СТАНОВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

Владимир Иванович Вернадский родился в Петербурге 12 марта 1863
года. Через пять лет семья Вернадских переехала в Харьков.


Рано научившись читать, Владимир многие часы проводил за книгами, читая
их без особого разбора, постоянно роясь в библиотеке отца. Большое
впечатление произвели на него географические книги, описания
путешествий и великих явлений природы. Интересовался он историей,
главным образом греческой. Читал, конечно, стихи и рассказы, но прежде
заглядывал в конец: терпеть не мог печальных финалов.


"Жизнь в Харькове, --  вспоминал он, --  представлялась в то время
мне одной из самых лучших жизней, какие можно пожелать. Самыми
светлыми минутами представляются мне в то время те книги и мысли,
какие ими вызывались, и разговоры с отцом и моим двоюродным дядей
Е. М. Короленко".


О последнем следует сказать особо.


Евграф Максимович Короленко был личностью незаурядной. Служил он
некогда офицером на Кавказе, заболел, вышел в отставку и увлекся
научно-философскими изысканиями --  по склонности, а не по должности
или по обязанности, не имея никакого корыстного интереса, даже не
подготовив свои рукописи к изданию.


Короче, он был философом-дилетантом.


"Самолюбивый до крайности, остроумный и обидчивый, он в то же время
был человеком глубокой доброты. Был человеком хорошо образованным,
хотя образование сам себе добыл", --  писал Вернадский. Е. М. Короленко
был знаком с трудами великих естествоиспытателей --  Дарвина, Ляйеля,
Бюффона, Ламарка. Более всего волновали его проблемы, связанные с
жизнью каждого человека и всего человечества. При этом он не признавал
никаких авторитетов --  ни философских, ни религиозных, ни научных,
до всего пытаясь дойти, как говорится, своим умом.


Седовласый и седобородый, с молодым румяным лицом (шел ему тогда
седьмой десяток), не утративший офицерской выправки, Евграф Максимович
любил гулять перед сном в сопровождении своего юного друга Владимира
Вернадского. В эти минуты ничто не мешало почтенному Евграфу
Максимовичу фантазировать вслух. Он не признавал бога, и звездное
ночное небо вызывало у него необычайные образы. Он не сомневался в том,
что далекие миры населены разумными существами. Более того, он верил,
что все миры вместе, сонмы звезд и галактик не разбросаны в мировом
пространстве случайно, не хаотичны, но составляют нечто единое,
бесконечно сложное, организованное и разумное.


"Мысль немыслима без материи, материя немыслима без мысли". Такие
афоризмы приобретали в глазах Евграфа Максимовича силу закона природы:
"Если мысль порождается материей в земных существах, то почему в
космических веществах и общей жизни миров материя не может порождаться
мыслью?"


Подобные слова, произносимые с искренним волнением и жаром, глубоко
врезывались в душу впечатлительного мальчика. "Я долго после этого
не мог успокоиться, --  вспоминал Владимир Иванович, --  в моей фантазии
мы бродили через бесконечное мировое пространство; падающие звезды
оживлялись, я не мирился с безжизненностью Луны и населял ее целым
роем существ, созданных моим воображением".


На примере отца и под его влиянием Владимир Вернадский постигал
важность, необходимость систематического образования, углубленности
в определенную область деятельности. Евграф Максимович пробуждал
в нем чувство благоговения паред окружающим миром, будил фантазию,
открывая неожиданные тайны в таких привычных созданиях, как звезды
и небо, Луна и Земля.


Способность видеть необычное в обычном, удивляться и сознавать
ограниченность своих знаний --  подобные качества, необходимые настоящему
исследователю природы, натуралисту, приобрел В. И. Вернадский в детстве
в немалой степени благодаря Е. М. Короленко. И еще одно качество,
тоже необходимое настоящему ученому: умение сомневаться, не поддаваться
слепо влиянию авторитетов и общепринятых истин. В этом отношении Евграф
Максимович был, что называется, человеком без предрассудков. Он с
одинаковой страстностью мог оспаривать выводы Дарвина о происхождении
человека и начисто отрицать религиозные догматы. У него было свое
особое отношение к образованию и распространению грамотности. Научиться
читать, по его мнению, вовсе не так легко, как кажется, а образование
подчас более "способствует оглуплению человека, чем его поумнению:
чрезвычайно вредно должно действовать на умственное развитие человека
чтение без критики".


Вполне вероятно, что некоторые мысли Е. М. Короленко, некоторые
из вопросов, поставленные им, сохранились в памяти Владимира
Вернадского и осознанно или бессознательно повлияли на его научное
творчество. Обратим внимание на отдельные высказывания Е. М. Короленко
из его рукописей (сохранившихся благодаря В. И. Вернадскому).


"Весь органический мир земли работает над перемещением материалов
неорганического мира. В этой общей работе участвует все живое,
переходящее через все три царства природы --  растительное, протистов
и животных. Громадны результаты работ, происходящих в лабораториях
организмов первых двух царств, где перемещение вещества совершается
посредством питания бесчисленного множества организмов во время
их жизни и разложения после их смерти. Но в особенности деятельное
участие принимает в этом перемещении неорганических веществ животный
мир, начиная с самых мельчайших микроскопических существ до человека
включительно".


Как тут не вспомнить В. И. Вернадского, создателя учения о великой
геохимической деятельности живого вещества! Конечно, нет прямой связи
между полуабстрактными рассуждениями Евграфа Максимовича и строгими
научными исследованиями и обобщениями Владимира Ивановича. Но ведь
подчас зерно прорастает не сразу.  Потом, когда проклюнется росток,
и позже, когда поднимется и расцветет растение, можно будет гадать,
какими путями было занесено зерно, случайно ли попало оно на эту
почву или было посажено нарочно...


Или такой афоризм Е. М. Короленко: "Земля есть живой организм". Остался
ли он в памяти Владимира Вернадского на целых полвека? Безусловно,
нет. И все-таки наивные аналогии Земли и живого организма, развиваемые
Евграфом Максимовичем, не могли не возбудить воображение его юного
друга.


Детские впечатления долговечны. Они могут сохраняться в нас
неявно. И когда ученый В. И. Вернадский возвращался к мыслям о
необычайно сложном строении и активной жизни земной коры, то он
бессознательно мог сопоставлять Землю с живым организмом, как некогда
в детстве. Художественный образ превращался в научную аналогию. И
тогда понятие о механизме действия земной коры и геосфер ученый
заменял новым: организация биосферы.


"Земля растет и совершенствуется вместе с человеком... Море очистится
под руками человека. Бесплодные части Азии и Африки затонут, а такие
страны, как Италия, выступят из морей, горы понизятся и дадут как
бы новые страны, более теплые и плодородные". "Человек, находясь на
Земле, придает ей искусственным образом силы, которых она не имеет
вследствие одних лишь естественных законов".


Подобные взгляды Е. М. Короленко на разумную перестройку планеты
человеком в некоторой степени предвосхищают мысли В. И. Вернадского
о геологической и космической роли человека и о ноосфере --  сфере
разума. Случайно ли это?


Не будем увлекаться поисками истоков некоторых научных идей
Вернадского.  Главное, были вечерние беседы с Евграфом Максимовичем
о разуме звезд и жизнедеятельности Земли, о происхождении рода
человеческого и его предназначении в мире. И еще. Были беседы о чести и
благородстве, о необходимости помогать ближнему, делать людям добро. А
для этого всего требуется быть сильным и мужественным.


"Трус не может быть нравственным человеком" --  еще один афоризм
Евграфа Максимовича.


Нет, беседы с дядей не прошли бесследно для Владимира Вернадского. В
конце своей жизни он отметил, что в детстве огромное влияние на его
умственное развитие имели два человека: отец, Иван Васильевич, и его
двоюродный брат, Евграф Максимович Короленко.


Через шесть лет посла смерти Е. М. Короленко Вернадский вспомнит о нем
в своем письме к жене: "Мне иногда кажется, что не только за себя,
но и за него я должен работать, что не только моя, но и его жизнь
останется даром прожитой, если я ничего не сделаю".


Петербургская классическая гимназия, где с третьего класса
учился Вернадский, была одна из лучших в России. Здесь хорошо
преподавались иностранные языки, история, философия. В дальнейшем
Вернадский самостоятельно изучил несколько европейских языков. Он
читал литературу, преимущественно научную, на пятнадцати языках, а
некоторые свои статьи писал по-французски, по-английски и по-немецки.
Интерес к истории и философии ученый сохранил на всю свою жизнь.


Владимир Вернадский, несмотря на веселый нрав, живость и внимательность
к окружающим, был замкнутым ребенком со сложной внутренней жизнью. У
него не всегда ладились отношения с матерью. Иногда приходилось
выслушивать справедливые выговоры отца за не слишком усердную учебу и
посредственную успеваемость. Что поделаешь! Гимназист Вернадский любил
размышлять обо всем на свете, узнавать тысячи сведений и постигать
науки не по принуждению, а по свободному движению души.


Стремление учащихся к живой природе не находило официальной
поддержки. В классических гимназиях очень мало уделялось внимания
наукам о живых организмах, о Земле (школьное геологическое образование
до сих пор остается, к сожалению, очень поверхностным). Система
обучения, где ведущими предметами были древняя история и древние языки
(греческий, латинский), создавала как бы духовный футляр для учеников,
изолируя их от общественной жизни и живой природы.


Для гимназистов, серьезно и глубоко интересовавшихся жизнью природы
и общества, оставался путь самостоятельной работы, самообучения. Им
приходилось преодолевать сопротивление окружающей среды, самим
добывать себе "духовную пищу". Это укрепляло их волю и разум,
воспитывало самостоятельность.


Позже Вернадский вспоминал: "Странным образом, стремление к
естествознанию дала мне изуродованная классическая гимназия,
благодаря той внутренней, подпольной, неподозревавшейся жизни, какая
в ней шла в тех случаях, когда в ее среду попадали живые талантливые
юноши-натуралисты. В таких случаях их влияние на окружающих могло
быть очень сильно..."


В сумерках огонь светит ярче, чем днем. И, по словам Вернадского,
"жизнь в эпоху тяжелейшей реакции всюду пробивалась сквозь
обволакивающий ее густой туман угнетения".


В петербургской гимназии Владимир Вернадский быстро подружился
со своими сверстниками. Особенно нравился ему Андрей Краснов --  за
искренность, ум, самостоятельность. "Овальное, очень смуглое лицо,
с ярко блистающими глазами, с оригинальными медленными, но нервными
движениями, ясной, красивой речью, залетавшей все дальше и дальше в
несбыточные мечты", --  вспоминал позже Вернадский своего гимназического
друга.


Андрей Краснов мечтал о тропической природе и горячо любил родной край,
ярко переживал красоту весны, неба, растений, животных, умел вести
точные научные наблюдения. В гимназии он основал энтомологическое
общество, объединявшее немногих учащихся, в число которых вошел
Владимир Вернадский. На заседаниях общества, не удостоенного вниманием
гимназического начальства, самые интересные и содержательные доклады
делал Андрей Краснов. Со временем он совершил кругосветное путешествие,
стал известным ботаником и географом, основал Батумский ботанический
сад.


"Он в своей жизни, как редко кто, остался верен своему молодому плану
и провел его до конца без больших изменений". Так писал о Краснове
Вернадский. Эти слова он мог бы с полным основанием отнести на
свой счет.


Во главе с Андреем Красновым несколько гимназистов (в их числе Владимир
Вернадский) весной и осенью совершали экскурсии в пригороды Петербурга:
Шувалово, Удельную, Парголово. Там они ловили жужелиц, водяных жуков,
наблюдали за насекомыми, собирали гербарии, определяли растения. Во
время экскурсий, по признанию Вернадского, им открывался "один из
основных источников воспитания и жизни --  мир природы".


Увлеченные познанием природы гимназисты не забывали об искусстве,
истории, литературе. Краснов прекрасно знал древние языки и прочел
в подлиннике всего Геродота. Вернадский наибольший интерес проявлял
к истории, философии, славянским языкам и географии.


Казалось бы, странно: будущий великий естествоиспытатель, геолог
сравнительно мало уделял внимания изучению Земли, а в первой своей
самостоятельной работе обратился к истории славян. Правда, были еще
химические опыты со взрывами --  к ужасу всех домашних; да кто в детстве
не увлекался подобными опытами?


А может быть, для любого ребенка самое главное --  не превращаться в
юного старичка-многозная, не подражать взрослым, не блистать своими
ранними специальными познаниями в науке или технике? В детстве человек
воспринимает мир во всей его цельности, красоте, совершенстве,
таинственности. Не многим удается сохранить на многие годы такое
восприятие мира. В. И. Вернадскому это удалось.



ЮНОСТЬ УЧЕНОГО

Вернадский поступил на физико-математический факультет Петербургского
университета. У него появилась возможность в полной мере проявлять
самостоятельность, ощутить безграничность истинной науки в отличие
от ограниченного, упрощенного, все объясняющего мира учебников.


В те годы университетское преподавание не сводилось, как в гимназии,
к штудированию учебников. Среди профессоров находились светила
русской науки: Менделеев, Бекетов, Докучаев, Сеченов, Меншуткин,
Бутлеров, Костычев, Иностранцев, Воейков. Все они активно занимались
научными исследованиями и сообщали слушателям о своей работе, поисках
и сомнениях, о том, что еще предстоит открыть.


Студенты университета как бы видели собственными глазами жизнь науки,
борьбу мнений, новейшие достижения и, главное, перспективы. Понимали,
как много еще не изведанного в природе.


Существует представление, что ученику и студенту требуется втолковать
как можно больше фактов, сведений, начинить их знаниями. Но, может
быть, куда важнее пробудить или поддержать интерес к исследованиям,
открывая перед молодыми людьми мир природы, полный тайн, и мир науки,
полный сомнений.


"Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека,
--  считал А. Эйнштейн, --  это ощущение таинственности... Тот, кто не
испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то во всяком
случае слепым... Я довольствуюсь тем, что с изумлением строю догадки
об этих тайнах и смиренно пытаюсь мысленно создать далеко не полную
картину совершенной структуры всего сущего".


Для молодого Вернадского подобное ощущение тайны, знакомое с детских
лет, не угасло в годы университетской учебы и первых научных работ. Оно
по-прежнему было связано с мыслями о Земле и космосе. На это нацеливали
его, в частности, лекции Д. И. Менделеева. По-видимому, как раз тогда
зародились у Вернадского первые мысли об особенностях химии планеты и
ее отличии от лабораторной химии и космической химии. Мысли эти были
новыми для того времени и вели в неизведанные области двух новых наук,
достигших расцвета лишь в нашем веке: геохимии и космохимии.


В годы студенчества на Вернадского большое влияние оказали
В. В. Докучаев и Л. Н. Толстой.


Докучаев преподавал в университете минералогию. Его отличала широта
научных интересов, умение обобщать разнообразный материал. Он был
прекрасный наблюдатель и "пониматель" природы. "Под его объяснениями,
--  писал Вернадский, --  мертвый и молчаливый рельеф вдруг оживал и давал
многочисленные и ясные указания на генезис и характер геологических
процессов, совершающихся в скрытых его глубинах".


Научные исследования Докучаев тесно связывал с нуждами практики. Для
понимания природы почв и, в частности, чернозема его работы имели
решающее значение.  Докучаев предлагал научно обоснованные мероприятия
для рационального ведения сельского хозяйства в степных областях. И
одновременно отмечал, что научные рекомендации и даже техника бессильны
помочь сельскому хозяйству без любви к земле и земледелию, без желания
применять достижения науки и техники на практике.


Докучаев самостоятельно, с большими трудностями и напряжением своих
духовных и физических сил шел по пути познания. Обстоятельства не
благоприятствовали ему, выходцу из бедной семьи провинциального
священника. По мнению Вернадского, он "представлял во многом self
made man'a (человека, создавшего самого себя), умевшего "хотеть"
и достигать своей цели путем личного колоссального труда и путем
организации работы других".


Докучаев предложил своему ученику заниматься минералогией и
кристаллографией, хотя сам, преподавая эти науки, нашел свое призвание
в почвоведении, изучении русского чернозема, а также географии и
геологии Европейской России.


Вернадского с детства интересовала общественная жизнь как всей страны,
так и тех учреждений, где ему доводилось учиться или работать. В своих
детских дневниках он вел хронику текущей гимназической жизни, а также
событий общегосударственных (например, процессов над революционно
настроенными гражданами или перипетий русско-турецкой войны на
Балканах). В университете он вступил в студенческое научно-литературное
общество. О том, что интересы этого общества простирались значительно
шире вопросов науки и литературы, показывает уже то, что секретарем
научного совета общества состоял Александр Ульянов, старший брат
В. И. Ульянова-Ленина, впоследствии казненный за участие в покушении
на царя.


В университете Вернадский стал членом своеобразного студенческого
товарищества, куда входил друг его детства А. Корнилов и такие
впоследствии видные ученые, как братья Сергей и Федор Ольденбурги,
Д. Шаховский, И. Гревс и другие. Это было действительное
братство, главными принципами которого были честность, дружба,
взаимопомощь. Профессиональные интересы членов братства были
различны: история, философия, литература, естествознание. Но это их
не разъединяло, а взаимно обогащало. Верность братству они сохраняли
до конца своих дней.


Вспоминая свой жизненный путь, Вернадский особо отметил, что
своеобразная общественная моральная оболочка --  тесный кружок
"братства" --  наложила неизгладимый отпечаток на его жизнь.


Моральные принципы братства сложились во многом под воздействием
произведений Л. Н. Толстого, его представлений о добре и
истине. Толстой написал "Исповедь" и несколько философско-религиозных
трактатов, заново перевел Евангелия, полностью исключив из них
все чудеса, стремясь придать земные черты образу Иисуса Христа и
реалистически описать его легендарную жизнь. Часть верующих была
этим возмущена.  Православная церковь заклеймила Л. Н. Толстого как
безбожника. Однако для многих молодых людей страстные и глубокие
мысли Толстого, его неистовое стремление к истине, вера в разум и
добро стали поводом к серьезным дискуссиям, размышлениям и сомнениям
в правильности тех "истин", которые им втолковывались с детства
родителями, священниками, преподавателями гимназий.


Вернадский искренне увлекся учением Толстого и разделял многие
его сомнения.  Однако Толстой не верил в то, что наука способна
удовлетворить стремление человека найти "смысл жизни", примириться с
неизбежностью смерти, обосновать высокие моральные принципы. Вряд ли
подобные идеи были близки Вернадскому. В отличие от Толстого он всю
свою жизнь сохранял веру в научное знание и стремился найти ответ
на множество вопросов бытия на основе логического анализа фактов,
достоверных сведений о мире и человеке.


Обычно каждый человек в детстве или юности переживает период сомнений,
впервые серьезно задумываясь над неизбежностью своей смерти,
"тьмы за гробом", по выражению Гамлета, над сложностями бытия, над
правдой и ложью, добром и злом.  Очень немногие возвращаются к подобным
сомнениям позже. Большинство предпочитает дово