этой долине издавна добывали девонский известняк. Порой каменотесам
попадались пещеры, заполненные наносной глиной, иногда с костями различных
плейстоценовых животных.  Мешавшую  в  работе  глину  сбрасывали вместе  с
костями с крутой скалы в долину.
     Летом  1856  года  рабочие начали  удалять землю  из  Фельдгоферского
грота.  Собственно,  это были две небольшие расположенные рядом пещеры.  И
вот  тогда-то  в  нижней  части  слоя  глины,  заполнявшей меньшую пещеру,
недалеко  от  входа  они  обнаружили  лежавший  параллельно продольной оси
пещеры скелет, который был обращен головой в сторону выхода. Кости скелета
казались очень старыми и были покрыты серым налетом.  Каменотесы и на этот
раз не обратили на свою находку особого внимания и,  как всегда,  сбросили
ее вместе с глиной вниз с высокого откоса.
     Хорошо,   что  именно  в  этот  момент  подошел  один  из  владельцев
каменоломни,   некий  Беккерсгофф.   Увидев  в  глине  крупные  кости,  он
распорядился отложить их  в  сторону и  тщательно подобрать те,  что  были
выброшены в  долину.  Владелец каменоломни решил,  что это кости пещерного
медведя.
     И  снова как о  большой удаче можно говорить о  том,  что найденные в
Фельдгоферском гроте  кости  не  канули  в  забытье,  пылясь  в  коллекции
какого-нибудь частного лица,  а  уже  в  августе 1856  года  были переданы
совладельцем каменоломни Пипером на экспертизу специалисту - Иоганну Карлу
Фульротту.  Фульротт,  получивший в  1835 году в Тюбингенском университете
степень доктора философии, был вначале преподавателем, а затем профессором
математики и естественных наук в реальной гимназии Эльберфельда.  Наряду с
преподавательской  деятельностью  он  занимался  и  научными  изысканиями,
увлекаясь   геологическими   и    палеонтологическими   исследованиями   в
рейнско-вестфальских пещерах.
     Фульротт сразу обнаружил,  -  а  один из его друзей,  эльберфельдский
врач Кун,  поддержал эту точку зрения,  - что древние кости принадлежат не
пещерному медведю,  а человеку.  Фульротт заметил также, что все найденные
кости (черепная крышка,  две кости голени,  одна целая и одна поврежденная
локтевые кости,  правая лучевая кость, часть правой плечевой кости, правое
предплечье,   часть  тазовой  кости,   поврежденная  ключица  и,  наконец,
несколько небольших обломков ребер) принадлежат одному человеку.  Из  всех
спасенных костей и  обломков наиболее важной и  ценной в научном отношении
была черепная крышка.
     После   первого  поверхностного  осмотра  костей  Фульротт  пришел  к
убеждению,  что  в  Неандертале было сделано крупное открытие.  Поэтому не
удивительно, что ему захотелось узнать, как это произошло. Выяснилось, что
скелет обнаружили при добыче камня в  маленькой пещере,  на крутом откосе,
на высоте 18 метров над уровнем реки Дюссель и  в 30 метрах от поверхности
скалы.  Пещера имела 5  метров в  длину,  3,3 метра в ширину,  2,6 метра в
высоту  и  на  1,5  метра  была  заполнена очень  твердой наносной глиной.
Фульротту так и не удалось узнать, целиком ли сохранился скелет в пещерной
глине и  лежал ли,  как обычно покоятся в земле человеческие скелеты,  или
кости были разбросаны,  а некоторых вообще не хватало.  Поэтому сегодня мы
не  можем с  полной уверенностью сказать,  умер ли  этот человек в  пещере
естественной смертью или смерть была насильственной,  а  может быть,  труп
был  разорван  или  принесен  туда  диким  зверем.  Обстоятельства находки
позволяют строить самые  различные предположения о  причинах смерти  этого
человека.
     Ошибка фульротта заключалась в  том,  что он  ограничился расспросами
очевидцев  и  не  только  не  провел  геологических  и  палеонтологических
исследований,  но  и  сам  не  осмотрел пещеры.  Однако,  несмотря на  это
досадное обстоятельство,  мы знаем,  что при скелете не было обнаружено ни
даров,  ни каменных орудий,  ни костей животных.  В то же время именно это
очень  затрудняло определение возраста скелета,  который очень  скоро стал
предметом жаркого научного спора.
     "Я  полностью убежден,  что  остеологические особенности и  локальные
условия дают  основания отнести эти  человеческие кости  одного индивида к
доисторическому времени,  вероятно к дилювиальной эпохе, и, таким образом,
сделать  вывод  о  принадлежности их  древнему представителю человеческого
рода",  - так Фульротт закончил свою речь. Посмотрев в зал, он увидел, что
одни слушали с  напряженным вниманием и  удивлением,  а  другие иронически
улыбались.   Но  всех  поразили  смелые  выводы  оратора,   совершенно  не
совпадавшие с их собственными естественнонаучными воззрениями.
     Когда  удивление несколько улеглось,  многие  бросились к  Фульротту,
перед  которым  на   столе  были  разложены  кости  из  Неандерталя.   Они
разглядывали  их  с   нескрываемым  любопытством,   не  решаясь  высказать
собственное мнение.  Те,  кто  отнесся  к  докладу  Фульротта скептически,
образовали отдельную группку  и  после  краткой  дискуссии решили,  что  с
подобным необдуманным и  научно не обоснованным утверждением мог выступить
лишь дилетант.
     Однако их ожидал еще один неприятный сюрприз!
     Председатель собрания объявил,  что  о  костях из  Неандерталя желает
высказаться всеми уважаемый анатом профессор Шааффхаузен.
     Герман   Шааффхаузен   подробно   изложил   результаты   исследований
переданных  ему  Фульроттом костей.  Слушателей,  с  необычайным вниманием
следивших за  докладом,  поразили слова,  которыми профессор закончил свои
выводы:  "Человеческие кости и череп из Неандерталя превосходят все доныне
известное.  Особенности их  строения (а  именно сильно выступающая область
надбровных дуг) позволяют сделать вывод, что это был грубый и дикий народ.
Но независимо от того,  каким путем эти костные остатки попали в грот, где
были найдены,  они принадлежат древнейшим обитателям Европы. Возможно, эти
кости относятся ко времени,  когда еще жили последние из вымерших животных
дилювиальной эпохи, однако доказательств этого пока нет".
     Шааффхаузен кончил.  Теперь молчали и скептики: ведь они выслушали не
сообщение   провинциального   учителя,    а   доклад   широко   известного
исследователя. В зале царило молчание, но это было затишье перед бурей.
     Заседание,  о котором идет речь,  состоялось весной 1857 года в Бонне
по случаю сессии Нижнерейнского общества естественных и  медицинских наук.
На  нем  Фульротт впервые заявил о  принадлежности найденных костей предку
современного  человека  и  подчеркнул,   что  они,  по  всей  вероятности,
относятся к плейстоценовой,  или,  как тогда говорили, дилювиальной эпохе.
(Сегодня мы  знаем,  что геологический возраст этой находки 40 -  50 тысяч
лет.) А Шааффхаузен впервые в присутствии общественности сделал сообщение,
что  кости  из  Неандерталя  принадлежат  существу,  которое  представляет
древнейшую человеческую расу.  Несмотря  на  разгоревшиеся позднее  жаркие
споры,  Шааффхаузен всегда оставался верен  своему утверждению,  хотя  сам
сомневался в  плейстоценовом возрасте костей,  как и  все другие участники
собрания.
     Много позже Фульротт вспоминал:  "Когда весной 1857 года я представил
эту находку собранию в Бонне... никто из присутствующих не присоединился к
моему мнению о геологическом возрасте находки".
     Первыми поддержали точку  зрения  Фульротта видный анатом Т.  Гексли,
историк древнего мира В.  Кинг,  антрополог П.  Брока и геолог Ч.  Лайель,
который посетил Фульротта в 1868 году.
     Правда, отдельные немецкие исследователи,  придавая большое  значение
возрасту  неандертальской  находки,  пытались продолжить раскопки.  Однако
Фельдгоферский грот к тому времени был  непригоден  для  исследовательских
работ, и можно было искать лишь косвенные доказательства. Так, в 1864 году
недалеко от Фельдгоферского грота в нескольких слоях плейстоценового русла
реки  Дюссель  Г.  Дехен  обнаружил  кости  и зубы типичных плейстоценовых
животных - пещерного  медведя,  пещерной  гиены,  дикой  лошади,  мамонта,
шерстистого носорога, а также типичные колонии плейстоценовых ракушек. А в
1898 - 1899 годах О. Раутерт начал тщательные исследования неандертальской
пещеры,   расположенной   на  противоположном,  правом,  берегу,  напротив
Фельдгоферского грота.  Раутерт нашел там зубы и кости  пещерного  льва  и
каменные   орудия   мустьерского   типа.   Благодаря  этим  более  поздним
исследованиям было установлено,  что цвет и степень окаменелости найденных
костей   животных   и   человеческого  скелета  из  Фельдгоферского  грота
совпадают.  Это давало основание считать с определенными оговорками -  так
как неопровержимые доказательства отсутствовали, а сомнений было немало, -
что возраст костей  из  пещер  и  плейстоценовых  отложений  реки  Дюссель
одинаков.
     Мы уже говорили,  как поражены были участники боннской сессии, увидев
человеческие  кости   из   Неандерталя  и   услышав  доклады  Фульротта  и
Шааффхаузена.  Чтобы понять причины их  изумления,  познакомимся поближе с
историей развития естественнонаучного мышления.
     В  конце  XVII  столетия  классификация  животных  и  растений  стала
необходимостью.    Благодаря   бурному   развитию   торговли   расширялись
представления о мире; открытие новых стран обогащало знания о природе.
     Описания   новых   видов   животных   нуждались   в   упорядочении  и
систематизации,  но осуществить это было нелегко,  хотя и делались наивные
попытки  предпринять  что-либо  в  этом  направлении.  Только  знаменитому
шведскому натуралисту Карлу Линнею (1707 -  1778) удалось создать систему,
которая и легла в основу нынешней классификации.
     Однако Линней принадлежал к числу ученых, веривших в божественный акт
сотворения  мира  и  в  неизменность  всего  живого.   Именно  поэтому  он
категорически заявил:  "Tot sunt species, quot ab inilio creavil infinifum
Ens" (существует столько видов,  сколько бог создал их  с  самого начала).
Его  авторитета оказалось достаточно,  чтобы никто в  этом не  сомневался.
Линней был убежден,  что человек в отличие от всех остальных живых существ
был сотворен по образу и подобию божьему и ему был дан божественный разум.
Однако,  несмотря  на  это,  классификация Линнея  объединила  человека  и
обезьян в  одну группу.  Тем  самым ученый,  возможно сам  того не  желая,
установил,  что  человек -  это  самая высокоразвитая форма млекопитающих,
которая ближе всего к человекообразным обезьянам.
     Однако уже к  середине XVIII столетия вера в то,  что мир и все живое
созданы  богом,  была  поколеблена  новыми  открытиями.  Множились  факты,
которые нельзя было объяснить,  исходя из религиозных воззрений. Отдельные
ученые все  яснее  стали  понимать,  что  виды  совсем не  неизменны и  не
постоянны.  В  числе  первых  выступили против  устаревших представлений и
несколько русских естествоиспытателей,  и  прежде всего  Михаил Васильевич
Ломоносов (1711 -  1765),  а также некоторые французские ученые.  Тогда-то
впервые заговорили о  родственных связях между всеми живыми существами,  о
развитии от низших существ к высшим и родстве человека и животных.
     Появилось  два   направления.   Представители  первого,   французские
материалисты,  пытались  отрицать качественное различие между  человеком и
животными,  второго,  -  убежденным сторонником которого  был  французский
натуралист Жорж Бюффон (1707 -  1788),  подчеркивали резкие различия между
человеком  и  животным  в  области  психики,  допуская,  впрочем,  большое
сходство в  строении тел.  Бюффон  был  хорошо  знаком  с  работами многих
анатомов о сходстве между человеком и высшими обезьянами.  Кроме того,  он
изучал морфологию и  привычки гиббонов.  При этом Бюффон считал,  что душа
проявляется только  в  одной  форме  -  в  мышлении -  и  свойственна лишь
человеку.  В отличие от человека животные не господствуют над своими более
слабыми родичами,  а  пожирают их.  У них нет речи,  они не совершенствуют
своих способностей. Поэтому, по мнению Бюффона, между человеком и животным
существует   непреодолимая   пропасть.    Бюффон   справедливо,   хотя   и
односторонне,  подчеркивал большое принципиальное различие между  психикой
человека  и   обезьяны.   Именно  это  не  позволило  ему  пойти  в  своих
рассуждениях дальше  -  он  принципиально отрицал  какую  бы  то  ни  было
возможность перехода от животного к человеку.
     В  свою  очередь философы-материалисты,  напротив,  ошибочно отрицали
существование какой-либо грани между обезьянами и человеком.  Но, несмотря
на ошибки,  положительные идеи обоих направлений стали основой, на которой
развилась теория о происхождении человека от животных предков.
     Однако официальная наука  все  еще  считала ученых,  придерживающихся
такой  точки  зрения,  по  меньшей мере  философствующими чудаками.  Новое
учение противоречило церковным канонам, поэтому его обходили молчанием.
     К  числу  первых  поборников новых  взглядов о  естественном развитии
живой природы принадлежал английский врач  Эразм Дарвин,  дед  знаменитого
Чарлза  Дарвина.  В  1794  году  он  издал  книгу  "Зоономия,  или  Законы
органической  жизни",   в   которой   писал   о   постепенном  развитии  и
совершенствовании живых существ.  Закончил он ее словами: "Мир развивался,
а  не был создан:  он начался постепенно с малого,  увеличивался благодаря
деятельности  присущих  ему  основных  сил  и  скорее  вырос,  чем  возник
благодаря всемогущему слову "Да будет!"
     Но  все это было лишь прелюдией к  выступлению первого крупного борца
за  признание  новых,  эволюционных идей  -  французского натуралиста Жана
Батиста Ламарка (1744 -  1829).  В юности родные прочили его в священники,
но он выбрал военную службу,  а  вскоре отказался и от нее,  посвятив себя
изучению медицины и  естественных наук.  В  1793  году  он  занял  кафедру
зоологии беспозвоночных в  Парижском ботаническом саду,  к  которой  тогда
никто  не  проявлял интереса.  На  этой  должности Ламарк сумел  проделать
необычайно  ценную  работу.  Его  жизнь,  заполненная  неустанным  научным
трудом,  закончилась  трагично.  Из-за  многолетней  напряженной работы  с
микроскопом зрение его  стало слабеть.  Последние десять лет  жизни Ламарк
был совершенно слепым.  Окруженный заботой двух дочерей,  он  не прекращал
работы  и  продиктовал  дочери  последний  том  своего  выдающегося  труда
"Зоология беспозвоночных".
     Изучение  растений  и  главным  образом  животных  позволило  Ламарку
сделать вывод, что, несмотря на большую изменчивость признаков, в животном
мире все же  существуют определенные единые основы.  Такой вывод натолкнул
его на мысль о постепенной эволюции животных видов.  Свою теорию, в основе
правильную,   хотя  мы  и  не  можем  сегодня  согласиться  с  многими  ее
положениями,  он изложил в книге "Философия зоологии" (1809). Естественно,
Ламарк не  забыл и  человека.  О  его эволюции он  писал следующее:  "Если
какой-либо род обезьян,  особенно род очень высокоразвитый,  действительно
был  вынужден  условиями  или  другими  причинами отказаться от  жизни  на
деревьях и  если  животные этого  рода  в  течение  многих  поколений были
вынуждены ходить только на  ногах,  то нет сомнения,  что эти четверорукие
существа в  конце-концов превратились в  двуруких и  большие пальцы на  их
ногах  стали  непротивопоставленными,  то  есть  не  располагались  теперь
напротив остальных пальцев. И если эти существа старались к тому же стоять
прямо, чтобы как можно дальше видеть вокруг, и эта привычка сохранялась из
поколения  в  поколение,  то,  несомненно,  и  ноги  их  приобрели  форму,
соответствующую вертикальному положению тела,  и в конце концов они лишь с
очень большим трудом могли передвигаться на  четвереньках.  Если далее эти
животные использовали свои челюсти не  как  оружие,  не  для  того,  чтобы
кусать,  рвать и хватать,  а только для жевания, то и морда их, постепенно
уменьшаясь, превратилась в человеческое лицо". Дальше Ламарк описывал, как
эти  существа приобрели преимущество над  всеми остальными путем изменений
не только в строении тела, но и в психической деятельности.
     Иным  путем  пришел к  таким  же  взглядам на  эволюцию живых существ
другой  выдающийся французский натуралист,  основатель Парижского зоопарка
Этьен  Жоффруа Сент-Илер  (1772 -  1844).  Изучая сравнительную анатомию и
эмбриологию,  он убедился,  что основы строения живых существ едины и  все
они развиваются постепенно из основных форм, или основных типов. Важнейшей
причиной  отклонений  от  основного  типа  он  считал  воздействие внешних
условий.  Сент-Илер не забыл и о вымерших животных,  считая, что среди них
мы должны искать предков современных.
     Крупным   пропагандистом  эволюции  органического  мира   был   также
профессор Московского университета,  известный зоолог и палеонтолог К.  Ф.
Рулье  (1814  -  1858).  Его  работы также  были  близки работам Ламарка и
Сент-Илера.  Рулье  подчеркивал неразрывное единство  между  организмом  и
средой.  Основное значение в изменении живых существ он приписывал функции
их органов.
     Однако в  то время голос этих выдающихся натуралистов не был услышан.
Лишь  в  России у  Рулье были преданные ученики и  последователи,  которые
образовали    тогда    единственную    в     мире    додарвинскую    школу
натуралистов-эволюционистов. К ней принадлежали и люди с довольно громкими
именами, как, например, А. А. Усов, Н. А. Северцов, А. П. Богданов и В. А.
Вагнер.  Однако  подавляющее  большинство ученых  все  еще  придерживалось
взглядов, не противоречивших церковному учению и религиозным догмам.
     Многие были слепыми приверженцами старых воззрений. К ним принадлежал
и знаменитый Жорж Кювье (1769 - 1832), основатель сравнительной анатомии и
палеонтологии,  - в то время он считался одним из  ведущих  ученых.  Кювье
энергично  выступал  против  учения  об эволюции живых существ,  полностью
отвергая его,  и твердо держался догм Линнея о сотворении и неизменяемости
всего живого.  Когда же,  изучая вымерших животных,  он увидел, что каждый
геологический период имел своих типичных представителей,  то сделал вывод,
что  мощные  катастрофы в земной коре периодически уничтожали частично или
полностью все живое.  А затем происходил новый акт творения и земля  опять
заселялась  новыми  живыми  существами.  Это  точка зрения,  известная как
"теория катастроф,  или учение  о  катаклизмах  Кювье",  сильно  тормозила
развитие науки.
     Кювье  энергично выступал против всех  теорий о  постепенной эволюции
живых существ.  Учение Ламарка он  игнорировал,  даже не упомянул о  нем в
своем докладе об  успехах естественных наук.  Лишь в  некрологе на  смерть
Ламарка он  мимоходом заметил,  что  это  учение нельзя принимать всерьез.
Правда,  с Сент-Илером Кювье вступил в спор, но ему нетрудно было выйти из
него победителем.
     Выступления Кювье и  других ученых против идеи эволюции живых существ
оказали  пагубное  влияние  на   естественнонаучное  мышление  той  эпохи.
Казалось даже,  что новым идеям суждено забвение.  Но, к счастью, они были
так интересны и притягательны, что один лишь авторитет громких имен не мог
их  похоронить.  Все  же  прошло  около  полустолетия (с  момента  первого
выступления Ламарка), прежде чем учение об эволюции живых существ получило
всеобщее  признание естествоиспытателей благодаря работам  Чарлза  Дарвина
(1809 - 1882).
     Теперь мы знаем взгляды натуралистов в  момент,  когда в  Неандертале
были  найдены  ископаемые  человеческие кости  и  состоялось  то  памятное
заседание естественнонаучного общества  в  Бонне  с  докладами Фульротта и
Шааффхаузена.  Неандертальская находка удивила и  смутила ученых  также  и
потому,  что в  то время знаменитое изречение Кювье "Ископаемый человек не
существует!" пользовалось всеобщим и полным признанием, хотя сам Кювье уже
давно умер,  а  знаменитый труд Чарлза Дарвина "О происхождени