Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
х, которые ломают голову там, где надо действовать.
- Да ничего не надо, - устало сказала Мария, - поместите их в большой
вольер, оставьте в покое, сами разберутся.
- Тебе хорошо говорить. Сами разберутся, - передразнил Марию Директор,
- а если не разберутся? Это же еще полгода ждать! Я правильно понимаю
ситуацию? - не глядя, обратился он к окружающим, те согласно закивали. - Да
где я буду через полгода!
- Что ж, придется обычным способом, - проговорил молчавший до сих пор
зам по науке, - техника искусственного осеменения освоена у нас на высшем
уровне, многократно апробирована, доложена, защищена. Завтра сделаем.
- Вот-вот, обычным способом и завтра же! - Директор, немного
успокоенный, покинул операторскую.
x x x
- Теперь ты понял, как меня взяли?
- Да, все как ты говорила: легкий удар и через мгновение не чувствуешь
лап. А меня сетью взяли, я и не заметил ее. Много страшнее - хочешь
вырваться, но с каждым движением запутываешься еще сильнее и, понимая, все
равно рвешься и вот уже вскоре - лежишь и не можешь пошевелиться.
- Куда же ты так несся, что сетку не заметил? - с ревнивой
подозрительностью спросила Волчица.
- Ее убили, я видел, - просто ответил Волк.
- Извини.
- Какое-то странное ощущение, - сменил после долгого молчания тему
разговора Волк, - какая-то пустота внизу живота, как будто несколько дней не
ел, но не так, не там.
- А у меня наоборот, как будто надули чем-то изнутри, но не так, зря.
x x x
-Ничего не получилось, - докладывали на следующий день Директору.
- А вы откуда знаете?
- Если для людей можно определить, то и для волков можно.
- А! В корытце пописала, бумажку опустила и - готово. Знаем-знаем!
Теперь лапшу на уши не повесишь! Быстро и, главное, намного дешевле. Но не о
том! Когда повторять будем?
- Да смысла нет - период уже заканчивается.
- Хр-р-р, - скрипнул зубами Директор, - черт с ними, переводите в
вольер, надоели.
x x x
- Ты здесь живешь?
- Если это жизнь...
- Здесь лучше, чем в клетке.
- У тебя теперь есть сравнение.
- Сколько вокруг добычи!
- Это не добыча. Они такие же, как мы.
- Я понимаю.
- Интересно, - после некоторого молчания продолжала Волчица, - если
представить вместо этих каменных коробок двуногих вокруг - горы, если убрать
решетки, то будет похоже на мою территорию.
- Ты так жила? Я бы не смог! Как в коробке, как в большой клетке.
- Много ты понимаешь! Небольшая долина, окруженная горами. Небольшое
озерцо посередке, туда стекаются ручьи с ледников, а в нем переворачиваются
горы и кажется, что живешь будто в двух мирах. Много пещер, где всегда
найдешь приют, и много добычи - козлы, зайцы.
- Ну не знаю, у меня на краю Территории тоже горы начинались, я раз за
козлом было сунулся - чуть шею не сломал. Нет, это не для меня! Мне простор
любим, желанен, гонишь кого-нибудь - впереди поля да перелески, думаешь -
беги, беги, не добежать тебе до края моей Территории. Простор!
- У нас, твоя правда, не разбежаться, входа-выхода никому нет. Но это
как посмотреть! Во-первых, и двуногим ходу нет, мы их и не видели никогда,
как в долины перебрались, только по сказкам и знали. А, во-вторых, выход
всегда есть и не один. Пещеры сквозные, тесные или тропы скользкие, узкие,
но выход есть. Мы их всегда искали и находили, запоминали, иногда по ним
переходили в другие долины, кочевали. У нас большая Стая была. Добычи много
- разрослась. У меня одной три брата, три сестры было! Уже охотиться начали!
Но вот пришла великая лавина - пронеслась по небу какая-то огромная птица,
быстро, не махая крыльями, и так резко крикнула, всего один раз, но уши
заложило и снег стал тихо сползать с вершин - и я одна понеслась прочь, не
кружась, до самого озерца, там и отсиделась. Потом вернулась на привычное
место и - никого не нашла, ни одного следа.
- Что в горах, что на равнине, не одно - так другое, исход один. Для
нас.
- А кто-нибудь остался там, у вас, не из этой, а из предыдущей Стаи? -
спросил после долгого молчания Волк.
- Предание гласит, что отец и мать матери были последними, кто ушел с
равнин в горы. Поэтому они так гордились своей Стаей и уже решали, кто куда
пойдет - кто дальше в горы, а кто и назад - на равнину. Но видишь, как
получилось.
- Получилось, что мы здесь, далеко от твоих гор, далеко от моих равнин.
Нам бы на волю, там бы мы создали свою Стаю...
- Как?
- Но ведь как-то они появляются! От свежего ветра, от запаха земли на
проталинах или густого аромата летних трав, или от яркой луны в разводах
елей?
- Я хочу туда, я хочу иметь Стаю. Как?
- Я пока не знаю, но я придумаю. Я верю, я знаю - я умру свободным.
Рожденный свободным найдет способ умереть свободным.
Они дождались, пока все служители ушли, пока зажглось ночное освещение,
дававшее мягкий полумрак в сиянии луны, пока дневные птицы и животные,
пошелестев, устроились на ночлег, пока, перемигиваясь, начали засыпать
берлоги двуногих.
- В это время я обычно бегаю, - немного смущаясь, сказал Волк, - лежишь
тут целыми днями - зажиреешь.
- Давай! Я тоже застоялась.
Они понеслись по большому кругу, вдоль самой кромки рва, Волчица
впереди, Волк, чуть сдерживаясь, на полкорпуса сзади. Запах, все
усиливавшийся по мере бега, будоражил Волка, кидал его вперед, но в то же
время удерживал на дистанции, там, где он был особенно крепок. Вдруг, не
оборачиваясь, Волчица остановилась и Волк налетел на нее сзади,
взгромоздившись грудью ей на спину. Он еще был весь в этой восхитительной
погоне и продолжал по инерции рваться вперед, дрожа и подталкивая сзади
Волчицу, и вот возбуждение фонтаном излилось из него и спало. Из заклинило и
они, нежно обнимаясь, тихо простояли полчаса, пока набухшие мышцы не
расслабились. Волк спрыгнул со спины Волчицы и вдруг его охватила такая
радость жизни, такой восторг, что он принялся носиться большими кругами по
вольеру, по щенячьи вскидывая лапы, а Волчица бережно отошла к привычному
лежбищу Волка посреди вольера, легла и, посмеиваясь, стала наблюдать за
Волком, счастливая.
На следующую ночь все повторилось: и неспешные разговоры, и бег
взапуски, и резкая остановка в понятный только для Волчицы момент, и
сладостное склещивание, и победный одинокий бег Волка.
На третью ночь они опять бежали по кругу, но запах, так будораживший
Волка, пропал, и теперь он, как вожак Стаи, бежал впереди, а рядом,
отставая, как положено, на голову, Волчица. Иногда она ласково покусывала
его в плечо, призывая не поддаваться, и он, улыбаясь, прибавлял ходу,
гордый, что еще много кругов Волчица ни на шаг не отставала от него.
x x x
- Нет, вы гляньте - как разнесло! - вещал пару месяцев спустя Директор
во время еженедельного обхода вверенного ему объекта. - И некоторые
осмеливаются утверждать, что у нас плохо кормят животных! Приведите сюда
этого бумагомараку, я ткну его в брюхо этой Волчице!
- Ой! - только и смогла выдавить из себя Мария, сокрушенно хлопнув себя
ладонями по бокам.
- Такое со мной было первый и последний раз лет двадцать назад, -
протянул зам по науке, - каждый день ведь мимо проходил, лежат себе и лежат,
мне и невдомек. Докатился! Доадминистрировался!
- Что бы вы без меня делали, дармоеды! - разорялся чуть погодя
Директор. - Все проспали, все профукали!
Все сотрудники, понурив плечи и тупо пересчитывая камешки возле
ботинок, молча сносили брань - за дело!
- Все! Беру дело в свои руки! Немедленно разгородить вольер на
служебной территории пополам, сделать дополнительный вход - два дня,
ответственный - зампотех. Сразу по готовности перевести волков - раздельно!
- в этот вольер, ответственный - зам по науке. Проверю лично - никому
доверять нельзя!
- Зачем же их так быстро переводить? Как срок придет. Мы теперь с
точностью до дня можем рассчитать, - промямлил зам по науке.
- С точностью до дня вы будете считать, когда ваша жена весной родит
после летней поездки на курорт, - оборвал его Директор, - выполняйте!
На третий день Волк и Волчица лежали рядом в новом вольере, разделенные
металлической сеткой.
x x x
Смотритель с трудом разлепил глаза, попробовал оторвать голову от
подушки, но она двухпудовой гирей впечаталась в перину и попытка завершилась
тем, что перед ним задрожали желто-коричневые кольца осиных телец и вот одна
из них впилась в левый глаз и, раздуваясь и подрагивая в такт биению его
сердца, начала выгрызать нежную мякоть, затем ввинтилась в мозг и, продолжая
раздуваться, быстро проделала ход до макушки. Наткнувшись на преграду, она
заметалась в поисках выхода, все круша на своем пути. Смотритель лежал без
мыслей, неспособный пошевелиться, потому что оса, разъевшись до размера
огромного шершня, походя смела мозжечок, пронзив смертоносным ядом спинной
мозг. Пустая голова резонировала и гудела, как колокол, чутко реагируя на
каждый удар осы-языка. Но вот, наконец, гудящая тварь нашла выход и, ужалив
напоследок в левый глаз, вылетела вон.
- Хорошо хоть правый не тронула, - мелькнула первая мысль.
Он провел указательным пальцем по глазницам, брезгливо стряхнул
прилипшие к нему затвердевшие крошки гноя из уголков глаз и как черепаха,
медленно и не отрывая туловище от кровати, сместился к краю, пока левая нога
не соскользнула на пол. Потом он уперся руками в матрац и бережно, как
медузу, поднял и усадил себя. Откуда-то налетела стая попугаев и,
пронзительно крича, захлопала разноцветными крыльями перед его лицом.
Попугаи пропали столь же неожиданно, как и появились, и человек смог
осмотреться, но не рискуя двигать головой, лишь осторожно поводя глазами. У
окна клубился рой мошкары.
- Как над падалью. Что же там успело провонять за ночь?
Потом он понял, что это не мошкара, а кружащаяся пыль в столбе света,
пробивающегося из-за неплотно прикрытых штор. А неприятный запах шел от
стола, на котором стояла большая бутылка водки, несомненно пустая, две
темные винные бутылки - "Это еще зачем?", несколько банок из-под пива,
тарелки с застывшими остатками еды, взрезанные банки консервов.
- Опять, наверно, бычок затушил в сардинах в масле.
По столу полз среднего размера еж с наполовину съеденным яблоком на
спине.
- А этот добавил. Ежи да лисы, твари вонючие, ненавижу. Откуда же тебя
черти принесли?
Забывшись он резко потянулся за тапочком, чтобы запустить в незваного
гостя, но у него закружилась голова и он на мгновение закрыл глаза, чтобы не
видеть как кресло, стулья, шкаф и торшер стаей мартышек понеслись куда-то
вправо и вверх, с гортанными криками взбираясь по веревкам-лианам. Когда
Смотритель открыл глаза, вся мебель стояла на своих местах, лишь сильно
колыхалась от сквозняка занавеска из кусочков бамбуковых палок, издавая при
столкновении резкий стук. Еж на столе превратился в пепельницу, битком
набитую окурками, торчащими в разные стороны.
- Работу надо менять. Совсем крыша едет. Зоопарк даже дома мерещится.
Или лечиться. Точно, надо поправиться, - Смотритель встал, добрел до стола
и, держась левой рукой за столешницу, стал правой встряхивать по очереди все
бутылки. Пусто. По счастью, одна из открытых пивных банок была почти полной.
Смотритель выпил теплое выдохшееся пиво, постоял, прислушиваясь к реакции
организма, и, удовлетворенно хмыкнув, направился в ванную комнату.
В углу стоял пеликан с широко раскрытым клювом в ожидании утренней
порции рыбы. "Обойдешься", - процедил Смотритель и стал осматриваться,
расстегивая ширинку. Когда его взгляд, сделав полукруг и не зацепившись за
нужное устройство, вернулся к пеликану, тот предстал унитазом с опущенным
стульчаком и поднятой крышкой. Мужчина пустил напруженную темно-желтую
струю.
- Вот ведь бесполезная и вредная птица. Цапнул тот раз за палец, так
неделю на сардельку был похож, а если здесь ущемит...
В этот момент необъятная глотка пеликана с грохотом захлопнулась.
Смотритель дернулся назад, забрызгав упавшую крышку и брюки.
- Будь ты неладен, - в сердцах воскликнул он и, опасливо обходя унитаз,
встал над краем ванны, прервавшаяся от страха и неожиданности струя полилась
вновь, но как-то нехотя и не принося сладостного чувства облегчения.
Смотритель вернулся в комнату, с радостным удивлением нашел на столе
недопитые полстакана водки и, уже поднеся стакан ко рту, замер: на его
кровати спала пантера, вытянувшись под простыней во всю длину кровати.
- Это тебе не попугайчики с ежиками. Пора линять, - Смотритель одним
махом влил в себя содержимое стакана и стал быстро, стараясь по возможностям
утреннего состояния ничего не задеть, пробираться к входной двери.
- У, пьянь, с утра пораньше, - донеслось ему в спину рычание с кровати.
Пантера приподнялась, потянулась, провела лапами по иссиня-черной гриве и
превратилась в Нинон, бывшую жену Смотрителя, приходившую иногда к нему, в
смурные моменты жизни, выпить и, если удавалось вовремя возбудить
Смотрителя, немного, по-семейному заняться любовью.
- Ну, Нинон, ты даешь. Нельзя же так людей пугать, - Смотритель перевел
дух.
- Чем же это я тебя так напугала? - Нинон поудобнее уселась на кровати,
не обращая внимания на сползшую простыню, обнажившую сильно отвисшие груди,
протянула руку к стулу, стоявшему рядом с кроватью, взяла пачку сигарет,
раздасадованно пошарила в ней пальцем - последняя! - и закурила, стряхивая
пепел в освободившуюся пачку. - Да ты, голубчик, поди не помнишь, что
вчера-то было! - догадалась она. - Хорош, нечего сказать! Ты хоть помнишь,
что я здесь, или только что обнаружил? Диагноз ясен, будем лечить, как
говорит мой любимый врач, гинеколог. Хорош, хорош... Как за расставание
пили, как на коленях ползал, умоляя остаться, как плащ запер в шкаф и ключ в
окно выбросил?! - начала заводиться Нинон и в голосе ее стали проскальзывать
визгливые истерические нотки.
Смотритель смущенно переминался с ноги на ногу.
- Да, в общем, помню все в целом. А на улицу пошел ключ искать, -
нашелся он.
- Это ты своим жирафам в зоопарке лапшу вешай на уши со стремянки. До
них долго доходит, авось поначалу и поверят.
Упоминание о зоопарке сразу вывело Смотрителя из себя.
- Да я лучше целыми днями дерьмо в слоновнике буду выгребать, чем с
тобой пять минут разговаривать. Тут на край света сбежишь, коза бесплодная,
- Смотритель, не затягивая, сразу ударил в самое больное место.
- Уж чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Не держится семя твое
поганое, пропитое. Я же с чем к тебе вчера пришла: две недели назад опять
скинула, седьмой раз уже, - взвыла она. - Все, хватит, не могу больше. Все,
все ... Найду себе нормального, непьющего да ласкового, рожу ему ребеночка,
кутеночка маленького. Буду как все!
- Ты на себя в зеркало посмотри, кому ты нужна, такая ехидна. Ты и ко
мне уже три года после развода шляешься, потому что один я могу столько
выпить, чтобы тебя покрыть. И деньги с меня сосешь, сама ничего не можешь -
не руки, а ласты моржовые, и мозги куриные. Одно достоинство - сиськи
большие, да и то у некоторых телок побольше и не болтаются у пупка. А у меня
работа, квалифицированная, уважаемая и хорошо оплачиваемая.
- Да уж, квалифицированная - дерьмо выгребать! Да уж, уважаемая -
только почему-то все больше вечером, а то ты своим свинячьим рылом всех
посетителей распугиваешь. А то я не знаю, чего ты там работаешь. Ты ж
садист! С людьми тебе не справиться, только и можешь как шавка облезлая
брехать, да любая мокрощелка тебя соплей перешибет, а там ты царь и Бог,
среди тварей бессловесных. Они и так неволей забиты, а еще ты добавляешь.
Все, ухожу.
Она встала, натянула комбинацию и направилась в ванную комнату.
Смотритель поднял было руку, чтобы ударить ее, но пантера повернула в его
сторону голову, блеснула глазами, угрожающее зарычала, слегка обнажив клыки,
и Смотритель испуганно отдернул руку и прижался к стене. Пантера
пренебрежительно махнула лапой, разодрав ему душу. Истекая кровью, он прошел
в комнату, сел в кресло, понурив голову, и так и просидел все время, пока
Нинон с грохотом не захлопнула входную дверь.
Рана горела и он, с трудом застегивая пуговицы, оделся, сходил в
ближайшую больницу, где врач в белоснежной по-утреннему свежей рубашке,
спокойно и уверенно стоявший за высоким узким столом, понимающее кивнул,
налил большой бокал лекарства: "Это поможет, старина". Действительно
помогло, но ненадолго, и когда Смотритель вернулся домой, предусмотрительно
захватив с собой несколько бутылок лекарства, душа вновь запылала. Он решил
промыть рану, но ни горячая, ни холодная вода не принесли облегчения.
Смотритель вышел из душа, залил рану изнутри бутылкой лекарства и замер в
оцепенении. Царапины снаружи подсохли, но внутри началось нагноение. Он
яростно сдирал засохшие бляшки, копался в живом мясе грязными пальцами, но
вытекала лишь кровь, а весь гной оставался внутри.
На работу он пришел вовремя, не говоря никому ни слова, переоделся в
аккуратный синий комбинезон и направился к вольерам. Он привычно махал
метелкой и лопатой, выискивая, на ком сорвать злость, но звери, чувствуя его
взвинченное состояние и отталкивающий запах, забивались в малодоступные
уголки. Так он дошел до вольера Волчицы, которая, сильно отяжелевшая и
неповоротливая, печально лежала посреди вольера, положив голову на вытянутые
лапы.
Она никак не отреагировала на появление Смотрителя, лишь приоткрыла на
мгновение один глаз, Волк же, инстинктивно почуяв исходящую от Смотрителя
опасность, подошел к перегородке и стал внимательно следить за ним,
вслушиваясь в неясное бормотание.
- Разлеглась, сука заморская. Ишь, фифа, и спецрейс ей, и кобель
наизготовке. А она и рада задницу отклячить. Все вы шлюхи, все как одна,
сучье племя. Тут и мясо ей лоханками таскают, да такое, что мне не по
карману, и фельдшера крутятся так, как вокруг геморроя у президента, и
телекамеры, разве что интервью не берут, хорошо еще убрали те две, ночные,
все случку снимали, извращенцы, пидоры. А ты и рада стараться. Понимаешь,
фря заграничная, что за все платить надо. И этот туда же, кабысдох, -
Смотритель неожиданно ткнул в направлении Одинокого Волка метелкой, похожей
на сказочную двадцатипалую руку. Волк отпрянул от прошивших перегородку
металлических когтей и грозно зарычал, встав в боевую стойку. - Рычи, не
рычи, не достанешь. Ты вообще здесь лишний, сделал свое дело и тихо жуй
пайку в углу. Теперь другие с твоей сучкой и щенятами развлекаться будут.
Смотритель повернулся к Волчице и вдруг увидел на ее месте
растянувшуюся прямо на грязном полу Нинон, такую, какой она была, когда
все-таки доходила до родов, но ребенок умер в первый же день от какого-то
врожденного дефекта сердца.
- И ты, шлюха, туда же. Нашла, смотрю, себе нормального, непьющего да
ласкового, - вспомнил он бывшую когда-то - когда? - ссору и, не помня себя,
ударил тяжелым башмаком в живот Нинон. - Получай!
Волк в исступлении метался по своей половине вольера, со всей силой
налетая на перегородку и расшатывая ее даже тогда, когд