больших руках целую охапку бумаги.
     На заброшенном дворе он  сложил книги в кучу и поджег.  Они присели  на
корточки возле костра погреться  и  смеялись, а Тимоти  смотрел, как буковки
прыгали, точно  испуганные зверьки, когда  огонь хватал их и пожирал. Бумага
морщилась, словно стариковская кожа, пламя окружало и теснило легионы слов.
     "Государственные   облигации;   Коммерческая   статистика  1999   года;
Религиозные  предрассудки,  эссе;  Наука   о  военном  снабжении;   Проблемы
панамериканского  единства;  Биржевой вестник  за 3 июля 1998  года; Военный
сборник..."
     Отец нарочно захватил все эти книги именно для этой цели. И вот, присев
у  костра, он  с наслаждением бросал их в огонь, одну за  другой, и объяснял
своим детям в чем дело.
     Пора вам кое-что растолковать. Наверно,  я был  не прав, когда ограждал
вас  от  всего.  Не знаю,  много  ли  вы  поймете,  но я  все  равно  должен
высказаться, даже  если до вас дойдет только малая часть. Он  уронил в огонь
лист бумаги.
     - Я сжигаю образ жизни - тот самый образ жизни, который сейчас выжигают
с лица  Земли. Простите меня, если я  говорю как  политик, но ведь я  бывший
губернатор штата. Я был честным человеком,  и меня за это ненавидели.  Жизнь
на Земле  никак не могла устояться,  чтобы хоть что-то  сделать как следует,
основательно. Наука слишком стремительно и слишком далеко вырвалась  вперед,
и люди заблудились в машинных дебрях,  они, словно дети, чрезмерно увлеклись
занятными вещицами, хитроумными  механизмами,  вертолетами, ракетами. Не тем
занимались; без конца придумывали  все новые и новые машины  -  вместо того,
чтобы учиться управлять ими. Войны становились все более разрушительными и в
конце концов погубили Землю. Вот что означает молчание радио. Вот от чего мы
бежали. Нам посчастливилось. Больше ракет  не осталось. Пора вам узнать, что
мы прилетели  вовсе  не рыбу  ловить.  Я все откладывал, не говорил... Земля
погибла. Пройдет  века,  прежде чем  возобновятся межпланетные  сообщения, -
если они вообще  возобновятся. Тот образ  жизни доказал свою непригодность и
сам себя  задушил. Вы только начинаете  жить. Я буду  вам повторять  все это
каждый день, пока вы не усвоите...
     Он остановился, чтобы подбросить в костер еще бумаги.
     - Теперь мы одни. Мы и еще  горстка людей,  которые прилетят сюда через
день-два.  Достаточно,  чтобы  начать  сначала. Достаточно,  чтобы поставить
крест на всем, что было на Земле, и идти по новому пути...
     Пламя  вспыхнуло ярче, как  бы  подчеркивая его слова.  Уже все  бумаги
сгорели, кроме одной. Все  законы и верования Земли  превратились в  крупицы
горячего пепла, который скоро развеет ветром.
     Тимоти  посмотрел на последний  лист, что  папа бросил в  костер. Карта
мира... Она корчилась,  корежилась  от жара, порх - и улетела горячей черной
ночной бабочкой. Тимоти отвернулся.
     - А теперь я покажу вам марсиан, - сказал отец. - Пойдем, вставайте. Ты
тоже, Алиса.
     Он взял ее за руку.
     Майкл расплакался, папа поднял его и понес.  Мимо  развалин  они  пошли
вниз к каналу.
     Канал. Сюда  завтра или послезавтра приедут на лодке  их будущие  жены,
пока - смешливые девчонки, со своими папой и мамой.
     Ночь окружила их, высыпали звезды. Но  Земли Тимоти не мог  найти.  Уже
зашла. Как тут не призадуматься...
     Среди развалин кричала ночная птица. Снова заговорил отец:
     - Мать и я попытаемся быть вашими учителями.  Надеюсь, что мы сумеем...
Нам довелось немало пережить и узнать. Это путешествие мы задумали много лет
назад, когда вас еще не было. Не будь войны, мы, наверно, все  равно улетели
бы на Марс, чтобы жить здесь,  по-своему,  создать  свой образ жизни. Земной
цивилизации понадобилось бы  лет сто, чтобы еще и  Марс отравить. Теперь-то,
конечно...
     Они дошли до канала  Он был длинный, прямой,  холодный,  в  его влажном
зеркале отражалась ночь.
     - Мне  всегда так хотелось увидеть марсианина, - сказал Майкл. - Где же
они, папа? Ты ведь обещал.
     - Вот они, смотри, - ответил отец  Он  посадил Майкла на плечо и указал
прямо вниз
     Марсиане!.. Тимоти охватила дрожь.
     Марсиане.  В  канале. Отраженные его  гладью  Тимоти, Майкл, Роберт,  и
мама, и папа.
     Долго, долго из журчащей воды на них безмолвно смотрели марсиане...

     ---------------------------------------------------------

     1) - Стихи в переводе Я. Берлина
     2) - Стихи в переводе Ю. Вронского.