событиям.
     В  один  из  холодных  февральских  вечеров  20..  года  в   загородной
резиденции Губернатора можно  было наблюдать идилическую  картину. В большой
зале  у  камина, не  электрического, как "у  всех", а с настоящими  горящими
березовыми  поленьями, в  покойном кресле  восседал  сам Губернатор, крепкий
мужчина  лет  шестидесяти,  и,  попыхивая  гаванской  сигарой,  доставленной
контрабандой из Другой Великой Державы, увлеченно читал распечатку разговора
его двух первых заместителей, случившегося второго дня на  берегу Женевского
озера, когда один из них  выбивал  кредит для губернии  в Лондоне, а  второй
присутствовал на экологической конференции в Риме. Жена, расплывшаяся дама с
вечно озабоченным лицом, смотрела по телевизору  одновременно  отечественную
мелодраму из южноафриканской жизни, трансляцию коронации  нового  испанского
монарха, изложение новой очень привлекательной диеты "Клин клином" и концерт
симфонической музыки Великого Мэтра, последний, впрочем, ради крупных планов
первых рядов партера. Младшая дочь Губернатора, озабоченная начавшей полнеть
не по  возрасту фигурой, заинтересованно разглядывала  парижский журнал мод,
отмечая  подходящие  ей  модели.  Зять,  президент  крупнейшей  в   губернии
финансовой компании, хлопотал на кухне с чаем, так как Губернатор, вросший в
предписанный  имиджмейкерами  образ  простого  в  быту  человека,  не терпел
мельтешения  прислуги,  когда  он  отдыхал  в  семье.  Девятилетняя  внучка,
оторвавшись от нашумевшего комикса "Красная Шапочка  в стране Серых Волков",
подошла к Губернатору, бесцеремонно дернула его за рукав и спросила: "Волки,
какие они, ну в натуре?"
     - Волков нет, все это уже сказки, - ответил Губернатор, не отрываясь от
стенограммы.
     - А по ящику сказали, что есть. Хочу, - надув губы, сказала внучка.
     Губернатор сложил листы бумаги, немного раздраженно посмотрел на внучку
и спросил: "Чего хочешь?"
     - Увидеть живого волка.
     - Ну я же тебе уже сказал: волков нет.
     - Есть. У нас есть. По ящику следы показывали.
     - Точно, уж  месяц, чай,  болтают, особенно по федеральному,  - встряла
жена, которая, натренированная мультиэкранным телевизором, ухитрялась видеть
и слышать все происходящее в зале.
     Губернатор задумался.
     - Действительно, как жизнь изменилась. В детстве бабушка сказки читала,
а в воскресенье  - в зоопарк, вот тебе Волчище Серый Хвостище, вот тебе Лиса
Рыжая Краса, вот тебе Зайчик-Побегайчик.  Да что в детстве! Еще лет тридцать
назад охоты организовывали, высокое начальство любило волчьи  шкуры трофеями
привозить. Куда все делось? Всех  же не могли перебить, это не туры, которые
в Пуще водились, та  хоть  и глухая была в  стародавние времена, но размером
ограниченная. А тут  страна необъятная,  должны же быть потаенные места, так
нет, извелись. То  ли вправду  природу  испоганили так, что только человек и
может приспособиться, да еще крысы с тараканами.
     Но   если   волки   действительно   появились,   если  это  не  обычное
журналистское  вранье ради красного словца да от неразумения, то надо что-то
предпринять.
     На следующий день, одно к одному,  позвонил старый друг, еще по молодым
делам, теперь Большой Человек в столице.
     - Привет, начальник. Жив, курилка? А я к тебе, с инспекцией. Не  бери в
голову, плановое мероприятие, должны  же мы держать руку на пульсе регионов,
- хохотнул  Большой Человек. - Завтра мои  ребятки прилетят,  утряси  с ними
программу, ну там дивизия, университет, завод, вызови районных  начальников,
я им для профилактики холку намылю. И  что-нибудь для души, ты это умеешь, а
вкусы мои не изменились, ты их хорошо знаешь, вот только силы уже не те. Да,
кстати, у вас там, говорят, волки объявились. Тряхнем стариной, поохотимся?!
Убивать, конечно,  нельзя, такой треск поднимется, что мало не покажется, но
так, загоним. Ну, бывай, через неделю буду.
     -  А что? - подумал Губернатор. - Это мысль. В  конце коридора поставим
сети, словим серого, здесь пару дней его подемонстрируем, а потом  в столицу
отправим  вместе  с Большим Человеком, красивый  подарок, это  можно неплохо
обыграть и у нас, и в столице, на своем же удовольствии паблисити сделаем.
     И завертелась машина. Нашли старых егерей, которые еще помнили, как это
делается. Подняли в воздух пяток вертолетов и на третий день  засекли волка,
а дальше уж посменно пасли, не выпуская из виду. Изготовили флажки и крепкую
сеть, которая  танк  выдержит, не  то что волка.  За день до  охоты обложили
кругом лес, где был волк, и замерли в ожидании.

x x x

     Он  чувствовал,  что  сегодня достигнет  наконец  цели. Он находился  в
центре Ее Территории, ее запах наполнял все вокруг и перебивал для него даже
запах свежего следа зайца, мелькнувшего пушистым белым ядром на краю леса. И
хотя  Волк не ел уже три  дня, он ни на секунду не замедлил свой бег и лишь,
скосив  глаза,  проводил  зайца взглядом,  запоминая  окрестности  -  я  еще
вернусь, потом, мы еще вернемся.
     Он уже несколько раз пересекал Ее следы, совсем  свежие, потому что две
ночи назад прошел легкий снег, открывший новую страницу в летописи леса.  Он
с  удивлением и радостью  смотрел на эти следы,  точно такие же, как у него,
разве что чуть-чуть поменьше, и когда он бежал рядом с ними, получалось, что
их две параллельных цепочки следов - это следы Стаи.
     Наверно, он совсем потерял голову, как и тогда, когда загонял оленя для
раненой Матери.  Это волнующий запах выветрил из его головы все затверженные
в детстве и годами выверенные  правила  охоты, весь  набор  знаков и уловок,
которые обеспечивали ему безопасность  и очерчивали границы разумного риска.
Все  говорило  о  явно  излишнем  для этой глухомани  присутствии  двуногих:
недавние следы их снегоходной тарахтелки, широкие полозья которой  позволяли
им, не  проваливаясь, нестись даже по  свежевыпавшему  снегу;  черное  пятно
могилы  огня, самого  страшного  врага,  от которого  можно спастись  только
бегством, посреди  утоптанной  полянки с  разбросанными  вокруг  взрезанными
банками, противно звенящими при  соударении,  с  остатками какой-то аморфной
массы,  которую  двуногие  называют  почему-то  сладостным  словом  -  мясо.
Несколько раз  над ним пролетала  громадная металлическая стрекоза двуногих,
то зависая  в  вышине  над  лесом,  то  опускаясь почти  к  самым  деревьям,
раскачивая  верхушки елей и вздымая в воздух осевший  на еловых  лапах снег,
который  потом  еще  долго после исчезновения  стрекозы кружился  в воздухе,
медленно  опадая на землю.  Волк давно  не боялся этих  стрекоз, они  только
шумели и  не  мешали  ему  охотиться, а если  и  прятался от них, то  только
инстинктивно, потому что не  любил пустой без  признаков  привычного  страха
взгляд их  огромных  круглых  глаз.  В  своем  беге  он  пересекал  глубокие
продольные следы  от  уродливых дурно пахнущих существ с четырьмя маленькими
суетливо мелькающими лапами,  в которых передвигались  ленивые двуногие. Они
резво  бегали  летом  по  широким  тропам  двуногих,  которые  те  почему-то
покрывали  не  приятно  пружинящими при беге дерном или  хвойными  иглами, а
жесткой черной  землей  с  тяжелым  духом.  Зимой  же они  ползали  еле-еле,
медленнее барсука, натужно ревели при подъеме на любую горку или ложились на
брюхо  в глубокий  снег и  надсадно кашляли  прежде,  чем надолго умолкнуть.
Поэтому зимой двуногие не появлялись в лесах или полях вдалеке от их лежбищ,
не мешая Волку полновластно править на  своей Территории. Сегодня же на всех
тропах двуногих  стояла  вонь, особенно чувствительная в морозном воздухе  и
сбивавшая его со следа, вонь, которая раньше заставила бы его развернуться и
уйти охотиться в предгорья, что он делал каждое лето.
     Волк ничего не  замечал  и продолжал бежать по следу сородича. След был
совсем  свежий,  он понял это  по  невыцветшей  желтой отметине на снегу, но
какой-то  странный. "Так не  охотятся. Она или  совсем неопытна  или чего-то
боится. Кого может бояться Волк на своей Территории? Наверно, меня. Не бойся
меня, -  посылал он Ей импульсы вдогонку. -  Мы одной  Стаи.  Мы будем одной
Стаей."
     Он настиг ее ближе к вечеру, когда  солнце коснулось  вершин елей. Она,
легко   узнаваемая,  как  фея  из  снов,   и  прекрасная,  как  единственная
возлюбленная, натужными  прыжками передвигалась  по лесной просеке,  глубоко
проваливаясь  в  свежий наст. "Не спеши, подожди  меня,  я  буду торить тебе
путь, чтобы ты не ранила свои  лапы". Волк из последних сил рванулся вперед,
лишь  краем глаза отмечая странные,  цвета крови,  лоскуты,  кувыркающиеся в
воздухе вдоль просеки. В его голове столкнулись первобытный Закон и  смутные
предостережения Матери и опали под напором голоса крови.
     Лоскуты, разлетясь в стороны, оборвались посреди  небольшой поляны,  на
которую  вылетели волки. Волчица,  не обращая внимания на преследователя, не
похожего   ни  на  одного   из  обитателей  ее  Территории,  замедлила  шаг,
настороженно осматривая поляну. Слишком многое выдавало присутствие двуногих
и  она  напряглась   в  ожидании  какой-нибудь  ловушки.  Кроме   специально
заметенных продольных широких полос, двойными нитями  прошивших  поляну, она
отметила только странные слегка изогнутые палки, изредка торчавшие из  снега
и лишь очень отдаленно  напоминавшие  обломанные ветки орешника.  Неожиданно
откуда-то сбоку испуганно выпорхнула синичка и вдруг, сложив крылья, зависла
в воздухе, вертя во все стороны  головой и возмущенно ругаясь. И тут Волчица
увидела, что синичка сидит на гигантской паутине, перегородившей поляну. Она
замедлила  бег,  окинула взглядом лоскуты цвета  крови,  полукруглой  стеной
охватывавшие  поляну,  втянула  дувший  со   стороны  преследователя  ветер,
пронизанный острым запахом предвкушения близкой победы,  и поняла, что у нее
остался единственный путь к свободе - прорвать паутину. Уже  подбегая к ней,
она  заметила, что паутина  притянута  к  насту белыми  небольшими  сучками,
припорошенными снегом,  и  что  в  одном  месте паутина сорвалась  и  слегка
выгнулась  под  напором  ветра.  Волчица  бросилась к  этому  месту,  быстро
подкопала  снег,  боясь даже прикоснуться к этой неведомой пугающей паутине,
и, проскользнув в подкоп, помчалась к маячившему невдалеке лесу, к свободе.
     Волк, видевший неуверенные метания волчицы на поляне, отнес это на счет
робости  и  неуверенности   перед  первой  встречей  с   сородичем   и  даже
порадовался, что это  позволило ему сильно сократить расстояние. И когда  до
волчицы оставалось  несколько хороших прыжков, он вдруг налетел на невидимую
стену,  его  нос и передние лапы  застряли в  каких-то маленьких дуплах,  он
отпрыгнул назад, пытаясь освободиться, но это ему не удалось и чем больше он
прыгал, крутил  головой,  а позже, сваленный непонятной  силой на  снег, бил
лапами и  лязгал зубами,  тем  все  стесненней становились  его  движения, и
вскоре он, недоумевающий и пораженный, замер. Лишь глаза его провожали столь
близкую подругу на ее пути к свободе и одиночеству.

x x x

     Губернатор с Большим Человеком стояли у  круглого  походного мраморного
столика  со скромной медной кружевной окантовкой. Вчера вечером  они всласть
попарились  в   баньке,  платонически  наслаждаясь  неприкрытыми  прелестями
обслуги,   отлично  выспались   в   охотничьем  домике,  стилизованном   под
крестьянскую избу на семью из четырех поколений последовательных  католиков,
и  с  утра,  не  медля,  двинулись  в лес в предвкушении редкого по нынешним
временам удовольствия -  охоты.  Челядь  скромно  стояла поодаль, готовая по
мановению бровей броситься выполнять любое, самое экзотическое желание, лишь
один  технарь  возился  с  аппаратурой,  готовясь  к  приему  изображения  с
вертолетов.
     - Есть сигнал, - сказал  он и передал пульт  дистанционного  управления
Губернатору.
     - Смотри,  какой красавец несется, - сказал  Губернатор, когда камера с
сильным увеличением показала волчицу. - Никуда не денется, сюда придет.
     -   Знаешь,  я  к   этим  новомодным   штучкам   отношусь   с   большим
предубеждением, - ответил  Большой Человек. - Раньше стоишь на  нумере, весь
трясешься от ожидания и вожделения, как над бабой, честное слово. А вдруг не
на меня  выйдет?  А как выйдет,  да я  облажаюсь! Это как  рыбалка нынешняя.
Видеокамеры стоят, все видишь:  и как  подошла, и как поводила, и  как в рот
взяла. Хуже порнографии, ей-ей. Я у себя в поместье, на пруду, сделал мостки
через  камыши, ухожу  туда  по утру  иногда, сяду  с обычной удочкой,  как в
детстве,  смотрю часами на поплавок, вот толкнула, придавила,  повела, и тут
ее на противоход подсечешь. Совсем другое дело!
     - Это точно! Подожди,  что это  они там кричат?  Второй!  Эй,  вы, там,
сфокусируйте  на втором!  - резко приказал  Губернатор  и  вскоре  на экране
возник Волк.  - Ну  хорош! А говорили последний, последний! Шли  за одним, а
возьмем двоих. Прогресс на лицо! Давай за прогресс, - и  Губернатор налил по
стопке водки.
     Выпив, они закусили  маринованными грибками и бутербродами с лососиной,
не отрывая взглядов от экрана.
     -  Слушай,  -  сказал  Большой Человек, -  а  ведь  первая -  сучка,  и
поменьше, и стать  какая-то  более мягкая,  расплывчатая что ли. А кобель за
ней бежит, не от нас, а за ней.
     - Похоже,- согласился Губернатор.
     Незаметно пролетел час.
     - Приближаются, - степенно произнес старший егерь, - извольте на первый
и второй нумер, - и протянул ружья.
     -  Да сегодня не  охота, так,  воспоминание молодости.  Вместе  пойдем.
Бинокли захвати,  - сказал  Большой Человек  и грузно  двинулся  по  заранее
протоптанной дорожке к  опушке  леса,  автоматически  сжимая в  правой  руке
ружье.
     -  Вон  она, -  сдавленно сказал он  через  некоторое время, пристально
вглядываясь в  пролом просеки. - Устала. И  что удивительно: никогда в жизни
не видела флажков, да что там говорить, ее  родители не видели, а ведь бежит
по коридору.
     -  А вот и наш дружок, - ответил Губернатор, - посвежее будет, глядишь,
к поляне догонит. Может быть, камеры установить. Такая концовка!
     - Да уж. Двести мужиков при поддержке авиации скрутили  двух волков. Не
позорься!
     Напряжение возрастало. Когда  волчица выскочила на поляну и заметалась,
обнаружив сетку, Большой Человек даже вскрикнул: "А ну давай на флажки!" - и
раздосадовано крякнул, когда она, как  крот, пробуравила наст и  выскочила с
другой стороны.
     - Вот их подлая бабья  натура! Змеи, одно  слово.  Наш-то красавец, как
порядочный, напролом...
     - И  в сетке,  - закончил  Губернатор,  потирая  левой рукой  губы и не
отрывая глаз от волчицы.
     - Ведь уйдет! - в охотничьем азарте воскликнул Большой Человек.
     -  Точно  уйдет, - вскрикнул Губернатор,  вскидывая  ружье.  -  Говорил
раздолбаям поставить второй ряд сетки.
     - Охолони! Но ведь уйдет!
     Большой человек пританцовывал на месте, вытягиваясь  верх,  чтобы лучше
видеть  происходящее  на  поляне, то  поднимая, то  опуская ружье,  и  вдруг
решительно вскинул ружье, глубоко вздохнул и на медленном выдохе мягко нажал
курок.
     Грудь  волчицы  при  приземлении  после  очередного  прыжка,  повинуясь
неведомой силе, глубоко вдавилась в наст, окрасив его в красный цвет, но она
нашла в себе силы для последнего прыжка, но уже в воздухе стала заваливаться
набок и, перевернувшись, как перекати-поле, несколько раз  на снегу, застыла
в вечной неподвижности.
     - Вот это выстрел! - в восхищении воскликнул Губернатор.
     - Мастерство не пропьешь!  Как  я  ее  снял! Сто  пятьдесят  метров  на
бешеном скаку!
     Егеря, не лицемеря, зааплодировали, но вскоре быстро побежали по  своим
делам, одни к спеленанному сеткой Волку, другие к убитой волчице.
     -  Господин генерал, изволите сфотографироваться на память, прежде  чем
шкуру сдирать?  - спросил высокий худой егерь, подобострастно  сгибая  и без
того сутулую спину. - Вот имеется моментальный широкофокусник.
     - Какие фотографии, какая шкура? - подумал Большой Человек.
     Возбуждение прошло  и осталось лишь чувство растерянности и непонятно с
чего навалившейся усталости.
     Губернатор уловил перемену  настроения, махнул рукой  за спиной, сдувая
окружающих, и взял бутылку водки.
     - Шли за одним и  взяли одного. Все по плану, а второго  не было. Давай
за план!
     Он  хотел было  налить в стопки,  но передумал, пододвинул  два высоких
хрустальных фужера, вылил  в  них все содержимое бутылки  и протянул один из
фужеров Большому Человеку.
     - Не расстраивайся. Ну ушла бы, век вековать. Последней. Тут если один,
без  семьи,  среди людей -  волком взвоешь.  А если  совсем один, последний,
среди тараканов - удавишься. - Губернатор одним махом влил в себя содержимое
фужера. -  И тебя  понимаю, и что  делать  надо - понимаю.  Как  два  разных
человека.
     - Дело житейское.  Вялотекущая  шизофрения.  У меня дядьку  лет  десять
лечили, - Большой Человек печально улыбнулся.
     -  Ну и  как?  - спросил Губернатор, удивленный  этой  неизвестной  ему
деталью биографии друга.
     -  Хороший человек  был,  профессор, только власти  не  любил и  крепко
зашибал, в общем, нормальный мужик. Ты бы налил еще водки.
     - Это  сделаем, вот  только распоряжусь.  - Губернатор призывно помахал
рукой старшему егерю. - Слушай, - сказал он, когда  тот подошел. -  Ребята -
молодцы, последнего волка словили, не фунт изюма, пару ящиков водки на всех,
и по две сотни премии. Волчицу сам зароешь.
     - Какую волчицу? - егерь недоуменно пожал плечами и степенно  пошел  на
поляну.

x x x

     Перевоз Волка в столицу губернии и далее в столицу страны был обставлен
по  всем законам  жанра. К  армейскому  тягачу  подцепили  закамуфлированную
паласом  цвета  сафари  автомобильную   платформу,   на  которую  установили
огромную,   десять  на  десять  футов,  клетку,  сваренную  из  оцинкованной
арматуры,  серебрящейся  под  ярким зимним солнцем.  Погода выдалась  как по
заказу и количество обывателей, с удовольствием  высыпавших на улицы столицы
губернии в погожий субботний  денек, и их неподдельный энтузиазм при встрече
Последнего Волка был сопоставим разве что с давно забытыми моментами встречи
Первого Космонавта.
     Сразу после  пленения Волку вкололи хорошую  дозу снотворного  и  он не
помнил, как его тщетно пытались  освободить  от спеленавшей его сетки, пока,
наконец, ее просто не  разрезали охотничьими ножами, как его  бесчувственным
кулем загрузили в губернаторский джип и привезли на губернаторскую дачу, где
было  решено   дождаться  прибытия   спецэскорта.   Его  еще  с  трудом,  на
плащ-палатке,  переносили  из джипа в свободную секцию  гаража, как с визгом
прибежала   внучка  Губернатора,   посмотрела   на   огромный   серый   ком,
разочарованно  поджала губы:  "Фи,  какой-то  неинтересный  и  ничуточки  не
страшный!" - и умчалась прочь. Волку связали на всякий случай лапы, вспомнив
детские  картинки  из  "Красной  Шапочки",  и  положили  на  тонкое  одеяло,
брошенное на бетонный пол.
     Волк очнулся от скрипа гаражных ворот. В проеме возникла крупная фигура
молодой  девушки, с круглым добрым лицом и полноватыми ногами. Она подошла к
Волку,  оглядела,  поохала: "Как же  это они так с тобой!" - и куда-то ушла.
Вскоре  она  появилась  вновь  с  небольшим  тазиком,  наполненным  водой, и
поставила его у морды Волка. "Ты уж извини, не могу я тебя  развязать,  ведь
убежишь - всем неприятности будут. Я бы тебя отпустила, тебе в лес надо,  но
не могу", -  приговаривала она, подхватив Волка под животом и приподняв  его
над тазиком. Волк опустил  голову и  стал жадно лакать воду, разбрызгивая ее
во все стороны. "Ну вот и хорошо", - сказала девушка, когда Волк  напился, и
опустила  его на пол, - "Подожди, я сейчас вернусь. А воду заберу, все равно
ты до нее не дотянешься, только лишние волнения." Ее не  было довольно долг