анском движении в  Белоруссии.  Здесь оно приняло поистине всенародный
размах.  Из местных жителей и бойцов,  попавших в окружение,  образовывались
все новые группы,  которые формировались в  отряды по  сто и  более человек.
Партизанские отряды не давали покоя врагу ни днем, ни ночью.
     К  тому времени,  когда мы  попали в  Белоруссию,  там уже целые районы
контролировались партизанами. Фактически была восстановлена Советская власть
в   Октябрьском  районе,   изгнаны  немцы  из   многих  деревень  Глусского,
Старобинского,   Стародорожского,   Слуцкого,   Осиповичского  районов.  Все
действия  партизанских  отрядов  координировались  и   направлялись  Минским
подпольным обкомом  партии,  который в  свою  очередь имел  прочную связь  с
Большой землей.
     Руководители белорусского партизанского движения приняли  самое  теплое
участие  в  нашей  судьбе.  20  августа  вся  наша  группа  прибыла  в  штаб
соединения,  а  вечером того же  дня  нас  приняли Василий Иванович Козлов и
Михаил  Петрович  Константинов.  Эта  памятная встреча  хорошо  запомнилась,
потому что оказалась поворотной в моей судьбе.
     Состоялась она в одной из хат деревни Альбинск Октябрьского района, где
в то время базировался штаб соединения.  Когда мы, все девять, вошли в хату,
там нас уже ждали.  В  просторной горнице за  большим столом кроме Козлова и
Константинова  сидели  Роман  Наумович  Мачульский  и   Иосиф  Александрович
Бельский.  Все  были  одеты в  полувоенную форму -  защитного цвета кителя с
отложными воротниками без знаков различия, галифе.
     Сразу  обратил на  себя  внимание своим  внешним видом Василий Иванович
Козлов.  Подтянутый,  лицо  открытое,  глаза  строгие.  У  Михаила Петровича
Константинова были большие "буденновские" усы.  Смотрел он  на  нас веселыми
глазами.  Роман  Наумович  Мачульский  выделялся  высоким  ростом,  светлыми
волосами.    Иосиф    Александрович   Бельский    казался    рассудительным,
уравновешенным.
     Партизанские руководители поздоровались с нами,  познакомились с каждым
в отдельности, пригласили поближе к столу.
     - Ну,  дорогие друзья-украинцы, рассказывайте, с чем вы к нам пришли? -
обратился Василий Иванович к Софиеву.
     Завязалась неторопливая беседа.  Мы  рассказали о  славутском подполье,
его руководителе докторе Михайлове,  о нашем небольшом отряде, первых боевых
операциях,  о том, с какой целью послана наша группа на связь с белорусскими
партизанами.
     Слушали  нас  внимательно,   не   перебивали,   лишь  изредка  задавали
уточняющие вопросы:  когда  вышли  в  путь,  куда  решили  податься Казбек и
Гоголь, какие потери понесли в бою под Берездовом, с нами ли "чудо-пулемет"?
Слушая,  Василий  Иванович потирал  ладонью свой  высокий лоб,  Константинов
что-то записывал,  Бельский и  Мачульский время от времени выходили из хаты,
потом возвращались.
     За окнами тем временем стемнело, хозяйка внесла в горницу две коптилки,
сделанные из снарядных гильз.
     - Думаю, дальше вам идти незачем, - обращаясь ко всем, сказал Козлов. -
Связь с Большой землей у нас хорошая, сегодня же доложим о вашей группе. Ну,
а там... Будем думать, что дальше делать. Верно?
     Он  посмотрел на Константинова,  тот,  соглашаясь,  кивнул.  Мачульский
встал из-за стола, подошел к Шантару, спросил:
     - Вы  сказали,  ваша фамилия Шантар?  У  нас в  одном отряде командиром
Шантар. Случайно, не родственник ваш?
     - Как его зовут? - насторожился Вася.
     - Владимир.
     - Владимир?! - Вася вскочил. - У меня брат Владимир!
     - Что ж,  -  вмешался в разговор Василий Иванович Козлов. - Устроим вам
встречу. Может быть, действительно брат.
     Встреча эта состоялась через несколько дней. Владимир оказался на самом
деле братом нашего Васи.  Радости обоих не было границ. По просьбе Владимира
Вася Шантар был зачислен в отряд к своему брату рядовым бойцом.
     Мы  же  ожидали  решения с  Большой земли.  Оно  по  каким-то  причинам
задерживалось, и мы пока жили в соединении Козлова. Несли внутреннюю охрану,
участвовали в боевых операциях. Разместили нас по хатам. Хозяева отнеслись к
нам радушно.  Они уже знали,  кто мы и откуда.  Все это были наши, советские
люди,  у которых родные -  глава семьи,  сын,  брат -  или служили в Красной
Армии, или сражались с врагом в партизанах.
     Мне,   как  врачу,   с  первых  же  дней  поручили  санитарную  службу.
Контролировал санитарное состояние пищеблоков,  партизанских бань, занимался
лечением больных и раненых партизан.
     В  середине  сентября 1942  года  немцы  активизировали действия против
партизан.  Тревожные  сообщения о  том,  что  фашисты  накапливают силы  для
большого  наступления,  стали  поступать все  чаще.  Командование соединения
решило дать врагу бой.
     Бой этот произошел 16 сентября.  В  этот день рано утром наши передовые
посты доложили,  что на  село Альбинск наступают два гитлеровских батальона.
Враги  вооружены автоматами,  пулеметами,  минометами.  Наши  отряды к  тому
времени еще не имели достаточно автоматического оружия. Вот почему, несмотря
на  то  что  сражались все мужественно -  бой длился несколько часов,  врагу
удалось вытеснить нас из деревни.
     Однако дальше противник не пошел.
     В альбинском бою погиб мой друг Симон Кадакидзе.
     Руководил обороной генерал Константинов.  Эмоциональный,  подвижный, он
успевал бывать повсюду и везде вовремя.  В одном подразделении он появлялся,
чтобы поднять боевой дух  партизан,  в  другом -  чтобы предложить командиру
удачный обходный маневр,  в третьем -  чтобы лично повести в атаку.  Человек
большой храбрости,  он,  казалось,  совсем не остерегался пуль. И был словно
заколдован от них.  Всегда впереди,  всегда на виду у  партизан...  "С таким
командиром не пропадешь!"  -  говорили о  нем бойцы.  Все мы были прямо-таки
влюблены в. этого мужественного человека.
     В  нашем подразделении он  появился,  когда уже  была  получена команда
отходить в лес. Ловко перепрыгнул через плетень, кубарем скатился в ложбинку
к командиру, сдвинул на затылок фуражку, сказал:
     - Вот  что,  Пущин...  Остаешься  прикрывать отход.  Держись,  пока  не
отойдем в лес. Продержишься?
     - Постараюсь, - ответил Казимир Францевич. - Как, ребята, продержимся?!
- повернулся Пущин к нам. - Генерал приказывает.
     - Продержимся! - дружно ответили партизаны.
     - Великолепно!  -  весело похвалил Константинов.  -  Ну,  я  пошел.  До
встречи в лесу.
     Пригибаясь, он отбежал на несколько шагов, повернулся, крикнул:
     - Следи за огородами! Сдается мне, они думают тебе в спину зайти...
     Действительно,  в  конце  огородов на  грядках  с  почерневшими кустами
картошки появились фигуры врагов. Они пока не стреляли, накапливали силы для
решающего броска.
     - Кадакидзе,  Голиков!  - скомандовал Пущин. - Надо подползти поближе к
ним по меже. Как только поднимутся в атаку, открывайте фланговый огонь!
     Я  видел,  как  Кадакидзе и  Голиков ползли по  меже,  потом скрылись в
лебеде.  Враг между тем пошел в атаку. Мы открыли огонь. Гитлеровцы залегли,
метнули несколько гранат.  Взрывы справа,  слева. На несколько мгновений все
исчезло в клубах дыма. А когда он рассеялся, я увидел, как по меже торопливо
ползет один Голиков.
     - Друян! - тревожно позвал он. - Симон ранен...
     Я бросился к нему.
     Когда мы подползли к Симону,  он был уже мертв. Осколки гранаты угодили
в  голову и  в  живот.  Струйка крови запеклась на лбу,  затерялась в густых
седых волосах Симона.  Глаза его  были  открыты,  на  лице застыло выражение
какого-то  трогательного детского удивления.  Мы  уже  ничем  не  могли  ему
помочь. Я закрыл глаза товарища. Прощай, друг...
     Сидненко тронул меня за плечо, тихо сказал:
     - Идем, Друян. Наши отходят...
     Мы прикрыли Симона лебедой, вернулись к своим.
     Когда снова отбили деревню у врага,  на ее окраине,  на холме,  который
виден  издали,  вырыли братскую могилу.  Со  всеми  почестями перенесли сюда
останки наших  боевых товарищей.  Вперед вышел Константинов,  снял  фуражку.
Стало тихо, так тихо, что слышно было, как в лесу за деревней поют птицы.
     - Прощайте,  дорогие наши боевые товарищи!  -  проговорил Константинов.
Умолк, долго молчал. - Спите спокойно... Мы отомстим за вас... Клянемся!
     Раздался прощальный залп.

     Через несколько дней Александра Софиева вызвали в штаб.  Боец,  который
пришел за ним, сообщил, что получена радиограмма с Большой земли, касающаяся
нашей группы.  Подробностей он не знал.  Мы поняли,  что сейчас решится наша
судьба, и с нетерпением стали ожидать возвращения Софиева.
     Вернулся он довольно скоро.
     - Поздравляю!  -  радостно  произнес  Софиев,  оглядывая  нас  веселыми
глазами.   -  С  Большой  земли  получено  указание  выделить  нашей  группе
необходимое количество боеприпасов и вооружения.  Нам приказано возвращаться
в отряд на Украину. - Задержался взглядом на мне, на Тенгизе, добавил:
     - А с вами будет особый разговор. Пошли в хату!
     Когда мы втроем вошли в дом,  он усадил нас за стол,  сам сел напротив,
произнес:
     - Командование  соединения   предлагает  вам   остаться   здесь.   Сами
понимаете,  чем  это  вызвано...  У  них при штабе соединения нет ни  одного
врача.
     - Но я-то не врач! - воскликнул Тенгиз. - Мне-то можно с вами...
     В  голосе  его  звучала  обида.   Признаться,   мне  тоже  не  хотелось
расставаться с товарищами, с которыми столько вместе пережито.
     - Тебя  они  решили оставить как  специалиста-подрывника.  Слава  богу,
успел показать себя...
     Софиев встал, давая понять, что разговор окончен.
     - Сами понимаете,  это приказ,  а приказ, как известно... - не закончил
он, первым направился к выходу.
     - Не понимаю,  чем я  им так показался!  -  Тенгиз с  удивлением развел
руками.
     - Что же здесь не понимать, - ответил я. - Все ясно.
     Инженер-железнодорожник по образованию, Тенгиз Шавгулидзе действительно
оказался    талантливым   изобретателем   различных   подрывных   устройств.
Изготовленные по  его  чертежам  специальные клинья  срабатывали безотказно,
пускали под  откос  вражеские эшелоны не  хуже  толовых шашек,  а  гранаты и
гранатометы,  сделанные под его руководством,  наводили страх на неприятеля.
Нередко именно они  в  значительной мере помогали нам  одерживать победу над
противником,  который во много раз превосходил нас и  по численности,  и  по
вооружению. Естественно, командование соединения решило оставить Тенгиза при
штабе.
     Что касается меня,  то после некоторого раздумья я  решил,  что и здесь
командование поступило весьма логично.  Во время возвращения на Украину наша
группа больших боевых операций предпринимать не будет, следовательно, сможет
обойтись без врача.  В  случае же  надобности первую помощь окажет товарищам
любой из  группы,  все  они в  медицинском отношении подготовлены на  уровне
санинструктора.  Когда же придут на место, там уж Одуха сумеет позаботиться,
чтобы  при  необходимости переправить в  отряд  нужных врачей из  Славутской
больницы.
     Здесь же,  в Белоруссии,  в условиях широко развернувшейся партизанской
войны с врагом,  моя помощь необходима уже сегодня.  Вот почему,  когда меня
вызвали в штаб,  как я догадывался,  чтобы получить личное согласие, решение
уже было мной принято.
     Штаб к  тому времени размещался в большом болотистом лесу неподалеку от
деревни Альбинск,  на  острове Зыслов.  Партизаны из  охраны провели меня  в
просторную  землянку,  где  за  столом  сидели  В.И.Козлов,  Р.Н.Мачульский,
М.П.Константинов и  другие члены подпольного обкома партии.  Я поздоровался,
Василий Иванович предложил сесть.
     - Ну, говорил тебе Софиев о нашем решении? - спросил он.
     - Говорил,  -  ответил я. Внутренне я волновался, но старался держаться
как можно спокойнее.
     - Каково твое мнение? Согласен?
     - Я комсомолец. Решение обкома партии и командования для меня закон.
     - Это понятно,  -  как-то очень мягко возразил Василий Иванович.  -  Но
ведь  ты,   собственно,   не  в  нашем  подчинении.   Поэтому,  если  просто
по-человечески... Сам знаешь, как нам тяжело без медиков.
     - Думаю, товарищи мои возражать не будут, - сказал я.
     - Вот и хорошо! - обрадовался Козлов.
     Итак,  мы с Тенгизом оставались у белорусских партизан. Остальные члены
нашей  группы  стали  готовиться в  обратный путь.  По  приказу командования
соединения  группу   усилили   саперами   Михаилом   Петровым,   Александром
Перепелицыным и  Иваном Долгополовым.  Наши товарищи получили от белорусских
друзей пять  автоматов,  две  бесшумные винтовки,  взрывчатку и  взрыватели,
пистолеты, много других боеприпасов.
     Грустно было расставаться, но ничего не поделаешь. Мы тепло попрощались
с товарищами, пожелали им счастливого пути.
     Хорошо  вооруженная  группа  10  октября  двинулась  в  обратный  путь.
Проделала она  его без особых затруднений и  уже 28  октября была "дома",  в
лагере под Хоровицей.  В  дальнейшем многие члены этой группы были выдвинуты
на командные посты. Все они награждены боевыми орденами и медалями.
     Что греха таить,  мы с Тенгизом долго еще скучали по ушедшим товарищам,
жалели, что не с ними. Частенько вспоминали, думали: как там они?
     Уже после войны,  когда со  многими товарищами из  славутского подполья
удалось встретиться или списаться,  узнали, что немало славных дел совершили
они  во  имя  Родины.  Это  и  ряд  смелых диверсий на  железных дорогах под
Шепетовкой и Славутой,  и организация побега большой группы военнопленных из
славутского лагеря,  и уничтожение большого военного склада врага. А к концу
1943  года  отряд был  преобразован в  соединение,  которое стало носить имя
доктора Михайлова.  В соединении уже насчитывалось 1200 человек, провело оно
триста двадцать пять боевых операций.  К  тому времени соединение имело свою
типографию,  в которой кроме листовок печаталась партизанская газета "Удар с
тыла".

     Мы с Тенгизом быстро обжились на новом месте, сразу окунулись в работу.
А работы обоим хватало.
     Тенгиз стал  "главным изобретателем" в  соединении и  этим сумел быстро
прославиться.   Первым   удачным  его   изобретением  был   так   называемый
"партизанский клин",  о  котором я  мельком упоминал.  Он предназначался для
спуска вражеских эшелонов под откос.  В  то  время мы еще остро нуждались во
взрывчатке,  и  клин Шавгулидзе оказался очень кстати.  Он  был небольшим по
величине,  легко укреплялся на рельсах и  мало бросался в  глаза обходчикам.
Правда, первый спущенный под откос с его помощью эшелон оказался порожняком,
но нас радовал сам факт: изобретение Тенгиза действует!
     Работа  закипела.  Специально  выделенные в  помощь  Тенгизу  партизаны
начали  "массовое производство" таких  клиньев,  и  вскоре  первые эшелоны с
боеприпасами и живой силой врага полетели под откос.
     А  творческая мысль  изобретателя не  стояла  на  месте.  Тенгиз  решил
сконструировать гранату, которая при малом количестве взрывчатки обладала бы
большой взрывной силой и  в  то же время собиралась из недефицитных в  наших
партизанских условиях материалов.
     Мудрил он над этой гранатой,  наверное,  с месяц.  Наконец чертежи были
готовы,  и он показал их секретарю Минского подпольного обкома партии Иосифу
Александровичу Бельскому.  Тот ухватился за эту идею,  но,  будучи человеком
технически грамотным,  долго  и  придирчиво рассматривал чертеж,  забрасывал
Тенгиза  вопросами.  Его  интересовало все:  и  радиус  поражающего действия
гранаты, и материал, из которого она будет изготавливаться, и вес, и принцип
работы...
     - Дело  очень  и  очень  нужное,   -   вынес  он  приговор.  -  Что  ж,
благословляю. Торопитесь, все мы будем с нетерпением ожидать первый образец.
     Вскоре первая,  пока единственная,  граната была готова. Тенгиз показал
ее начальнику штаба соединения Григорию Васильевичу Гнусову. Тот взял в руки
несколько  обрезков  водопроводных  труб,  соединенных  вместе,  внимательно
осмотрел, произнес:
     - Сделай   еще   несколько  штук.   Мы   назначим  комиссию,   проведем
испытания... Чтобы все, как положено.
     Я  держал  эту  первую  гранату Шавгулидзе в  руках.  Внешне  она  была
неуклюжей:  несколько кусков водопроводных труб соединены воедино и начинены
взрывчаткой,  кусочками железа и проволоки.  В качестве запала использовался
бикфордов шнур и капсюль-детонатор.
     Первые  пять  гранат  испытывались в  присутствии командира  соединения
Василия  Ивановича  Козлова.  К  этим  испытаниям  Тенгиз  готовился  как  к
празднику,  гладко выбрился,  выстирал рубаху. Утро выдалось туманным, уже в
нескольких  шагах  ничего  не  было  видно.   Пришлось  ждать,   пока  туман
поднимется.  Василий Иванович нетерпеливо расхаживал по  лесной поляне,  где
решили провести испытания, то и дело посматривал на часы. Здесь же собрались
члены  комиссии,  командиры  партизанских  отрядов.  Мы  с  Тенгизом  стояли
поодаль,  молчали. Я очень волновался за своего товарища, от всей души желал
ему успеха.
     Тенгиз  был,  как  всегда,  очень  спокоен.  Среднего  роста,  плотный,
черноволосый, один из тех, о которых говорят: широк в кости. С непроницаемым
лицом  он  осматривал испытательную площадку,  лишь  блеск  в  черных глазах
выдавал волнение.
     Наконец  туман  стал  медленно  таять,   сквозь  его  пелену  пробилось
солнышко. Можно было начинать испытания.
     - Все в укрытие! - скомандовал Гнусов.
     - Ну, ни пуха... - сказал я Тенгизу.
     - Уходи,  дорогой!  - ответил он и спрыгнул в свой, вырытый отдельно от
других окоп.
     Несколько секунд напряженной тишины -  и  над  окопом Тенгиза взвился в
воздух темный предмет. Описав большую дугу, он упал за кустом, и снова стало
тихо.  Мгновение,  еще мгновение... И вот огромной силы взрыв потряс воздух.
Вздрогнули вершины сосен, над головой засвистели, густо пронеслись осколки.
     Одну за другой Тенгиз метнул все пять гранат, и ни одна не подвела.
     Тенгиз вылез из окопа.  Все бросились его обнимать. А он стоял бледный,
серьезный и казался немного удивленным:  он сам не ожидал таких великолепных
результатов.  Василий Иванович вместе с  руководителями штаба и  командирами
отрядов подошел к нему, улыбаясь, протянул руку:
     - Поздравляю! Слушай, инженер, это же не гранаты, это бомбы!
     Комиссия пришла к единому мнению: граната Шавгулидзе обладает отличными
боевыми качествами.  Здесь же  на полигоне ее окрестили "Партизанской ручной
гранатой Шавгулидзе",  а  сокращенно -  ПРГШ-1.  Название это  вскоре  стало
фигурировать в наших боевых документах. Тут же Василий Иванович дал указание
выделить   необходимое  количество  людей   и   помещение  для   "серийного"
изготовления гранат.
     Мастерскую устроили на бывшей усадьбе МТС.  Под руководством Шавгулидзе
партизаны быстро освоили дело и  стали изготовлять по  10-15 гранат в  день.
Филиалы  мастерской  были   организованы  в   отрядах  имени  Пономаренко  и
Александра Невского. Дело приняло широкий размах.
     В  одном из  складов,  отбитых у  фашистов,  оказалось много бикфордова
шнура  и  капсюлей-детонаторов.  Все  это  было  передано Тенгизу.  Подбирая
различные по  величине трубы,  он наладил производство гранат,  различных по
силе взрыва.  Правда,  первое время были затруднения со взрывчаткой,  но вот
после очередной операции к  нам в  руки попало несколько авиабомб.  Со всеми
необходимыми  предосторожностями они  были  перевезены  в  лес,  и  проблема
взрывчатки тоже была решена.
     Вскоре  гранаты  Шавгулидзе  были  уже   на   вооружении  всех  отрядов
соединения.  Забегая вперед, скажу, что в июне 1943 года была даже проведена
специальная гранатная операция против фашистов.  Это был период, когда немцы
готовили наступление на курском направлении,  перебрасывали на фронт большое
количество  войск  и  техники.   Вот  тогда-то  командование  соединен