стремился оказать помощь своим новым
друзьям -  молодым питерским литераторам.  "Есенин,  -  замечает по  этому
поводу М. П. Мурашев, - не только читал мне свои новые стихи (некоторые из
них  были  написаны им  у  меня),  но  и  приносил ко  мне  рукописи своих
товарищей с просьбой где-либо их пристроить.  Это не всегда удавалось.  Не
смог  я,  в  частности,  тогда быстро "продвинуть" в  один  из  журналов и
рукопись Чернявского,  что,  как видно из письма, очень огорчило Есенина".
Вот текст этого письма:
   "Дорогой Миша!
   Заглядывал к  тебе Есенин и скорбно повернул обратно.  Дело в том,  что
Чернявскому очень нужна его рукопись.  У  него умер в  семье старший брат.
Сейчас ему нужны деньги, и он хочет статью эту напечатать.
   Сергей.
   Скоро зайду".


   "РАДУНИЦА" И "СТРАДА"
   Веселый,  шумный  прибежал  Сергей  Есенин  в  это  февральское  утро к
Мурашеву.  Не  терпелось  побыстрее  показать  другу  свое первое детище -
сборник  стихов "Радуница". Давно ли заключил соглашение с издателем М. В.
Аверьяновым,  в  котором  говорилось:  "1915  года,  ноября  16 дня продал
Михаилу Васильевичу Аверьянову в полную собственность право первых изданий
в  количестве трех тысяч экземпляров моей книги стихов "Радуница" на сумму
сто  двадцать  пять  рублей..."  И  вот уж в руках только что отпечатанные
авторские  экземпляры своей книги. На "Радунице", подаренной в тот день М.
П. Мурашеву, он написал:
   "Другу славных дел о Руси, "Страде великой", Михаилу Павловичу Мурашеву
на добрую память.
   Сергей Есенин. 4 февраля 1916 г. Петроград".
   - И  книга  и  надпись эта  мне  многое  напоминают,  -  заметил Михаил
Павлович.
   Вместе  с  С.  М.  Городецким и  Г.  В.  Клочковым М.  П.  Мурашев  был
учредителем  литературно-художественного  общества  "Страда",  в  создании
которого живое участие принимал Есенин.
   17  октября 1915  года  у  С.  М.  Городецкого состоялось учредительное
собрание членов общества. Есенин был на этом собрании. Первоначально планы
были  большие.   В  уставе  "Страды"  говорилось:  "Общество  имеет  целью
всестороннее содействие  развитию  и  процветанию  народной  литературы  и
распространение ее  художественных образцов...  Для  достижения означенной
цели общество имеет право...  издавать книги,  журналы,  газеты,  народные
картины, устраивать публичные собрания, лекции, концерты, спектакли..."
   - Есенин,  -  вспоминает  М.  П.  Мурашев,  -  развивал  идею  создания
крестьянского журнала,  хотел  вести  отдел  "Деревня",  чтобы познакомить
читателя с тем, как она живет, чем болеет.
   "Я бы стал писать статьи,  - говорил Есенин, - и такие статьи, что всем
чертям было бы тошно!"
   Журнал организовать нам не  удалось,  но сборник собрали скоро.  Сергей
поместил в нем стихотворение "Теплый вечер",  которое только что привез из
деревни...
   Было  проведено несколько литературных вечеров "Страды",  Один  из  них
посвятили творчеству Есенина и  Клюева.  Сохранилось печатное извещение об
этом вечере. В нем говорилось:
   "Совет литературно-художественного общества "Страда" приглашает Вас  на
закрытый вечер,  посвященный произведениям народных поэтов Н.  А. Клюева и
С.  А.  Есенина,  имеющий быть в  четверг 10  декабря 1915 года в  8  час.
вечера,  в помещении о-ва "Страда",  Серпуховская, 10 (Зал Т-ва Гражданск.
инженеров)".
   Далее приводилась программа вечера:
   "1.  Слово "Страды" о  народных поэтах Н.  А.  Клюеве и С.  А.  Есенине
прочтет И. И. Ясинский.
   2. Н. А. Клюев }
   3. С. А. Есенин } прочтут свои стихи.
   4.  "Русские  песни"  исполнит  хор  гусляров  под  управлением  Н.  Н.
Голосова.
   5. Л. А. Арсеньева } артисты Малого театра прочтут
   6. В. В. Игнатов   } стихотворения Н. Клюева и
   7. В. К. Устругова } С. Есенина.
   Русские сказки и стихотворения Н. А. Клюева".
   По  существу, это был первый творческий вечер Сергея Есенина. В ту пору
ему было двадцать лет!
   К  сожалению,   задуманное  издание  книг,  газет,  широкое  проведение
публичных лекций, концертов осуществить не удалось. Сказались материальные
и иные затруднения. Вскоре "Страды" не стало. Но те беседы, горячие споры,
которые вспыхивали в "Страде", оставили добрый след в душе молодого поэта.


   "ЗАВТРА ПРИЗЫВАЮСЬ..."
   Впервые Сергей Есенин призывался в  армию у  себя на родине,  в Рязани,
летом 1915 года.  Тогда он получил временную отсрочку.  "От военной службы
меня до осени освободили. По глазам оставили. Сперва было совсем взяли", -
сообщал он в письме из Константинова в Петроград В.  С. Чернявскому. После
отсрочки Есенин призывался в  Петрограде.  В  воспоминаниях,  написанных в
1926 году, М. П. Мурашев рассказывает, какое участие принял он в это время
в судьбе поэта.
   Значительно позднее в  своем  архиве Михаил Павлович обнаружил автограф
письма Есенина, в котором поэт писал:
   "Дорогой Миша.
   Заходил и не застал тебя.
   Завтра призываюсь.
   Сергей".

   - Было это  17  марта 1916 года.  Я  хорошо помню.  Это точная дата,  -
подчеркивал М.  П.  Мурашев.  В  подтверждение своих слов  он  показал мне
другой  автограф Есенина.  Он  был  под  портретом поэта,  который  Есенин
подарил,  уходя в  армию,  М.  П.  Мурашеву.  -  Перед уходом в  армию,  -
вспоминает  Михаил  Павлович,  -  Сергей  принес  мне  на  сохранение свои
рукописи, а черновые наброски на моих бланках передал мне со словами:
   "Возьми эти наброски,  они творились за  твоим столом,  пусть у  тебя и
остаются..."
   После  обеда,  когда  перешли  в  кабинет,  он  прочел  несколько новых
стихотворений и в заключение преподнес мне свой портрет, написав на нем:

   "Дорогой дружище Миша,
   Ты, как вихрь, а я, как замять:
   Сбереги под тихой крышей
   Обо мне любовь и память.
   Сергей Есенин. 1916 г., 15 марта".


   КОРЗИНКА С РУКОПИСЯМИ
   Когда Есенин служил санитаром в  одном из царскосельских лазаретов,  М.
П.  Мурашев бывал у него не один раз. Радостно встречал его Есенин в своей
маленькой комнатке, где он жил вместе с тремя солдатами-санитарами.
   Когда же он сам попадал в Петроград, то старался заглянуть к Мурашеву и
если не заставал его, то оставлял короткие письма или записки. Вот один из
таких есенинских автографов:
   "Дорогой Миша!
   Ау!
   Еду в Крым (с поездом).  В мае ворочусь.  Живи,  чтобы всем чертям было
тошно,  и  поминай меня.  Что-нибудь для  тебя покопаю там.  Поезд сегодня
уходит в 6 ч.
   Сережа".

   - В этом небольшом своем послании ко мне,  - рассказывал М. П. Мурашев,
- Есенин сообщал о своей первой поездке санитаром с полевым царскосельским
военно-санитарным поездом.
   Иногда  Есенин  обращался с  просьбами к  М.  П.  Мурашеву через  своих
товарищей-солдат. В сентябре 1916 года он прислал Михаилу Мурашеву письмо,
просил забрать у Клюева его корзинку с личными вещами и рукописями.
   "Друг  Мишель, выручи, пожалуйста, из беды. В Петроград меня ни за что,
по-видимому,  не  пустят,  а  корзинку  мне так хочется к тебе пристроить,
прямо-таки  слов нет. Поезжай или сходи к Клюевым и скажи, что так, мол, и
так,  его  не  пускают и не пустят, поэтому она ему нужна (сиречь корзинка
та). Ключ я оставил или в замке, или у них на окне. Свободен будешь, заедь
на  минутку, уж мы давно, кажись, не виделись и не мешало бы поговорить, а
поговорить  есть  кой  о  чем...  Кланяется твоим портретам, которые я так
люблю, граммофону и музыкальным моментам
   Друг твой
   Мандолина
   и если хочешь, пожалуй, он и Сергей Есенин".
   - В  кабинете у  меня были портреты Блока,  Куприна с  их автографами и
другие. Им-то и кланялся Есенин, - заметил М. П. Мурашев.
   - А граммофон? - поинтересовался я.
   - Я был не очень большой поклонник граммофона,  но Есенин говорил,  что
иногда на концерт не попадешь,  а  музыку послушать хочется.  Тогда по его
предложению мы пошли и  купили граммофон и  пластинки.  Есенин очень любил
слушать "Музыкальный момент" Шуберта.


   "ЭТО МЫ С ТОБОЙ"
   В  те  памятные дни 1956 года я  стал часто бывать у  Михаила Павловича
Мурашева.  Он передал мне фотокопии рукописей Есенина, подарил фотографии,
на одной он снят вместе с  поэтом.  Каждый раз я  узнавал от него что-либо
новое,  все  больше убеждаясь,  какой  это  был  большой и  настоящий друг
Есенина.
   В одну из наших последних встреч,  когда Михаил Павлович был уже тяжело
болен,  он  показал мне  рисунок -  у  обрыва две березки:  одна побольше,
другая поменьше; стоят они тихо, о чем-то задумавшись. Вверху крупно: "Это
мы с тобой", а ниже: "С. Е".
   За  несколько дней до  отъезда в  Ленинград в  декабре 1925 года Сергей
Есенин зашел к Мурашеву.  Был он чем-то удручен.  Чтобы как-то отвлечь его
от невеселых дум,  последний достал из шкафа свои старые альбомы и книги с
автографами.
   - Я знал,  -  вспоминает Михаил Павлович,  - Есенин любил рассматривать
мои альбомы,  при этом он всегда оживленно вспоминал свой приезд в  Питер,
Блока,  наши  встречи.  В  этот  раз,  перелистывая знакомые страницы,  он
подолгу молчал.  Я,  не желая ему мешать,  по старой своей привычке,  стал
рисовать большим пером и  чернилами.  Сам не  знаю,  почему-то нарисовал я
обрыв,  две березки.  Когда Есенин увидел этот рисунок, он взял карандаш и
написал:  "Это  мы  с  тобой".  Немного помолчал после этого и  неожиданно
попросил проводить его.
   Так они расстались. Это была их последняя встреча.



"КАНТАТА"
   7  ноября  1918  года... "К 11 часам Красная площадь запружена народом.
Раздаются  звуки  "Интернационала",  и стройными рядами начинают прибывать
войска.  С  Театральной площади направляется колонна Всероссийского ЦИК...
Колонна  подходит  к  башне,  где  мемориальная  доска. Сюда же подходит и
устраивается  колоссальный  хор  и  оркестр  "Пролеткульта"...  По площади
движется   большая   колонна   членов   VI   съезда  Советов...  Торжество
начинается...  В. И. Ленин, поднятый на руки окружающими, срезал ножницами
печать   на  задрапированной  доске,  и  покров  падает  к  ногам.  Глазам
присутствующих  представляется  белокрылая  фигура  с веткой мира в руке и
надписью:  "Павшим в борьбе за мир и братство народов". Площадь оглашается
скорбными  звуками... склоняются знамена. Вся площадь, вся толпа, как один
человек,  обнажает  головы".  Скупые  строки газетной заметки из "Вечерних
известий  Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов" за 8 ноября
1918  года воскрешают знаменательное событие первых лет Октября, с которым
непосредственно   связана   история   одного   стихотворения   Есенина.  К
торжественному открытию кремлевской мемориальной доски вместе с поэтами М.
Герасимовым  и  С.  Клычковым  он  написал  "Кантату",  посвященную памяти
погибших борцов революции:

   Спите, любимые братья.
   Снова родная земля
   Неколебимые рати
   Движет под стены Кремля.

   Долгое  время  оставалось неизвестным,  как  была  написана  "Кантата",
почему авторами ее стали эти три поэта.  Я  заинтересовался этим впервые в
1957 году и вот при каких обстоятельствах.  В одном из архивов я обнаружил
тогда автограф неизвестного киносценария "Зовущие Зори", авторами которого
оказались все те же три поэта и поэтесса Надежда Павлович. Как мне удалось
установить,  написан сценарий был  в  том же  1918 году.  Я  несколько раз
встречался с  Надеждой Александровной Павлович,  а затем тогда же,  в 1957
году,  побывал в  мастерской у Сергея Тимофеевича Коненкова.  Он рассказал
мне много интересного о "Кантате" и своих встречах с Есениным.
   - Привел его ко мне в мастерскую впервые поэт Сергей Клычков. Случилось
это  незадолго до революции. Позднее, после семнадцатого года, Есенин стал
бывать  у  меня  в мастерской довольно часто. Много раз он приезжал ко мне
вместе с Айседорой Дункан, иногда вместе с Клычковым и другими поэтами.
   Разговор перешел к  истории создания мемориальной доски для Кремлевской
стены.
   - К  первой  годовщине  Октябрьской революции  было  решено  установить
обелиск на Кремлевской стене в память о героях революции, павших в боях за
свободу.  Московский Совет объявил конкурс. По конкурсу прошел мой проект,
и  мне было поручено сделать мемориальную доску-надгробие.  Я  приступил к
работе.  Времени было мало. В мастерской в те годы у меня бывали Клычков и
Есенин.  Как-то в разговоре с ними я сказал,  что хорошо бы написать стихи
для  торжественного  открытия  мемориальной  доски.   Они  живо  и  охотно
откликнулись  на  мое  предложение.   К  ним  подключился  и  поэт  Михаил
Герасимов,  с  которым в  то  время  Есенин  был  близок.  Композитор Иван
Николаевич Шведов написал на стихи Есенина,  Клычкова и Герасимова музыку.
Так появилась "Кантата".  На  торжественном митинге,  посвященном открытию
мемориальной доски,  который состоялся в первую годовщину Октября, оркестр
и  хор исполнили "Кантату".  На  митинге выступал Владимир Ильич Ленин.  У
меня  сохранилась фотография,  на  которой  запечатлен момент  выступления
Ленина. Среди слушающих речь Ленина можно разглядеть и меня.
   Я  интересуюсь,  были  ли  на  митинге  Есенин,  Клычков  и  Герасимов.
Воскрешая  в  памяти  события  тех  незабываемых дней,  Сергей  Тимофеевич
говорит:
   - Скорее всего,  были.  Я помню, что домой с митинга мы шли все вместе.
Были с нами и Клычков и Есенин.
   - Какова  же  дальнейшая  судьба  автора  музыки,  сохранились ли  ноты
"Кантаты"?
   -  Иван Николаевич Шведов умер. А ноты, - замечает Сергей Тимофеевич, -
кажется, потом передали в Большой театр.
   Заходит разговор о поэзии Есенина.
   - Есенин - большой поэт, глубоко народный. Он хорошо знал жизнь России.
Корнями своими его поэзия уходит в глубины народного творчества. В этом он
схож с Кольцовым.  Хотя,  несомненно,  он крупнее и шире последнего.  Беда
Есенина,  да и не одного его, в том, что не было у него, Кольцова и других
поэтов,  вышедших из  крестьян,  той  культуры,  которая была  у  Пушкина,
Тургенева,  Толстого,  Блока.  Культуры им не хватало, и это не их вина, а
вина эпохи. Все это, конечно, сказалось и на поэзии Есенина.
   - Представление о  Есенине как  народном самородке,  который был  почти
необразован,  в  свете  последних  материалов о  жизни  поэта  нуждается в
серьезных уточнениях, - замечаю я.
   - Возможно, возможно, - произносит Сергей Тимофеевич и как-то незаметно
начинает  размышлять вслух  о  днях  нашей  жизни,  судьбах  человечества,
будущем народов мира...
   Прошу  Сергея  Тимофеевича рассказать,  как  он  создавал  скульптурный
портрет Есенина.
   - Толчок к этому дал Есенин.  Несколько раз он просил меня вылепить его
портрет.  Я  сделал вначале наброски карандашом,  когда он позировал.  Эти
рисунки позднее я подарил Айседоре Дункан, у меня, к сожалению, сохранился
только один из  них.  После этого я  приступил к  работе над  скульптурным
портретом Есенина.  Мне хотелось запечатлеть поэта в тот момент,  когда он
читает свои  стихи.  Во  время чтения Есенин обычно,  вскинув над  головой
правую руку,  как  бы  бросал ею  в  окружающих изумруды своих поэтических
образов.  Именно таким я  и попытался его запечатлеть в своем скульптурном
портрете.  Примерно в  то же время мной был сделан и  скульптурный портрет
Айседоры Дункан.
   - Сергей Тимофеевич, вы не думаете вернуться к вашей работе над образом
Есенина?
   Некоторое время скульптор молчит, потом рассказывает:
   - Живя  за  границей,  я  однажды  вылепил  фигуру  Есенина  из  гипса.
Фотографию этой фигуры я тогда послал в Москву.  Через некоторое время мои
друзья написали мне,  что  фигура Есенина всем  им  очень  понравилась.  К
несчастью, во время моего переезда в Москву эта гипсовая фигура разбилась.
   - Сохранилось ли у вас хотя бы ее фото?
   - Оно  было  у  моей  сестры,  -  замечает  жена  скульптора  Маргарита
Ивановна.  Затем, обращаясь к Сергею Тимофеевичу, она убежденно говорит: -
Тебе  обязательно  надо  вернуться  к  работе  над  скульптурным портретом
Есенина.
   Идя к Сергею Тимофеевичу, я захватил с собой фотографии Есенина.
   Скульптор с интересом рассматривает их и отбирает наиболее характерные.
   Маргарита Ивановна вспоминает,  как  однажды Есенин,  будучи  у  них  в
гостях,  в  ответ на  ее просьбу мгновенно произнес экспромт,  посвященный
Сергею Тимофеевичу.
   - Было это в 1918 году, - добавляет Сергей Тимофеевич.
   Заговорили об имажинистах.
   - Сбивали  они  Есенина с  толку,  и  роман  Мариенгофа "Без  вранья" -
сплошное  вранье.   Вспоминаю  суд  над  имажинистами.   Я   был  судебным
заседателем,  -  говорит Сергей Тимофеевич,  -  а  Брюсов выступал главным
обвинителем.  Имажинистов он  критиковал довольно резко,  показав  всю  их
художественную беспомощность и пустоту.  Из всех них он решительно выделял
Есенина. О нем Брюсов говорил как о настоящем большом поэте.
   Во время разговора Сергей Тимофеевич неоднократно возвращался к  стихам
Есенина, вспоминая и цитируя их по памяти.
   - Умел Есенин сказать образно и  выразительно,  как бы взять за душу...
Помните, как он о деде своем писал:

   Молюсь осинам...
   Может, пригодится...

   Образ у  него всегда не  надуманный,  а  реальный.  Он и  о  себе очень
искренне и  верно говорил во многих стихах...  Есенин,  как я уже говорил,
часто бывал у  меня в  мастерской вместе с  Айседорой Дункан.  Бывал и я в
особняке Дункан на Пречистенском бульваре.  Дункан любила Есенина, правда,
много было противоречивого и  сложного в  их отношениях.  Помню,  однажды,
когда я  был у Дункан,  она с волнением заговорила о Есенине,  о том,  что
временами ей бывает трудно,  что ее терпению пришел конец,  что она больше
не любит Есенина и  не хочет его видеть...  И  вдруг в это время кто-то из
домашних говорит Дункан,  что  по  улице мимо  ее  дома  идет Есенин.  Она
мгновенно преобразилась, от ее гневных мыслей не осталось и следа. "Зовите
его сюда, скажите, что я не сержусь на него, что я люблю его по-прежнему",
- с волнением говорила она. Дункан была яркая, необычная фигура. Она много
дала Есенину, но еще больше забрала у него нравственных и душевных сил.
   Встречался я с Есениным и после его возвращения из Европы.  Осенью 1923
года,  в  первые дни  после приезда из-за  границы,  он  пришел ко  мне  в
мастерскую на Красной Пресне.  У нас в доме был дворник дядя Гриша. Есенин
и спрашивает дядю Гришу,  как он находит его,  Есенина,  после заграничной
поездки. На вопрос этот старик мудро заметил: "Побурел..."
   Наша беседа длилась более двух часов. Время приближалось к десяти часам
вечера, Сергей Тимофеевич сказал:
   - Прошу меня извинить. Я должен еще потрудиться.
   Тепло попрощавшись, он направился в мастерскую.



ПОЭТ И ГАЗЕТА
   "Элис-Аленд  -  небольшой  остров,  где  находятся  карантин  и  всякие
следственные комиссии...  Оказывается,  что  Вашингтон получил  сведения о
нас,  что мы  едем как большевистские агитаторы.  Завтра на  Элис-Аленд...
Могут отослать обратно, но могут и посадить...
   Утром  нас  отправили на  Элис-Аленд.  Садясь  на  маленький пароход  в
сопровождении полицейских и журналистов,  мы взглянули на статую свободы и
прыснули со  смеху.  "Бедная,  старая девушка!  Ты  поставлена здесь  ради
курьеза!" - сказал я...
   На   Элис-Аленде  нас  по  бесчисленным  комнатам  провели  в   комнату
политических экзаменов.  Когда мы  сели на скамьи,  из боковой двери вышел
тучный,  с круглой головой господин, волосы которого были вздернуты со лба
челкой  кверху  и  почему-то  напомнили мне  рисунки Пичугина в  сытинском
издании Гоголя.
   - Смотри,  - сказал я спутнику, - это Миргород! Сейчас прибежит свинья,
схватит бумагу, и мы спасены!..
   Обиженным на  жестокость русской  революции культурникам не  мешало  бы
взглянуть  на   историю  страны,   которая  так   высоко  взметнула  знамя
индустриальной культуры.
   Что такое Америка?
   Вслед  за  открытием  этой  страны  туда потянулся весь неудачливый мир
Европы,  искатели  золота  и  приключений, авантюристы самых низших марок,
которые,  пользуясь  чело