оходимцы,
которые, однако,  не  поддавались  в  такой  степени  панике.  Они  сами
поддерживали эту панику, распространяя чудовищные слухи.
   - Скоро наступит новый приступ болезни,  и  люди  начнут  перегрызать
друг другу горло...
   - Люди перестанут дышать и умрут в страшных мучениях от удушья...
   - Наступит внезапный сон, и никто больше не проснется...
   И всему этому верили.
   После того, что было, все казалось возможным.
   Люди за бесценок распродавали свои дома и вещи тем, кто  спекулировал
на панике, и уезжали из города в места, еще не захваченные эпидемией.
   Комитет общественного спасения заседал почти  беспрерывно.  Заседания
эти, из опасения быть  открытыми  невидимым  врагом,  -  если  он  живое
существо, - происходили в глубоком подвальном помещении городской ратуши
и обставлялись большой  тайной.  Несмотря  на  то,  что  члены  комитета
попеременно совещались день и ночь, тайна оставалась нераскрытой.
   Среди приглашенных экспертов-ученых существовало разногласие.
   Психиатры высказывали мысль о массовом  психозе  и  гипнозе.  Вспышка
кровожадных  воинственных  чувств   еще   поддавалась   этому   научному
объяснению, но труднее было объяснить одновременное  исполнение  массами
людей одной  и  той  же  песенки.  Эта  песня,  несмотря  на  невинность
"заболевания", казалась ученым более страшным  явлением,  чем  внезапное
возбуждение уличной толпы. Наука знает примеры  заразительности  эмоций,
ярко выраженных внешним образом,  знает  примеры  "преступности  толпы",
массового гипноза. Но формы массового "скрытого" гипноза ей неведомы.
   Ссылка на факиров, будто бы  способных  производить  нечто  подобное,
казалась неубедительной. Все их чудеса, совершаемые будто бы  с  помощью
массового гипноза, не проверены, не изучены  и  переплетены  с  выдумкой
фантазеров-путешественников.
   "Микробная  гипотеза",  пытавшаяся  объяснить  таинственные   явления
действием нового микроба, также не привела ни к чему.
   Сотни лиц, подвергшихся новой "болезни", были тщательно  исследованы,
врачи произвели анализ их крови, но никакого микроба не нашли.
   -  Вопрос  будет  решен  совершенно  в  иной  области,   -   говорили
инженеры-электрики. - Вероятнее всего, мы  имеем  дело  с  радиоволнами,
которые непосредственно воспринимаются организмом человека.
   - Люди-радиоприемники? - с иронией спрашивали их старые  инженеры.  -
Это что-то из области фантастики!
   - А само радио разве не из области фантастики? - отвечали первые.
   Старики пожимали плечами.
   - Докажите!
   - И докажем!
   И, подобно своим коллегам-медикам, инженеры усаживались за  опыты.  В
то время как ученые сидели  в  своих  лабораториях  над  микроскопами  и
катодными лампами, желая раскрыть тайну, над раскрытием  этой  же  тайны
усиленно работал Иоганн Кранц.
   Иоганн Кранц не принадлежал к почтенной  корпорации  ученых.  Он  был
всего только полицейским сыщиком.  Человек  с  большим  профессиональным
опытом и неплохой головой, Кранц не задавался даже вопросом,  кто  враг:
микроб или человек. Кто бы он ни был, врага нужно найти по тому  методу,
который не раз приводил Кранца  к  цели.  Следы  преступления!  Вот  что
интересовало сыщика. Их было более чем  достаточно,  надо  только  умело
пользоваться ими. И Кранц усиленно принялся за работу,  возбужденный  ее
важностью и таинственностью, а также  и  тщеславным  желанием  опередить
многодумных очкастых ученых.
   В большом кабинете за  письменным  столом,  заваленным  трофеями  его
"побед"  -   снимками   преступников,   дактилоскопическими   оттисками,
отмычками, вещественными доказательствами, он сидел  ночи  напролет  над
большим планом города, систематизируя все сообщения газет и  полицейские
донесения о последних событиях.
   Он буквально плавал в табачном  дыму,  изредка  проветривал  комнату,
вновь дымил и наносил на план какие-то пунктирные линии,  как  будто  он
уже преследовал по пятам опознанного им преступника.
   - Готово! - воскликнул он, сведя две линии  в  тупой  угол  на  карте
города.
   Был четвертый час утра. Кранц спешно сложил  план  города,  всунул  в
потрепанный портфель, вызвал автомобиль и помчался в комитет.
   - Срочное сообщение! Тайна  раскрывается!  -  крикнул  он,  влетая  в
сводчатый зал.
   Собрание, несмотря на поздний час довольно многолюдное, всполошилось.
   - Вы открыли тайну? - спросил взволнованно один из членов комитета.
   - Тайна раскрывается, сказал я,  и  она  будет  раскрыта,  -  ответил
Кранц. - Я нашел местопребывание преступного  микроба  или  человека.  Я
нашел тот фокус, откуда исходят таинственные влияния, - продолжал Кранц,
спешно вынимая план и раскладывая его на столе.
   Все обступили его, и он начал объяснять:
   -  Метод  мой  очень  прост:  я  систематизировал  весь  материал   о
необъяснимых происшествиях, чтобы точно определить  районы,  захваченные
"эпидемией помешательства". И вот что случилось. Случай с  песенкой  дал
мне немного. Эта эпидемия захватила часть города по кругу радиусом около
двух километров. Дальше двух километров навязчивый мотив наблюдался  все
слабее и на третьем километре он никого не затронул. Центр  этого  круга
находился приблизительно около  Биржевой  площади  и  Банковской  улицы.
Именно вблизи этого места отмечалась такая сила навязчивости мотива, что
о нем не только думали, но и пели его  вслух.  К  сожалению,  определить
математически точно этот центр не удалось, так как установить  убывающую
градацию силы навязчивости на основании опросов не удалось. Лица, бывшие
в одном и том  же  месте,  дают  довольно  разные  показания;  очевидно,
субъективные особенности заставляли каждого воспринимать по-разному.
   - И только-то? - сказал кто-то разочарованно.
   - Совсем не только-то. Следующая эпидемия дала  гораздо  больше.  Эта
эпидемия шла по  известному  направлению,  захватив  сравнительно  узкий
сектор, и заканчивалась в определенном  месте.  Получилось  нечто  вроде
луча, который начинался от здания банка Эльзы Глюк.
   Толпа зашумела.
   - Штирнер! Это, конечно, он! Я говорил!
   Имя Штирнера не раз уже упоминалось в комитете.
   - Не спешите с выводами, господа, - прервал  Кранц.  -  Я  также  был
уверен,  что  нити  привели  меня  к  Штирнеру.  Но  для  проверки  я  с
нетерпением ожидал следующего "сеанса". "Военное помешательство" и  было
этим сеансом. Оно также прорезало город,  как  луч,  и  подошло  к  дому
Готлиба - теперь Эльзы Глюк. Получился тупой угол. Но если свести концы,
то исходная точка окажется за домом Эльзы Глюк. Она  падает  на  смежный
дом. Вот, изволите ли видеть.
   И он показал план, давая объяснения.
   - Что же помещается в этом смежном доме, где вершина угла?
   - Ресторан "Ампир". Вот куда должны быть направлены наши поиски. -  И
Кранц шлепнул по карте жирной ладонью, как будто прихлопнул муху.
   Доводы Кранца были просты и убедительны.
   После небольшого  совещания  комитет  решил  произвести  в  ресторане
"Ампир" и номерах помещавшейся в том же доме гостиницы повальный обыск.
   Тотчас была по телефону поставлена на ноги вся полиция.
   Большой  отряд  солдат  сплошным  кольцом   окружил   дом.   Обыскали
перепуганных жильцов, перевернули все вверх дном от чердака до  подвала,
но, несмотря на все старания, не нашли ничего подозрительного.
   Кранц был смущен, но не сдавался.
   - Всю эту  фантасмагорию  мог  производить  кто-либо  из  посетителей
ресторана.
   Это также было невозможно.
   Всем жившим в доме строжайше запретили говорить  кому-либо  о  ночном
обыске.
   Нескольких лиц, возбудивших подозрение, арестовали, а за посетителями
ресторана решили установить негласное наблюдение.
   Однако весть разнеслась по городу.
   Возбужденная толпа разгромила ресторан, и его пришлось закрыть.
   Кранц кряхтел и ругался,  раздосадованный  неудачей.  -  Ну,  мы  еще
поборемся! - говорил Кранц. - Кто бы ни был  наш  противник,  он  теперь
знает, что мы на верном  следу.  Посмотрим,  осмелится  ли  он  еще  раз
напомнить о себе! Третья линия решит его судьбу.

Глава 6

НЕУДАВШЕЕСЯ ПОКУШЕНИЕ

   -  Счастье!  Радость!  Блаженство!   Как   прекрасна   жизнь!   Какое
наслаждение!
   Молодой человек с отуманенным взглядом  и  широкой  улыбкой  на  лице
обнял уличный фонарь, как будто это был его близкий друг.
   - Милый фонарь! Счастлив ли ты так же, как я...
   - Дорогая моя, как я люблю вас! Как все  вы  мне  милы  и  дороги!  -
обнимал изможденный, плохо  одетый  старик  молодую  женщину  в  дорогом
костюме. И она целовала старика в жесткую щетину щек и шептала в ответ:
   - Я так счастлива! Мне кажется, я нашла своего покойного  отца...  Он
был похож на вас... Отец, дорогой отец!..
   А рядом обнимались старые политические враги: монархист и анархист.
   - Довольно борьбы! Жизнь так  прекрасна!  Какой-то  оборванец  сорвал
цветок на соседнем бульваре и, как сокровище, преподнес полицейскому.
   - Друг мой, возьми! От меня!..
   Толстый полицейский с сизым носом нежно поцеловал бродягу  и  взял  у
него цветок.
   - Душевно благодарен! Цветы - радость жизни!.. Я так  люблю  цветы  и
песни!..
   - Споем?
   - Споем.
   Они уселись на травке и, обнявшись, запели  сентиментальную  песенку,
проливая слезы умиления.
   - Берите, все берите!..  -  кричал  в  исступленном  восторге  хозяин
ювелирного магазина, набивая карманы посетителей кольцами и драгоценными
камнями, жемчужными ожерельями и золотыми часами. - С собой в могилу все
равно не возьмешь! Пусть радость наполнит ваши сердца, как она наполняет
мое! К черту торгашество! Да здравствует всеобщее счастье!
   В суде был  оправдан  важный  политический  преступник.  И  прокурор,
известный своей жестокостью, отказавшись на этот раз от обвинения, обнял
преступника, томно  положил  ему  на  грудь  свою  голову  и,  плача  от
умиления, бормотал:
   - Друг мой, брат мой!.. Хорошо прощать  и  любить!..  Даже  на  бойне
профессиональные скотобойцы обнимали приведенных на убой быков  и  нежно
целовали их между глаз.
   - Мордашка моя!.. - гладили они руками животных. - Испугался?
   Испей водички, отправляйся щипать травку в соседнем  парке.  Довольно
крови! Дыши!..
   Это произошло всего через несколько дней  после  разгрома  ресторана.
Злой гений, овладевший городом, казалось, бросал  вызов  и  смеялся  над
попытками комитета бороться с ним. Как бы в вознаграждение  за  минувшее
мрачное  помешательство  и  за  жертвы  внезапной  остановки  городского
движения неведомый враг подарил людям  небывалое  блаженство.  Состояние
блаженства было так велико, что люди, испытавшие  его,  готовы  были  на
все, чтобы еще раз вкусить  неведомого  наслаждения.  На  этот  раз  все
сохранили полное воспоминание о пережитом. И толковали о потерянном рае.
   Это было едва ли  не  более  страшно,  чем  вспышка  кровожадности  и
жестокости.  Какою  властью  над  человеческими  душами   обладал   этот
неведомый враг? Он мог отравить людей ядом  наслаждения  или  страдания,
сделать  их  слепым  орудием  своих  желаний,  сделать  блаженными   или
измучить, искалечить, убить, убить без единого выстрела, тихо, бесшумно,
неизвестно откуда... Есть от чего прийти в отчаяние!
   В  глубоком  подземном  помещении   ночью   члены   комитета   сидели
подавленные, молчаливые, тоскливо поглядывая на Кранца, который подводил
итоги,  систематизируя  донесения  о   последнем   происшествии,   чтобы
определить сектор города, охваченный безумием блаженства.
   Изредка слышались нетерпеливые голоса:
   - Как идет дело, Кранц?
   - Прекрасно!
   Кто-то сердито фыркнул.
   - Хуже некуда!
   - Напротив, - отвечал Кранц, - все идет великолепно.  Никогда  еще  у
меня не было столь увлекательной задачи. И почтенной, да, да, да!
   Кранц быстро шевелил своими красными,  толстыми  пальцами,  перебирая
листки, и отмечал от времени до времени новый пунктир на плане города.
   - Кранц, как древний рыцарь, - продолжал он, - освобождает  город  от
дракона, и ему ставят памятник. Кранцу, конечно, а  не  дракону,  хе-хе!
Или, вернее, нам вместе: Кранц с копьем в руке, а у его ног - пронзенный
дракон.
   - Как вы можете шутить? -  спросил  прокурор,  недавно  плакавший  на
груди преступника. - Кругом сплошной ужас. Если я буду  отказываться  от
обвинения, государство погибнет...
   -  Я  всегда  шучу,   даже   перед   дулом   бандита.   Что   делать?
Профессиональная  привычка.  Встречая  опасность,   можно   только   или
смеяться, или убегать. А дела идут отлично, говорю я.  Поветрие  безумия
опять  носило  характер  направленной  волны,  и  пусть  меня  изрешетят
бандиты, если вершина этого луча не идет опять  к  тому  же  месту.  Еще
пяток рапортов просмотрю - и готово...
   Члены комитета в волнении обступили Кранца.
   Наступило напряженное молчание.
   Кранц нанес последние штрихи на карту.
   - Есть!
   -  Опять  к  дому  Эльзы  Глюк!  -  вскрикнул  чиновник  министерства
внутренних дел.
   - Да-с, опять. Извольте посмотреть на план. - Кранц отодвинул план от
себя на середину стола и стал объяснять:
   - Вот, изволите ли видеть, пучок номер первый, полоса безумия,  когда
остановилось все движение, а вот пучок номер  второй  -  безумие  войны.
Здесь углы не сходились на доме Эльзы Глюк. Вершина падала  на  соседний
дом, где помещался ресторан. Туда мы и направили поиски.
   - И ошиблись.
   - Вполне понятно: мы полагали,  что  источник  воздействия  один.  Но
третий пучок, поистине "счастливый" пучок -  сектор  безумного  счастья,
открыл нам ошибку. Оказывается, воздействие было из двух точек.  Но  обе
эти точки находятся в доме Эльзы  Глюк.  Дом  этот,  как  видите,  очень
длинен. Точки воздействия, очевидно, находились на двух  противоположных
концах дома. Вот почему  и  казалось,  что  вершина  тупого  угла,  если
источник воздействия один, должна пасть на соседний дом.  Третий  сектор
дал нам другую вершину, где сошлись линии номер первый и третий. Ясно?
   Все зашевелились.
   - Я же говорил, что это дело Штирнера!
   - Я еще раньше утверждал это.
   - Злодей! Изверг! Теперь он в наших руках!..
   - Кранц, мы  успеем  арестовать  этого  преступника  еще  сегодняшнею
ночью!
   - Арестовать недолго, - отвечал Кранц, - но не лучше ли  отложить  до
утра?
   - Почему же до утра? - нетерпеливо спросил прокурор, который  не  мог
простить Штирнеру свой отказ от обвинения и постыдную сцену  братания  с
преступником.
   - Очень просто, - отвечал  Кранц.  -  Мы  имеем  дело  не  с  обычным
преступником,  поэтому  должны  принять  все  меры  предосторожности   и
обдумать каждый шаг, чтобы бить наверняка.  Банк  крепко  запирается  на
ночь и хорошо охраняется. Если мы пойдем  ночью,  то,  несмотря  на  все
предосторожности, мы поднимем суматоху, которая предупредит врага. Лучше
пойти утром, в час открытия  банка,  когда  там  еще  немного  клиентов.
Прийти в штатском, вооружившись только револьверами. Войти по одному, не
возбуждая подозрения банковских  сторожей  и  служащих,  а  потом  сразу
броситься наверх, застать врага врасплох и захватить.
   Несмотря на все  нетерпение,  прокурор  принужден  был  признать  эти
соображения опытного сыщика правильными и  отложить  арест  Штирнера  до
утра.
   - Но я думаю, - продолжал Кранц, -  что  там,  может  быть,  придется
отложить и еще на один день...
   - Этого недоставало! -  воскликнул  сухой  старик  в  очках,  министр
внутренних дел, лично прибывший в комитет. Кранц поднял брови.
   -  Что  делать,  ваше   высокопревосходительство,   я   уже   изволил
докладывать, что надо обдумать каждый  шаг,  буквально  каждый  шаг.  Мы
должны хорошо знать все  расположение  дома  Эльзы  Глюк,  все  входы  и
выходы, точно знать комнату, где  помещается  Штирнер,  и  прочее.  Надо
собрать эти сведения, а на это потребуется время.
   Все вновь приуныли. Вдруг начальник полиции ударил  ладонью  себя  по
лбу:
   -  Позвольте!  Я,  кажется,  нашел  выход.   Поистине   сама   судьба
благоприятствует нам! Только на днях я зачислил в мою канцелярию  одного
молодого человека - Рудольфа Готлиба; известна вам эта фамилия?
   - Еще бы! Неудавшийся наследник. Племянник покойного банкира!
   - Вот вам проводник, Кранц, - улыбаясь, сказал начальник  полиции.  -
Лучшего не найти. Он на  правах  будущего  наследника  изучил  весь  дом
сверху донизу. К Штирнеру  питает  самое  искреннее  чувство  ненависти.
Словом, человек вполне подходящий.
   - Отлично, но где его достать?
   - Нет ничего легче! - Начальник полиции позвонил по телефону и  отдал
распоряжение.
   Не прошло часа, как заспанный Рудольф  Готлиб  сошел  в  подвал,  где
заседал комитет.
   Сонливость Рудольфа прошла сразу, когда он узнал, зачем его  вызвали.
У него загорелись глаза. Сжимая кулаки, Готлиб воскликнул:
   - Теперь я посчитаюсь с вами,  господин  Штирнер!  Начальник  полиции
сиял.
   - Господин начальник, - обратился к нему Рудольф, - убедительно прошу
вас не отказать в одной покорнейшей просьбе!
   - В чем дело, мой друг?
   - Разрешите мне собственноручно убить эту гадину!
   - Ну как же так, без следствия и суда? - замялся министр  юстиции.  -
Ведь у нас пока нет прямых улик.
   - А знаете, господа, - вдруг вмешался в разговор прокурор, -  молодой
человек прав. Дело слишком серьезное, чтобы играть в правосудие. Что все
это проделал Штирнер, едва  ли  кто  из  нас  сомневается.  Кранц  прав,
говоря, что мы имеем дело не с  обычным  преступником.  Значит,  к  нему
должны быть применены необычные меры. Этого требует охрана государства и
граждан. Если мы будем возиться со Штирнером, я не уверен, что во  время
суда над ним он не заставит меня вместо обвинительной речи целоваться  с
ним и предложить ему папироску. Когда на карте стоит судьба страны, -  а
это так и есть, - с нашей стороны было бы прямо преступно  рисковать  и,
быть может, выпустить врага из рук во имя  соблюдения  формальностей.  И
потом.., гм.., мы в своем кругу... Разве Штирнер не может быть убит  при
попытке к бегству? Как ни осуждают такой способ, по существу, в нем  нет
даже обмана, потому что какой же преступник не желает избежать наказания
и не воспользуется всяким случаем к бегству?  Таким  образом,  мы  одним
ударом отделаемся от врага.
   - Совершенно верно! - отозвался начальник  полиции.  -  Кто  попирает
законы общества и государства, тот вне закона!
   - Вы метко стреляете, Готлиб? - спросил Кранц.
   - Пуля в пулю, весь заряд.
   - Ну что ж, в добрый час! - сказал начальник полиции. До  наступления
утра обсуждался  план  нападения.  Было  решено  идти  только  четверым:
Рудольфу Готлибу, Кранцу и  двум  надежным  агентам  полиции.  Эти  двое
брались как резерв.
   - Чем меньше, тем лучше, - говорил Кранц.
   В девять часов  утра  отряд  был  в  сборе,  вооружен  парабеллумами,
снабжен точными инструкциями.
   -  В  добрый  час!  -  еще  раз  сказал  начальник   полиции.   Отряд
благополучно проник в банк,  поднялся  во  второй  этаж  и,  руководимый
Рудольфом,  направился  к  кабинету.  Встречавшимся  лакеям   тихо,   но
повелительно приказывали стоять на месте.  Кабинет  был  пуст.  Один  из
агентов стал у входной двери, другой  -  у  двери,  смежной  с  комнатой
Штирнера, а Рудольф в сопровождении Кранца приоткрыл дверь  таинственной
комнаты Штирнера и бегло осмотрел ее. Комната была почти лишена  мебели.
Кровать с тумбочкой, небольшой шкаф и туалетный  столик  составляли  всю
обстановку. Половина комнаты была отгорожена дубовой, довольно массивной
перегородкой. Штирнер сидел у зеркала за туалетным столиком и брился. На
весь этот осмотр потребовалось не больше нескольких минут.  Штирнер  еще
не успел повернуть головы на  шум  открываемой  двери,  как  две  собаки
Штирнера бросились на Рудольфа прежде чем он успел вынуть  револьвер.  В
то же время Штирнер, сидевший задом к двери, увидал Рудольфа в отражении
зеркала и, вскочив со стула, в два  прыжка  был  у  перегородки,  открыл
дверь и скрылся