еет. Когда такой ученый умирает, с ним отходит в прошлое
и то, что он с таким упорством утверждал.


Против научных фантазий, выдаваемых за истину, выступал Вернадский.
Он не отказывался от выдумки, гипотез, общетеоретических выводов. Но,
во-первых, он старался не уходить слишком далеко за область фактов,
опираться на достоверные сведения. Во-вторых, всегда оговаривался: идет
ли речь о фактах и эмпирических обобщениях или о гипотезах, теориях,
философских положениях.  Очень редко в своей научной работе Вернадский
ограничивался пересказом фактов.  Он осмысливал их, сопоставлял с
имеющимися гипотезами и теориями, углублялся в историю идей, искал
истоки современных воззрений, намечал перспективы. Возможно, именно
это придает его трудам особую мудрость и удивительную долговечность.
По странной закономерности в современной науке трудно встретить ссылки
на эмпирические обобщения Вернадского (скажем, на его биогеохимические
принципы).  Однако именно сейчас во всем мире стали глубоко понимать
и ценить его учение о биосфере как целостной системе, о роли живого
вещества и разума на планете, о симметрии и диссимметрии в природе,
о геологическом и биологическом пространстве-времени. Отдавая должное
необычайной эрудиции ученого, высшие почести воздают ему за его
научно-философские обобщения.


И еще. Соединяя в своем творчестве разнообразные науки (геологию,
химию, историю, биологию и т. д.) и поднимаясь до высоких философских
обобщений, Вернадский первым из ученых нашего века начал осуществлять
тот синтез знаний, о котором писал К. Маркс, предсказывая: "Впоследствии
естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере,
в какой  включит в себя естествознание: это будет одна наука".


Исследование природы --  это не только сбор фактов и проведение
опытов, но и размышления о материи, бытие, познании. Если кто-то
из ученых всерьез надеется достичь успехов в науке, ограничиваясь
узкой областью конкретной темы, ему не вредно вспомнить слова
Ф. Энгельса: "Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними
властвует философия. Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы над
ними властвовала какая-нибудь скверная модная философия, или же они
желают руководствоваться такой формой теоретического мышления, которая
основывается на знакомстве с историей мышления и ее достижениями".


К Вернадскому полностью приложимы слова Д. Сантаяны, сказанные о
ГЈте: "Он был слишком мудр, чтобы быть философом в обычном смысле
слова". Продолжая эту мысль, И. И. Мочалов заметил: "Но эта же
мудрость не позволяла Вернадскому стать и естествоиспытателем в
обычном смысле".


Вернадский не стремился создать какое-то особое философское учение или
направление. Он вырабатывал свое личное мировоззрение, соответствующее
его складу ума и характера, моральным принципам, знаниям. Он всегда
руководствовался "такой формой теоретического мышления, которая
основывается на знакомстве с историей мышления и ее достижениями".


В своих общих рассуждениях он как бы возвращал понятию "философия"
его первозданную сущность ("фило" --  любовь, "софия" --  мудрость),
потому что любил мудрость и был мудр.


Читая труды Вернадского, попадая в поток его идей, невольно
настраиваешься на размышления.


Есть ученые, изрекающие истины. Они как бы укладывают каменную плотину
поперек течения мысли. До сих пор --  движение, а дальше --  все. Путь
закончен. Остается только подниматься все выше, устремляться в
стороны до тех пор, пока не хлынет поток через край или не найдет
окольных путей.


Вернадский никогда не претендовал на знание каких-то особых, навеки
незыблемых истин. Его эмпирические обобщения подобны ограждающим
дамбам, не позволяющим потоку растечься в стороны. Он всегда оговаривал
возможность появления новых фактов, которые заставят изменить или
уточнить его обобщения.


Осторожно, ненавязчиво, но целеустремленно, основываясь на фактах,
ведет Вернадский читателя от истоков научных идей к их современному
состоянию и стремится показать дальние горизонты науки, те неведомые
рубежи, которые предстоит еще освоить и которые неизбежно видятся
нечетко и обобщенно.


Вернадскому очень нравилась книга Ромена Роллана о
Рама-кришне. Полуграмотный индийский йог поражал даже умудренных
знаниями западных философов своим острым умом, неиссякаемой
фантазией, глубиной мысли, живостью, образностью своих сказов, притч
и поучений. Он тоже не был философом в обычном смысле слова. Он даже
умудрялся, оставаясь верующим, иронически отзываться о слепой вере,
не отрицал атеизма. Это был необычайный человек, и Роллан писал о
нем с особой теплотой и вдохновением.


Мудрые, а подчас ироничные притчи Рамакришны не могли оставить
Вернадского равнодушным. Он писал: "Через ГЈте я пришел к
Р. Роллану... на днях закончил чтение его книжки о Рамакришне, которая
мне дала так много, как давно ни одна книга. Заставила глубоко думать
и вызвала порыв писать по вечным вопросам бытия.  Не философский,
не религиозный порыв --  но форму научной исповеди".


Рамакришна рассказывал о слепцах, впервые повстречавших слона. Один
ощупал его ноги и сказал, что слон подобен колонне. Другой, которому
под руку попался хвост, закричал, что слон похож на змею. Третий,
ощупав бивни заключил о сходстве слона с буйволом.


Вернадский вряд ли сдержал улыбку, читая эту историю. Верно, даже самый
тонкий анализ одной части не может дать представления о целом. Вызовет
в воображении ложный образ. Надо уметь, исследуя часть, видеть целое.


А другая сказка? Мудрец встретил отшельника и спросил, чему он научился
за долгие годы уединения. Йог сказал: "Я умею ходить по воде". Мудрец
вздохнул: "Ты потратил годы на то, что достигнет каждый, заплатив
один грош перевозчику".


Нет, здесь, пожалуй, речь идет не только о религиозных чудесах. Мысль
глубже: о бесплодных трудах. Пожалуй, и о науке ради науки. О
той радости, которая достигается личными, никому другому не
нужными занятиями. Заплати деньги --  тебя порадуют в театре, кино,
цирке. Истинную цену имеет только то, что делается для других людей.


Еще одна притча --  о ветре и деревьях. В саду хозяйничал ветер, но
лишь одно дерево сильно раскачивалось и шумело: его ветви не были
отягощены плодами.  Да, такова логика жизни. Тяжелее стоять --  легче
выстоять. Часто слышишь: я не успеваю, меня постоянно отвлекают,
мне не созданы условия... Творец находит опору в своем творчестве,
в своих произведениях.


Древняя мудрость народа говорит устами этого индуса; древняя мудрость,
веками живущая в народных сказаниях, пословицах, поверьях, песнях,
языке; древняя мудрость, доступная одинаково ученому и простому
крестьянину. В нашу современную жизнь неявно включено прошлое, и мы
не всегда умеем оценить это наследство, и нередко забываем, что стоим
на плечах многих предшествующих поколений и станем опорой для будущих.


Но какая интуиция, какой тайный поворот мысли помогли Рамакришне
ответить актеру-пьянице: "Возможно, бог тоже иногда пьет --  иначе б
он не создал столько несуразного в этом мире".


Странные отношения с богом сложились у этого йога. Что
это --  неверие? Бездумная шутка? Примитивная вера, как у древних греков
воспевавших безобразия богов?  Нет, здесь особое миропонимание. Есть
нечто, охватывающее весь мир, --  гармония Вселенной, как бы ее ни
называли; божественным порядком или всеобщим законом природы. Но
временами, но местами в этой гармонии мира появляются диссонансы,
врывается хаос. Оказывается, бог тоже бывает пьян! Художественный
образ, верно отражающий реальность --  Вернадский находил в книге
Ромена Роллана созвучия своим мыслям. Высказанное в иной форме,
иными словами, иным человеком и даже по иному поводу оказывалось
и его личным, передуманным, в чем-то очень глубоком, в каком-то
неуловимом единстве. Единство сферы разума? Единство человечества на
планете? Единство биосферы, среды жизни? Единство космоса?


"Я начну этот рассказ, как волшебную сказку. Замечательнее всего то,
что эта древняя легенда, которая кажется страничкой из мифологии,
есть история людей, живших еще вчера, наших соседей "по веку",
которых видели своими глазами наши современники.


... Я беседовал с некоторыми из тех, кто были соподвижниками этого
мифического существа --  человека-бога; я ручаюсь за их правдивость.
"


Перечитывая сейчас эти прекрасные строки Ромена Роллана о Рамакришне,
я вдруг вспомнил, что почти так же мне хотелось начать свой рассказ
о Вернадском. Нет, вовсе не потому, что я готов обожествлять его, и
даже не потому, что мне довелось беседовать с людьми, близко знавшими
его. Главное, Вернадский представляется мне как бы мифологическим
героем, пришедшим в наш век, современным Прометеем, стремящимся
познать мироздание и человека и открыть свои знания людям.


Он сам, будто предвидя путь своей жизни, писал в 1889 году об античной
скульптурной группе, изображающей борьбу богов и титанов: "... Здесь
видна свободная, гордая мысль, мысль, гонящая тоску, рвущаяся вперед,
далеко... Титаны не уничтожены богами... Победа богов должна была
быть поверхностной, как поверхностной была победа богов над Прометеем".


Безликие и всемогущие силы природы простирают свою власть над каждым
человеком.  Человек бессилен победить их. Но своим стремлением к
познанию он бросает им вызов и, погибая, побеждает. Его победа --
в неугасимом огне разума и жажды познания.



ЧЕЛОВЕК

В минералогии принято упоминать о практическом значении того или иного
минерала в хозяйственной деятельности. Писал об этом и Вернадский в
своих минералогических работах. Сделал он это по особому.


"Я стараюсь выяснить значение человека в генезисе минералов. Эти
данные излагаются в историко-технических очерках, которые даются для
группы. Мне кажется, что этим путем выяснится любопытная и крупная
роль Homo sapiens в химических процессах Земли, которая, насколько
знаю, никогда не была сведена в единое целое человеческой мыслью".


Прежде чем вплотную заняться изучением геохимии биосферы (1917 год),
Вернадский еще в 1913 году совершенно определенно, кратко, чрезвычайно
интересно и содержательно охарактеризовал геохимическую деятельность
человечества. Он писал: "В последние века появился новый фактор,
который увеличивает количество свободных химических элементов,
преимущественно газов и металлов, на земной поверхности. Фактором
этим является деятельность человека".


Продолжая деятельность живого вещества, человек осуществляет такие
химические реакции, которых не было раньше на Земле. Выделяются в
чистом виде железо, цинк, олово, свинец, алюминий, никель и многие
другие химические элементы. В природных условиях подобные процессы
или совершенно не происходят, или осуществляются крайне редко.


Количество добываемых и выплавляемых человеком металлов достигает
колоссальных размеров и возрастает с каждым годом. Еще более
значительна добыча горючих полезных ископаемых.


При горении каменного угля и другого топлива идет образование
углерода, азота и других продуктов. Это побочные, бессознательно
осуществляемые процессы. К числу их относится и развитие некоторых
видов микроорганизмов, сопровождающее деятельность человека.


"Еще большее влияние оказывает человек полным изменением лика
Земли, которое производится им во все больших и больших размерах
по мере развития культуры и распространения влияния культурного
человечества. Земная поверхность превращается в города и культурную
землю и резко меняет свои химические свойства.


Изменяя характер химических процессов и химических продуктов, человек
совершает работу космического характера. Она является с каждым годом
все более значительным фактором в минеральных процессах земной коры
и мало-помалу меняет их направление".


Казалось бы, Вернадскому логично было прежде всего исследовать роль
живых существ в судьбе химических элементов Земли, минералов, горных
пород. К нашему веку эта роль была достаточно ясна, геологи хорошо
знали о создании биогенных осадков, продуктов жизни; о захоронении
и подземных превращениях живых организмов; о драгоценных жемчужинах
и перламутре.


Правда, роль живых существ во взаимодействии планеты с космосом в те
годы еще не была понята. А вот о производстве металлов, о добыче
полезных ископаемых имелись количественные данные. На этой основе
появилась возможность научно (оперируя фактами, а не только рассуждая)
исследовать геологическую деятельность людей.


Количественные показатели хозяйственной (технической) деятельности
отдельных государств и всего человечества оставались в соответствующих
статистических справочниках, экономических трудах. Геологи не
привлекали эти материалы для своих исследований. Жизнь человека,
общества, государства --  это одно, а жизнь природы и, тем более земной
коры, горных пород, минералов --  совсем другое.  Никому не приходило
в голову объединить столь разнообразные, несопоставимые понятия:
деятельность человека и геологический процесс.


Вернадский сумел увидеть то, что давно было у всех перед глазами,
объединил, казалось бы, несоединимое. В том и заключается великая
простота и неожиданность крупных научных открытий. Ученый стал
исследовать геологическую деятельность человечества в ее сходстве и
различиях с другими природными геологическими силами.


Надо, однако, помнить: сама по себе идея, что человечество --  часть
природы и входит как составной элемент в "механизм Земли", к началу
нашего века успела стать популярной в среде ученых.


В конце прошлого века ей были посвящены известные книги Э. Реклю,
Л. И.  Мечникова (брата знаменитого физиолога), Ф. Ратцеля. Еще
раньше, в середине века, вышла замечательная работа Г. Марша
"Человек и природа". В ней приведено немало примеров конфликта
между обществом и окружающей средой и особо подчеркивался неявный,
но подчас наиболее серьезный, а то и катастрофический эффект от
непреднамеренных, непредвиденных воздействий человека на природу.
Некоторые идеи Г. Марша сохраняют и поныне свое научное значение.


И все-таки геологическая роль человека недооценивалась учеными,
Вернадский первым вывел некоторые геохимические и общегеологические
закономерности деятельности человека на планете. Он совершенно
справедливо связывал геологическую мощь человечества с техническим
и промышленным прогрессом: "Вся история техники показывает нам, как
постепенно человек научился видеть источник силы в природных предметах,
казавшихся ему мертвыми, инертными, не нужными".  Развивая эти идеи,
Ферсман в своем четырехтомном труде "Геохимия" обстоятельно описал
геологическую деятельность промышленного человека и дал ей точное
наименование --  техногенез.


В 1922 году вышла в свет книга английского ученого Р. Шерлока
"Человек как геологический агент". Там было сказано, между прочим,
что человек своими руками, своим трудом, своими научными достижениями
приспосабливает окружающую природу к своим нуждам.


Для Вернадского было особенно важно выделить роль знаний, науки
в преобразовании планеты. Мысль освещает и направляет действия
человека! Мысль --  пусть порой ошибочная --  пронизывает все создания
человека. Именно эта особенность представлялась ученому наиболее
важной.


Большое впечатление на Вернадского произвела опубликованная в 1928
году работа Э. Ле Руа "Происхождения человеческого рода и эволюция
разума". Размышляя над причинами и механизмами необычайной власти
человека над окружающей его природой, Ле Руа провозгласил необходимость
глубокого философского анализа деятельности человека и, главное,
выяснения роли разума на Земле. Ле Руа отмечал, с одной стороны,
значение труда, созидания в перестройке планеты, с другой --  силу
человеческого интеллекта, способствующую превращению биосферы в
ноосферу, сферу разума.


Идеи Ле Руа оформились в 1923-1924 годах, когда он вместе со своим
другом (впоследствии крупным антропологом и философом) Тейяром
де Шарденом слушал в Сорбонне лекции Вернадского. Не удивительно,
что Вернадскому пришлась по душе идея Ле Руа и Тейяра де Шардена о
ноосфере (идею разрабатывали и Ле Руа и Шарден, но последнему, так
как он был иезуитом, церковное начальство не разрешало публиковать
свои философские труды).


В 1938 году Вернадский писал:


"Мы присутствуем и жизненно участвуем в создании в биосфере нового
геологического фактора, небывалого в ней по мощности...


Закончен после многих сотен тысяч лет неуклонных стихийных стремлений
охват всей поверхности биосферы единым социальным видом животного
царства --  человеком.  Нет на Земле уголка, для него недоступного. Нет
пределов возможному его размножению, научной мыслью и государственно
организованной, ею направляемой техникой, своей жизнью человек
создает в биосфере новую биогенную силу. Жизнь человечества, при всей
ее разнородности, стала неделимой, единой. Событие, происшедшее
в захолустном уголке любой точки любого континента или океана,
отражается и имеет следствия --  большие и малые --  в ряде других мест,
всюду на поверхности Земли. Телеграф, телефон, радио, аэропланы,
аэростаты охватили весь земной шар.


... Создание ноосферы из биосферы есть природное явление, более
глубокое и мощное в своей основе, чем человеческая история...


Это новая стадия в истории планеты, которая не позволяет пользоваться
для сравнения, без поправок, историческим ее прошлым. Ибо эта стадия
создает по существу новое в истории Земли, а не только в истории
человечества".


Итак, сфера разума, область господства человеческой мысли; особая
стадия в истории Земли. Казалось бы, все ясно. Однако Вернадского не
вполне удовлетворяли подобные формулировки. Он продолжал размышлять
о ноосфере и в последний год своей жизни испытывал не только
удовлетворение от сознания верности своих идей, но и серьезные
сомнения. В его статье "Несколько слов о ноосфере" есть такие слова:
"Мысль не есть форма энергии. Как же может она изменять материальные
процессы? Вопрос этот до сих пор научно не разрешен".


Действительно, ноосфера обладает странным свойством: оставаясь
областью мысли, разума, она одновременно активно участвует в
перестройке планеты.


"Научная мысль человечества работает только в биосфере и в ходе своего
проявления в конце концов превращает ее в ноосферу, геологически
охватывает ее разумом".


Вернадский писал о необходимости выделять в биосфере царство разума,
которое со временем охватывает всю область жизни и выходит в космос.


Может показаться странным, что он постоянно подчеркивает, утверждает
идею ноосферы, не упоминая, скажем, о сфере человека или человечества,
об эпохе человека. Ведь термин "антропоген" (антропогеновый
период), предложенный крупным русским геологом А. П. Павловым,
достаточно точно отражал одну из характерных особенностей ледникового
периода --  становление человека. Заключительным этапом антропогенового
времени логично было бы считать создание "антропосферы". Тогда не
возникло бы никаких недоуменных вопросов о роли разума в преобразовании
природы: ведь человек соединяет в себе два мира, две "сферы" --  мир
мыслей, разума и мир действия, работы.


Мысль человеческая неотделима от деятельности мозга. Мозг человека
оформлялся в процессе трудовой деятельности и сам в свою очередь
управлял работой человеческого организма.


Разум подобен источнику света: он освещает все вокруг. Ответы
разума сохраняет творение человека: обработанный камень или кость,
искусственно выведенные растения или животные, строения, игрушки,
одежда, поля, леса...


Но не вернее ли говорить о том, что создания человека воплощают не
только его разум, но и чувства, волю, умение, силу, сноровку? Одним
лишь напряжением ума невозможно сдвинуть даже спичку. Разум выполняет
роль организатора, руководителя, провидца. Он совершенно необходим,
но недостаточен для изменения материальных процессов.


И все-таки главная отличительная черта человека --  разум, бесконечно
увеличивающий