овеет рассвет следующего
дня.  Под нависшей скалой у костра все так же лежит юноша,  он по-прежнему
без  сознания.  Вокруг  беспокойным  сном спят его соплеменники.  Не спит,
сторожа раненого,  только седой старик. Пристально, испытующе вглядывается
он в лицо юноши, словно хочет прочесть на нем, вернется ли Уан к жизни или
навсегда покинет племя.
     Раненый  тихо  застонал.  Старик  протянул руку,  прикоснулся ко  лбу
юноши,  словно желая унять боль.  Печаль отразилась на его лице -  раненый
горел в лихорадке.
     Снова послышался стон, еще и еще. Юноша мечется, голова его дергается
из  стороны в  сторону.  Это  боль терзает Уана острыми иглами,  лишая его
сознания.  Старик не  знает,  что  делать,  как помочь,  и  только грустно
смотрит вокруг.
     Внезапно юноша  испускает ужасный крик.  Все  просыпаются и  бегут  к
нему.  А  раненый продолжает метаться в  бреду,  кричит,  затихает,  снова
стонет.  Вот  он  успокоился,  замолк.  Но  это длится недолго.  Он  снова
дергается,  жалобно стонет.  И  вдруг его тело вытягивается,  он открывает
глаза и,  ничего не  видя,  смотрит куда-то перед собой.  Потом он хрипит,
голова беспомощно свешивается и он замолкает,  теперь уже навсегда,  -  он
умер.
     Женщины с громкими криками разбегаются,  а мужчины хмуро стоят вокруг
своего товарища.  Боль и сострадание переполняют их сердца, но они обязаны
владеть собой,  потому что они -  мужчины,  охотники.  Они должны скрывать
свои чувства.
     Старик,  что всю ночь сидел возле раненого,  тоже неподвижен.  Помочь
уже  нельзя.  И  чувства,  обуревающие его,  сменяются мыслью,  что  племя
лишилось смелого молодого охотника и это очень плохо для всего племени. На
лице старика появляются глубокие складки.  Жалость и  горе отступают перед
заботами завтрашнего дня.
     Тело Уана лежит в том месте,  где он умер. Выражение нестерпимой боли
постепенно сходит  с  его  лица.  Руки  вытянуты  вдоль  туловища,  голова
покоится на подстилке из мха.
     Неподалеку несколько мужчин  опустились на  колени и  острыми камнями
копают  яму.  Окончив,  они  осторожно подняли  тело  Уана  и  перенесли к
углублению.  Подровняв стенки,  опустили Уана  в  яму.  Повернули на  бок,
подтянули колени к груди,  правую руку завели под голову. Теперь тело Уана
лежит так,  как он всегда спал у костра.  Вокруг головы разместили большие
осколки кремня.  Один камень -  прямо под голову, а острый камень, который
он брал с собой на охоту,  -  возле руки.  Рядом -  другие камни,  которые
нужны для работы.
     В яму кладут самые вкусные куски мяса - и начинают закапывать. Каждая
пригоршня песка и  глины все больше скрывает тело мертвого Уана от  взоров
плачущих  женщин.  А  вокруг  стоят  мужчины.  Время  от  времени,  словно
похоронная песнь, слышен горестный стон.
     Солнце ушло за гору, ночная тьма сменила сумерки.
     Под скалой полыхает огонь.  Он будет гореть всю ночь. Дети спят прямо
здесь,  на куче сухой травы, мха и звериных шкур. А все остальные, мужчины
и женщины,  бодрствуют. Их одолевает страх. Даже если тот, кто умер, укрыт
землей и  тяжелые камни  лежат  сверху,  все  равно  его,  мертвого,  надо
бояться. Надо что-то сделать, чтобы он не причинил зла живым.
     Они ничего не знают о  смерти и  мертвых.  Но в  такие часы храбрость
покидает их сердца.  Приходит страх,  а за ним - беспомощность. И только в
одном видят они спасение - бежать от мертвого.
     И вот,  когда наступает день и солнце снова поднимается над вершинами
гор, племя уходит. Под нависшей скалой остается только погибший юноша.
     Время стерло следы, оставленные соплеменниками юного охотника. Прошли
тысячелетия.  И настал день,  когда его вечный сон был потревожен. Об этом
стоит рассказать.


     В  первых числах марта 1900  года  швейцарский археолог Отто  Гаузер,
который вел раскопки в  долине Везера во Франции,  поздно вечером вернулся
на ночлег.  Объезжая раскопки, он устал и промок. В прилепившейся у склона
горы хижине, где он жил, Гаузер переоделся. Но едва опустился на стул, как
кто-то сильно постучал в дверь.
     Гаузер открыл.  Это  оказался один из  его  рабочих.  Запыхавшийся от
быстрой езды на  велосипеде,  совершенно промокший,  он  рассказал,  что у
деревни Ле Мустье под нависшей скалой они вскрыли культурный слой и  в нем
обнаружили человеческие кости. Работы сразу приостановили, и он отправился
в путь.
     Похвалив  рабочего за  осторожность,  Гаузер  немедленно отправился к
месту находки. Когда они добрались до Ле Мустье, оба промокли до нитки. Но
что такое ливень по сравнению с тем, зачем они ехали?
     Прибыв на  место,  Гаузер сразу убедился,  что  найдены действительно
кости  человека  и  лежат  они  в  окружении кремневых орудий  на  глубине
полутора метров в  совершенно нетронутом культурном слое.  Чтобы  избежать
разногласий  относительно  возраста  найденных  останков,   Гаузер   решил
немедленно  приостановить работы  и  продолжить их  только  в  присутствии
компетентной  комиссии.   Кости  тщательно  присыпали  землей,   чтобы  не
повредить.
     Первая  комиссия  собралась  только  18   апреля.   Она  состояла  из
нескольких  французских врачей  и  чиновников.  На  глазах  присутствующих
Гаузер удалил слой  земли,  под  которым находились кости.  Когда комиссия
осмотрела  их,  Гаузер  объявил,  что  попытается  отыскать  и  череп.  По
расположению костей  он  приблизительно определил место,  где  должна была
находиться голова.  И в самом деле!  Несколько раз осторожно копнув землю,
он наткнулся на верхнюю часть черепа.
     Находку сфотографировали,  составили протокол,  который подписали все
свидетели и  заверил нотариус.  Гаузер снова  осторожно прикрыл землей все
кости и  только что  найденный череп,  чтобы защитить их  от  губительного
действия атмосферы. Позаботился он и о том, чтобы находка не стала добычей
посторонних или любопытных.  Удивительно,  но Гаузер не поддался искушению
закончить  раскопки,   а  терпеливо  ждал,   пока  соберутся  специалисты,
предвидя,  что геологический возраст слоя,  в  котором найден человеческий
скелет, может стать поводом для споров.
     Гаузер разослал во все концы света около шестисот приглашений.  Позже
он с горечью отмечал, что отозвались на них только девять немецких ученых.
Девятого    августа,    по    окончании    конгресса    антропологов    во
Франкфурте-на-Майне,  они прибыли в  Ле  Мустье.  Группу ученых возглавлял
Герман Клаач.
     Еще по дороге в Ле Мустье Клаач выразил несогласие с мнением Гаузера,
что  найденный  скелет  принадлежал неандертальцу.  Клаач  не  верил,  что
останки неандертальца можно  обнаружить в  столь древних слоях.  Когда они
прибыли,  Гаузер осторожно снял  верхний слой  земли и  обнажил кости.  Но
извлечь  их  оказалось нелегко.  Скелет  был  сильно  поврежден,  и  кости
буквально рассыпались от  прикосновения.  За  это  трудное дело взялся сам
Клаач.  С  величайшей осторожностью он  по одной извлекал кости из влажной
земли,  давал им немного подсохнуть и покрывал клеем.  Но, несмотря на все
предосторожности,  кости таза и нижнюю часть позвоночного столба сохранить
не удалось.
     С особой тщательностью Клаач откапывал череп, темя которого выступало
из земли. Следует сказать, что, когда он добрался до лобной части и увидел
массивный надглазничный валик,  его  мнение  относительно возраста находки
поколебалось.
     - Если и челюсти, особенно нижняя, окажутся столь же примитивными, то
перед  нами,  дорогой  господин Гаузер,  действительно самая  значительная
антропологическая находка из всех, какие сделаны до сих пор! - сказал он.
     Обрадованный  этим   замечанием,   Гаузер   терпеливо  ждал.   Вскоре
показалась верхняя  челюсть,  в  которой  отлично  сохранились шестнадцать
зубов. Все внимательно следили за Клаачем. Еще горсть земли - и в его руке
нижняя челюсть.
     - Мы нашли его!  Это неандерталец,  мощный и примитивный!  - радостно
заключил Клаач и, обратившись к Гаузеру, добавил: - Ваш диагноз правилен -
сомнения исключены!
     Работы  продолжались.   К  12  августа  1908  года,  когда  они  были
завершены, ученые уже знали, что скелет принадлежал молодому неандертальцу
охотнику,  которого не бросили,  а погребли, похоронили. Он лежал на боку,
колени  были  подогнуты к  груди,  правая рука  -  под  головой,  а  левая
протянута вперед.  Голова  покоилась на  больших  камнях,  вокруг  скелета
уложены кремневые орудия и  кости животных.  Одна  кость обгоревшая.  Рост
неандертальского юноши около 160 сантиметров, возраст 16 - 18 лет.
     Драгоценный скелет,  найденный под  Ле  Мустье  (его  называют обычно
мустьерским),   не   остался  во  Франции.   Вместе  с   другим  скелетом,
обнаруженным в  еще более древних слоях,  Гаузер продал его в  Германию за
160 тысяч марок (по тогдашнему курсу).  Он не искал выгод,  а просто хотел
вернуть себе  хотя бы  часть средств,  истраченных за  полтора десятилетия
поисков.   Однако  ему  не  повезло.   Банк,   в  котором  лежали  деньги,
обанкротился,  и  три четверти вклада обратились в  ничто.  А  французская
пресса  начала кампанию против Гаузера за  то,  что  он  продал находку за
границу.
     Я  понимаю недовольство французов,  но не могу строго судить Гаузера,
зная,  сколько собственных средств вложил  он  в  многолетние поиски,  тем
более что  Франция не  могла тогда взять на  себя  бремя этих  расходов и,
самое большее, отметила бы Гаузера наградой.
     Так  случилось,  что скелет мустьерского человека попал в  Берлинский
музей.  Известно,  что,  приезжая из  Швейцарии в  Берлин,  Гаузер  всегда
отправлялся туда, чтобы положить у витрины со скелетом букет роз.
     Древние скелеты,  найденные Гаузером,  могли бы  остаться за  стеклом
музея и  до  наших дней.  Однако во время второй мировой войны оба черепа,
представляющие особую  ценность,  хранились отдельно  и  пропали*,  а  все
остальное было  спрятано в  подвалах музея до  февраля 1943  года,  пока в
здание не  попала тяжелая бомба.  Оно  было разрушено и  охвачено пожаром.
Очевидно,  скелеты тогда и погибли, потому что в 1945 году, когда начались
раскопки  руин,  удалось  найти  лишь  несколько обломков  костей.  Судьба
утраченных научных сокровищ говорит о многом.  Тысячелетия пролежали они в
земле.   Их  извлекли  оттуда  с  величайшим  благоговением  и  еще  почти
полстолетия хранили в музее.  И нескольких мгновений оказалось достаточно,
чтобы война уничтожила их.  Никто и никогда уже не положит букет у витрины
с останками мустьерского человека.
     _______________
          * Череп юноши  из  Ле  Мустье  был  обнаружен  среди  материалов
     Берлинского  музея,  переданных в свое время Советским правительством
     правительству Германской Демократической Республики. - Прим. ред.

     Находка в Ле Мустье вызвала естественное недоумение антропологов, так
как после раскопок в  Крапине они представляли себе неандертальцев грубыми
примитивными существами,  чьи сердца не знали чувства сострадания. А здесь
ученые были поставлены перед неизвестным ранее фактом,  что неандертальцев
связывали  более  глубокие  отношения,  раз  они  хоронили  своих  мертвых
соплеменников,  а  не  оставляли их  на  съедение диким зверям.  Поскольку
погребение мертвых всегда сопряжено с  каким-то  культом,  после  открытия
мустьерского человека неандертальцы предстали уже в  совершенно ином свете
чем после раскопок в  Крапине.  Существует мнение,  что каннибализм уходит
своими корнями в  самые  истоки истории человечества;  после находки в  Ле
Мустье мы можем утверждать: сочувствие и благоговение - категории не менее
древние.
     И  это  на  самом деле так.  Юношу,  чей скелет нашли под Ле  Мустье,
соплеменники погребли со всеми почестями. Его поза, предметы, положенные в
могилу,  кости  животных -  остатки пищи,  которой снабдили его  в  вечную
дорогу, - все это характеризует отношения между людьми.
     Можно возразить - и не без основания, - что одна-единственная находка
еще не дает права на столь далеко идущие выводы. Но находки повторялись. В
том же 1908 году,  когда и Гаузер совершил свое открытие,  в пещере Буффиа
неподалеку от Ла Шапелль-о-Сен в  департаменте Коррез в  Южной Франции был
обнаружен еще один скелет.  Его нашли аббаты А.  Ж. Буиссонье и Г. Бардон.
Скелет был также захоронен на  глубине около 60  сантиметров,  вокруг тоже
лежали каменные орудия, а череп покоился на "подушке" из камня. Могила эта
- явное свидетельство чувства сострадания у тех, кто ее оставил. Если в Ле
Мустье был похоронен молодой, здоровый мужчина, которым племя дорожило как
охотником и бойцом,  то в Ла Шапелль-о-Сен -  человек с острым воспалением
суставов.  К концу своих дней он был в таком состоянии, что никакой пользы
племени приносить не мог.  Скорее наоборот - он был обузой. И тем не менее
соплеменники похоронили со всеми почестями этого калеку, у которого к тому
же было сильное нагноение челюстей.


     Не  удивительно,  что находки в  Ле Мусти и  Ла Шапелль-о-Сен вызвали
множество откликов  во  французской прессе.  В  газетах  стали  появляться
статьи о  недостающих звеньях между обезьяной и  человеком.  Журналисты со
свойственной  им  порой  склонностью  к  сенсациям  напечатали  фотографию
естествоиспытателя Марселена Буля с черепом гориллы в руке, утверждая, что
это -  вновь открытый и  описанный именно Булем череп неандертальца из  Ла
Шапелль-о-Сен.  Мы  назвали неандертальца из  пещеры  в  Ла  Шапелль-о-Сен
старым.   Так  ли  это?  При  беглом  осмотре  можно  сказать,  что  череп
действительно принадлежал старику.  И  все-таки  это  ошибка:  стариком мы
сочли бы мужчину,  которому едва исполнилось сорок лет - все передние зубы
его выпали из-за нагноения.
     Два года  спустя  вслед за находкой в Ла Шапелльо-Сен последовала еще
одна - неподалеку от Ле Бюг в департаменте Дордонь,  а  еще  через  год  -
снова  на  том  же  месте.  Находки  продолжались,  и  среди  них  - самая
знаменитая, сравнительно недавняя находка в пещере Тешик-Таш в Узбекистане
(речь о ней впереди).


     Итак,  примитивные неандертальцы оставили  нам  много  свидетельств о
себе,  которые позволяют утверждать,  что  они уже хоронили своих мертвых,
следовательно,   задумывались  о  явлениях,  интересующих  человечество  и
сегодня...  Непосредственным поводом к таким размышлениям была,  вероятно,
естественная или  насильственная смерть  одного из  соплеменников.  Почему
тело внезапно перестало двигаться?  Что  ушло из  него,  отчего оно  стало
бездыханным?  Оттого,  что не  набирает больше воздуха или оттого,  что из
него уже не течет кровь?  Ответить на эти сложные вопросы древние люди еще
не могли.
     Да и не это было самым главным. Но им, даже не знавшим причин смерти,
предстояло определить свое отношение к тому, кто бездыханным лежал где-то,
а по ночам,  в их  снах  ожившим  возвращался  к  людям.  Из  всего  этого
неандерталец  должен  был  сделать вывод,  что смерть не прерывает связи с
живыми,  что мертвые продолжают таинственно жить и приносят  неприятности.
Может  быть,  именно  так неандерталец пришел к мысли,  что следует как-то
защитить себя от мертвого - положить его возле огня,  у которого он жил, в
землю  и  укрыть  землей,  чтобы  он не мог выйти.  Мы не утверждаем,  что
неандертальцы думали именно так,  но подобные мысли вполне могли появиться
у них, побуждая предать мертвого земле и покинуть место погребения.
     По  некоторым  находкам  мы  знаем,  что  неандертальцы  клали  своих
покойников на  бок,  заводили правую руку  под  голову,  подгибали ноги  к
груди.  Так же делали охотники на мамонтов и  северных оленей в начале и в
конце  каменного века.  Подобные погребения мы  находим даже  в  бронзовом
веке,  и  только в погребениях более позднего времени такое положение тела
встречается в единичных случаях.
     Именно   положение  ног   захороненных  привлекало  внимание   многих
исследователей.  Интерес усиливался тем,  что период, к которому относится
этот  обычай,   длился  тысячелетиями.   Тем  не  менее  дать  достоверное
объяснение ему нелегко,  да и  причины могли меняться в разные времена и у
разных племен.  Для неандертальцев наиболее правдоподобным кажется простое
объяснение,  что положение тела покойника соответствовало позе человека во
время сна. И если мы вспомним, что правая рука захороненных неандертальцев
лежала под головой,  то трудно отделаться от мысли, что покойник находился
в могиле в том самом положении, в каком он засыпал у костра после трудного
дня.
     Каменные орудия и обгоревшие кости были найдены рядом со скелетами во
многих  погребениях неандертальцев.  Значит,  покойнику обязательно что-то
"дарили в  дорогу".  Если  предположить,  что  у  неандертальцев уже  были
какие-то  мысли о  загробной жизни,  то  эта жизнь казалась им своего рода
продолжением земной,  хотя и должна была чем-то отличаться от нее.  Только
так можно объяснить присутствие в  могилах орудий труда и  охоты и  запаса
еды.
     Мы не знаем,  как выглядела церемония погребения у неандертальцев. Но
если  она  существовала,   то   была  несложной:   до  развитых  культовых
представлений было еще далеко.  Может быть,  обряд выражал не  только горе
потери,  которая была особенно чувствительной для небольших племен,  но  и
страх перед умершим,  и  именно поэтому племя,  похоронив мертвого у  огня
(или иногда прямо на  кострище),  всегда оставляло это  место и  больше не
возвращалось.
     На   этом   можно  было   бы   закончить  наш   разговор  о   могилах
неандертальцев.  Но  я  думаю,  что  долг каждого,  кто берется рассказать
популярно о  вещах  специальных,  состоит и  в  том,  чтобы изложить также
противоположные или несовпадающие взгляды. А в дискуссии о неандертальских
погребениях было высказано много различных мнений.
     Есть    ученые,    которые   оспаривают   сам    факт   существования
неандертальских  погребений.   Некоторые  допускают,   что   неандертальцы
закапывали мертвых.
     Это не было правилом - иначе нам  было  бы  известно  гораздо  больше
целиком сохранившихся скелетов. Эти ученые подчеркивают, что предание тела
земле было просто необходимым:  спустя самое короткое время тело  начинает
разлагаться,  а  запах  гниения  не  только  неприятен  для  живых,  но  и
привлекает диких зверей.  Поэтому живым не оставалось ничего другого - они
должны были закопать мертвого или покинуть это место. Часто они закапывали
мертвых уже потому,  что,  как утверждают эти ученые, жили в какой-то мере
оседло.
     Трудно  согласиться с  такой  точкой зрения.  Неандертальцы были  еще
типичными  охотниками и  собирателями;  приписывать им  элементы  оседлого
образа жизни неправильно.  Они должны были кочевать,  потому что их  жизнь
зависела от  диких животных и  съедобных растений.  И  если там,  где  они
находились, пропитания не хватало, им приходилось двигаться дальше, хотели
они того или нет: их заставляли нужда и голод.
     Нельзя полностью присоединиться и к тому мнению, что мертвых засыпали
землей,  чтобы не уходить с  обжитого места.  Прежде всего,  неандертальцы
никогда не клали мертвых в глубокие ямы.  Глубина их могил - всего 25 - 30
сантиметров,  так  что запах разлагающегося тела проникал бы  сквозь такой
слой земли.  Кроме того,  они могли бы избавиться от трупа гораздо проще -
бросить его  в  воду,  в  пещеру или глубокое ущелье.  Несомненно,  многие
племена часто так и  поступали.  Но следует помнить,  что неандертальцы по
своему  физическому типу  были  далеко  не  однородны (об  этом  мы  будем
говорить дальше).  Значит,  их мышление,  их представления о  тех или иных
явлениях,  которых они  еще не  понимали,  также могли быть неодинаковыми.
Конечно,  то же можно сказать и об их психике.  Именно поэтому одни группы
хоронили своих соплеменников, а другие - нет.
     Правда,  известны находки неандертальских останков,  о которых нельзя
сказать уверенно как о захоронениях. Это ск