вершенно недоступны
основные объекты современной науки: элементарные частицы, атомные ядра,
атомы, молекулы, клетки, многие космические объекты, недра планеты.)


Включая математику в научный аппарат, Вернадский одновременно с
этим относился к ней с некоторой долей скептицизма. Даже занимаясь
кристаллографией, он не стремился полностью перевести ее на
язык математики (хотя кристаллография, как известно, основана на
математике). Позже Вернадский возражал против стремления к излишней
математизации таких наук, как геология, объекты которой обычно
чрезвычайно сложны.


Конечно, математика остается универсальным языком науки. Но нельзя
забывать, что природа даже в своих простейших проявлениях неизмеримо
сложнее наших схем, учитывающих чаще всего какую-нибудь частность. Мы
не в силах выразить всеми доступными нам способами хотя бы один день
своей собственной жизни со всеми его звуками, красками, событиями,
мимолетными впечатлениями, неясными ощущениями, мыслями... Живая жизнь
неизмеримо разнообразнее и сложнее любых наших схем, отражающих ее. Что
же тогда сказать о миллионах миллионов дней геологической истории,
связывающих воедино миллионы жизней!


Ограничены не только способы выражения наших мыслей. Ограничены и
возможности нашего личного познания. Скоротечная жизнь человека не
позволяет использовать в полной мере силу разума.


Все это так, если иметь в виду возможности одного человека, тогда
как разум, научная мысль --  нечто не только индивидуальное, но и
сверхличное, продолжающее, подобно огню, существовать, хотя дающий
ему жизнь материал сгорает, превращается в пыль и прах.


О преемственности поколений Вернадский писал еще в прошлом веке. В
начале нынешнего века оформился у него взгляд на науку как на сложное
и своеобразное выражение общественной  психологии, как на общественный
продукт. Позже, разрабатывая Учение о ноосфере, он писал: "Всякий
геологический фактор проявляется в биосфере во всей своей силе только
в работе поколений живых существ". При быстро растущей точности и
полноте научной работы процесс идет стремительно, ускоренно. Чтобы
заметить прогресс науки, не приходится вести долговременные
наблюдения. Через несколько поколений наука преображается почти
неузнаваемо.


Идет постоянный рост знаний, усиливается свет общественного разума,
развивается наука, воедино связывающая поколения мыслителей. Это
и есть основное ядро ноосферы. Постоянно углубляется общественное
познание природы.


Познание природы... Привычное словосочетание. Мы воспринимаем как
совершенно естественное явление, как нечто само собой разумеющееся
тот факт, что наша мысль способна к познанию, что мы способны узнавать
закономерности окружающего нас мира.


Альберту Эйнштейну показалась поразительной наша способность
упорядочивать мысли, находить верные пути в лабиринте фактов и
идей. То, что мир можно познавать, можно открывать законы, достаточно
точно отражающие свойства материи, представлялось Эйнштейну вечной
загадкой мира. Разум устанавливает верные соотношения между опытом,
догадками, словами, формулами. Познаваемость мира --  настоящее чудо,
и нам не дано понять его суть...


По странному совпадению примерно в те же годы, что и Эйнштейн
(1930-1940), о загадке познаваемости мира размышлял Вернадский. Не
исключено, что вопрос, поставленный Эйнштейном, нашел живой отклик
в его душе. В отличие от великого физика Вернадский дал, по всей
вероятности, верный, хотя и не очень определенный, ответ на "вечную
загадку".


"Научная мысль есть часть структуры --  организованности --  биосферы..."
Вернадский предложил дополнить свои прежние обобщения, касающиеся
геологической деятельности живых существ, учитывая не только жизнь, но
и разум: "... Логика естествознания в своих основах теснейшим образом
связана с геологической оболочкой, где проявляется разум человека,
т. е. связана глубоко и неразрывно с биосферой...


Ясно сейчас, что естествознание и неразрывно с ним связанная
техника человечества, проявляющаяся в наш век как геологическая
сила, перерабатывающая и резко меняющая окружающую нас "природу",
т.е. биосферу, есть не случайное явление на нашей планете, создание
"свободного разума", "человеческого гения", а природное явление,
резко материально проявляющееся в своих следствиях в окружающей
человека среде".


Наконец, в своей последней работе "Несколько слов о ноосфере"
Вернадский вновь возвращается к той же идее. "В гуще, в интенсивности
и в сложности современной жизни, --  писал он, --  человек практически
забывает, что он сам и все человечество, от которого он не может быть
отделен, неразрывно связаны с биосферой --  с определенной частью планеты,
на которой они живут...


В общежитии обычно говорят о человеке как о свободно
живущем... индивидууме, который свободно строит свою историю. До сих
пор историки, вообще ученые гуманитарных наук, а в известной мере
и биологи, сознательно не считаются с законами природы --  биосферы --
той земной оболочки, где может только существовать жизнь. Стихийно
человек от нее неотделим...


В действительности ни один живой организм в свободном состоянии
на Земле не находится. Все эти организмы неразрывно и непрерывно
связаны --  прежде всего питанием и дыханием --  с окружающей их
материально-энергетической средой".


Для Вернадского разум человека был космическим явлением, естественной
и закономерной частью природы. Природа создала разумное существо,
постигая таким образом себя. Самопознание --  удел не только человека,
размышляющего о себе самом, и не только человечества (когда человек
старается понять его сущность и назначение). Самопознание становится
уделом самой природы, когда часть ее --  в облике человека --  познает
все окружающее...


От исследований конкретных проявлений земной природы --  кристаллов и
минералов --  Вернадский перешел, в поисках тайны гармонии мира к изучению
мельчайших частиц материи и энергии, а одновременно --  к объединяющим
разнородные элементы сферам планеты.


Используя понятия времени и симметрии, он стремился осмыслить чудо
жизни как особое космическое явление, связывающее воедино лучистую
энергию звезды, химическую энергию минералов, движение огромных масс
вещества планеты.  Неизбежным следствием существования и эволюции
жизни стал для него человеческий разум, научное познание, ноосфера,
уходящая от поверхности крохотной планеты в недоступные воображению
дали космоса, объединяющая человека со всем мирозданием и прежде
всего --  со своей родной Землей.


Мыслью проникая в межзвездные дали, познавая миллионолетия прошлого,
познавая сам элемент познания, научная мысль остается не просто
продуктом человечества --  совокупности всех поколений людей.


"Наука не существует помимо человека и есть его создание, как  его
созданием является слово, без которого не может быть науки... в научно
выраженной истине всегда есть отражение --  может быть чрезвычайно
большое --  духовной личности человека, его разума".


В конце концов мыслит не некое обобщенное человечество. Мыслит каждый
конкретный человек. Человеческая личность.


"В мире реально существуют только личности, создающие и высказывающие
научную мысль, проявляющие научное творчество --  духовную энергию. Ими
созданные невесомые ценности --  научная мысль и научное открытие в
дальнейшем меняют... ход процессов биосферы, окружающей нас природы".



ЛИЧНОСТЬ

Летом 1887 года Вернадский работал, точнее, как говорят геологи,
проводил полевые исследования (участвовал в экспедиции), изучая
почвы Смоленской губернии. Некоторое время он жил в Рославльском
уезде. Впечатление от тогдашнего провинциального быта было тяжелое:
"Вообще среда здесь незавидная, и уезд спит глубоким сном.... Вся
жизнь этого уезда, вся она, такая монотонная, бесцельная, горемычная
и такая гадкая... При размышлении об этой жизни, о ее бесцельности,
о ее заглушенности, о ее страдальческой спячке и толчении воды в
ступе --  становится невольно как-то тяжело, грустно и ужасно".


Какой же выход? У Вернадского не было сомнений: научное творчество.


Между прочим, аналогичное признание гораздо позже сделал и
А. Эйнштейн. Он написал в 1931 году, что считает наиболее сильным
мотивом творчества желание оторваться от серости и монотонности будней
и найти убежище в мире, заполненном нами же созданными образами.


В дневниковой записи 1884 года Вернадский отмечает свое желание
лично повидать главные страны и моря, о которых читает в книгах;
путешествовать, встречаться с разнообразной природой, людьми. "Только
тогда приобретается необходимый кругозор, глубина ума, знание, каких
не найдешь в книгах".


Очень характерный факт: необычайно эрудированный ученый, читавший
массу научной литературы, всегда более всего доверял своим личным
впечатлениям и стремился изучать природу непосредственно, лицом к
лицу, --  не описания, схемы (хотя и это тоже!), но прежде всего живую,
изменчивую, неисчерпаемо сложную природу. В начале нашего века он
заключил свой доклад о парагенезисе химических элементов словами:
"... Даже эти широкие обобщения явно недостаточны перед разнообразием
и величием стоящих перед нами природных процессов!"


Но вернемся к дневниковой записи 1884 года. Кроме стремления к
путешествиям и знаниям, здесь отмечена мечта, так и не сбывшаяся:
подняться вверх, в атмосферу.  Для чего все это? Только для
удовлетворения личной потребности в знании? Чтобы, как сейчас шутят
о некоторых ученых, удовлетворить свое любопытство за счет общества?


Как бы спохватившись, Вернадский уточняет, что время, употребленное
им на самообразование, не пропадет: он возвратит его своей работой
на пользу людям.  Чем больше знаний, тем сильней работник, тем больше
можно сделать.


Допустимо усомниться в абсолютной искренности молодого Вернадского
(хотя для того нет никаких оснований). Известно, что всякий дневник
невольно пишется с расчетом на возможного читателя. Это не только
исповедь, но отчасти своеобразное литературное произведение. Однако
даже с учетом подобной литературности в дневнике Владимира Вернадского
очень показательны слова о необходимости возвратить людям, употребить
им на благо свои знания, полученные, безусловно, из общечеловеческой
сокровищницы разума; совершенно очевидное убеждение, что заниматься
наукой только для личного блага постыдно. Это убеждение как нельзя
лучше характеризует его личность.


Вернадский очень рано осознал, что человеческая личность --  уникальное,
неповторимое явление, особый мир в мире --  оценивается не сама по
себе, а по степени своей причастности к жизни всего человечества,
по той реальной пользе, которую человек приносит окружающим, близким
и далеким.


Знаменательно, что именно Вернадский первым заговорил о высокой
моральной ответственности ученых за использование их работы во
вред людям.


"В вопросе о радии ни одно государство и общество не могут относиться
безразлично, как, каким путем, кем и когда будут использованы и
изучены находящиеся в его владениях источники лучистой энергии",
- писал ученый еще до Октябрьской революции. Позже, в 1922 году, он
выразился более определенно, подчеркивая мощь атомной энергии: "Сумеет
ли человек воспользоваться этой силой, направить ее на доброе, а не на
самоуничтожение? Дорос ли он до умения использовать ту силу, которую
неизбежно должна дать ему наука? Ученые не должны закрывать глаза
на возможные последствия их научной работы, научного прогресса.


"Задача человека заключается в доставлении наивозможной пользы
окружающим" --  этот свой принцип Вернадский сформулировал в юности и
пронес через всю свою долгую жизнь.


Отношение Вернадского к человеку, к человеческой личности было, можно
сказать, свято. Ученый всегда очень высоко оценивал возможности,
предоставленные природой каждому из нас, живущих. Нам дарован
природой великолепный орган познания --  мозг, даны чувства, долгая,
очень долгая жизнь, в особенности если мерить ее не годами, не днями,
а часами и минутами, --  ведь минута для человека может быть насыщена
событиями, мыслями, переживаниями.


Даже в коллективном научном творчестве, где ярко проявляется
преемственность идей и фактов, где ученые разных стран образуют
незримое и не всегда ими сознаваемое сообщество, проторяя одни и те
же пути в одних и тех же областях знания, даже в науке роль личности
первостепенна. Ведь поиски истины вовсе не напоминают торжественный
марш стройных рядов научных работников по широкой дороге, ведущей к
сияющим теоретическим высотам.


"Вся история науки на каждом шагу показывает, что отдельные личности
были более правы в своих утверждениях, чем целые корпорации ученых
или сотни и тысячи исследователей, придерживавшихся господствующих
взглядов".


В каждом человеке Вернадский видел прежде всего замечательную по
своим возможностям и неповторимую личность. Ведь именно личность --
наиболее яркий носитель разума; всякое подавление личности ослабляет
прежде всего все общество.


"Нет ничего более ценного в мире и ничего, требующего большего
бережения и уважения, как свободная человеческая личность", --  считал
В. И. Вернадский.


Но если жизнь человека бесценна, то как тогда относиться к смерти?


Вернадский писал о личной гибели вполне спокойно. Вот его запись в
дневнике за два года до смерти: ``Готовлюсь к уходу из жизни. Никакого
страха. Распадение на атомы и молекулы. Если что может оставаться --  то
переход в другое живое --  какие-нибудь не единичные формы "переселения
душ", но распадение на отдельные атомы или даже изотопы''.


Да, конкретная человеческая личность, каждый из нас должен готовиться к
уходу из жизни. Такова необходимость. Мудрый Сократ некогда усмехнулся,
когда ему сообщили, что судьи приговорили его к смерти: "А судей
приговорила к смерти природа".


Вернадский, подобно Сократу, воспринимал исчезновение своей личности
как естественный процесс. Но не только так. Ведь со смертью личности
не разрушается сфера разума и в этом смысле бессмертие ноосферы есть
бессмертие человеческой личности.


Вернадский понимал ничтожность личного существования относительно
жизни человечества (что уж говорить о геологической истории!). И лишь
причастность к чередующимся поколениям, ко всем живущим, ко всему
живому оправдывает и наполняет содержанием существование отдельной
личности, столь скоротечной и пропадающей навсегда.


Прекрасно сказал об этом Рабиндранат Тагор (перевод Б. Пастернака):





Прекрасен материи тайный состав

И участь земного тлена:

Распавшись на части и тайною став,

Смешаться со всей Вселенной.

Я счастлив и рад, что от жизни былой

Останется главная истина в силе:

Я вечностью стану, я стану землей.

Земной драгоценною жизнью.











Погас! но ничто не оставлено им

Под солнцем живых без привета:

На все отозвался он сердцем своим,

Что просит у сердца ответа;

Крылатою мыслью он мир облетел,

В одном беспредельном нашел ей предел.

Все дух в нем питало: труды мудрецов,

Искусств вдохновенных созданье,

Преданья, заветы минувших веков,

Цветущих времен упованья...

С природой одною он жизнью дышал,

Ручья разумел лепетанье,

И говор древесных листов понимал,

И чувствовал трав прозябанье;

Была ему звездная книга ясна,

И с ним говорила морская волна.





Е. Баратынский (На смерть ГЈте)


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. БЕССМЕРТИЕ



Многое из созданного Вернадским как бы предназначалось для будущего,
приобретая острую актуальность не сразу, а через десятки лет. Биографы
Вернадского обычно вскользь упоминают, скажем, о его работах по
гидрогеохимии или тем более о его интересе к мерзлотоведению. Но
именно в этих и в ряде других областях знания Вернадскому суждена
была роль сеятеля, вовремя бросившего семена в хорошую почву.


Кроме того, стоит попытаться обобщить опыт его жизни и творчества,
постараться понять сущность "феномена Вернадского".


Конечно, при этом вряд ли можно претендовать на полную объективность
выводов и предлагаемых мнений. Другой исследователь творчества
нашего великого соотечественника по-иному расставит акценты,
выделит иные проблемы, выскажет другие предположения. И это вполне
понятно. Творческое наследие Вернадского столь обширно и многообразно,
столь плодотворно, что каждому человеку, каждому поколению суждено
осмысливать его по-своему хотя бы в деталях.


Бессмертие Вернадского определяется прежде всего его научными
достижениями, неиссякаемой плодотворностью многих его идей. Поэтому
часть того, что было сообщено в предыдущем разделе книги, пришлось
бы повторить сейчас, рассказывая о значении трудов Вернадского
для современности и для будущего. Чтобы избежать этого, ниже
будет сравнительно немного уделено внимания трудам Вернадского по
биогеохимии, в частности, его идеям, относящимся к учению о биосфере и
живом веществе. Об этом немало говорилось ранее и постоянно упоминается
в многочисленных трудах современных биологов, географов, философов.


Учение Вернадского о биосфере признано во всем мире. Оно приобрело
широкую популярность за последние десятилетия и отчасти затеняет многие
другие научные достижения нашего великого соотечественника. А в них
не менее или даже более ярко, чем в учении о биосфере, воплотилась
его необычайная творческая активность и замечательная способность
предвидеть, каким идеям, каким областям знания, каким научным
учреждениям и формам организации науки суждено в будущем выдвинуться
на ведущее место, иметь большое теоретическое и практическое значение.



ОРГАНИЗАТОР

Научные исследования в нашем веке невозможно успешно вести без
соответствующей организации, объединяющей специалистов.


Необходимость научных учреждений понятна, но не так просто их
создавать. Далеко не всякий ученый способен преодолеть множество
практических трудностей. Тем более, что у него и без того немало своих
научных забот. И все же ученый-организатор --  фигура в науке не редкая,
но, как правило, лишь в какой-то конкретной области знания.


Вернадский и тут был исключением. Уже в первые годы своей
самостоятельной работы он реорганизовал минералогический
кабинет Московского университета. Позже, в Петербурге, он создал
минералогическую лабораторию, оснащенную новейшим (по тем временам)
оборудованием, которое изучал и приобретал во время заграничных
командировок.


Он был инициатором и активным участником создания Украинской Академии
наук (в труднейших условиях гражданской войны), знаменитой Комиссии
по изучению естественных производительных сил России (КЕПС), Радиевого
института, Биогеохимической лаборатории.


По его инициативе было созвано первое в Союзе (и в мире) совещание
по проблемам вечной мерзлоты. В 1932 году Вернадский, поддержав
предложение М. И. Сумгина, добился учреждения Комиссии по изучению
вечной мерзлоты. Несколько позже Комиссия превратилась в Комитет,
а затем --  в Институт мерзлотоведения АН СССР, который возглавил
академик В. А. Обручев.


Создал Вернадский еще одно необходимое научное учреждение: Комиссию
по изучению минеральных вод СССР. Позже она стала Гидрогеологической
лабораторией Академии наук.


Безусловно, подобные учреждения были бы когда-нибудь созданы и без
участия Вернадского. За последние десятилетия стало особенно ясно,
какое значение для нашей страны имеют геологические исследования в
зоне вечной мерзлоты, охватывающей почти всю Сибирь, все Заполярье и
север Дальнего Востока.  Вернадский осознал все это в те годы, когда
активное хозяйственное освоение зоны вечной мерзлоты фактически
еще не начиналось. Ученые занимались поначалу сугубо теоретическими
 разработками, как будто далекими от насущных практических задач.
Ведь строить на мерзлых породах деревянные здания или разрабатывать
месторождения полезных ископаемых чаще всего возможно и без знаний
мерзлотоведения.


Прошли десятилетия. После смерти Вернадского мерзлотоведение