сти в хорошего
охотника и, несмотря на молодость, знал Закон, - ответил Ворон.
     - Он погиб на охоте, - коротко ответил Волк.
     - Достойная смерть, - сказал Ворон и почему-то  добавил, - ты не должен
винить себя.
     - Я задал тебе вопрос, - напомнил Волк.
     - Успокойся, я не так стар,  чтобы  забывать заданные мне вопросы, и не
так молод, чтобы отвечать на них не подумав. После твоего ухода, через  пару
лун,  твоя  подруга  родила.  Как  я понимаю, это  были  твои  дети. Хорошие
получились,  крепкие.  Шесть  серых, двое черных. Потом  один  серый  и один
черный умерли,  погибли, да не суть, дело  прошлое, остальных  она  подняла.
Мне, к сожалению, никогда  такого не удавалось, двоих-троих, не больше, да и
то давно, я уж и  сам забыл  -  когда.  Но при  ней был тот, второй, который
остался. Ты многому его научил, почтительный сын и хороший охотник. Не знаю,
как бы они без него выжили. Он собирал  щедрую  дань с Леса и его обитатели,
плача, отдавали положенное.
     - Где они? - прохрипел Волк.
     -  Весной  они ушли,  как-то резко поднялись - и  ушли. Но  не  вместе.
Четверо серых, из молодых, два парня, две девчонки, ушли на восход. И что их
туда потянуло?  -- глаза Ворона неожиданно блеснули. --  А  старуха, извини,
твоя  бывшая, со  старшим сыном и сеголетками, одним  черным и  одним серым,
ушли  на  закат.  Почему  --  не  знаю,  но  того  двуногого, которого  твоя
облизывала, я больше не видел.
     - Слишком много знаешь! -- воскликнул Волк.
     - А я наблюдательный, - ответил Ворон и добавил, - и пуганый.
     - Ладно, без обид. Спасибо.

x x x

     Волк  три  дня  носился  по  округе, пытаясь найти следы  тех  четырех,
молодых, понимая в глубине души, что дождь и время давно смыли их, но бегал,
спрашивал, искал. Уж он-то знал, сколь необъятны леса и поля во все стороны,
куда ни кинь взор,  как  легко  в них затеряться и как тяжело найти дорогу к
дому. И он успокоился, и продолжил свой путь.
     Волк обошел столицу с холода. Он шкурой чувствовал этот ненавистный ему
город,  иногда порывы ветра доносили ему  его запахи, вовек незабываемые, но
это лишь ускоряло бег.
     Он не мог знать, что в это время, точнее, через несколько лет после его
пробега,  в  столице начался  род психоза  или  моды на новую породу  собак,
крупных, серых, с белым подшерстком. Эта  порода появилась неожиданно, щенки
рождались от сук  разной породы, лишь  потом поняли, но как-то сразу забыли,
что  все они пропадали из дома в интересный период. Щенки были крепки, росли
быстрее  братьев и сестер, радостно урчали, когда им  давали свежее мясо,  и
легко задавали тон в кругу сверстников. Они были прекрасными охранниками для
тех, кто  их вырастил,  но  по всем статьям, кроме злобы  и физической силы,
провалились, когда  их попробовали  полицейские  службы  - они совершено  не
поддавались  дрессировке.  Быстро выяснилось, что чаще всего щенки рождаются
от немецких овчарок, но строго определенных линий.
     Особенной  популярностью  пользовались  собаки немолодого  собачника из
пригорода,  интеллигентного,  с   барскими  замашками  человека,  жившего  в
окружении постоянно  сменяющегося молодняка и четверых взрослых собак, одной
суки,  постарше,  классической  немецкой  овчарки  с  утекающим  за  пределы
человеческой памяти  рядом предков, другой помоложе,  совсем серой, и  двумя
кобелями  приблизительно того же возраста, одним  классическим "немцем", как
две капли воды  похожим на мать, но  чем-то неуловимо  отличающимся, так что
даже специалисты  в недоумении разводили  руки: "Экстерьер  превосходный, но
что-то есть не то, в выражении глаз что ли?",  другой  унаследовал от матери
только длинные уши, а в остальном -- "Чистый волк. И откуда только взялся?".
Приплоды  от его  собак давали наилучшие результаты, даже от черного  кобеля
получалось один-два серых  щенка, что  уже  почиталось  за счастье.  Но этот
человек был очень разборчив,  на него не действовали никакие просьбы, обычно
подкрепленные  увесистыми  пачками  денег, никакие  звонки, никакие  записки
самых  известных людей. Он  просто заводил очередника в вольер  со щенками и
ждал несколько минут. Если к ногам посетителя подкатывался серый комочек, он
брал  его  на  руки  и отдавал  со  словами:  "Он  сам  вас  выбрал.  Будьте
счастливы." А  если не подкатывался,  то успокаивал:  "Сегодня не  ваш день.
Очистите ваши помыслы и приходите месяца через три, к следующим."
     Суки работали на износ, кобелей  вязали с двухлетнего возраста.  Вскоре
по городу ходили гордые серые  псы. Они были красивы, их  шерсть струилась и
бег был бесподобен, сочетая  легкость и мощь.  Они не признавали ошейников и
поводков  и  гуляли   по  аллеям   и  бульварам  свободно,  с  презрительной
невнимательностью  к окружающим. Собаки их трепетали  и  обходили  стороной,
люди же вскоре привыкли и даже не  хватали на руки детей при их приближении.
Но кроме неспособности к дрессировке у них был еще один большой  недостаток,
который   проявился   лишь  со  временем  и  не   позволил,  в   результате,
зарегистрировать  эту  породу  в качестве  официальной,  "Столичной".  Перед
полной луной ими овладевало  беспокойство, они метались и  завывали, а потом
некоторые на обычной прогулке вдруг исчезали под  воздействием  неизвестного
импульса, устремляясь  крупными  прыжками  на  север или на  восток,  и люди
приветствовали этот побег, благожелательно  расступаясь, и  машины, когда их
выносило  на мостовую,  резко тормозили, объезжали и  останавливались, и все
они,  соблюдая  ритуал,  начинали   громко  хлопать  в  ладоши,  залихватски
свистеть, жать в клаксоны и кричать: "Молодец! Удачи тебе!"
     Они никогда не возвращались и их бывшие  хозяева постепенно смирились с
мыслью,  что  это  навсегда,  и  когда  случался  очередной  побег,  хозяева
обреченно говорили соседям и знакомым: "Вот и нашему срок пришел.  Жаль, нам
было хорошо с ним." И немедленно вставали в очередь за новым.

x x x

     Неожиданно  все  вокруг  изменилось, как будто  Волк  пересек  незримую
границу.  Позади остались  нанизанные на  нитки  дорог почерневшие деревни с
вкраплениями бисера новых  особняков, необъятные просторы лысоватых  полей и
непролазных  лесов. Впереди  простиралась игрушечная  страна.  Ему раньше не
приходилось пересекать  столько  дорог,  по  которым со строго  определенной
скоростью  ползли мощные огромные  машины людей, не приходилось видеть  этих
автострад, уходящих в никуда,  несущихся долгими часами мимо лесов  и полей,
но  стоило  Волку  свернуть  в сторону,  где, по  обыкновению,  должны  были
начаться  безлюдные  леса, как он наталкивался  на деревни  и  даже  города.
Обязательное возвышение костела или кирхи, муниципалитет в окружении розовых
клумб,  аккуратные, под красной черепицей  дома, с  низеньким, до миллиметра
выверенным  штакетником вокруг,  который почему-то  напоминал крепостной вал
больше, чем трехметровые глухие заборы вокруг особняков, оставшихся  позади.
Еще одна странность  --  около  этих домов, с геометрически точными клумбами
под  окнами,  совсем   не   было  никакой  живности,   попадались,  конечно,
добродушные собаки,  призывно  махавшие  хвостами из-за  штакетника, который
едва превышал  их холки,  но  не помышлявшие о  том, чтобы перепрыгнуть его,
изредка  раскормленные коты, шипя, выгибали свои спины,  и тут же, отяжелев,
плюхались на брюхо, - и все. Никакой добычи!
     - И как  они здесь живут? -- удивлялся  Волк,  направляясь  к ближайшей
роще.
     Но и там его ждало разочарование.
     - У них что, ветки с деревьев не падают?
     Все чисто, как будто вчера подмели,  все вылизано, в общем, противно до
отвращения.
     - Так не может быть! Так жить нельзя!
     И вот на фоне этой почти  стерильной чистоты он, наконец, увидел добычу
-- оленя, но какого, таких  он  на своей  земле не встречал. Красавец!  Чуть
меньше лося, но какие  формы,  какое  благородство движений,  как он прыгал,
уходя  от  погони!  Но все  не  то, шерсть,  как вчера вымытая, более  того,
расчесанная,  рога   и   копыта  отскоблены,  даже  блестят  на  солнце,   а
выносливости  никакой  - зажирел. Даже резать не интересно, но надо --  есть
хочется.
     - И  что мне здесь делать? -- думал Волк,  -  здесь не может быть  моих
братьев, здесь жить хорошо, но скучно. Здесь тебя быстро посчитают и навесят
бирку.

x x x

     Его  появление  зафиксировали  -  в  этой  стране   фиксировалось  все.
Удивились,  газеты подняли  шумиху,  все  полосы  и  экраны  заполонили  его
изображения.   Поднялась   дискуссия,  быстро   долетевшая   до  парламента,
предлагались самые разные  варианты,  вплоть  до  выделения Последнему Волку
специальной  территории в национальном  заповеднике, огороженной  и закрытой
для посещений.
     Было созвано специальное заседание парламента, на котором после  бурных
дебатов на трибуну поднялся Патриарх,  девяностолетний гигант, не  усохший с
годами,  человек, который в незапамятные времена правил  этой страной долгих
пятнадцать  лет,  человек,  к  слову которого прислушивались  даже  молодые,
буйные.
     -  Дамы и господа! Узнав  о повестке сегодняшнего заседания, я,  честно
говоря, подумал, что  наши  многоуважаемые  коллеги из партии "зеленых"  как
обычно  порют чушь  и  подменяют  высосанными из пальца  проблемами реальные
задачи, от  решения  которых  зависит  настоящее  и, главное,  будущее нашей
страны. Но  подумав, я  решил прийти и непременно выступить. Быть может, это
мое последнее выступление в  этом зале и я надеюсь,  что высокое собрание не
будет  возражать,  если кому-то  покажется, что я говорю не совсем  по теме.
Потому что говорить я буду как  раз по интересующему вас всех вопросу,  но в
более широком, человеческом и, если хотите, историческом аспектах.
     Вы сейчас озабочены судьбой Последнего Волка. Понимаю. Гордое животное,
вид, который  в  изобилии водился на Земле совсем недавно, на  нашей памяти,
вдруг исчез.  Я допускаю,  что это в  значительной мере связано с причинами,
которые  перечисляли  мое  многоуважаемые  коллеги,  что  дальше нам  грозит
исчезновение других видов животных, но  я призываю вас к другому. Посмотрите
на себя! Задумайтесь о себе! О судьбе своих детей и внуков!
     Вспомните. На протяжении веков наша страна и сопредельные с нами страны
были  символом  процветания.  Наши  мужчины,  сильные, крепкие,  не  боялись
никакой  работы, были  готовы  в  любую  минуту идти в  бой, они подняли эту
страну, они отстроили эти  города, эти соборы,  эти мосты.  Они создали  эту
божественную  музыку,   которая  по  сей  день  является  единственным,  что
объединяет нашу нацию в общей слезе восторга, написали тексты, которые, если
бы нынешнее поколение удосужилось их прочитать, ответили  им  на большинство
вопросов, которые  они ставят,  но  на  которые не  способны  ответить.  Они
проникли в глубины мироздания, они вскрыли законы природы, они создали новые
устройства,  аппараты,  станки, облегчившие повседневный тяжелый  физический
труд, они создали нашу могучую промышленность, давшую товары всему миру. Где
эти мужчины?!  Вы, вы,  вы превратились в нацию болтунов, не  желающую и  не
могущую  заниматься  нормальным  трудом, вы - нация болтунов, предпочитающая
копание в юридических или психиатрических казусах реальной  работе на земле,
возведению  зданий, которое  прославит вас  в веках,  созданию  новых машин,
всему,  где надо приложить свои руки. Изнеженные,  надушенные,  в кокетливых
паричках, чуть  ли не  с подведенными глазами, вы  даже  женщину  не  можете
трахнуть в свое и ее  удовольствие, да простит меня  высокое собрание за это
выражение!
     А наши женщины?  Где  они, широкобедрые,  крепкие,  работящие, рожавшие
между делом по десятку детей, державшими дом и семью? Эти, нынешние, вешалки
с  длинными  ногами, которые  вдруг  возомнили  себя  равными мужчинам, что,
впрочем, и немудрено с  такими мужчинами, ринулись  в бизнес, в общественную
деятельность,  стали самостоятельно  утверждать свое положение, свой статус.
Они  забыли о главном  предназначении женщины - рожать и  воспитывать детей.
Они  предпочитают  общение  с  себе  подобными  и  на  исходе жизненных  сил
производят  на  свет каких-то полудохляков, которые,  благодаря  достижением
современной медицины, несут дурную кровь дальше, производя себе подобных.
     Раньше у нас  была одна  проблема - слишком много людей. Нам не хватало
земли  и наши мужчины отправлялись в дальние страны,  на  другие континенты,
переплывали океаны, несли свои знания, свою веру и свое семя в новые страны.
Мы создали  этот мир, пусть в чем-то  навязали,  пусть иногда кроваво, но мы
создали его! А что  потом? Мы  вдруг озаботились всеобщим  равенством, стали
защищать и опекать всех,  кроме тех, кому, судя по нынешнему  состоянию дел,
опека действительно нужна - настоящим  мужчинам  и женщинам, носителям нашей
культуры,  наших   традиций.   И   таким   и   сяким,   гомосексуалистам   и
матерям-одиночкам, наркоманам и цветным  - всем широкая дорога. Сам  грешен,
признаю, сам принимал, а иногда и предлагал эти законы. Каюсь!
     Мы перестали рожать  детей, нам не стало хватать  рабочих рук. Нет! Нам
бы их хватило, если бы  мы не потеряли вкус к  работе. Но мы стали гордыми и
заносчивыми,  мы  стали  приглашать  рабочих  из-за рубежа,  мы  с  радостью
уступили  им сначала грязную  работу, потом  тяжелую работу, потом, по  мере
того,  как менялись  наши  представления о  тяжести  работы,  вообще  всякую
созидательную работу.  Мы  принимаем  законы,  гарантирующие  их права,  они
радостно  их приветствуют  и  делают  вид, что  подчиняются  остальным нашим
законам. Я ничего не хочу сказать плохого об эмигрантах, они  такие же люди,
как и мы, в чем-то даже лучше. Они живут, на мой взгляд, правильно, так, как
раньше жили  мы,  по закону Бога  и  Мира.  Берутся  за любую работу,  чтобы
обеспечить  семью, веселятся  после работы, поют  свои песни, любят,  рожают
детей и в конце концов уезжают на свою родину.
     И  если  придет великий мор, какая-нибудь новая болезнь, с которой наша
лучшая в мире,  без всякой иронии, медицина  сразу не  справится, то первыми
вымрем  мы,  не  они,  мы,  слишком  разнеженные,  слишком  полагающиеся  на
патентованные пилюли, мы, продукты  дурной крови. И  через двадцать-тридцать
лет последний потомок великих  рыцарей будет рыскать по миру  в поисках себе
подобных,  а  новые хозяева нашей  страны  будут  заседать  в  этом зале  и,
умиляясь собственной добротой, будут предлагать ему комфортабельную клетку с
пожизненным обеспечением где-нибудь в райском уголке нашей бывшей страны.
     Я все сказал. Спасибо за внимание.
     В гробовом молчании зала прошелестел вопрос.
     - Что делать с Волком? Да ничего. Оставьте его  в  покое. Оставьте  ему
его свободу  - это единственное, что у него осталось.  Не заботьтесь о нем -
он  сам о себе позаботится. Не  заботьтесь о нем, пока сам не попросит. А он
не попросит!

x x x

     После этого его все узнавали, его встречали,  тем более,  что время его
появления с точностью до минуты  передавалось вертолетами слежения. Волк уже
бросил свои  попытки как-то  укрыться от этого навязчивого внимания или хотя
бы просто порыскать по близлежащим лесам и шел напрямую, по автостраде, лишь
бы побыстрее  добраться  до цели,  до Крайнего  Моря, лишь бы исполнить свою
миссию.
     Первая  подобная  встреча  его удивила.  Вдоль  дороги  стояли какие-то
странные  женщины,  многие в облегающем черном,  рядом смешные, почти  все с
заметными  животами  мужчины,   в  кожаных  шортах,  в   шляпах  с  перьями,
поднимавшие  ему вслед огромные  прозрачные бокалы с  жидкостью  цвета  мочи
больного волка, но вот из  этой огромной толпы вдруг  выскочила девочка, лет
пяти-шести, как и большинство окружающих женщин светленькая, с серо-голубыми
глазами,  но  в отличие от  них  одетая  в яркое,  цветастое  платьице,  она
неожиданно  подскочила к  Волку и накинула ему  на голову, в аккурат на уши,
нечто сплетенное из цветов. Волк было тряхнул головой,  чтобы скинуть это  с
головы, но оно не  слетело,  и тут до  Волка дошло, что  это нечто ему  даже
понравилось, оно пахло  не  теми цветами, которые  росли  вокруг домов  этих
людей,  в  их  геометрически  правильных  палисадниках, оно  пахло  цветами,
собранными в чистом поле.
     - И где она нашла здесь такое поле? -- подумал Волк и благодарно кивнул
девочке.
     Но  мамаша  девочки уже  продиралась сквозь  толпу на спасение ребенка,
заранее причитая, и девочка что-то сказала Волку на непонятном пока для него
языке,  но по тону явно  доброе,  провела своей пухлой ручкой по его голове,
Волк второй раз кивнул  девочке, крикнул ей свое обычное приветствие: "Желая
тебе всю жизнь  удачной  охоты!" -- и  умчался прочь. А девочка долго махала
ему  вслед рукой и  лукаво улыбалась  на  всхлипы и охи  причитающей  вокруг
матери.

x x x

     Так он добежал до  Большой Воды и долго стоял на берегу, ожидая нужного
ветра.  И вот  этот ветер донес  до него запах другой земли и он  заметался,
подался на холод, потом на тепло, и побежал  вдоль берега, который через два
дня пути  свернул опять на закат, и Волк, наконец, достиг скалистого берега,
о который разбивались свинцовые мертвые волны, чем-то удивительно похожие на
те, которые он видел у того, другого Крайнего  Моря. Он провел там несколько
дней, принюхиваясь и  вглядываясь вдаль. Но вот как-то показался альбатрос и
Волк, пересиливая шум волн, крикнул ему: "Есть ли там что-нибудь на закате?"
     - Нет. Сколько я летал -- нет.
     - Это что -- Крайнее Море?
     - Да. Мы всегда возвращаемся на этот берег.
     - Что ж, закончен мой путь, - подумал Волк,  - пора возвращаться домой.
Путь  от моря  до моря и  нету пристанища мне.  И  навеки  забудь  о душе ты
родной, позабудь свое горе, поищи забвенье на дне.

x x x

     Он  возвращался  домой, возвращался другим путем, но не от  надежды, от
привычки  -- вдруг  повезет.  Он  оттолкнулся  от  гор  на  тепле,  там  ему
рассказали, что его племени дальше нет, также, как и у другого края земли --
слишком жарко  и  слишком  много людей, и  он двинулся  на  восход, прямиком
домой.
     Он бежал, выкрикивая свой призыв, и везде получал  привычный  ответ, но
однажды, в преддверии гор, он окликнул парящего в небе Орла.
     - Мы с тобой  одной крови, - произнес он древнее заклинание, не надеясь
на понимание в этой неизвестной стране.
     -  А-а,  великий  путешественник,  -  проклекотал  Орел,  опускаясь  на
ближайшую скалу, - слава о тебе поднялась до небес и достигла меня.
     - Я рад,  что  в  этой  стерильной стране  хоть  у кого-то  сохранилось
чувство юмора.
     - Во всякой шутке есть доля шутки, - ответил орел, усмехаясь, - чего ты
хочешь?
     - Не видел ли ты моих братьев? -- спросил Волк, больше по инерции.
     - Ну почему же, видел, - буднично ответил Орел.
     Волк несколько минут не мог проглотить комок в горле.
     - Где? Где? -- бессвязно вырывалось из пасти.
     - Да ты успокойся.  Это недалеко. Половину твоего дневного  перехода по
дороге двуногих туда, на  восход, затем  свернешь у большого камня, похожего
на кабанью голову,  к холоду и придешь к своим братьям.  Там  есть некоторые
сложности, но ты разберешься, в крайнем случае, я помогу тебе.
     - Спасибо тебе, - выдавил Волк.
     - Спасибо будешь говорить после встречи, - туманно ответил Орел.

x x x

     Волк добежал до большого камня, похожего на кабанью голову, часа за три
и заметался, но вот нашел вроде тропинку,  едва заметную, и двинулся по ней,
но скоро она кончилась и он остановился, в растерянности.
     - Дорогу потерял, брат, - раздался голос откуда-то сверху.
     - Да,  потерял,  нет следа,  понимаешь,  -  согласился Волк,  глядя  на
молодого орла в небе.
     Мой дядя просил помочь тебе.
     У тебя хороший дядя, я помню его, береги его, - ответил Волк.
     - Изв