какая-то сплошная  чертовщина  и  нелепица.
Может быть, мой сын Рудольф прав, утверждая, что тут одна  шайка.  Шайка
преступников или сумасшедших. Судите сами. На другой день после вскрытия
завещания я пригласил к себе Отто Зауера, юрисконсульта моего  покойного
брата, чтобы переговорить с ним о деле. Зауер,  как  близкое  доверенное
лицо покойного Карла,  мог,  как  мне  казалось,  пролить  свет  на  эту
невероятную историю завещания. Но Зауер или действительно ничего не знал
об изменении завещания, или не хотел мне  говорить  правды.  Зато  Зауер
неожиданно сообщил мне другую новость, что Эльза  Глюк  отказывается  от
наследства. Я вызвал к себе Глюк, и она  подтвердила  это.  У  меня  как
камень свалился с  сердца.  Не  прошло,  однако,  нескольких  дней,  как
завещание было предъявлено  в  суд  к  утверждению  тем  же  Зауером  по
доверенности Эльзы Глюк. "Что же вы делаете?" -  спросил  я  его.  Зауер
пожал плечами: "Наследница изменила свое намерение".
   - А Эльза Глюк? С  ней  вы  говорили  еще  раз?  -  спросил  адвокат,
попыхивая сигарой.
   - Говорил. Она  произвела  на  меня  странное  впечатление.  Какое-то
каменное спокойствие на лице, тусклый взгляд, вялые движения, будто  она
не выспалась. "Фрейлейн Глюк, - говорю ей, - ведь вы  же  отказались  от
завещания?" - "Не знаю, не помню.., может быть",  -  вяло  ответила  мне
она. "Так зачем же вы подали завещание  к  утверждению?"  Она  удивленно
смотрит на меня и молчит, молчит как убитая. Так я мучился с  ней  около
часа. А потом она вдруг поднялась и, ни слова не говоря, вышла.
   - Может быть, она  изменила  свое  решение  под  влиянием  жениха?  -
спросил адвокат. - Ведь Зауер ее жених?
   - Я тоже так думаю. Но удивительно, что и этот  жених  тоже  выглядит
каким-то помешанным. Он мрачен как туча, будто  получение  его  невестой
огромного  наследства  -  страшное  несчастье.  Зауер  мрачен,   зол   и
раздражителен. Или он хороший актер, или они все там помешались...
   - Но как бы то ни было, - продолжал Оскар Готлиб, положив карандаш  в
карман и тотчас вынув его  обратно,  -  завещание  предъявлено,  и  надо
бороться. Как ваше мнение, господин адвокат?
   Людерс откинул на спинку кресла голову без единого волоска на розовом
черепе и, следя за тающим кольцом дыма, начал говорить, как бы рассуждая
сам с собой:
   - Опровергнуть завещание в исковом порядке по  формальным  основаниям
нельзя: завещание совершено нотариальным порядком,  с  соблюдением  всех
законных  требований.  Протоколом  судебного  и  полицейского   дознания
установлено, что смерть Карла Готлиба  явилась  результатом  несчастного
случая,  исключающего  злой  умысел.  Что  же  остается  нам?   Доказать
ненормальность  завещателя   в   момент   составления   завещания.   Это
единственный, но и весьма шаткий путь...
   Пустив новое колечко дыма, Людерс обратился к Оскару Готлибу:
   - Скажите мне по чистой  совести,  каковы  были  у  вас  отношения  с
покойным братом? Не было ли у вас.., э.., э.., размолвок, неладов?
   - Никаких! - решительно ответил Оскар Готлиб.
   - Но этот намек во втором завещании? Оскар Готлиб покраснел и заерзал
на стуле.
   - Этот намек! Поймите, что этот намек и служит главной причиной моего
желания предъявить иск  о  недействительности  второго  завещания.  Этот
намек  позорит  меня.  Если  нелегко  примириться  с  лишением  прав  на
наследство, то еще тяжелее примириться с этой инсинуацией покойного... Я
не знаю, чем она вызвана, но здесь какое-то недоразумение. Возможно, что
кто-нибудь злонамеренно очернил меня в глазах брата.
   - Да, запутанная история... Постараюсь сделать все, что можно, но  за
успех ручаться трудно.
   И, пустив третье колечко дыма, знаменитый адвокат  перешел  на  более
легкую и приятную для него тему о гонораре.

Глава 6

СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС

   Судебный процесс Оскара Готлиба с Эльзой Глюк возбудил  большой  шум.
Головокружительный гонорар, который должен был, в случае выигрыша  дела,
получить знаменитый адвокат Людерс, огромная сумма, оставленная Готлибом
по завещанию, неожиданность его посмертной  воли,  красота  новоявленной
наследницы, внезапная  смерть  Готлиба  через  месяц  после  составления
завещания - все это служило неисчерпаемой темой для газетных заметок и в
еще большей степени для обывательских  разговоров.  Высказывались  самые
невероятные  предположения,  велись  горячие  споры,  заключались  пари.
Больше всего интересовались  взаимными  отношениями  братьев  Готлиб,  а
также отношением Эльзы  Глюк  к  Карлу  Готлибу  и  Зауеру.  Какие  нити
связывали этих людей? Что произошло между  Оскаром  и  Карлом  Готлибом?
Почему покойный лишил наследства своего брата? Этот вопрос интересовал и
суд.
   Иск  Оскара  Готлиба,  построенный  умелой  рукой  адвоката  Людерса,
основывался на том, что завещатель в момент завещания  не  находился  "в
здравом уме и твердой памяти". К доказательству этого были приложены все
старания. Труп Карла Готлиба потревожили и лучшие  профессора  произвели
анатомирование мозга. В представленном по этому поводу в  суд  протоколе
были  очень  подробно  описаны  вес,  цвет  мозга,  количество  мозговых
извилин, начинающийся склероз, но основная задача была не решена.
   Сделать прямые выводы  о  психической  ненормальности  Карла  Готлиба
эксперты не решались, хотя - не без влияния Людерса - и нашли "некоторые
аномалии".
   Но у Людерса про запас имелись еще хорошо подготовленные свидетели. С
ними  Людерсу  оказалось  управиться  легче,  чем  с  экспертами.  Карла
Готлиба, стоявшего во главе огромного дела, окружало много людей.  Среди
них не трудно было навербовать свидетелей,  готовых  дать  за  приличное
вознаграждение  какие  угодно  показания.  Руководимые  опытной   рукой,
свидетели приводили много мелких случаев  из  жизни  покойного,  которые
подтверждали мысль о том, что Карл Готлиб, возможно, был ненормален.
   Главный  бухгалтер  рассмешил   публику,   описав   одну   странность
покойного:   его   чрезмерное,    доходящее    до    мании,    увлечение
рационализацией. Карл Готлиб, например, устроил особый лифт, на площадке
которого было установлено кресло, стоящее у его письменного стола.  Лифт
соединял  три  этажа.  Готлиб  нажимал  кнопку,  и  из  своей  квартиры,
находящейся во втором этаже, проваливался в первый, где помещался  банк.
Подписав бумаги или лично повидавшись с нужным клиентом,  он  возносился
на своем кресле, подобно театральному божеству, во второй этаж, прямо  к
столу и продолжал начатую работу.
   Готлиб не любил,  чтобы  во  время  его  работы  являлись  слуги  или
служащие. "Это расстраивает работу мыслей", -  говорил  он.  Поэтому  по
всему  дому  были  проведены  особые  движущиеся  бесконечные  ленты   -
транспортеры. Если Готлибу нужна была книга  из  библиотеки  или  стакан
кофе, он заказывал нужную вещь по телефону, и  на  бесшумно  двигающейся
ленте транспортера к его  столу  подъезжали  поднос  со  стаканом  кофе,
книга, ящик с сигарами.
   - Его увлечение гигиеной также граничило с манией, - говорил один  из
свидетелей. - Во всех комнатах были расставлены тергометры, гигрометры и
сложные аппараты, определяющие состав воздуха и очищающие его. Готлиб не
признавал обычной вентиляции: "Наружным воздухом, отправленным  пылью  и
бензиновой гарью, не очистишь воздух в доме", -  говорил  он.  И  воздух
очищался химически. Специально приставленное лицо следило за тем,  чтобы
температура неизменно стояла на двенадцати градусах Цельсия:  летом  она
искусственно охлаждалась до этого предела, чтобы воздух был не сух и  не
влажен, чтобы в нем не убывал  кислород  и  не  появлялась  углекислота;
воздух искусственно озонировался.
   Новые,   более   покладистые   или   лучше    оплаченные    Людерсом,
эксперты-психиатры, на основании этих показаний, дали свое заключение  с
мудрым названием психоза покойного Готлиба. Дело начало явно  склоняться
в пользу Оскара  Готлиба.  Оставался  только  один  вопрос,  осложнявший
решение суда, - отношение Карла к Оскару. Правда, и по этому вопросу ряд
свидетелей дал благоприятные показания, подтвердив наличность  "братских
чувств" между Карлом и Оскаром. Но разрыв между братьями  мог  произойти
на какой-нибудь  интимной  почве,  неизвестной  даже  близким  людям.  К
счастью для Оскара, доказать существование  происшедшей  между  братьями
ссоры никто не мог. Людерс уже предвкушал победу, мысленно  распоряжаясь
крупным гонораром. Дача в Ницце... Новый автомобиль... Мариэтт... Людерс
улыбнулся и сощурил глаза, как  кот.  Ради  этого  стоило  повозиться  с
экспертами и свидетелями!.. Людерс старался вовсю,  внеся  в  дело  свои
недюжинные способности и ораторский талант.
   В тот день, когда суд должен был вынести решение, огромный  зал  суда
не мог вместить  всех  желающих  услышать  приговор.  Любопытные  искали
глазами Эльзу Глюк, но ее не было. Зауер защищал ее интересы.
   Людерс  превзошел  себя  и  произнес   блестящую   речь.   Он   тонко
анализировал  показания  свидетелей  и  экспертов,   делал   неожиданные
сопоставления  и  выводы,  блестяще  отпарировал  выступление   мрачного
Зауера.
   Несколько раз остроумные замечания Людерса покрывались аплодисментами
публики,  в  большинстве,  видимо,   стоявшей   на   стороне   "законных
наследников", то есть Оскара Готлиба. При всей внешней беспристрастности
судей было видно, что и они склоняются в пользу Готлиба.
   - Что касается отношений покойного Карла Готлиба к моему  доверителю,
Оскару Готлибу, - сказал в конце своей речи Людерс, - то, каковы бы  они
ни   были,   какое   значение   могут   иметь   симпатии   и   антипатии
душевнобольного? Зауер говорит, что Карл  Готлиб  вел  крупное  дело.  -
Людерс пожал плечами. - История знает  примеры,  когда  безумные  короли
управляли огромными  государствами,  и  народ  даже  не  догадывался  об
этом...
   Часть публики зааплодировала. Председатель суда позвонил в звонок.
   В этот момент со своего места поднялся Оскар Готлиб. Он имел какой-то
сонный вид. С безжизненным лицом, волоча ноги, он равнодушно  подошел  к
столу, за которым сидели судьи, и вяло сказал:
   - Прошу слова. Наступила глубокая тишина.
   Как бы что-то припоминая,  с  трудом  подбирая  слова,  Оскар  Готлиб
проговорил:
   - Неверно... Неверно говорил Людерс. Карл был нормален  и  здоров.  И
Карл по заслугам лишил меня наследства. Я виноват перед ним.
   Зал напряженно затих. Людерс  растерялся,  потом  бросился  к  Оскару
Готлибу и с раздражением дернул его за рукав.
   - Что вы говорите? Опомнитесь! Вы губите все дело! Вы с ума сошли,  -
шипел он, задыхаясь, на ухо старику.
   Оскар отдернул руку и с неожиданным раздражением крикнул:
   - Что вы тут шепчете? Не мешайте! Уйдите! Я виноват перед Карлом... Я
не могу говорить, в чем моя  вина...  Это  дело  семейное...  Но  это  и
неважно...
   Даже судьи были поражены.
   - Но  отчего  же  вы  только  теперь  говорите  об  этом?  -  спросил
председатель суда.
   - Потому теперь.., потому...  -  Готлиб  задумался,  как  бы  потеряв
мысль, потом продолжал:
   - Потому что я не знал, что некоторые обстоятельства  стали  известны
покойному брату. Я узнал об этом только сегодня.  Не  я,  а  Эльза  Глюк
заслужила это завещание.
   Судебный  зал  вдруг   зашумел   как   прорвавшаяся   плотина.   Звон
колокольчика председателя заглушался поднявшимися  криками,  Людерс  был
бледен; покачиваясь, подошел он к пюпитру и дрожащей рукой  налил  воды.
Стакан звенел о зубы, и вода пролилась на грудь.
   Зауер казался удивленным не менее других.
   А Рудольф Готлиб, красный, разъяренный, бросился к отцу и, тряся  его
за плечи, что-то кричал. Но Оскар был безучастен ко всему. Тогда Рудольф
подбежал к судебному столу и,  потрясая  кулаками,  покрывая  шум  зала,
закричал:
   - Неужели вы не видите, что он сошел с ума? Тут все или  сумасшедшие,
или преступники... Я этого так не оставлю!
   Суд прекратил заседание. Председатель приказал очистить зал.

Глава 7

ПРОПАВШИЙ НАСЛЕДНИК

   В иске было отказано, завещание  утвердили.  Эльза  Глюк  становилась
наследницей.
   Ни Рудольф, ни Людерс,  у  которого  сорвался  огромный  гонорар,  не
хотели примириться  с  этим.  Но  как  быть?  Освидетельствовать  Оскара
Готлиба, признать его ненормальным и  учредить  над  ним  опеку  в  лице
Рудольфа, чтобы иметь возможность апелляции?
   Дело осложнялось тем, что Оскар тотчас после  суда  исчез  бесследно.
Заочно объявить его недееспособным не представлялось возможным.  Рудольф
залезал в долги, швыряя деньги на поиски пропавшего отца, обещал крупную
награду. Но отец не находился. Срок для обжалования близился к концу.
   В отчаянии Рудольф бросился к Эльзе Глюк. Она еще  не  перебралась  в
дом Карла Готлиба, переходивший  к  ней  по  завещанию,  но  пунктуально
являлась туда, не  прекращая  работы.  В  комнате  личного  секретариата
Штирнер что-то диктовал ей, она записывала. Могло  показаться  странным,
что она сидит за прежней работой, но Рудольф был в таком состоянии,  что
не обращал ни на что внимания.
   - А, молодой человек, ну как ваши  дела?  -  спросил  его  Штирнер  с
улыбкой.
   - Это вас не касается, молодой  человек,  -  с  раздражением  ответил
Рудольф,  -  мне  нужно  переговорить  с  фрейлейн  Глюк!  -  и  Рудольф
вопросительно посмотрел на Штирнера, как бы приглашая его выйти. Штирнер
прищурил один глаз.
   - Конфиденциально? Пожалуйста!  -  и  он  вышел.  Рудольф,  взъерошив
волосы, стал бегать по кабинету:
   - Фрейлейн!.. Фрейлейн!.. - начал он и  вдруг,  закрыв  лицо  руками,
заплакал навзрыд.
   - Что с вами? - спросила Эльза, растерявшаяся от такой неожиданности.
   Рудольф подбежал к ней,  бросился  на  колени  и,  ломая  руки,  стал
просить прерывающимся от слез голосом:
   - Умоляю вас!.. Не губите меня. Откажитесь от наследства! Ну  на  что
оно вам? То есть оно громадно, кто же откажется от  богатства?  Но  ведь
оно не для вас, я хочу  сказать,  вы  ни  при  чем,  оно  к  вам  пришло
неожиданно... Ах, у меня мысли путаются... А я?.. Я ведь  только  и  жил
мыслью об этом... Отец скопидом, дрожит над  каждым  грошом.  Я  наделал
столько долгов... Вы! Почему вы? С какой стати вы? Ведь это  же  нелепо,
ни с чем не сообразно, чудовищно! Ведь это.., я не знаю, что говорю,  но
вы поймете,  поймете  и  пожалеете  меня...  Откажитесь  от  наследства,
иначе.., я покончу с собой.
   - Я не могу этого сделать, - спокойно ответила Эльза.
   - Как не можете? Кто же вам может помешать? Разве вы не  отказывались
от него?
   - Я не помню...
   - Сжальтесь, сжальтесь, умоляю! Иначе я.., покончу  с..,  да,  я  уже
говорил об этом... - Рудольф вскочил  и,  трепля  рукой  свою  рыжеватую
шевелюру, вновь забегал по комнате. Он казался безумным.
   Вдруг он остановился и, уставив взгляд в одну точку, сжал левой рукой
подбородок.
   - Проклятие! Проклятие этим рыжим волосам, этому веснушчатому лицу! -
и он дергал себя за волосы и  бил  по  щекам.  -  Если  бы  я  был  хоть
красив... А вы, вы прекрасны... Если бы вы,  если  бы  я..,  если  бы  я
сделал вам предложение?
   Эльза улыбнулась. Раскрасневшийся, с взлохмаченными рыжими  волосами,
он был необычайно смешон в эту минуту.
   - Благодарю вас, но у меня есть жених.
   - Конечно, чепуха. Я просто с ума схожу и выбалтываю свои  мысли.  Вы
прекрасны, но не вы, ваше богатство нужно мне. Я, однако, не мог думать,
чтобы такая красота могла быть такой недоброй и.., корыстной! -  добавил
он желчно после короткой паузы.
   Эльза нахмурилась.
   - Я не корыстна.
   - Тогда что же мешает вам отказаться от наследства и сделать  меня  и
моих сестер счастливейшими людьми?
   Подбежав к ней, он вдруг схватил ее за руку и, глядя прямо  в  глаза,
со всей силы ненасытного желания, задыхаясь, молвил:
   - Откажитесь! Откажитесь! Откажитесь!..
   По спокойному лицу Эльзы прошла тень. Брови нахмурились,  в  ней  как
будто поднималась борьба.
   Рудольф, несмотря на все свое волнение, заметил это и начал просить с
удвоенной силой.
   Но в тот момент лицо Эльзы вновь приняло  спокойное  выражение,  веки
полузакрылись, и она тихо, но решительно сказала:
   - Пустите, - высвободила руки и, ни слова больше не говоря,  пошла  к
двери.
   - Куда же вы?  Подождите!  -  Рудольф  бросился  за  Эльзой,  пытаясь
ухватить ее за руку. Но в этот момент дверь комнаты  открылась,  вбежала
собака и с угрожающим ворчанием стала между Рудольфом, и  Эльзой.  Вслед
за собакой появился Штирнер.
   - Э, это уж нехорошо! - сказал он. - Кто же  хватает  за  руки  чужих
невест?
   Рудольф стоял, дрожа как в лихорадке, и мерил Штирнера  недружелюбным
взглядом. Штирнер спокойно и насмешливо смотрел на него.
   Рудольф топнул ногой, быстро повернулся  на  каблуках  и  выбежал  из
комнаты. Прыгнув в автомобиль, он стал бормотать, как в бреду:
   - Все погибло! Все погибло!..
   - Куда прикажете? - спросил шофер.
   - Все погибло! Все погибло! К Людерсу...  С  этими  же  словами  "все
погибло!" он вбежал в кабинет Людерса, не обращая внимания на  клиентку,
которая сидела у адвоката.
   - Людерс! Все погибло!..  Она  отказала...  Эльза  отказала  по  всем
пунктам, этого и надо было ожидать... Завтра  истекает  срок  на  подачу
апелляции. Отец пропал... Если бы мы хоть знали, что он умер... Но  нет,
и тогда было бы поздно!.. Опеку не учредишь  в  несколько  часов...  Все
погибло... Остается одно: подать апелляцию... Доверенность моего отца на
ваше имя не уничтожена...
   - Но это безнадежно при наличии в деле заявления Оскара Готлиба.
   - Все равно, подавайте!.. Может быть, отец найдется к  тому  времени,
когда дело будет пересматриваться.
   Людерс пожал плечами, но подумал, что, пожалуй, это и верно.  Главное
- не пропустить срока, а там обстоятельства могут повернуться иначе.
   Апелляция была подана. Но Оскар Готлиб по-прежнему не подавал о  себе
никаких  вестей.  Все  способы  проволочек  были  исчерпаны,  дело  было
проиграно Готлибами во всех инстанциях.
   Эльза Глюк вступила в права наследства.

Глава 8

СТЕКЛЯННЫЙ ДОМ

   Увлечение  покойного   банкира   рационализацией   сказалось   и   на
архитектуре    его    дома,    построенного    по    последнему    слову
американизированной строительной техники. Красота этой новой архитектуры
определялась новым каноном: утилитаризмом. Весь огромный, растянутый  в"
длину трехэтажный дом Готлиба был сделан из железа, стекла  и  бетона  и
внешне был скучно прямолинеен,  как  разграфленный  лист  гроссбуха.  Ни
одной радующей глаз кривой линии, ни одного украшения.  Огромные  стекла
во  всю  стену  придавали  дому  вид  какого-то  гигантского  аквариума.
Казалось, стекла были слишком хрупкой защитой  для  миллионов,  которыми
ворочал банк Готлиба.  Но  "золотые  рыбки"  этого  аквариума  хранились
глубоко  на  дне  его  -  в  подземном  этаже.  Сталь  и   бетон   этого
казнохранилища способны были выдержать налет  не  только  земных,  но  и
воздушных бандитов. Сотни автоматических звонков  и  световых  сигналов,
особые перископы, дающие возможность находящимся в первом этаже сторожам
видеть, что делается в  подвале,  автоматически  захлопывающиеся  двери,
электрические заградители и  киноаппараты  обрекали  на  неудачу  всякую
попытку проникнуть сюда силой или хитростью. В свое время Готлиб не мало
бросил денег на то, чтобы через репортеров, описывающих все  эти  чудеса
заградительной  техники,  оповестить  весь  мир  о  неприступности   его
банковской твердыни и отбить охоту любителей легкой наживы проникнуть  в
подвалы.  И  действительно,  за  десять  лет  был  только  один   случай
покушения,  и  он  окончился  очень  плачевно   для   смельчаков:   двое
взломщиков,   лучшие   специалисты   своего   дела,   были    захлопнуты
автоматической дверью, как мыши в мышеловке.
   Автоматически  приведенный  в   действие   киноаппарат   заснял   это
происшествие, и картина демонстрировалась