о  первого
раненого в этой необычайной войне, чтобы подать ему медицинскую помощь.
   Несмотря на протесты Качинского, который хотел  продолжать  дуэль  на
расстоянии, Зауер и Готлиб решили отступить.
   - Помните, что на вас лежит ответственность за миллионы  людей.  Что,
если Штирнер убьет вас или, скажем, лишит разума?
   - Ну что ж, едем... - со вздохом согласился Качинский.
   - Да, Штирнер - опасный противник,  -  продолжал  Качинский,  лежа  в
автомобиле. - Он обладает более мощным орудием. И сила его передачи  так
велика  потому,  что  он,  очевидно,  пользуется  направленной   волной.
Попробуем и мы действовать направленными волнами!..
   -  Вы  лучше  скажите,  как  вы  теперь  будете  жить   без   чувства
равновесия?
   - Может быть, мне удастся найти его! - ответил Качинский.
   Готлиб с сомнением покачал головой.
   Качинский выглядел совершенно беспомощным. Он не мог  даже  протянуть
руки, она тотчас падала в сторону как плеть, хотя  все  члены  его  тела
были совершенно невредимы.
   - Посмотрите, Зауер, нет ли какой-нибудь записи на ленте аппарата.
   Зауер посмотрел. Лента была испещрена кривыми линиями.
   - Здесь что-то начерчено, но я ничего не понимаю.
   - Я скоро сделаю прибор, который будет переводить эти знаки на буквы.
- Качинский сделал безуспешную попытку протянуть из-под  сетки  руку.  -
Поднесите к моим глазам ленту, Зауер! Так..,  гм..,  он  хочет  напугать
меня!.. Вот какую мысль он излучил:
   "Вы проиграли сражение, так  как  потеряли  свой  единственный  шанс:
застать меня врасплох. Штирнер".
   - Посмотрим, кто победит! -  крикнул  Качинский,  в  волнении  поднял
голову, которая тотчас же упала назад.
   - О дьявол! Но вы  не  запугаете  меня  этим,  Штирнер!  Подъехали  к
больнице.  Качинского  перенесли  на  руках.  Стены   комнаты   завесили
металлическими сетками.
   Врачи ничего не могли понять в болезни Качинского, и ему  пришлось  с
улыбкой объяснить им.
   - К сожалению, медицина бессильна помочь вам, - сказал старший  врач,
разводя руками.
   - Я знал  это,  -  ответил  Качинский.  -  Придется  создавать  новую
медицину или прибегнуть к гомеопатии. Врач недовольно тряхнул головой.
   - Гомеопатия - шарлатанство.
   - Не всегда, - улыбаясь, ответил Качинский. -  Принцип  гомеопатии  -
лечить подобное подобным. Вот в каком смысле я говорю о гомеопатии.
   Зауер первый понял мысль Качинского.
   - Вы хотите применить для лечения ваш мыслепередающий аппарат?
   - Ну конечно. Я передам моей "машине-мозгу" мысль, что  мои  мозговые
центры,  ведающие  чувством   равновесия,   должны   восстановить   свою
деятельность, потом сам восприму это  излучение,  усилив  его.  Так  как
Штирнер  действовал  на   расстоянии,   а   я   буду   подвергать   себя
контрвоздействию возле самого источника излучения,  то  думаю,  что  мне
удастся вернуть потерянное чувство равновесия... Сделаем опыт!
   Врачи с недоверчивым интересом следили за опытом. Но когда  Качинский
неожиданно поднялся с земли и начал размахивать руками,  стоя  на  одной
ноге, все зааплодировали.
   - Это прямо чудо! - крикнул молодой врач.
   - Если не была симуляцией сама "болезнь" Качинского, - тихо проворчал
старый врач.
   Так было положено  начало  новой  медицине,  получившей  впоследствии
широкое применение в самых  различных  областях  -  от  лечения  нервных
болезней до совершения безболезненных операций без применения наркоза.
   - Скажите, - спросил Зауер Качинского, когда  они  остались  одни,  -
почему "удар",  посланный  Штирнером,  поразил  только  вас?  Ведь  если
Штирнер  сумел  точно  определить  направление,  откуда   послано   вами
мыслеизлучение, то его ответный луч мог встретить на пути других  людей,
не защищенных сетками. Почему же луч не задел их?
   Качинский подумал.
   - Я думаю, это уж не  так  трудно  объяснить.  Штирнер,  получив  мое
мыслеизлучение, мог тотчас проанализировать его длину,  частоту  волн  -
словом,  все  те  характерные  особенности,  которыми   отличается   моя
передающая радиостанция, то есть мой мозг.  Ведь  каждый  мозг  излучает
электроволны, несколько отличающиеся от излучения  мозга  других  людей.
Установив характерные особенности моего мыслеизлучения,  Штирнер  послал
ответную "пулю", поразившую меня, на волне той же длины и частоты. И она
воспринята была только мною. Это самое  естественное  объяснение.  Но  я
думаю, что он мог послать излучение и "на предъявителя", если так  можно
выразиться.
   - То есть?
   - То есть он мог послать мысленное внушение: "у человека, излучившего
мысль против меня, должны парализоваться двигательно-волевые центры".  Я
человек, пославший это излучение, значит у меня...
   - Но разве можно делать такие внушения? Были такие случаи в  практике
гипноза?
   - Не помню, хотя ничего невозможного в этом нет.  Во  всяком  случае,
первое объяснение мне самому  кажется  проще  и  логичней.  Ну,  с  этим
кончено. Теперь за дело! - бодро сказал Качинский.  -  На  этот  раз  мы
попытаемся действовать иначе. Мы окружим Штирнера  целым  кольцом  наших
"пушек" и будем действовать на него сразу со всех  сторон.  Конечно,  он
может парировать наши удары, обходя круг своим  направленным  лучом.  Но
пока он будет делать этот круг, каждая наша "пушка" успеет  излучить  по
снаряду мысли.
   - А что, если нам направить наши излучения и на  слуг  в  доме?  Ведь
если мы заставим их  уйти  из  дому,  Штирнеру  некому  будет  приносить
пищевые продукты, он будет обречен на голод и принужден будет сдаться, -
сказал Готлиб.
   - Прекрасно. Мы применим  и  этот  способ,  -  согласился  Качинский.
Срочно были изготовлены радиомашины, излучающие мысль.  Когда  все  было
готово, "главнокомандующий" выехал на позицию  с  тридцатью  "орудиями",
которые  были  расставлены  вокруг  города  на   расстоянии   нескольких
километров.
   Качинский отправил Штирнеру ультиматум:

   "Наши мыслеизлучения должны убедить  вас  в  том,  что  настал  конец
вашему исключительному использованию новой  силы  -  передачи  мысли  на
расстояние. Наравне с вами этой силой владеют другие. Дальнейшая  борьба
при таких условиях бессмысленна. Она только усилит общественные бедствия
и страдания масс. Если даже вы изолируете лично себя  от  влияния  наших
мыслеизлучений,  мы  парализуем  вашу  разрушительную  деятельность;  на
всякое   ваше   мыслеизлучение   массового    характера    мы    ответим
контризлучением, контрприказом. Мы можем  гарантировать  оставление  вас
живым при немедленном выполнении следующих условий:
   1.Немедленно  вернуть  нормальное  состояние  и  свободу  воли   всем
подвергшимся действию ваших мыслеизлучений.
   2. Совершенно прекратить в дальнейшем всякое мыслеизлучение  с  вашей
стороны.
   3. Сдать все машины и электроустановку, обслуживающие мыслеизлучения.
   В случае вашего отказа или неполучения ответа я не остановлюсь  перед
крайними средствами.
   К.ачинский".

   В то же мгновение он отправил и мысленный приказ всем слугам Штирнера
бежать из дома.
   Но Штирнер был наготове.
   Он  прочитал  автоматически  записанную  мыслерадиограмму  и   тотчас
отправил ответ:

   "Я сложу оружие тогда, когда сам найду это нужным".

   Вдруг он заметил, что слуги бегут из дома.  Он  сразу  понял  причину
этого бедствия и послал сильнейшее излучение с приказом вернуться.
   Слуги заметались, как в пламени пожара.  Перекрещивающиеся  излучения
двух противоположных мыслей бросали их  из  стороны  в  сторону,  и  они
метались по дому. Два "желания" раздирали  их  одновременно:  бежать  из
дома во что бы то ни стало и ни в коем случае не покидать его.  Люди  то
бросались к дверям, то бежали обратно. Некоторые  из  них  цеплялись  за
мебель, косяки дверей, отопительные трубы, чтобы удержаться на месте.  И
вся эта необычайная суета происходила без единого звука.
   Излучения Штирнера были ближе и, очевидно,  сильнее.  Они  удерживали
слуг. Постепенно слуги вернулись на свои места.
   А в это время Штирнер уже послал новое  излучение  мысли.  Он  поднял
поголовно все население, еще оставшееся в городе, и дал  приказ  идти  и
разрушить машины врагов.
   И люди бросились из города, как при землетрясении,  выполнять  приказ
Штирнера. Эта атака была неожиданной. И толпе удалось разбить  несколько
мыслепередатчиков.  Но  большинство  бойцов  Качинского  вовремя  поняли
значение бегущей толпы и излучили волны  паники.  И  люди  заметались  в
бешеном хороводе, смешались в водовороте двух  излучений,  не  будучи  в
силах ни вернуться, ни наступать...
   Штирнер и не надеялся на полный успех  этой  атаки.  Ему  нужно  было
только отвлечь внимание для главного удара. Он направлял волны в  разные
стороны, по  кругу,  и  враги,  не  защищенные  сеткой  или  неосторожно
открывавшие  этот  неудобный  наряд,   падали,   пораженные   параличом,
безумием. Этих раненых отвозили в тыл или  лечили  довольно  успешно  по
способу Качинского.
   Нападающие не  унимались.  Их  было  больше,  они  поспешно  заменяли
выбывших из строя,  становились  у  своих  мыслеотправительных  машин  и
излучали мыслеволны день и ночь.
   Штирнер засыпал на несколько часов в своем  изолирующем  костюме,  но
спать долго было опасно. Можно было ожидать  физического  нападения.  Он
одел в изолирующие костюмы всех слуг и вооружил их.
   Штирнер  устал,  но  не  сдавался.   Он   спешно   заканчивал   новое
усовершенствование своей передаточной машины, которая,  по  его  мнению,
должна была привести в негодность машины его врагов.
   Война продолжалась несколько дней.
   Однажды,   передавая   мыслеизлучения,   парализовавшие   воздействие
Штирнера, Качинский стоял на  автомобиле  без  изоляционного  покрывала.
Вдруг он соскочил с автомобиля и куда-то побежал.  Зауер,  закрывшись  с
головой изоляционной сеткой, спал на брезенте,  а  дежуривший  Готлиб  в
первую минуту не придал значения бегству Качинского.
   Была темная ночь.
   Прожекторы  не  зажигались,  чтобы  не   обнаружить   местонахождения
мыслепередатчика. Прошло несколько минут, а  Качинский  не  возвращался.
Готлиба стало охватывать чувство  беспокойства.  Он  разбудил  Зауера  и
сообщил ему о бегстве Качинского.
   - Что вы наделали! - закричал Зауер. -  Неужели  вы  не  поняли,  что
Качинский попал под направленный луч Штирнера? Он погиб. Сколько времени
прошло с тех пор, как он убежал?
   - Минут десять.  Он  спокойно  сошел  с  автомобиля,  -  оправдывался
Готлиб. - Я думал, может быть, он пошел по делу.
   -  Ну  можно  ли  так  опростоволоситься,  Готлиб?  -  Зауер  сбросил
покрывало  -  для  скорости  работы  они  накидывали  на   себя   только
металлические покрывала - и излучил мысль:
   "Качинский, вернитесь! Качинский, вернитесь!.."
   В тот же момент Зауер соскочил с автомобиля и побежал в темноту.
   - Мы пропали!.. - услышал Готлиб  удаляющийся  голос  Зауера.  Готлиб
догадался отдать приказ шоферу переехать в другое место, чтобы выйти  из
зоны воздействия направленного излучения. Спешно он дал мыслеприказ всем
передатчикам излучать мысль:
   "Качинский и Зауер, вернитесь!.."
   Мысль была излучена одновременно двадцатью мыслепередатчиками.  Минут
через десять из темноты показалась темная,  качающаяся  вперед  и  назад
согнутая фигура, как будто она шла против  сильнейшего  ветра.  Это  был
Зауер. Его  удалось  спасти.  Но  Качинский,  очевидно,  слишком  близко
подошел  к  очагу   лучеизлучения   со   все   усиливающейся   мощностью
воздействия, и рассеянное излучение идущих наугад мыслепередатчиков  уже
не смогло вернуть его.
   - Скорей покрывало! -  вскрикнул  Зауер.  Готлиб  накинул  на  Зауера
металлическую сетку.
   - Спасибо, Готлиб. На этот раз вы хорошо сделали. Вы  спасли  меня...
Но если бы вы знали, что я пережил, когда меня  дергало!..  Шаг  вперед,
два назад... Препоганое чувство! Качинский вернулся?
   - Увы, нет.
   - Бедный Качинский! Он погиб... Погиб не вовремя... Без  него  мы  не
справимся со Штирнером.
   - Будем продолжать борьбу, Зауер. Мы  умеем  обращаться  с  машинами.
Наконец, если нам не удастся  захватить  Штирнера  в  плен  мыслительным
приказом, попытаемся напасть на него со старым оружием в руках. Оденем в
изоляционные одежды большой отряд, вооружимся до  зубов  и  проникнем  к
нему в дом. Изоляция сохранит нас от излучения, а пули,  к  счастью,  не
поддаются внушению... И мы прикончим его!

Глава 13

"ЧЕРТОВСКИ ИНТЕРЕСНАЯ НОЧЬ"

   Качинский, почти падая от усталости, подбежал к дому Эльзы Глюк. Его,
очевидно, ждали. Перед ним  раскрылись  двери.  Прыгая  через  несколько
ступеней, Качинский вбежал на второй этаж и, тяжело дыша, вытирая пот со
лба, вошел в кабинет и в изнеможении опустился в кресло.
   Дверь из комнаты Штирнера открылась. На пороге появился человек, весь
покрытый металлической сеткой с густой металлической вуалью  на  голове,
совершенно скрывавшей черты лица. Это был Штирнер.
   - Ваша фамилия? - спросил он.
   - Качинский.
   - Поляк?
   - Русский.
   Штирнер помолчал.
   - Вы мой пленник, - начал он после паузы. - Вы  знаете,  что  я  могу
остановить ваше дыхание и вы умрете мучительной  смертью  от  удушья.  Я
могу сделать из вас покорного раба. Я все могу сделать с вами.
   - Я знаю, - ответил Качинский. - И это доставит вам удовольствие?
   Штирнер опять помолчал.
   - Война не знает пощады, - продолжал Качинский. - Я  обречен  и  знаю
это, но вы тоже обречены. И уж если со мной покончено и я  лично  больше
не опасен вам, то  позвольте  мне,  как  ученому,  обратиться  к  вам  с
просьбой.
   - Говорите.
   - Я хочу осмотреть ваши  изобретения.  Мне  интересно  узнать,  каким
путем шли вы в ваших изысканиях, как сконструированы ваши аппараты.
   Штирнер был удивлен. Он подумал немного, потом подошел к Качинскому и
протянул ему руку.
   Но Качинский не принял рукопожатия.
   Штирнер отступил назад и спрятал руку под сетку.
   - Вот как! У вас там, в  России,  все  такие  герои?  -  с  насмешкой
спросил он.
   - Я не вижу геройства в том, что отказался пожать вашу руку, - просто
ответил Качинский. - Мы стоим на двух полюсах, и моя рука слишком далека
от вашей, вот и все.
   - Хорошо. Я удовлетворю вашу просьбу и, пожалуй, оставлю вам жизнь до
утра, если  вы  согласитесь  дать  приказ  своим  соратникам  прекратить
излучения до девяти часов утра.
   Качинский подумал.
   В конце концов несколько часов "перемирия" не имеют значения. И потом
ему хотелось сообщить своим, что он жив.
   - Я согласен.
   Штирнер провел  Качинского  в  свою  комнату,  где  была  установлена
мыслеизлучающая станция.
   - А это что такое? - спросил Качинский, обращая внимание на небольшой
ящик из проволочной сетки, в котором мог поместиться человек  в  сидячем
положении. - Вы также прошли через это?
   - Да, - ответил  Штирнер.  -  Это  моя  железная  клетка,  которой  я
пользовался в своих опытах, чтобы  установить  наличие  электромагнитных
волн, излучаемых мозгом.
   - Удивительно! - сказал Качинский. - Мы шли одинаковым путем!
   - Но разошлись в пути. Извольте излучить приказ вашему штабу.
   Качинский сосредоточился перед аппаратом и  передал  приказ.  Штирнер
тотчас проверил верность передачи по автоматической записи.
   Через четыре секунды та же лента дала ответ.
   "Дайте доказательства, что это говорит Качинский",  -  излучил  мысль
Зауер.
   Качинский передал содержание их последних разговоров, а также бесед в
Москве. Видимо, Зауер удовлетворился.
   "До девяти часов утра ни  одного  излучения  и  нападения  не  будет.
Зауер".
   - Ну вот и прекрасно, - сказал Штирнер. - А  теперь  я  запру  вас  в
кабинете и покажу все свои чертежи.  Вы  проведете  интересную  ночь!  -
Штирнер закрыл дверь кабинета на замок и положил ключ себе в  карман.  -
Садитесь вот здесь, у стола. Мне нужно кое-что передать из моей комнаты.
   - Но я надеюсь, что вы не используете перемирия во вред нам?
   - Не беспокойтесь. Эта мыслепередача  будет  частного,  так  сказать,
семейного характера. - Штирнер усмехнулся и прошел в свою комнату.
   Где-то внизу зашумел мотор. Через  четверть  часа  Штирнер  вышел  из
комнаты.
   - Ну, вот и я! - И, вынув из шкафа пачку с чертежами, он бросил их на
стол. - Наслаждайтесь! Здесь вы найдете все, вплоть до  плана  дома.  Вы
видите, я не скрываю ничего. Мощные динамо-машины я установил в подвале.
   Штирнер замолчал, походил  по  кабинету,  потом,  круто  обернувшись,
спросил Качинского:
   - Вы не удивлены моим поведением? Я не убил вас, предложил вам, моему
врагу, ознакомиться с моими военными тайнами - вот с этими чертежами.
   - Нет, не удивлен. Если вы не убили меня и  предоставили  возможность
ознакомиться  с  этими  планами,  значит,  на  это  у  вас   есть   свои
соображения.  Поэтому  я  и  не  спешу   выражать   ни   удивления,   ни
благодарности за ваш "великодушный" поступок.
   - Вы правы. Я поступаю так не из великодушия... -  Штирнер  помолчал.
Он будто колебался, раскрыть  ли  ему  перед  Качинским  причину  своего
поведения. Потом он медленно, как бы через силу, сказал:
   - Я проиграл сражение.
   - Разумеется, - быстро ответил Качинский, - вы проиграли. С  тех  пор
как ваша тайна открыта, - а известна она теперь не одному  мне,  -  ваша
монополия  кончена.  Ваша  власть  раскололась  надвое,   и   дальнейшая
борьба...
   - Неправда! - крикнул Штирнер и топнул ногой. - Я еще не пустил в ход
всех  моих  средств.  Я  ушел  далеко  по  сравнению  с  вами  по   пути
усовершенствования моих приборов. Я имею еще неведомое вам  изобретение.
Аккумуляция волн и мысли миллионов людей, чудовищные  усилители...  Если
бы я пустил сейчас все это в ход, то я  раздавил  бы  вас,  заглушил  бы
комариное жужжание ваших мыслеизлучений,  как  сверхмощная  радиостанция
глушит слабое лепетание радиолилипутов. Я пятидесятитысячная киловаттная
станция, а ваши ресурсы по сравнению с моей мощностью...
   - И все-таки вы побеждены!
   - Не там, где вы думаете. Не в технике...
   - А в чем же?
   - Я  взял  на  себя  ношу  не  по  силам.  То,  что  я  затеял,  было
бессмыслицей. Чтобы властвовать над миром так, как хотел это сделать  я,
надо было стать излучающей волю машиной. Я же всего только человек. И  я
изнемог. Я истощил свою  волю,  истощив  чисто  физический  запас  своей
нервной энергии. Вот вам одна из  причин  моего  поражения.  Теперь  все
равно. Кончено!  Возьмите  эти  чертежи,  используйте  их,  как  хотите,
сделайте их общим достоянием.
   Штирнер посмотрел на часы и вздрогнул.
   - Вот и все. Выполните строго наши условия. Это совершенно необходимо
для меня. На всякий случай - уж не посетуйте -  я  запру  вас  и,  кроме
того, оставлю вот этих сторожей. - И Штирнер показал  на  трех  огромных
догов тигровой масти. - Они умеют исполнять приказания. Имейте  в  виду,
что при первой вашей попытке проникнуть в  мою  комнату  или  попытке  к
бегству они разорвут вас на  части.  -  И  Штирнер  вышел  из  кабинета,
заперев дверь снаружи.
   Качинский раскрыл большую папку. В ней хранились листки,  испещренные
математическими вычислениями и формулами, планы,  чертежи,  схемы.  Весь
этот условный язык, непонятный для непосвященных,  был  ясен  и  понятен
Качинскому. Цифры и формулы превращались в  мысли,  мысли  -  в  образы.
Стройные колонны цифр и букв отражали работу  железной  логики  ума,  их
создавшего.  Качинский  восхищался  оригинальностью  замысла,   красотою
мысли, смелостью построения, как  шахматный  игрок  восхищается  партией
шахматного маэстро. Качинский скоро углубился в чертежи и забыл обо всем
на свете.
   Среди вороха бумаг Качинский нашел записную тетрадь. Это  было  нечто
вроде дневника, который вел Штирнер. Беглые заметки,  без  дат.  Отрывки
мыслей, наброски схем, сделанные  торопливой  рукой.  Выписки  из  книг.
Домашние счета.
   Качинский просмотрел несколько страниц.
   - Однако это интереснее, чем я думал, - прошептал он и стал поглощать
страни