Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
БССР, а в
1969 году - высокое звание Героя Социалистического Труда. 26 декабря 1971
года после тяжелой и продолжительной болезни Алексей Иванович умер.
Можно привести немало примеров, когда медик становился партизанским
командиром и на этом поприще хорошо проявлял себя.
Великая Отечественная война застала военфельдшера П.И.Панкратова в
одном из западных районов Белоруссии. Попал в окружение, после нескольких
дней тяжелых боев вырвался с небольшой группой красноармейцев из вражеского
кольца, лесными болотными тропами пробрался в деревню Малын Октябрьского
района Гомельской области. Здесь-то он и встретился с партизанами бригады
Ф.И.Павловского. Они приняли его в свою семью.
В первых же боях Петр Иванович проявил смелость и находчивость. Как-то
в конце 1941 года во время уничтожения вражеского гарнизона в Копаткевичах
он с горсткой таких же смельчаков, как сам, бросился на штурм укрытия, где
засел начальник полиции. Первым ворвался в хату, схватился врукопашную с
главарем полицаев. Оглушил его, взял живым в плен.
Вскоре после этого Петр Иванович был назначен командиром взвода,
который уничтожил немало вражеских эшелонов, автомашин. А сам командир не
забывал свою первую специальность, нередко лично оказывал необходимую помощь
больным и раненым.
Однажды летом 1942 года партизаны под командованием Петра Ивановича
Панкратова разбили у рабочего поселка Глуша на магистрали Бобруйск - Слуцк
вражескую автомашину. Когда возвращались на базу, сделали привал в деревне
Чикили Глусского района. Не успели бойцы уснуть, как дозор доложил о
приближении гитлеровцев. Очевидно, какой-то предатель указал немцам путь, по
которому шел взвод.
Не желая причинять неприятности мирным жителям, взвод ушел из деревни,
занял боевой порядок на лесной опушке между Чикилями и Козловичами.
Не найдя партизан в Чикилях, немцы двинулись в Козловичи. Когда они
вплотную приблизились к кустарнику, где засели партизаны, раздался дружный
залп... В этом бою враг был наголову разгромлен, взвод Панкратова
благополучно вернулся в расположение отряда.
В тот период в целях расширения партизанского движения в Белоруссии
часто из крупных отрядов выделялись небольшие группы, постепенно
превращавшиеся в новые отряды. Выделилась такая группа и из отряда имени
Щорса, которая вскоре выросла в отряд имени Чапаева. Комиссаром здесь был
назначен храбрый партизан, талантливый командир Петр Иванович Панкратов.
Отряд вошел в бригаду имени Пархоменко Минского соединения. Он считался
одним из лучших в соединении, а его комиссар прославился не только как
военный политработник, но и как медик. Нередко он лично оказывал помощь
раненым на поле боя, выносил их в безопасную зону. Петр Иванович принимал
деятельное участие в создании бригадного госпиталя, заботился, чтобы там
было в достаточном количестве медикаментов, перевязочного материала.
В 1943 году Бобруйский подпольный райком партии принимает его
кандидатом в члены КПСС.
Смелый комиссар в бою всегда был впереди. В феврале 1943 года он был
ранен. Выздоровел, вернулся в строй. Осенью того же года - опять ранение, на
этот раз тяжелое. Панкратова самолетом эвакуировали на Большую землю, а по
выздоровлении признали негодным к военной службе.
За боевые заслуги перед Родиной Петра Ивановича Панкратова наградили
орденом Красного Знамени, несколькими медалями. После освобождения
Белоруссии его направили заведующим Глусским райздравотделом. Со всей
присущей ему энергией взялся он за восстановление здравоохранения в районе.
За короткое время немало сделал, еще большие планы были на будущее. Но не
довелось ему осуществить их. Однажды ночью недобитый фашистский прихвостень
бросил в квартиру Петра Ивановича гранату... Так оборвалась жизнь этого
замечательного человека.
В нашей семейной библиотеке бережно хранится небольшая книга под
названием "На оккупированной земле". Автор ее - Владимир Кириллович
Яковенко, командир бригады имени Гуляева. На книге рукой автора написаны
такие слова: "Самым большим моим боевым друзьям, бесстрашным медикам нашей
бригады Ибрагиму и Марии в память о совместных боях и походах в глубоком
тылу врага".
Немало теплых слов в этой книге посвящено партизанским медикам, их
самоотверженному труду, героизму. Эти люди заслуживают того, чтобы
рассказать о них подробнее.
В апреле 1944 года наша бригада базировалась в деревне Тышковичи
Ивановского района Пинской области. Отсюда партизанские отряды почти каждый
день наносили смелые и неожиданные удары по врагу. Здесь находился штаб
бригады, госпиталь, все наши вспомогательные службы. Долгое время гитлеровцы
не трогали нас. И вот однажды ранним утром разведка принесла тревожную весть
- к деревне приближаются крупные силы противника в сопровождении танков и
бронемашин.
На подходах к деревне срочно была организована оборона, и когда
появились враги, встретили их дружным огнем. Фашистские танки,
сопровождаемые пехотой, пошли в обход. Чтобы не оказаться в кольце, мы
начали отходить к фольварку Миничи, который находился в полутора километрах
от деревни.
Решение, принятое командиром бригады Владимиром Кирилловичем Яковенко,
было совершенно правильным. Фольварок располагался в болотистой местности,
пробраться к нему можно только по кладкам, танки и бронемашины сюда не
пройдут.
Заняв оборону, командир приказал переправить раненых и больных в
безопасное место на остров за Миничами. Там уже находились наши инфекционные
больные. Но делать нечего, пришлось разместить с ними и раненых, ограничив
возможность контакта.
Когда все раненые были доставлены на остров, я вернулся и занял место в
обороне на окраине Миничей.
Немцы вступили в деревню, бой временно затих. Мы даже стали надеяться,
что сюда фашисты не пойдут, побоятся преследовать нас в болотах. Однако на
этот раз расчеты наши не оправдались. Через некоторое время немцы открыли
сильный минометный огонь по фольварку. Но за это время передышки мы успели
хорошо окопаться, и мины врага большого урона нам не причинили.
Минометная обработка нашей передней линии длилась, наверное, минут
двадцать. Потом фашисты пошли в атаку. Когда они подошли на близкое
расстояние, послышалась команда: "Огонь!". Дружно заговорили наши пулеметы и
автоматы. Гитлеровцы залегли, атака захлебнулась. Прошло немного времени, и
немцы снова поднялись в атаку. И опять их встретил яростный огонь
партизан...
Несколько раз враги поднимались на штурм и всегда с большими потерями
откатывались назад.
У нас появились раненые. Теперь уже врачи, фельдшера, медицинские
сестры вышли на передовую с санитарными сумками. Под свист пуль и осколков
раненым была оказана первая помощь, все они были перенесены на вторую линию
обороны.
Замысел комбрига В. К. Яковенко в этом бою сводился к следующему. Он
решил продержаться до темноты, а затем, оставив небольшой заслон, через
болото, по только известным нам проходам, уйти из зоны блокады. Но
мобильность бригады сковывалась ранеными и больными, которых к тому времени
было уже человек восемнадцать. Оставить их в фольварке мы, конечно же, не
могли. А транспортировка на носилках скопала бы действия бригады как раз в
тот момент, когда быстрота маневра была решающим фактором.
Владимир Кириллович и здесь проявил свои незаурядные способности
военного руководителя. Остров, на который мы должны были отступать ночью, и
фольварк разделялись каналом шириной около трех метров и глубиной примерно в
метр. Но под водой была зыбкая почва, и перейти его вброд невозможно. В
фольварке имелось несколько лодок. Кроме того, по распоряжению командира
партизаны сколотили два плота. На этот водный транспорт мы погрузили всех
раненых. Часть партизан переехала по каналу на лодках и плотах подальше от
места боя, остальные продолжали сражаться.
Продержались мы до ночи, затем отошли на остров. Немцы были уверены,
что никаких водных средств у нас нет, следовательно, до завтра никуда мы не
денемся. Утром они рассчитывали с помощью минометов и авиации разгромить
нашу бригаду.
Мы перехитрили фашистов. Когда рассвело, они действительно открыли
огонь из минометов по фольварку, а самолеты начали сбрасывать ящики с
гранатами. Но весь этот смертоносный груз падал на пустое место. Мы же в это
время находились на острове.
Дождавшись темноты, на лодках по отводным каналам перебрались через
болото, переправили раненых и имущество. А к следующему утру были уже далеко
от опасной зоны.
К середине дня мы вышли в район дислокации 208-го партизанского полка,
где командиром был майор Беспоясов. Нас накормили, разместили по хатам, дали
возможность отдохнуть после трехсуточных боев. Особая забота была проявлена
к нашим раненым и больным.
Героическими делами во время партизанских боев с фашистами прославились
и наши медицинские сестры. Об одной из них мне и хочется рассказать. С ней
связана моя судьба. Но для этого придется вернуться несколько назад.
В январе сорок третьего года из Полесского партизанского соединения в
деревню Альбинск была доставлена группа тяжелораненых партизан для отправки
на Большую землю. Раненых сопровождала медсестра Мария Вежновец. Здесь в
лесу, неподалеку от деревни, находился партизанский аэродром, где предстояло
ожидать самолет. Когда он прилетит, никто не знал, связь с Большой землей
была не регулярной. О прибытии самолета нам сообщали самое большое за день
до его прилета.
Надо было ждать и ухаживать за ранеными, делать перевязки. И Мария
Вежновец все это выполняла. Ей помогала хозяйка дома, где расположили
раненых, солдатка, муж которой воевал в рядах Красной Армии.
Шли дни, самолет не прилетал. У Марии кончился перевязочный материал, и
она с хозяйкой стала ходить по хатам, собирать все, что могло послужить в
качестве бинтов. Но вскоре и этот резерв истощился. Между тем двум больным
стало хуже, необходима была специальная медицинская помощь. Ближайшей
деревней, где находился врач, была Сосновка. Мария решила ехать туда.
В тот день я занимался приготовлением мази из березовых почек. И вот
вижу в окно: к домику, где располагалась аптека партизанского госпиталя,
подкатывают сани. В них - две симпатичные девушки. Одну из них я знал. Это
была москвичка Лина, партизанка, прибывшая к нам вместе с оперативной
группой. Она работала медсестрой и иногда заезжала ко мне. То попросит
несколько бинтов, то немного лекарств. Делился с ней, чем мог. Но вторую
девушку я видел впервые.
Вид у меня был не для приема гостей. Большой брезентовый фартук, лапти
вместо комнатных туфель. Как раз в аптеку в то время зашел "на огонек"
Даниил Абакумович Скляр. Заметив в окно девушек, он критически осмотрел
меня, насмешливо протянул:
- Э, доктор! К тебе гости, а ты... Надо принять гостей, как подобает
врачу.
Я побежал в сени переодеваться.
Мой выходной гардероб составляли потертый пиджак, манишка и даже
галстук "кис-кис". Все это подарили мне ребята после возвращения с
очередного задания. Распределяя в лагере отбитые у врага трофеи, они
почему-то решили, что именно доктору, больше никому другому, нужны в лесу
манишка и галстук "кис-кис".
Быстро переоделся, снова вернулся в комнату. Девушки были уже там.
Даниил Абакумович развлекал их "светским" разговором, который сводился к
тому, что вот, мол, вчера было холоднее, чем сегодня, а завтра, может быть,
даже оттепель наступит... Галантный кавалер из него явно не получался.
Когда я, при галстуке и в манишке, вошел в комнату, у девушек широко
раскрылись глаза. Потом Лина не выдержала, прыснула в ладонь, а вторая
смущенно опустила глаза. Черноглазая, курносая, розовощекая, мне она
показалась очень и очень красивой.
Поздоровался, представился незнакомке.
- Мария Вежновец, - скромно ответила она. - Медсестра.
Я помог девушкам снять верхнюю одежду, усадил их поближе к печке, стал
готовить чай. Даниил Абакумович тем временем осторожно поинтересовался, что
привело гостей к нам.
- Говори ты, - Лина подтолкнула локтем Марию.
Мария Вежновец стала рассказывать про своих раненых, про то, что у нее
уже кончились перевязочный материал и лекарства. А самолета все нет... И
вообще, необходимо, чтобы некоторых раненых срочно осмотрел врач.
Я дал немного бинтов и лекарств, пообещал завтра же быть в Альбинске.
Медсестры уехали, а я еще долго стоял у окна, провожая их взглядом.
- Ну, доктор, удивил... - Даниил Абакумович развел руками. - Кажется
мне, стрела Амура попала прямо в цель, а?
Я не ответил, а про себя подумал, что он, пожалуй, прав.
На следующий день, собираясь в Альбинск, поймал себя на мысли, что хочу
поскорее встретиться с Марией. И окончательно понял, что влюбился, влюбился
впервые в жизни... Вот так, в образе черноглазой курносой девушки,
партизанской медсестры, пришла ко мне моя судьба.
В Альбинск мы приехали вместе с Алексеем. Мария была рада нашему
приезду, сразу новела к раненым. Признаться, судя по ее вчерашнему рассказу,
я рассчитывал увидеть запущенных раненых, которые в ожидании самолета
изнервничались, извелись... Однако мне представилась совсем другая картина.
Раненые были хорошо досмотрены, повязки у них свежие, аккуратные, сделанные
умелыми руками. Сами партизаны - веселые, бодрые.
Когда я спросил у раненых, не надоело ли ждать самолет, они дружно
ответили, что нет, не надоело. А некоторые прямо заявили, что у них дела
идут на поправку и, может быть, нет смысла вовсе увозить их на Большую
землю.
- У нас же сестрица, что доктор, - говорили они и прямо-таки с
нежностью посматривали на Марию. - Сама всех на ноги поставит.
Чувствовалось, что Мария Вежновец пользуется у них огромным
авторитетом.
Я осмотрел больных и убедился, что большинство из них все же нуждается
в квалифицированной помощи специалистов на Большой земле. Сказал об этом
Марии, когда мы пришли в ее крохотную комнатушку, где она жила и где
находилась аптечка.
Кстати, порядок здесь был идеальнейший. В аптечке все сверкало
белизной, на всех пузырьках этикетки с красиво выведенными от руки
названиями лекарств. Выстиранные бинты аккуратно свернуты, уложены отдельной
стопкой.
Я вообще очень настороженно отношусь к неряшливым людям, они мне просто
несимпатичны. А любой факт неаккуратности со стороны медицинского работника
считаю просто нетерпимым. И тогда был уверен, а сейчас тем более, что
неряшливость и служение медицине несовместимы.
После осмотра больных Мария угостила меня чаем, для которого заваркой
служил душистый липовый цвет. Мы разговорились, понемногу скованность друг
перед другом прошла. Я рассказал о том, как попал в партизаны, она в свою
очередь поведала о себе.
Родилась Мария на Полесье в деревне Протасы Паричского района. Родители
одними из первых вступили в колхоз. Шли годы, артель крепла, набирала силу,
стала одной из передовых в районе. Пришел достаток и в каждую колхозную
семью. Старшего брата Григория и Марию направили учиться. Григорий стал
кадровым командиром, Мария окончила школу медсестер в Бобруйске и осталась
работать в одной из городских больниц. Здесь ее и застала война.
Когда немцы подошли к городу, Мария решила уйти к родным. Первое время
помогала матери по хозяйству, а когда, вырвавшись из окружения, вернулся
домой Григорий, собрали семейный совет.
- У вас мне оставаться нельзя, - заявил Григорий. - Придут немцы, тогда
и мне и вам не миновать смерти. Уйду в лес, буду партизанить...
Мария ушла вместе с братом. Сначала партизанили небольшим отрядом,
который состоял из нескольких местных жителей и военнослужащих, избежавших
плена. Потом отряд вырос, влился в бригаду, которой командовал один из
первых среди партизан Герой Советского Союза Федор Илларионович Павловский.
Немцы каким-то образом узнали, что Григорий и Мария в партизанах,
решили выместить свою злобу на родителях. Первым был расстрелян отец -
Леонтий Афанасьевич. Мать и младшую сестру Пашу решили пока не трогать. За
домом была налажена слежка. Фашисты надеялись, что рано или поздно Григорий
с сестрой обязательно навестят родных.
На смерть отца партизан командир отряда ответил новыми ударами по
врагу. Тогда немцы направили в деревню Протасы большой карательный отряд.
Приближавшуюся колонну первой заметила Паша. Испуганная, в слезах, прибежала
она к матери, стала звать в лес.
- Ты беги, дочка, беги! - ответила Пелагея Афанасьевна, прижимая к
груди Пашу. - Во-он туда. Там брат твой. - Она показала направление, где
нужно было искать Григория. - А я здесь останусь. Меня, старую, немцы не
тронут.
Паша отбежала, спряталась в сарай к соседке и оттуда через щели в
бревнах стала наблюдать за улицей.
А фашисты приступили к своему варварскому, заранее продуманному плану.
По списку, составленному предателем, они стали собирать в хату Михеда Голуба
всех жителей. Туда же привели и мать Марии. Завернули руки за спину,
привязали к обозной повозке, приказали смотреть на хату Михеда, куда
пригнали уже двадцать четыре семьи.
Потом немцы заперли дом, облили его со всех сторон бензином и подожгли.
Всех, кто пытался выскочить из пламени, расстреливали из автоматов... Вскоре
вопли и крики несчастных затихли.
Когда Паша выбежала из сарая, немцы, сотворив свое гнусное дело, уже
уходили из деревни. Они гнали перед собой отобранный у жителей скот, а за
последней повозкой шла мать Паши. Ее подгонял кнутом фашист.
Паша больше не видела матери. Судьба этой женщины стала известна лишь
через несколько дней. Пелагею Афанасьевну привели в Паричи, на первом же
допросе страшно избили. Фашисты хотели узнать, где прячется сын - "бандит"
Григорий. Мать молчала. Ее начали снова бить. Тогда она схватила со стола
тяжелую чернильницу и запустила ею в немца. Пелагея Афанасьевна надеялась,
что это ускорит развязку. Но палачи еще долго издевались над своей жертвой.
Они выкололи ей глаза, отрезали уши и только после этого повесили во дворе
комендатуры.
Паша убежала в лес. Она разыскала брата и сестру, рассказала им о
трагедии, которая совершилась в деревне у нее на глазах. Тогда же Григорий и
Мария поклялись мстить врагу, пока будут живы.
Вот какую историю поведала мне Мария в тот день. Долго еще был я под
впечатлением этого страшного рассказа, долго в глазах стояла картина
издевательств над невинными людьми.
Мария стала мне как-то особенно дорога. Тогда же я твердо решил, что
буду просить ее руки.
Вернувшись в бригаду, пошел к Даниилу Абакумовичу.
- Знаешь, - сказал ему, - не могу без Марии! Запала мне в сердце эта
дивчина. И если бы она согласилась выйти за меня замуж...
- Ты все хорошо обдумал? - перебил Даниил Абакумович. - Брак, дорогой,
дело серьезное. Помнится, еще Маркс сказал, что никто не принуждает к
заключению брака, но всякий, коль ступил на этот путь, должен подчиняться
его законам. Так что...
- Я все обдумал, - ответил я. - Намерения мои чистые и серьезные.
- Ну, тогда... Благословляю. - Он встал, крепко обнял меня. - Можно
свадьбу сыграть.
- Шутишь! - не поверил я. - Какая здесь сва