и по себе. Это не подражание кому-то. Здесь
все  свое.  Есенин  далек  от модного в ту пору прославления смерти. Нет у
него  и  страха  перед  смертью.  Разгадать тайну мироздания, тайну бытия,
понять  назначение  и  цель  жизни - вот к чему стремится молодой поэт. Он
жаждет   "нового,   лучшего,   чистого".  Каким  образом  изменить  жизнь,
проснуться  самому,  разбудить  других?  Он  мучительно ищет ответы на эти
вопросы. И пока не находит.
   Так  когда-то  страдал Алексей Кольцов.  Девяти лет  оставил он  школу,
чтобы помогать отцу торговать скотом.  В  стихотворении "Ответ на вопрос о
моей жизни" юный воронежский поэт писал:

   Со всех сторон печаль порою
   Нависнет тучей надо мною,
   И, словно черная волна,
   Душа в то время холодна:

   Позднее он с  горечью и  грустью говорил:  "Тесен мой круг,  грязен мок
мир: горько мне жить; и я не знаю, как я еще не потерялся в нем давно".
   Долгие часы по настоянию отца проводил в  лавке за подсчетами копеечных
доходов и маленький Чехов. "В детстве у меня не было детства", - с грустью
писал он позднее. Максим Горький говорил о Чехове, что "Россия долго будет
учиться  понимать  жизнь  по  его  писаниям,  освещенным грустной  улыбкой
Любящего сердца,  по его рассказам;  пронизанным глубоким сознанием жизни,
мудрым беспристрастием и состраданием к людям, не жалостью, а состраданием
умного и  чуткого человека,  который понимал все".  Не  такой ли "грустной
улыбкой  любящего сердца" освещена поэзия  Есенина,  полная,  как  отмечал
Горький,  "неисчерпаемой "печали полей",  любви ко  всему живому в  мире и
милосердия, которое - более всего иного - заслужено человеком".
   По  своему  проникновенному  лиризму,  правде  чувств, душевной красоте
поэзия   Есенина   очень  близка  поэтической  прозе  Чехова,  наполненной
сердечной теплотой, гуманностью, мягким юмором. И не порождена ли (хотя бы
отчасти) эта близость, равно как и стремление того и другого сделать жизнь
чище,   радостней,   благородней,   тем,   что   довелось   им   пережить,
перечувствовать  и  испытать  в  годы  юности?  Вспомним,  как  "свинцовые
мерзости  жизни",  с  которыми  на  каждом  шагу  сталкивался в свое время
молодой  Горький,  побуждали его все чаще задумываться над тем, почему так
плохо  и  неустроенно  живут  люди, кто в этом виноват, а затем настойчиво
искать  чистое  и красивое в жизни. "Я шел босым сердцем по мелкой злобе и
гадостям  жизни,  как  по  острым  гвоздям,  по  толченому  стеклу. Иногда
казалось,  что я живу второй раз - когда-то, раньше жил, все знаю, и ждать
мне  -  нечего, ничего нового не увижу, - писал Максим Горький о пережитом
им в ранние годы. - А все-таки хотелось жить, видеть чистое, красивое: оно
существует,  как  говорили  книги  лучших  писателей,  оно существует, и я
должен найти его!"

   * * *

   Письма Есенина к  Панфилову многое приоткрывают в  душе поэта.  Молодой
Есенин был  настроен далеко не  так  идиллически,  как это казалось долгое
время  иным  его  критикам.  Юный  поэт  не  хочет  мириться с  "пошлостью
безвременья" и равнодушно взирать на жизнь купеческого Замоскворечья;  все
более  обременительным становится  для  него  пребывание в  мясной  лавке.
Есенин  бросает конторские занятия и  на  время  уходит от  отца.  "Теперь
решено.  Я один. Жить теперь буду без посторонней помощи. После пасхи, как
и  сказал мне дядя,  еду в Петербург...  -  сообщает Есенин другу.  -  Эх,
теперь,  вероятно, ничего мне не видать родного. Ну что ж! Я отвоевал свою
свободу".  Временно Есенин  устраивается в  книжный  магазин на  Страстной
площади. Пробыл он там недолго. Отпадает и поездка в Петербург.
   В  начале 1913 года Есенин поступает в  типографию "Товарищества И.  Д.
Сытина",  где  поначалу работает в  экспедиции,  а  затем в  корректорском
отделении.
   Более полутора тысяч рабочих трудилось в  то  время в  цехах и  отделах
сытинской типографии. Каждая новая четвертая книга, выходившая в те годы в
России,    печаталась   здесь.    И.   Д.   Сытин   был   одним   из   тех
просветителей-самородков,   которые  помогали  России   стать   грамотной.
Четырнадцатилетним подростком пришел он из костромских лесов в Москву, без
гроша в  кармане.  Сын  "писарчука" стал "учеником для всех надобностей" в
книжной лавочке Шарапова на Никольском рынке, где чистил хозяйские сапоги,
носил воду из бассейна,  бегал на рынок, отворял дверь покупателям. У этой
двери, вспоминал Сытин позднее, он простоял бессменно четыре года.
   "Призванный  "отворять дверь" в книжную лавку, Сытин впоследствии... во
всю  ширь  распахнул двери к книге - так распахнул, - замечает писатель Н.
Телешов,  -  что  через  отворенную  им  дверь он вскоре засыпал печатными
листами города и деревни и самые глухие "медвежьи углы" России". К дешевой
сытинской  книжке тянулась вся грамотная и трудовая Россия. "Это настоящее
народное  дело...  единственная  в  России издательская фирма, где русским
духом  пахнет и мужика-покупателя не толкают в шею", - говорил Чехов. "Вам
есть  чем  гордиться", - писал в 1916 году Максим Горький Сытину. Любовь к
книге,  желание  сделать  ее  подлинно  народной  брали  у Сытина верх над
интересами  предпринимателя.  В  февральские  дни  1917  года  И. Д. Сытин
мечтал:  "На  этом  деле,  которое  строилось  в течение 48 лет, мы оснуем
настоящий  фундамент  нашей  общественности,  чисто  идейное издательство,
которое  будет  общественным  учреждением,  которое  действительно дало бы
настоящую пищу для народа. Я бы умер счастливым, если бы осуществилось это
великое,  не сытинское, а общественное дело, которое ждет всех нас". После
октября 1917 года типография Сытина, как и другие, была национализирована.
Издание  книг  для  народа  становилось  предметом особой заботы Советской
власти. Сытин начинает помогать налаживать работу Госиздата. Он верил, что
найдет "себе применение в делах нового строительства". И не ошибся.
   Сытин умел  ценить труд тех,  кто  делал книгу своими руками.  "Если бы
иностранец,  -  писал он,  - спросил меня, что я думаю о русском рабочем и
каково мое общее впечатление после 60-летнего знакомства с рабочей средой,
я  бы  сказал:  "Это великолепный,  может быть,  лучший в  Европе рабочий!
Уровень  талантливости,  находчивости и  догадки чрезвычайно высок...  это
замечательные умельцы...  Во  главе моей  фабрики,  которая как-никак была
самой  большой в  России и  насчитывала сотни машин,  стоял сын  дворника,
человек без образования и без всякой технической подготовки, В. П. Фролов.
Как он вел дело? Выше всякой похвалы".
   Такова была типография и ее "хозяин", где более года проработал Есенин.
Легко   представить,   с  каким  волнением  впервые  он  переступил  порог
сытинского  "Товарищества". Волнение это понятно и объяснимо. В отличие от
Спас-Клепиковской  школы,  от  конторы купца Крылова в типографии все было
ново и необычно. Давно ли деревенский паренек, идя на всяческие ухищрения,
стремился   раздобыть   какую-нибудь  новую  книгу;  давно  ли  на  уроках
словесности  юный  стихотворец  переживал неподдельную радость от чудесной
встречи  с  героями  Пушкина; давно ли в панфиловском кружке друзья читали
роман  "Воскресение",  обсуждали  толстовский  трактат  "В чем моя вера?",
спорили  о  Горьком,  его  ранних  рассказах.  Мог ли тогда предполагать и
думать  Есенин,  что  пройдет  совсем  немного  времени  -  и он попадет в
типографию, где бывали Толстой, Чехов; станет в какой-то мере причастным к
изданию   книг   известных   русских  писателей;  в  1914  году  вместе  с
типографскими   рабочими   будет   встречать  Горького,  которого  сытинцы
принимали  как  самого  дорогого  и  желанного гостя. Эта первая встреча с
Горьким  произвела  тогда  на  Есенина  сильное впечатление. "Когда в 1914
году,  -  рассказывает  Н.  Сардановский,  -  в  Москву был разрешен въезд
Максиму  Горькому  и  сытинские  рабочие отнесли Горького из типографии на
руках  до  его  автомобиля,  Есенин,  обсуждая  этот случай, зашел в своих
выводах  так далеко, что, по его мнению, писатели и поэты выставлялись как
самые известные люди в стране".
   Поначалу,  очутившись в  типографии в  необычной для  него  обстановке,
Есенин  испытывает некоторую робость,  скованность.  "Пришел  он  кроткий,
застенчивый,  стесняющийся всех и всего",  - рассказывает А. Р. Изряднова,
работавшая в  корректорском отделении с  1909 года.  Она же замечает,  что
Есенин "по внешнему виду на деревенского парня похож не был...  На нем был
надет  коричневый костюм,  высокий  крахмальный воротничок и  ярко-зеленый
галстук и...  копна золотистых кудрей. Окружающие окрестили его по первому
впечатлению "Вербочный херувим".  Но  это  было только первое впечатление.
Кротость скоро прошла.  Он был по-мальчишески озорник.  У  него было много
написано стихов,  которые он читал сослуживцам". В корректорском отделении
к новичку, пишущему стихи, отнеслись по-разному. А. М. Демидов, замещавший
заведующего корректорской, очень покровительствовал Есенину, интересовался
его стихами.
   Однако иные не прочь были поиронизировать над молодым поэтом,  которого
пока еще никто не  печатал.  Другие стремились приободрить Есенина.  Среди
них  С.  П.  Кордия,  посещавший народный  университет Шанявского,  М.  М.
Мешкова, брат которой поэт Николай Мешков уже тогда печатался в журналах.
   "В  корректорской  я  работала  вместе с Есениным, - рассказывает М. М.
Мешкова.  - Он был у меня подчитчиком. Я знала, что он пишет стихи. Есенин
читал  их  мне  и  сестрам  Изрядновым,  с  которыми  я дружила. Однажды я
предложила  Есенину показать стихи моему брату, у которого незадолго перед
этим вышла книга стихов. Есенин охотно согласился. Прочитав стихи Есенина,
брат  сказал,  что  автор  недостаточно  владеет литературной техникой, но
талант у него есть. Это бесспорно. Я передала Есенину все, что услышала от
брата.  Он  был очень обрадован. Лицо его просветлело. Тогда ему был важен
любой  сочувственный  отзыв  о  его  стихах".  Вскоре  после поступления в
типографию  Есенин  поближе  познакомился  с  корректором Анной Романовной
Изрядновой  и  ее  сестрой  Надеждой Романовной, тоже корректором. Молодой
поэт стал бывать в их доме, где встречал живое участие и поддержку в своих
литературных  делах.  "В  эти годы, - рассказывает Надежда Романовна, - мы
жили  на Смоленском бульваре. Семья наша коренная московская. Отец работал
в   рисовальном   отделении  типографии  Сытина  рисовальщиком,  учился  в
Строгановском  художественном  училище,  потом стал преподавать рисование.
Старшая  сестра  Серафима служила секретарем у редактора сытинских изданий
Тулупова  Н.  В.,  много  читала,  увлекалась  поэзией. Вместе с Анной они
бегали  на лекции, рабочие собрания, митинги. Есенин приходил к нам часто.
Читал  свои  стихи.  Спорил  с  моим мужем и сестрами о Блоке, Бальмонте и
других  современных  поэтах".  Близким  и  хорошим знакомым Изрядновых был
молодой  талантливый  литератор  В.  А.  Попов,  редактировавший сытинские
детские  журналы.  Он  и  помог  Есенину  напечатать  первые его стихи. "У
Сергея,  -  рассказывает  А.  Р.  Изряднова, - крепко сидело в голове - он
большой  поэт.  Поэт-то поэт, а печатать нигде не печатают, тогда пришлось
обратиться  к  редактору  печатающихся  у Сытина журналов "Вокруг света" и
"Мирок"  Влад. Алек. Попову. Первые его стихи напечатаны в журнале "Мирок"
за 1913 - 1914 гг.".
   А.  Р. Изряднова вспоминает, как по вечерам и в воскресные дни вместе с
Есениным они ходили в народный университет Шанявского.  В 1914 году Сергей
Есенин  вступил  в  гражданский  брак  с  А.   Р.  Изрядновой.  "Я  с  ним
познакомилась,  -  пишет она  в  своих воспоминаниях,  -  вскоре после его
поступления в типографию.  Он был такой чистый, светлый, у него была такая
нетронутая, хорошая душа - он весь светился".
   Работа  в  типографии позволяла Есенину  удовлетворять свой  интерес  к
литературе.  Здесь  печатались в  качестве  приложения к  газете  "Русское
слово" и  другим периодическим изданиям Сытина книги  писателей-классиков.
"Очень хорошо помню,  -  рассказывает Н. Р. Изряднова, - как мы сверяли по
подлиннику   произведения  Льва   Толстого".   Есенин   имел   возможность
знакомиться  и   с   творчеством  современных  писателей,   книги  которых
издавались Сытиным.
   Порой Есенин читал гранки заинтересовавшей его книги,  забывая о прямых
корректорских обязанностях.  "Есенин работал со мной на первой корректуре,
- рассказывает М.  М.  Мешкова.  -  Откровенно говоря,  я им порой была не
очень-то  довольна.  Как  сейчас  помню,  шло  у  нас  собрание  сочинений
Сенкевича. Я считывала с Есениным один из томов. Он буквально не давал мне
править корректуру,  торопил:  скорей,  скорей!  Все хотел узнать,  что же
будет дальше с  героями.  Дочитав гранки,  Есенин,  не дожидаясь,  пока из
наборного  отделения  поступят  новые,   направлялся  туда  сам.   И   так
повторялось не  один  раз".  В  типографии перед  Есениным  проходил  весь
процесс рождения книги, здесь он видел, как взыскателен большой художник к
слову,   как   он   тщательно   шлифует   книгу   в   гранках,   добиваясь
выразительности,   красочности,   пластичности  повествования.   "Проявляя
громаднейшую настойчивость в своем стремлении научиться писать, - замечает
Н.  Сардановский,  - Есенин боготворил поэзию и лучших художников слова...
Вскоре эрудиция его в области поэзии была незаурядной... Заметно было, что
и тогда он "прицеливался" к технике искусства. Помню, он как-то делился со
мной  своими впечатлениями о  внешности писательских рукописей Бальмонта и
других поэтов".

   * * *

   После купеческого Замоскворечья в типографии Есенину открылся иной мир:
живой,  ищущий, беспокойный. "Фабрика с ее гигантским размахом и бурливой,
живой  жизнью  произвела на  Есенина громадное впечатление.  Он  был  весь
захвачен работой на  ней..."  -  вспоминает писатель Г.  Деев-Хомяковский.
Здесь Есенина окружала молодая рабочая поросль. Настроены многие печатники
были демократически.  Кое-кто из них, как и Есенин, увлекался литературой,
посещал  университет Шанявского,  вечерние  общеобразовательные курсы  для
рабочих.  Прошло немного времени, и у Есенина появляются товарищи и друзья
среди молодых наборщиков,  переплетчиков.  "Он  как-то  незаметно для нас,
очень  скоро  сумел  установить  довольно  близкие  отношения  с  рабочими
переплетного,  наборного цехов,  - рассказывает Н. Р. Изряднова. - Они при
встрече дружески называли его "Сережа".
   Есенин работал в  типографии Сытина в  то  время,  когда  после Ленских
событий 1912 года на  фабриках и  заводах рабочий класс России готовился к
новым  схваткам  с  царизмом.  В  стачечном движении в  эти  годы  активно
участвуют сытинцы, имеющие боевой опыт борьбы с самодержавием.
   В  революционные дни  1905  года  выступление рабочих типографии Сытина
послужило  сигналом  к  забастовке всех  московских печатников.  Во  время
декабрьского вооруженного восстания дружинники-сытинцы с  оружием в  руках
сражались на баррикадах,  возведенных на Пятницкой улице.  Первый и третий
номера    газеты   "Известия   Московского   Совета   рабочих   депутатов"
(единственной,   которая  выходила  в   дни   восстания)  были  напечатаны
рабочими-сытинцами.  Стремясь сломить революционный дух сытинцев,  царские
войска по приказу адмирала-карателя Дубасова подожгли типографию.
   Все, что довелось узнать, услышать Есенину в типографии о событиях 1905
года,  взволновало его, заставило задуматься, иной предстала перед молодым
поэтом окружающая его  действительность.  "Вот  и  гаснет румяное лето  со
своими огненными зорями,  а  я  не  видал его за  стеной типографии,  -  с
грустью пишет Есенин в  октябре 1913 года Панфилову.  -  Куда ни  взгляни,
взор всюду встречает мертвую почву холодных камней,  и  только видим серые
здания да  пеструю мостовую,  которая вся обрызгана кровью жертв 1905 г.".
"Да,  Гриша, все-таки они отодвинули свободу лет на 20 назад", - добавляет
он  в  другом письме,  имея  в  виду  жестокую расправу царизма с  героями
революции пятого года.  Среди сытинцев были такие, которые знали, что надо
делать  для  изменения  существующих условий,  как  бороться  с  пошлостью
безвременья.  Еще  недавно Есенин  чувствовал себя  одиноким,  и  ему,  по
собственному признанию,  было не  с  кем разделить наплывшие чувства души.
Теперь картина меняется.  "Здесь хоть поговорить с  кем можно и  послушать
есть чего",  -  пишет он  другу,  призывая его вырваться на  волю.  Есенин
посещает  нелегальные рабочие  собрания  и  массовки;  выполняет отдельные
поручения:  распространяет среди  рабочих журналы,  листовки.  "Сережа был
очень ценен в  своей работе на  этой  фабрике (то  есть типографии.  -  Ю.
П.}...  как  умелый  и  ловкий  парень,  способствовавший  распространению
нелегальной литературы",  -  вспоминает  один  из  современников поэта.  С
рабочими,  настроенными демократически,  Есенин  сближается  вскоре  после
того,  как поступает в типографию.  В конце апреля 1913 года он сообщает в
письме Панфилову:  "Недавно я устраивал агитацию среди рабочих письмами. Я
распространял  среди  них  ежемесячный  журнал  "Огни"  с  демократическим
направлением. Очень хорошая вещь... Ты должен обязательно подписаться".
   Журнал "Огни" в ноябре 1912 года стала выпускать группа демократических
литераторов во главе с писателем Н.  Ляшко. Сотрудничали в нем С. Дрожжин,
И.  Белоусов,  А.  Ширяевец, С. Обрадович и другие. "...Дать широкому слою
читателей доступный по  форме  и  разнообразию материал для  всестороннего
духовного развития" -  такую цель ставил журнал "Огни". Проявляя интерес к
журналу  "Огни",  участвуя в  его  распространении,  Есенин  предполагал в
дальнейшем напечатать там  свои стихи,  однако весной 1913 года журнал был
закрыт.  "В 1912 году,  -  рассказывает С. Обрадович, - я стал сотрудником
журнала "Огни".  Журнал на шестом номере был закрыт.  Фактический редактор
журнала Н.  Н. Ляшко отправился на два года в "сидку". О сближении Есенина
в этот период с революционной молодежью рассказывает А.  Р.  Изряднова.  В
своих воспоминаниях она пишет, что Есенин "состоял в революционном кружке.
Помню,   приходил  домой  с   целой  охапкой  прокламаций,   возбужденный,
взволнованный,  -  надо  прокламации разослать по  адресам".  В  письмах к
Панфилову Есенин рассказывает (насколько это  позволяли цензурные условия)
об участии рабочих типографии в забастовках и демонстрациях,  об арестах и
обысках и  о  том,  в  какой мере все  это  касается его  лично.  "...Твоя
неосторожность,  -  сообщает он  другу,  -  чуть было  упрятала меня в
казенную палату.  Ведь я  же писал тебе:  перемени конверты и почерка.  За
мной следят,  и еще совсем недавно был обыск у меня на квартире. Объяснять
в письме все не стану,  ибо от сих пашей и их всевидящего ока не скроешь и
булавочной головки.  Приходится молчать.  Письма мои кто-то  читает,  но с
большой аккуратностью,  не разрывая конверта.  Еще раз прошу тебя,  резких
тонов при письме избегай, а то это кончится все печально и для меня, и для
тебя. Причину всего объясню после, а когда, сам не знаю. Во всяком случае,
когда угомонится эта разразившаяся гроза".
   О  связи  Есенина  в  1913 - 1914 годах с революционными рабочими стало
известно  в  последние годы еще из одного важного источника. В Центральном
государственном  архиве  Октябрьской  революции  в Москве обнаружено дело,
заведенное   на  Есенина  московским  охранным  отделением.  Нам  довелось
ознакомиться  с этим делом, а также с документами о Есенине особого отдела
департамента  полиции  в  Петрограде  и  московского  охранного отделения.
Удалось  разыскать  в архивах охранного отделения и интересные сведения об
участии поэта в революционном движении рабочих типографии Сытина.
   В   картотеках  московской  охранки  и   департамента  полиции  имеются
регистрационные карточки,  составленные на