и видов" еще
не  появился.  Он  был издан в  Лондоне в  1859 году (через три года после
того,  как были найдены человеческие кости в Неандертале, и через два года
после заседания Боннского естественнонаучного общества) и вызвал настоящую
революцию в естественнонаучном мышлении.
     После  появления  книги  Дарвина  интерес  к  человеческим костям  из
Неандерталя все больше возрастал.
     Выдающийся английский геолог  Чарлз  Лайель,  первым  из  иностранцев
посетивший в  1860  году  Неандерталь,  и  знаменитый анатом Генри  Гексли
оценили огромное значение неандертальской находки для эволюционной теории.
Эта  находка  позволяла  сделать  вывод,  что  отклонения  от  нормального
человеческого типа  полностью соответствовали эволюционной теории.  Лайель
не представлял себе достаточно точно, каков геологический возраст находки,
поэтому он  не  исключал возможности,  что  скелетные остатки сравнительно
поздние и,  следовательно,  вид человека,  которому они принадлежали, имел
явные  атавистические признаки.  Такого мнения придерживался даже  Гексли,
хотя он и  подчеркивал,  что с  точки зрения истории эволюции человеческий
скелет из Неандерталя стоит на весьма низкой ступени развития, а следующую
за  ним  форму  следует искать  среди  племен австралийских аборигенов.  О
черепе он  сказал,  что "из всех известных до сих пор человеческих черепов
этот наиболее похож на  животных;  рассматривая его,  мы постоянно находим
обезьяньи признаки,  так что из  всех человеческих черепов неандертальский
череп более всего похож на череп обезьяны". Однако Лайель подчеркивал, что
этот  череп  не  мог  принадлежать  существу,  которое  представляло собой
переходную форму на пути развития от обезьяны к человеку;  костные остатки
таких предшествующих человеку форм должны были бы  находиться в  третичных
слоях.  К  этим  двум  английским ученым присоединился и  третий -  анатом
Уильям Кинг. Наличие обезьяньих признаков позволило ему сделать вывод, что
человеческие остатки  из  Неандерталя принадлежат особому  виду  человека,
названному им Homo neanderthalensis. Этим названием пользуются и сейчас (и
не только в прямом смысле!).
     Но  все  же  гораздо многочисленнее были  ученые,  упорно  отрицавшие
принадлежность  неандертальского  скелета  к  какому-либо  виду  человека,
стоящему  на  низшей  ступени  эволюции.   Так,   например,  на  заседании
Парижского антропологического общества в  мае 1863 года Прюне-Бей объявил,
что скелет из Неандерталя - это скелет кельта, но не нормального человека,
а  идиота.  Интересно,  что  эту  точку зрения позднее разделяли и  другие
ученые,  например Картер Блэк и  Чельдер.  Против них  решительно выступил
парижский антрополог Поль Брока, хотя он и не считал скелет свидетельством
в пользу эволюции человека. Боннский анатом Август Франц Мейер в 1864 году
заявил,  что это скелет казака из армии генерала Чернышова,  - казак якобы
заболел в  этой  местности после ранения и  умер  в  пещере в  1814  году.
Геттингенский анатом  Рудольф  Вагнер  считал,  что  это  останки  старого
голландца.  Знаменитый  Альфред  Рассел  Уоллес,  который  одновременно  с
Дарвином выдвинул идею естественного отбора и эволюционных факторов,  тоже
оказался в рядах противников эволюционной теории, считая, что речь идет об
останках дикаря;  правда,  этим он  практически не  сказал ничего.  Другой
англичанин, Бернард Левис, высказал мнение, что череп из Неандерталя имеет
особую  форму  вследствие  преждевременно  заросших  швов,   имея  в  виду
патологические изменения.
     Казалось,   конец  спору  о   неандертальском  скелете  мог  положить
берлинский ученый  Рудольф  Вирхов  -  общепризнанный авторитет в  области
патологии.  И  вот этот ученый на  берлинском съезде антропологов публично
заявил,   что   неандертальский  скелет   принадлежит   не   представителю
примитивной  человеческой  расы,   а   просто  старику  с  деформированным
вследствие  перенесенных заболеваний (рахита  в  юности  и  тяжелой  формы
подагры к концу жизни) скелетом.
     Противники теории эволюции всего живого,  в  том  числе  и  человека,
ликовали.  Знаменитый Вирхов блестяще разбил своих оппонентов.  Но радость
их была недолгой.  Нашлись смельчаки,  выступившие против  Вирхова.  Этому
способствовало  открытие  новых подобных скелетов,  на этот раз в одной из
пещер в Бельгии.
     В  1886 году Марсель де  Пюи,  Жюльен Фрэпон и  Макс де Лоэ в  пещере
Бек-о-Рош,  расположенной в горном склоне на берегу ручья, недалеко от Спи
сюр  л'Орно в  провинции Намюр в  Бельгии,  сделали важную и  сенсационную
находку.  Они обнаружили два человеческих скелета, а вместе с ними большое
количество кремневых орудий мустьерского типа и  множество костей типичных
плейстоценовых   животных:   пещерных   медведей,   мамонтов,   шерстистых
носорогов, зубров.
     Во время раскопок исследователи установили следующий профиль пещерных
отложений: сверху был щебень; ниже - примерно полутораметровый слой желтой
глины с  костями мамонтов;  под  ней  слой красной глины толщиной около 10
сантиметров,  содержавший кости мамонта,  шерстистого носорога,  пещерного
медведя,  пещерного льва,  пещерной гиены, дикой лошади, северного оленя и
других животных; нижний слой толщиной около 1 метра, кроме костей, которые
нашли  в   предыдущем  слое,   содержал  также  два  человеческих  скелета
неандертальского типа,  которые обозначаются в  специальной литературе как
Спи I и Спи II.
     Профиль пещерных отложений вместе с их палеонтологическим содержанием
был  точно измерен и  документально зафиксирован,  благодаря чему  удалось
установить плейстоценовый возраст не только самих слоев,  но и найденных в
них  человеческих костей.  По  типу  каменных орудий и  оружия можно  было
доказать,  что люди, чьи скелеты были обнаружены в самом нижнем слое, жили
в палеолите, причем в так называемый мустьерский период.
     Мы   уже   упоминали,   что  оба  скелета  полностью  соответствовали
неандертальскому типу. Это имело огромное значение: ведь до тех пор многие
исследователи считали,  что  неандертальский скелет -  явление единичное и
отличается  от  скелета  нормального  человека  только  деформацией костей
вследствие болезней.  Теперь стало ясно, что неандертальский тип - это тип
здорового человека,  который по форме отличается от современного.  Но если
скелет  из  Неандерталя  можно  было  отнести  к   плейстоцену  только  по
формальным   признакам   и   по   результатам  раскопок   в   окрестностях
Фельдгоферского  грота,   то  геологический  возраст  находки  в  Спи  был
установлен совершенно точно  -  и  это  большая заслуга специалистов -  по
каменным орудиям и  оружию,  а  также по  костям животных.  Находка в  Спи
неопровержимо  доказывала,   что  первобытные  люди  жили  одновременно  с
мамонтом,  шерстистым носорогом, пещерным львом и пещерной гиеной, так как
их скелеты были найдены вместе с костями этих плейстоценовых животных. То,
что можно было лишь предполагать о  находке в  Неандертале,  находка в Спи
доказала со всей научной точностью.  Ее изучали выдающиеся специалисты,  и
она  стала  холодным душем  для  тех,  кто  отрицал плейстоценовый возраст
человеческого скелета из Неандерталя и  эволюционную теорию в применении к
человеку.
     Научные  сражения  вокруг  плейстоценового  доисторического человека,
который известен нам как неандерталец, или, согласно научной терминологии,
Homo  neanderthalensis (или  Homo  primigenius  -  название,  предложенное
Геккелем),  приближались к концу.  Завершил их страсбургский анатом Густав
Швальбе.
     В  своих трудах,  относящихся к  1901 году и основанных на тщательном
изучении подлинного материала,  в  первую  очередь  на  точных  измерениях
черепа,  он  убедительно доказал,  что  неандертальский череп  нормальный,
здоровый, а ни в коем случае не болезненно деформированный. Его отличия от
черепа  современного человека  обусловлены  не  заболеванием,  а  ступенью
развития.   "По   своему   примитивному   типу,   -   писал   Швальбе,   -
неандертальского человека с  полным правом можно назвать Homo primigenius,
то есть первобытный человек".
     Вслед  за  этим  значительным трудом  Швальбе появилась важная работа
анатома  Германа  Клаача,   который  тщательно  изучил  кости  конечностей
неандертальского скелета, сравнив их, так же как и Швальбе, с конечностями
скелетов из Спи по изданной в 1887 году классической работе Фрэпона и Лоэ.
     После трудов Швальбе и  Клаача уже  нельзя было  не  признавать,  что
неандерталец  -   представитель  вымершего   человеческого  рода   периода
плейстоцена.   Все  последующие  находки  и   более  поздние  исследования
неизменно  подтверждали  точку   зрения   этих   ученых   и   лишний   раз
свидетельствовали,  как глубоко заблуждался знаменитый Кювье, а после него
и  не  менее  знаменитый  Вирхов.   Какая  ирония  судьбы,  что  известный
исследователь допустил эту роковую ошибку именно в той области,  в которой
он  был  признанным авторитетом!  Причем Вирхов продолжал упрямо стоять на
своем.  Вначале он вообще игнорировал находку в  Спи,  а когда в 1901 году
все  же  вынужден  был  на  собрании антропологического общества в  Аметце
изложить свою  точку зрения о  ней,  то  вновь попытался использовать свой
авторитет,  чтобы воздействовать на  оппонентов.  Но в  теорию Вирхова уже
перестали верить:  результаты сравнительных исследований Швальбе и  других
ученых лишили ее почвы.
     Итак, доисторический человек действительно существовал!
     Теперь невозможно было  цепляться за  сказки и  легенды о  сотворении
человека,  преподносимые различными религиями, отрицать эволюцию человека.
Перед учеными вставали новые задачи -  изучить мир  первобытного человека,
узнать, как он рос и мужал в борьбе за существование. Сегодня уже раскрыто
много тайн,  и,  несомненно,  еще больше их будет раскрыто в  будущем.  Мы
теперь  знаем,  что  жизненный  путь  неандертальца был  героическим путем
первооткрывателя первых  ростков  человеческой культуры  и  зачатков  всех
человеческих стремлений.
     Случайное   открытие   примитивного  скелета   в   Неандертале  около
Дюссельдорфа в 1856 году, которое так много дало для дальнейшего прогресса
науки, можно назвать великим - оно заслуживает вечной памяти.
     Тот,  кто  приедет сегодня в  Неандерталь,  увидит  на  крутой  скале
Рабенштейн  (Вороний  Камень,  расположенной  напротив  знаменитого  места
находки,   мемориальную  доску  с   надписью:   "В   память  об   открытии
неандертальского человека профессором д-ром  К.  Фульроттом,  Эльберфельд,
1856  год".  Эта  мемориальная доска  была  установлена  в  1926  году  по
инициативе немецких натуралистов и врачей.  А на месте находки позднее был
создан  небольшой  музей.   Правда,   в  нем  нет  скелетных  остатков  из
Фельдгоферского  грота:   при  жизни  Фульротта  они  были  собственностью
ученого,  а  после его  смерти (1887) Шааффхаузен приобрел их  для музея в
Бонне, где они бережно хранятся и поныне.


     И  все  же  скелет позднего доисторического человека из  Неандерталя,
ставший предметом такой жаркой научной полемики, не был первым.
     К  1848 году относится находка в Гибралтаре.  Англичане вели в районе
Гибралтарской скалы взрывные работы, намереваясь создать удобное место для
новых  артиллерийских позиций.  После одного из  взрывов перед изумленными
рабочими открылась пещера,  в  которой они обнаружили человеческий скелет.
Рабочие выбросили его  вместе с  землей вниз  с  крутого обрыва,  то  есть
поступили точно так же,  как восемь лет спустя сделали рабочие каменоломни
в Неандертале.  Несомненно, эта находка погибла бы без следа и о ней никто
и  не узнал бы,  если бы не лейтенант Флинт,  который,  случайно подойдя к
этому  месту,  нашел  череп  интересным  и  спас  его.  Позднее  лейтенант
представил этот  череп  собранию научного общества Гибралтара,  секретарем
которого являлся,  и  передал местному музею,  в  коллекции которого череп
пролежал незамеченным до  1862 года.  Затем вся экспозиция была вывезена в
Лондон.  Первым  обратил  внимание на  череп  английский исследователь Хью
Фальконер.  Он  совершенно  правильно  определил  геологический возраст  и
морфологические  признаки  черепа  и   заявил,   что   череп   принадлежит
представителю  какой-то   особенной,   очень  древней  человеческой  расы,
которого он назвал Homo colpicus -  гибралтарский человек (старое название
Гибралтар  -  Colfe).  Более  детально  описал  этот  череп  в  1869  году
знаменитый  французский исследователь Поль  Брока,  основатель французской
антропологической школы,  а после него -  еще несколько ученых, из которых
наиболее известны Солиас,  Швальбе и  Кис.  У  черепа из Гибралтара хорошо
сохранилась лицевая  часть.  О  каких-либо  кремневых орудиях  или  костях
животных с места находки мы ничего не знаем;  неизвестно,  остались ли они
незамеченными или их там вообще не было.
     Ответ на  этот вопрос дали более поздние исследования,  проводившиеся
после  1917  года.  Начаты  они  были  французским историком древнего мира
аббатом Анри Брейлем,  который в качестве военного курьера разъезжал между
Гибралтаром и  Мадридом,  где во  время первой мировой войны располагалось
командование  французского военно-морского  флота.  Свободное  от  военной
службы время Анри  Брейль посвящал исследовательской работе.  Ему  удалось
обнаружить   в   Гибралтаре   под   нависшей   скалой   следы   пребывания
неандертальцев.  Позднее это место обследовала английский ученый Д.  А. Э.
Гаррод, которая в 1926 году нашла там череп ребенка-неандертальца примерно
лет шести,  причем в слое, который по типу каменных орудий можно отнести к
мустьерской эпохе.


                             ЗОЛОТО И КАМЕНЬ

     Из  ущелья,  озираясь,  вышли  несколько  охотников-неандертальцев и,
пораженные,  замерли:  перед  ними,  насколько хватало  глаз,  раскинулась
залитая солнцем долина.
     Из-за кустов орешника люди с интересом разглядывали широкую реку,  ее
отлогие берега с песчаными и галечными отмелями и зарослями ивняка,  узкие
тропки через  них,  по  которым каждый вечер прибегали на  водопой гонимые
жаждой животные.
     Люди долго смотрели на долину. Ведь они пришли сюда впервые. Их племя
совсем недавно переселилось в  эти  места.  Раньше они жили далеко отсюда.
Там у них была теплая и сухая пещера,  богатые охотничьи угодья,  изобилие
плодов,  вкусных кореньев и  клубней.  Но  шло время и  меньше становилось
лакомых  растений,  разбегалась непрерывно  преследуемая охотниками  дичь.
Голод все чаще заглядывал в пещеру их племени, пока наконец им не осталось
ничего другого,  как  покинуть насиженные места  в  поисках новой  родины.
После  долгих  скитаний они  нашли  другую пещеру и  вот  сейчас старались
определить, богат ли пищей край, где они хотят обосноваться, и не живет ли
уже  здесь какое-нибудь другое племя.  Ведь  если это  племя сильнее,  оно
наверняка не допустит,  чтобы вторглись в его охотничьи владения,  и будет
защищать их в упорной борьбе.  Поэтому,  проходя по новым местам, охотники
были очень осторожны.
     Не  обнаружив  ничего  подозрительного,   они  повернули  к  реке  и,
достигнув берега,  принялись внимательно рассматривать следы  животных  на
рыхлом влажном песке.  Это  занятие так захватило их,  что они отправились
вдоль  берега,  стараясь  определить,  какие  животные  приходят  сюда  на
водопой.  Вот  они пересекли всю песчаную отмель,  пролезли сквозь заросли
ивняка.   Грубые  лица  охотников  выражали  удовлетворение:   эти   места
действительно необычайно богаты  и  крупной,  и  мелкой дичью.  Оставалось
только выследить ее и перехитрить.  А уж это-то они умели.  Значит, теперь
надолго исчезнет голод!
     Довольные,  люди направились дальше вдоль берега - можно рассчитывать
на удачную охоту.  Теперь они шли по широкой излучине. Песчаные отмели все
чаще сменялись большими россыпями гальки и  крупного щебня.  Река собирала
их, унося потоком, и откладывала на отмелях.
     Вдруг  один  охотник,  Мам,  заметил среди валявшихся вокруг овальных
голышей небольшой камень,  сверкнувший к  лучах  солнца.  Он  наклонился и
поднял его.  Некоторое время он  с  любопытством и  изумлением разглядывал
находку,  затем вскрикнул и замахал руками, подзывая спутников. На плоской
ладони в ярком свете полуденного солнца сиял кусочек золота.
     Охотники недоверчиво разглядывали этот  странный камень -  такого они
еще  никогда  не  встречали.   Их  восхищал  блеск  камешка,  который  Мам
перекатывал  на   широкой   ладони.   Началась  веселая   игра.   Охотники
перебрасывали камень с  ладони на  ладонь,  подкидывали его вверх и  снова
ловили, издавая радостные восклицания.
     Впервые человек встретился с  золотом и...  не  увидел в  нем золота!
Много  времени пройдет,  прежде чем  далекие потомки за  один  кусок этого
сверкающего металла забудут веления разума и  голос сердца,  отяготят свою
совесть подлостью,  ложью и  изменой,  принесут ему в  жертву душу и тело,
научатся в угоду ему обманывать, грабить и даже убивать!
     Однако игра с золотым камешком продолжалась недолго. Седому Гуану она
надоела первому,  и  он  отправился дальше  по  берегу.  Вскоре он  криком
подозвал  остальных  охотников и,  улыбаясь,  показал  им  лежащие  вокруг
конкреции кремня.  Выбрав подходящий камень,  Гуан сел на  землю и  другим
камнем стал оббивать его.  Остальные последовали примеру Гуана,  и вот уже
слышался только монотонный стук и свист отлетающих осколков.
     Мам  подошел  последним.  Увидев  множество  кремневых конкреций,  он
подумал,  какое хорошее место выбрало его племя для новой родины. Ведь оно
богато не только дичью,  но и кремнем -  камнем,  из которого можно делать
прекрасные орудия труда и  оружие для охоты.  Вспомнив о  золотом камешке,
который он все еще сжимал в  руке,  Мам размахнулся и забросил его в реку.
Когда кусочек золота, описав в воздухе широкую дугу, упал в воду, Мам тоже
уселся мастерить каменный топор из  кремня.  Он уже забыл о  золоте и  его
блеске - оно не представляло для него никакой ценности.
     Долго  сидели охотники на  берегу реки,  отбивая из  конкреций кремня
топоры и другие орудия. Они так углубились в работу, что не заметили даже,
как солнце стало клониться к западу.
     Да и что им время, когда сегодня на берегу реки сделано такое большое
открытие?  Зачем думать о возвращении к костру своего племени, если ядрище
кремня так легко можно превратить в нужный инструмент или оружие? Зачем же
сразу покидать это  место,  вместо того чтобы радоваться,  глядя на  такой
хороший материал!  Да,  этот камень был  для  первобытных охотников дороже
всего золота мира:  они  делали из  него  орудия,  помогавшие в  борьбе за
существование идти все дальше, все выше.


     И все же охотники-неандертальцы не первыми стали изготовлять орудия и
оружие. Они лишь продолжили то, что задолго до них начали другие.
     За  несколько сот  тысяч  лет  до  неандертальцев доисторические люди
(питекантропы, синантропы и др.) пробовали свои силы в изготовлении первых
орудий труда и оружия.  Не довольствуясь случайно найденным острым камнем,
они  хотели сами придать ему необходимую форму и  остроту.  Однако человек
прошел  долгий  и  трудный путь,  прежде  чем  сумел  изготовить хорошее и
целесообразное каменное орудие.  Сегодня трудно представить, какое горькое
разочарование приходилось преодолевать,  сколько  сильных рук  уставали от
напрасной,  казалось бы, работы, как приходилось компенсировать неловкость
упрямым  мастерам  напряжением всех  сил,  какое  непоколебимое упорство и
твердая решимость многих и многих поколений потребовались,  чтобы накопить
необходимый опыт и  открыть,  как и какой камень лучше всего обрабатывать,
чтобы сделать из  него  инструмент или  орудие.  Начало было  трудным,  но
первое  человеческое искусство  -  искусство  раскалывать  и  об