стало совершенно незаменимым для практики. Наша страна приступила
к широкому освоению областей вечной мерзлой. В Заполярье поднялись
многоэтажные дома, появились крупные производственные предприятия. На
вечной мерзлоте построены первые плотины. Гигантская трасса БАМа
проходит преимущественно в зоне вечной мерзлоты.


Все мы знаем о Байкало-Амурской железнодорожной магистрали. Но
немногим известно, что трасса была еще до Великой Отечественной войны
пройдена изыскателями, среди которых находились мерзлотоведы. Сведения,
полученные в то время, легли в основу современного проекта магистрали.


Вернадский был инициатором радиохимических и радиогеологических
исследований в нашей стране, а также первых экспедиций, занимавшихся
поисками радиоактивных минералов. Он создал Комиссию по изучению
"тяжелой" воды. По его инициативе была организована Международная
комиссия по геологическому времени. Как бы предвидя начало
космической эры, Вернадский нацелил ученых на познание "странников
Вселенной" --  метеоритов и стал основателем и первым председателем
Метеоритного комитета.


Люди, сетующие на бесцельность некоторых теоретических научных
исследований, чаще всего просто не умеют заглянуть подальше в будущее
--  на два-три десятилетия вперед. Вернадский предвидел будущее с
удивительной ясностью. Все созданные им научные учреждения не только
существуют до сих пор, но со временем оказались на переднем крае науки.


Возьмем, к примеру, гидрогеологические учреждения, основанные
Вернадским. В начале нашего века они вовсе не выглядели очень
необходимыми. Однако вскоре оказалось, что вода --  не только самый
драгоценный минерал, но и достаточно редкий.  В промышленных районах
ощущается острая нехватка чистой воды. Многие месторождения полезных
ископаемых разрабатываются с помощью воды. Да и сама подземная
вода нередко служит сырьем для добычи растворенных в ней ценнейших
веществ. Кроме того, содержащиеся в подземных водах химические элементы
сообщают гидрогеологам о скрытых в недрах богатствах.


Использовать подземную воду люди научились давно. Ерофей Хабаров,
прежде чем отправиться в свои знаменитые путешествия, поселился в
устье реки Киренги, впадающей в Лену, и выпаривал соль из минеральных
вод. Он обходился без научных теорий. Даже во времена Вернадского
гидрогеология как наука не обрела еще практической значимости. Пока
воды много, а нужда в ней невелика, о науке обычно не думают.


Но вот наступает срок, и практики с изумлением обнаруживают, что
запасы подземных вод иссякают, что в результате откачек воды оседают
городские территории и даже происходят землетрясения.


Научные теоретические знания вдруг приобретают необычайную ценность для
практики. И чудак-ученый, тщательно описывавший роднички, проводивший
расчеты движения подземных потоков, делавший химические анализы и
т. п., оказывается чрезвычайно необходимым специалистом.


Подобные ситуации стали характерными только в последние
десятилетия. Вернадский, создавая научные учреждения и открывая
новые области знания, не имел в виду сиюминутной практической
пользы от своих трудов. Он был подобен садовнику, который выращивает
саженец. Он знал, что плоды будут не сразу и что найдутся люди, не
верящие в грядущую пользу теорий, противодействующие его начинаниям.
Это его не останавливало. Он верил в науку.


Гидрогеохимия, гидрогеотермия, мерзлотоведение, учение о геологической
деятельности человечества... Нельзя, конечно, утверждать, что
Вернадский был основоположником всех этих научных дисциплин. У него,
скажем, нет ни одной значительной, "основополагающей" работы по
мерзлотоведению; он вовсе не употреблял термин "гидрогеотермия"
(при его жизни термина такого не было вовсе), он не стремился
систематизировать факты о геологической деятельности человечества и
не предлагал соответствующих классификаций и т. д.


Все так. Но не следует забывать что науки не возникают сразу, как
Афродита из пены морской. Они складываются годами, а то и десятилетиями
из множества разрозненных фактов, сведений, идей. И чтобы первому
осмыслить, осознать, предвидеть появление новой области знания,
требуется особый дар и, безусловно, огромная эрудиция.


Относительно эрудиции вряд ли могут возникнуть какие-либо вопросы. Без
обширных знаний не сделаешь значительного научного открытия и тем
более не откроешь новую науку. А вот о необычайном даре, помогавшем
Вернадскому создавать научные учреждения, нацеленные на далекую
перспективу, и открывать научные области, которым суждено славное
будущее, --  об этом даре хотелось бы поговорить особо.  Проникновение в
будущее! Сколько рассказано об этом фантастических историй, сколько
нагромождено вокруг этой проблемы домыслов и предрассудков. Впрочем,
на примере Вернадского, как мне кажется, можно убедиться в том,
что предвидение не относится к каким-то сверхъестественным феноменам.


В сущности, каждый человек живет будущим.


Будущее присутствует в настоящем и для нас, людей, определяет
его. Любой свой шаг, свой поступок мы сознательно или нет соотносим
с будущим --  далеким и близким.


В драме Ибсена "Пер Гюнт" человек, живущий настоящим сравнивается с
окаменелостью. Только став камнем, можно избежать постоянных превращений
(а значит, жизни).


Освоение будущего, стремление к предвидению --  одна из характернейших черт
живого вещества. Человек способен осмысливать свои цели. Бездумно
стремится к некоторым целям (добыть пищу, продолжить свой род, избежать
опасности и т. п.)  любой живой организм. В кибернетике это называется
гомеостазом, самоорганизацией,


В капле воды простейшие снуют хаотично, подобно молекулам, находящимся
в постоянном "тепловом" броуновском движении. Однако в отличие
от молекул организмы передвигаются сами, благодаря собственной
биохимической энергии. Они бессознательно устремлены в будущее --
к пище, безопасности и пр.


Человек растрачивает свою биохимическую энергию разумно. Он
приноравливается к будущему, стремясь предвидеть его как можно
точнее. Не все события удается предсказать, но человек не желает
мириться с таким положением, всеми средствами пытаясь увидеть
грядущее. Одни обращаются с этой целью к наукам, другие --  к мистике
и религии.


Один из величайших умов человечества --  Ньютон искал в исторических
событиях подтверждение древним библейским пророчествам. Он был
уверен, что пророкам открывалось будущее. Другое дело --  более поздние
истолкователи; им Ньютон не верил:


"Главная ошибка истолкователей Апокалипсиса заключалась в том, что
на основании Откровения пытались предсказывать времена и события,
как будто Бог их сделал пророками".


Выходит, одним людям дано предугадывать будущее, а другим нет?


В своей научной работе Ньютон так охарактеризовал время:


"Абсолютное, истинное математическое время само по себе и по самой
своей сущности, без всякого отношения к чему-либо внешнему, протекает
равномерно и иначе называется длительностью". Время, по Ньютону, как бы
всемирный поток, равномерно увлекающей все сущее в одном направлении;
от прошлого к будущему. Совершенно исключается чудесное предвидение,
в противном случае кто-то (пророк) получит возможность не подчиняться
законам абсолютного времени, "забегать вперед".


Для человека религиозного (каким был Ньютон) вполне естественна вера
в чудеса, не доступные разумению. Для ученого (каким тоже был Ньютон)
необходима вера в знания. Вот почему он столь противоречиво оценивал
"чудесное предвидение" будущего. Как физик он отрицал такую возможность,
как теолог верил в нее.


В наши дни вера в науку преобладает. Прогноз погоды, предписание врача,
предсказание лунных затмений... Очень многое в нашей жизни (включая
планы хозяйственного развития и личные планы) определяется наперед в
надежде не на чудесные озарения, а на точный научный расчет, на знание.


И все-таки существуют люди, обладающие даром пророчества. К ним
безусловно следует отнести Вернадского. Не все его предсказания
сбылись, не всегда он был прав. Однако вряд ли кто-нибудь другой из
естествоиспытателей и организаторов науки умел заглядывать так далеко
вперед, как он. Некоторые его идеи не были по достоинству оценены
в свое время, и черед им настал только в наши дни или еще настанет
в будущем.


В чем секрет его удач? Для человека, хорошо знающего прошлое и
понимающего настоящее, должно открываться будущее --  не во всех деталях,
но все-таки более или менее отчетливо.


Ростки будущего, предпосылки, предтечи --  повсюду. Они щедро рассыпаны
на страницах книги Природы --  в полях и лесах, в космосе, в слоях горных
пород, кристаллах, окаменелостях, в почве... Будущее вокруг нас,
только распознать его не всегда просто, а подчас и невозможно. Чем
обширнее и точнее наши знания, тем вернее предвидения.


Ньютон для познания небесных явлений использовал физику и математику,
а историю людей пытался постичь с помощью религиозных книг. Вернадский
всегда обращался к природе и к наукам, изучающим ее. Он соотносил
развитие науки с историей человечества, с практическими потребностями
общества. Это позволяло ему предвидеть ход научной мысли и будущее
создаваемых им наук и научных организаций.



ПРОШЛОЕ --  ДЛЯ БУДУЩЕГО

... В. Гершель, немец по происхождению, был привезен в Англию из
Ганновера королем Георгием III (1738-1820, король с 1760), тоже
немцем. Ехал он в Англию придворным музыкантом, а стал великим
английским ученым-астрономом, впервые выделившим звездные миры как
"звездные острова" во Вселенной --  теперешние галаксии (спиральные
туманности). Ему помогала сестра, Каролина Гершель, намного пережившая
брата и продолжавшая потом его работу...


Читая такое описание, вряд ли догадаешься, что его автор не историк,
не биограф В. Гершеля, не астроном. А книга, откуда описание взято,
посвящена... Здесь угадать и вовсе невозможно: химическому строению
биосферы Земли и ее окружения!


Теперь, пожалуй, не вызовет удивления имя автора описания:
В. И. Вернадский.


Для чего же понадобилось автору монографии по геохимии подробно
рассказывать об астрономе позапрошлого века?


Прежде чем поразмыслить над этим вопросом, немного усложним
его. Возможно, это облегчит нам поиски верного решения.


Простую задачу решить подчас трудно только потому, что а ней
недостаточно полно сформулированы условия: мысль мечется, ища ответа,
или, напротив, упирается в один привычный, явный и, казалось бы,
естественный ответ.


Итак, усложним свой вопрос еще одним примером. "Причина полярных сияний
по теории, которая была дана Гольдштейном в 1879 г. и разработана
Биркеляндом в 1896 г., Стермером, Вечартом, Макленом связана с
электронами, исходящими из Солнца... Идея о связи полярных сияний с
электричеством была высказана М. В.  Ломоносовым в 1743 г. и независимо
от него В. Франклином, в Америке, в 1750 г.  Многолетние наблюдения
Ломоносова по своей точности сохраняют значение свое и сейчас...


Открытая и изученная в XX в. ионосфера в действительности была ясно
очерчена в своих основных чертах английским физиком и математиком
Д. Бальфур-Стюартом, но его правильный вывод был понят много позже,
много лет после его смерти".


Наш второй пример приблизил нас к Земле, после полета к далеким
галактикам.  Так все-таки для чего ученый столь подробно занимался
историей науки?


Для того, чтобы показать мир идей в движении и в единстве. Примерно
так же, как историю минералов или природных вод. Движение и единство
идей невозможно ощутить вне истории науки.


Представьте себе сад с незнакомыми для вас растениями. Как определить,
какое растение вскоре зацветет, а которое уже отцвело, на каком
дереве следует ждать плодов, а какое не плодоносит, в какое время
суток раскрываются и закрываются цветы? Нельзя угадать, на каком
растении ягоды появляются ежегодно, а на каком-один лишь раз.


Вот и наука словно сад идей, простых и сложных, заурядных и поражающих
воображение. Идеи развиваются в отличие or растений в сложных
взаимодействиях, образуя причудливые сплетения. Понять, почему они
развивались так, а не иначе; какие из них перестали развиваться и
устарели, сохраняясь лишь в силу традиций или предрассудков; какие
мысли высказывались ранее, а позже не были оценены и забылись, --
понять все это, не зная истории, невозможно.  Идеи прошлого явно или
неявно влияют на современность. И обратно: с уровня, достигнутого
сегодня наукой, чуть иначе видится прошлое (хотя, и не всегда это
"иначе" означает "вернее").


"Каждое поколение научных исследователей, --  писал Вернадский в начале
нашего века, --  ищет и находит в истории науки отражение научных
течений своего времени.  Двигаясь вперед, наука не только создает
новое, но и неизбежно переоценивает старое, пережитое".


История науки --  это, по существу, и есть наука. Любой ученый постоянно
обращается к достижениям своих предшественников. Наука --  коллективное
творчество, и каждое поколение ученых лишь достраивает (отчасти
перестраивая) то, что было создано до них.


Многие считают, будто для ученого самое главное --  изобрести некую
оригинальную идею, никем еще не высказанную. Однако абсолютно новых
идей, если они дельные, почти никогда не бывает. Идея представляется
новой только тем, кто плохо знает историю научной и философской мысли.


Иногда слышишь: "Да что это за научный труд? Сплошные ссылки на других,
бесконечные цитаты, а своего совсем мало".


Обилие ссылок в научных работах нередко скрывает отсутствие новых
мыслей и оригинальной точки зрения у автора. Но бывает и совсем иначе.


В книгах Вернадского то и дело попадаются указания на чужие работы,
приводятся мнения множества специалистов. Значит ли это, что труды
Вернадского --  сплошной пересказ всем известных истин? Вряд ли надо
доказывать ошибочность такого мнения. (Имеются научные работы, где
почти нет цитат, отсутствуют ссылки на других исследователей и вместе
с тем нет ни одного нового факта или новой мысли.)


Идея шарообразности Земли и ее вращения вокруг Солнца, как известно,
была высказана за тысячу с лишним лет до Коперника, в затем многократно
повторялась некоторыми мыслителями. Но это ничуть не мешает нам
восхищаться научным достижением Коперника.


Мы отдаем должное открытию Америки Колумбом. Но ведь, как выяснилось,
он не был первым европейцем, достигшим Нового Света. Более того,
американские индейцы --  выходцы из Азии. Они "открыли" и заселили
Америку за много тысячелетий до Колумба. И все-таки в истории географии
имя Колумба сохранится навсегда.


Существуют ученые, стремящиеся всеми силами доказать, что они
первыми высказали ту или иную научную идею. Вернадский ничего
подобного не делал. Напротив, он тщательно отыскивал своих идейных
предшественников, называл тех, кто прежде него высказывал более или
менее сходные мысли...


Все мы пользуемся приблизительно одним набором слов. Это не
мешает одним высказывать мудрые мысли, а другим теми же словами --
пустые банальности.  Ученый мыслит крупными "готовыми блоками". У
большинства людей из этих блоков идей (цитат) получаются стандартные
конструкции. Настоящий мастер сумеет соорудить из них нечто
замечательное.


Говорят, одного скульптора спросили: "Как вы создаете свои
произведения?" Он ответил: "Беру глыбу мрамора и отсекаю все лишнее".


Примерно то же происходит в науке. Самое главное --  отбросить все
"лишнее", выбрать из великого множества идей наиболее верные,
перспективные, выстроив их в единую систему.


Правда, вряд ли Вернадский проводил свои исследования по такому
принципу. Да и для скульптора главная трудность работы заключается
вовсе не в "освобождении" задуманного им изваяния из каменной
глыбы. Главное - создать в своем воображении образ, а уж воплотить
его-это, как говорится, дело техники.


Нельзя написать более или менее интересную, толковую книгу, просто
подобрав без лишних забот подходящие цитаты и организовав их в
определенном порядке.  Соответствующих теме цитат набирается великое
множество. Они лежат тяжелым, неподъемным грузом. Так возвышается
на строительной площадке груда строительных материалов. Прежде чем
приступить к делу, требуется очистить площадку, освободить место
для здания.


Вернадский, работая над книгой, всегда имел соответствующие картотеки,
выписки и т. п. Весь этот "строительный материал" он использовал,
подобно искусному архитектору, для реализации своего собственного
оригинального проекта. Первой шла его мысль. Подтверждая и разъясняя
ее, Вернадский использовал чужой материал-как бы кирпичи и колонны
для архитектурного сооружения.


Продолжая сравнение, можно сказать, что Вернадский не был мастером,
добывающим строительный материал (для науки это факты), не был
инженером, изобретающим новые конструкции (для науки это оригинальные
гипотезы и теории), хотя всем этим он все-таки занимался, и не
безуспешно. Он был прежде всего архитектором.  Подчас исследователей
интересуют только современные научные достижения. Можно сказать,
такие ученые любуются самым верхним этажом, не обращая внимания на
все величественное создание человеческого разума. Такая точка зрения
ограничивает кругозор исследователя.


Немецкий ученый Т. Верле в 1900 году ознакомился с книгой великого
философа Канта, изданной в 1839 году, и высоко оценил высказанные в ней
идеи о механизме и причинах знаменитого лиссабонского землетрясения
1755 года, стершего город с лица земли. Верле счел нужным отметить,
что на взглядах Канта заметно влияние идей крупного ученого Гоффа.


Верге продемонстрировал плохое знание истории науки. Ведь Гофф начал
писать свои работы через двадцать лет после смерти Канта!


Подобные казусы не часты, а вот так называемые изобретения велосипедов
происходят постоянно. Хорошее знание истории гарантирует от бесполезной
траты времени --  своего и чужого.


Итак, прошлое науки сохраняется в ней самой, составляет ее основу,
служит почвой, на которой расцветают (или вянут) современные идеи.


Ученому необходимо хорошо знать историю своей отрасли знания. Такой
вывод вполне естественно следует из разбора взглядов Вернадского на
историю науки. Но вывод этот все-таки не объясняет до конца глубокий
интерес ученого к истории наук, очень далеких от его непосредственных
исследований.


Например, говоря о проблеме времени и пространства в геологии, а
точнее в области жизни, биосфере, он упоминает о трудах Ньютона. Это
понятно. Но, упомянув теорию тяготения Ньютона, Вернадский не
ограничился этим. Он отметил, что на научные взгляды Ньютона повлиял
интерес великого физика к теологии (науке о религии) и его вера в
святое писание, а значит --  в конец света. Далее Вернадский напоминает,
что Ньютон не удовлетворялся своей гипотезой о действии всемирного
тяготения на расстоянии "как бы мгновенно". "Сохранились указания,
однако, --  продолжает Вернадский, --  что Ньютон искал объяснения
мгновенного действия тяготения в развитии идей Фотье дю Дюийе (1664-1753),
швейцарского ученого, объяснявшего тяготение давлением мелких
двигающихся частиц, заполняющих Космос".


Вспомним современную гипотезу гравитонов --  частиц, "ответственных"
за тяготение.  Пожалуй, Дюийе первым высказал предположение о
существовании гравитонов; но многие ли физики знают об этом? Конечно,
современные представления о частицах существенно отличаются от прежних,
господствовавших до нашего века. И все-таки идея гравитонов уходит
далеко в прошлое... Да, но зачем об этом писать не в истории физики,
а в книге по геохимии?


Или --  другой пример. Вернадский кратко прослеживает путь иаучной
мысли от "пустого" пространства Ньютона к всемирному эфиру и
дальше --  к пространству-времени Эйнштейна, сделав такую оговорку:
"Идея о физическом пространстве-времени не принадлежит Эйнштейну,
а развивалась много раньше и имеет длинную историю. Корни ее идут
в XVIII в.; научный, не философский вывод, был, мне кажется, впервы